- Наверняка, этот сопляк знает, где прячется крысёныш! - Медин сидела в любимом кресле-качалке и шипела от накипевшей злости. Ей хотелось испепелить неверного супруга, стереть в порошок и развеять по ветру, чтобы и памяти о нём никакой не осталось. - Будь так добр, доведи начатое до конца!
- Но как?
- Выследи этого чёртова заместителя, он сам приведёт тебя к нему. А если кишка тонка, найми кого-нибудь. Не мне же этим заниматься! Я - первая под подозрением.
- Это будет дорого стоить.
- Неблагодарный, или я тебе мало плачу?! Надо будет, ещё добавлю, обратись к профессионалам, чтобы раз и навсегда забыть о нём! - она потянула руки к его штанам. - Иди ко мне, мой сладенький! - Встала с качалки и прижала к своей пышной груди голову худощавого мужчины. Тяжело задышала. Хоть и слаб мужичонка, да уж лучше такой, чем никакого.
Пот Медин имел кисловатый запах и вызывал отторжение, но он уже давно привык представлять других женщин и ублажать эту жирную корову, чтобы она продолжала тратить свои деньги на дорогие его увлечения: кроме скачек, в которых Факир участвовал, карточные долги имели тенденцию расти, как снежный ком. Он вспомнил, как впервые попросил у хозяйки в долг. Мадам сально улыбнулась и недвусмысленно поправила лиф платья, указав на свои женские достоинства. Жака ей затащить в постель становилось всё тяжелее. Слухи о его похождениях доводили Медин до безумия. И только в изменах она получала хоть какое-то удовлетворение своей "поруганной" чести. "Я просто дам тебе денег, если ты меня осчастливишь", - были её слова. Так и понеслось.
Факир начал тайно принимать кокаин перед тем, как идти просить новую сумму, потом всё вошло в привычку: порошок, чтобы ублажать похотливую бабу, которая даст денег на новую дозу и развлечения.
В день скачек она пообещала ему, что вернёт клуб себе и озолотит любовника, если только этот проклятый Жак свернёт себе шею. Всё шло хорошо, но живуч оказался гад.
И вот теперь ищи его, как ветра в поле. Даже из больницы сбежал, когда ещё и ходить не мог... Злость закипала в Факире от этих мыслей, и он несколько раз больно шлёпнул по жирному заду Медин, отчего та возбуждённо застонала. Подобным же жестом он обращался с лошадьми, но их он любил больше.
"Одно дело подрезать ремни, другое убить человека, глядя ему в глаза. На такие отчаянные меры пойти может не каждый. К тому же, этот самый Жак всегда был добр к нему, и ничего плохого, по-большому счёту, не делал, кроме самого своего существования."
Наконец-то Медин зарычала от удовольствия, получив своё, и Факир "отпустил коня". Просто лежать рядом с ней было ещё большей пыткой, после соития Медин требовала к себе особенного внимания, так называемой нежности. Ей не хватало мужской любви и внимания, принуждая любовника ещё долго поглаживать себя, она тешила уязвлённое женское самолюбие.
- Ты сегодня превзошёл самого себя! - её пухлая ладонь легла ему на живот и ногтями поцарапала кожу.
- Я рад, что тебе понравилось! - "Чертова баба, лучше бы денег дала и отпустила!"
- Сколько, ты думаешь, может стоить его устранение?
- Понятия не имею. Я такими вещами никогда не занимался.
- А за сколько бы сам убил?
"Тебя - бесплатно! - подумал Факир и представил, как опускает на эту противную рожу подушку, как Медин дёргается всем телом, пытаясь вырваться, но он сильней... Эта картинка даже немного его возбудила. "Это было бы приятно, раз и навсегда избавиться от неё! - подумал он. - Жаль только, что мне это ничего не даст. Пока эта змея жива, я могу её доить. "
- Чего молчишь?
- Думаю.
- Ну, думай, думай...
