– Паспорт.
– Вот Вам мой пачпорт, пожалуйста.
Сёма протянул проводнику документ и слегка рассмеялся про себя, как часто бывало в таких случаях. Проводник был толстый, лукавый, подмигивающий левым глазом, но заглянув в Сёмин паспорт, начал подмигивать ещё и правым и как-то кисло осунулся.
Ну и Бог с ним.
Просто фамилия такая – а поди всем объясни почему. Вот ещё.
В купе Сёма оказался один. На следующей станции к нему присоединилась супружеская чета с небольшим выводком из мальчиков-погодок. Мать семейства, молодая, но пышнотело-властная особа, видимо, верховодила всем составом. Супруг казался в сравнении с ней хилым подростком с грустными глазами.
Через некоторое время Сёма остался с малышами. Старший молча уткнулся в планшет