"Мне бы такую сумму, чтоб отвалить и забыть вас обоих! Но стерва хитра и так много не даст, а прежде ещё захочет убедиться, что работа сделана. О, да, ей захочется искупаться в крови Жака. Слишком сильна её ненависть к этому несчастному. - Факир даже пожалел в душе того, кому приходилось, как ему сейчас, лежать на этой кровати и лицезреть Медин, прикасаться к ней... - Эх, если бы Жак заплатил мне за эту смерть, я бы, не задумываясь, прикончил её на месте, но этот болван все кровно нажитые деньги вложил в свой клуб и распределил на всех этих батраков. Идиот! Нет, его всё-таки надо прикончить!"
- Сколько ты можешь дать?..
Реми в этот день не покидало смутное предчувствие чего-то нехорошего. Несколько раз холодок пробегал по спине и подсасывало в животе, словно пиявка поселилась в кишках. Реми вглядывался в лица окружающих, ища хоть малейшего знака, но все, так же как и он, были настороженны и удручённы. Даже лошади необыкновенно нервозны, уже который день подряд. Зло, поселившееся в тесных рядах сообщества, проявило себя, поразив душу клуба и спряталось в ожидании удобного момента в тени. Без Жака всё разваливалось и, хотя внешне всё было неизменным, Реми чувствовал, как теряется с каждым днём единение, что раньше сплачивало всех: работать в едином темпе, есть с аппетитом, смеяться и подшучивать, вместе преодолевать трудности и побеждать. Маленький хрупкий мир, созданный Жаком с такой любовью за двадцать лет, распадался на отдельные единицы.
Возвращаясь с работы, Реми несколько раз оглядывался, но не заметил ничего подозрительного. Лошадка мирно цокала по знакомой дороге, неожиданно он заставил её свернуть на другую улицу, остановил, спрыгнул на землю, постоял, ожидая кого-то или чего-то...
- Что я, с ума схожу? - подумал Реми и, тяжело вздохнув, погладил лошадиный бок, отгоняя приставучих мух.
Двадцатитрёхлетняя лошадка бросила на него благодарный взгляд, этот хозяин никогда не делал ей больно и обращался с уважением к её сединам. И пусть он целый день служил благородным, породистым лошадям, тогда как она мирно паслась вдалеке, вечером и утром он заботился о ней и даже частенько баловал, за что кобыла была ему очень признательна. Её так и звали всегда "Каурая", по масти, имени, как такового, у лошадки никогда и не было, за свой век она сменила трёх хозяев, вспахала множество полей и перетягала огромное количество тяжестей, поэтому в старости вознаграждена таким хорошим человеком. Каурая потянулась мордой к шее хозяина, он не отпрянул, погладил её тёплой рукой.
Волнение только возрастало. Чтобы как-то успокоиться, Реми пошёл пешком, ведя рядом лошадь. Ещё несколько раз оглянулся. Всё было тихо, но предчувствие не обманешь. Подойдя к дому, как он считал, Жака, Реми подвёл кобылу напиться и лишь после привязал. Каждый раз перед этой дверью его что-то останавливало отдышаться, словно, быстро войдя, он страшился увидеть то, чего видеть и знать не хотел, более того, не мог, потому что ещё одной измены просто не вынесет. Но Жюзьен такая, какая есть: огненная, влюбчивая, страстная... "Она видит то, что достойно любви", - опять эти мысли лезут в голову, он поправил волосы и, постучав трижды, вошёл.
Жюзьен сидела за столом, измельчая ножом какое-то высушенное растение.
Жак, видимо, крепко спал, потому что, разбуженный его появлением, посмотрел на Реми затуманенным взором и снова закрыл глаза. Жюзьен подошла к мужу и молча его поцеловала.
- Здравствуй, милый. Как день прошёл?
- Как обычно... - Реми хотелось поделиться с женой своими тревогами, но не в присутствии Жака, которому и так приходится нелегко. Он кивнул жене головой, мол, выйдем.
Та всё поняла.
- Принеси воды! - тихим голосом попросила она.
Реми взял ведро и вышел во двор. Вскоре и Жюзьен оказалась рядом с ним. Колодец был добротный, выложенный из гранита, глубокий, с чистой родниковой водой. Цепь, зазвенев, опустила ведро на дно. Реми поцеловал жену, так, словно в последний раз. Перед её глазами промелькнули все его тревоги и переживания, большей частью которых являлась она сама. Жюзьен ответила, стараясь как можно больше его успокоить, но магия не действовала на Реми так как на других. Слишком тесно они сочетались друг с другом. Разве самого себя можно обмануть или исцелить? Конечно, если очень постараться... но, всегда остаётся это вездесущее "но" в вечном противостоянии двух половин одного сущего.
- Думаешь, сегодня? - Жюзьен прервала поцелуй, с трудом дыша.
- Я не знаю, что думать. На сердце тревожно.
- Хочу, чтобы ты ушёл.
- Ты с ума сошла?! Я не оставлю тебя одну!
- Лучше бы выслушал прежде, чем перебивать! Во-первых, я не одна, во-вторых, ты можешь пострадать, в-третьих, кто-то должен привести полицейских в нужный момент.
- С этим справятся и твои братья. Я не оставлю тебя одну!
- Упрямец! Я могу в бараний рог скрутить кого угодно, ты же знаешь!
Он снова впился в Жюзьен поцелуем и стало жарко обоим, приближающаяся опасность только обостряла ощущения. - Пойдём со мной!
Ещё подстригая сад, Реми заметил этот укромный уголок за обвитым плющом навесом для дров. "Место для любви, укрытое от глаз, под открытым небом!.." - подумал он тогда, представляя, как приведёт сюда однажды Жюзьен, а потом отогнал эти мысли прочь, дом-то не его, чего это он вдруг размечтался о таком? Но сейчас вспомнил, и никто бы его не остановил, даже Жюзьен. Подняв на руки свою пылающую жену, он отнёс её к тому самому природой созданному уголку, куда он скидал скошенную траву, подсохнув на жаре, копна источала головокружительный аромат свежего сена.
- Как?! Мы не можем, прямо здесь?!
Реми не слушал слабые потуги Жюзьен образумить его.
- Обладать тобой - великое счастье, и я тебя никому не отдам!.. Ты - моя Жюзьен, только моя! - его крепкие руки, сладкие губы, горячая кровь, бегущая по венам, родной запах, знакомый и любимый с самого детства, никогда не оставляли Жюзьен равнодушной. Но сейчас, закрывая от удовольствия глаза, она видела Жака, и как не пыталась прогнать его образ, он появлялся вновь и вновь, заставляя содрогаться её душу, разрывая её на части.
- Мы не должны... Так неправильно!
Но Реми не собирался отступать, это его жена, его крепость, и не будет в ней никого другого! Его настойчивые ласки победили, стена рухнула, и потрясённая Жюзьен, сдерживая стоны, отдала всю себя.
Остались только он и она.
- Господи, как хорошо!..
- Видишь, а ты не хотела.
- Не время сейчас...
- А когда время? Что, если завтра мне подрежут стремена, и я умру?
- Не говори так, любимый! Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! И поэтому, не обессудь!.. - её сила отключила сознание мужа тогда, когда он этого никак не ожидал. - Не прощу себе, если с тобою произойдёт несчастье! - она одела его и укрыла сверху курткой, что Реми сбросил перед тем, как они упали на траву. - Отдохни! И пусть никто не потревожит твой покой! - поколдовала над местом так, что и смотреть будут, да не увидят.
Поднялась, вытащила из взъерошенных волос своих сено, отряхнула помятое платье, вернулась к колодцу, подняла полное ведро, умылась, огляделась вокруг, пошла в дом. Вскипятив воду, заварила для Жака сон-травы. Заставила выпить. Уже темнело, и сердце гулко стучало в груди. Ведьму знобило предчувствие скорой схватки с противником, кем бы он ни был, ему можно только посочувствовать, но назад ходу нет. Они сами сделали свой выбор и теперь за него ответят. Погладив спящего Жака по голове, как ребёнка, встала на его защиту, выключила свет. Жюзьен видит в темноте, словно кошка, когда становится той, что умеет вырывать из груди сердца.
"Не мешай мне, отец! Лучше пригляди за Мирабель, то, что будет сейчас, тебе не понравится... - обратилась она к духу Эдуарда, - Бог поймёт меня и, когда-нибудь, простит. Я защищаю тех, кого люблю. Разве ты не поступал так же?! Милосердие?.. Где было оно, когда Жак умирал?! И где было бы оно сейчас, когда тень промелькнула в окне, воплощая ночной кошмар Жака в реальность?.. Отвернись, чистый дух, зло будет жрать себя само!"
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/07/11/791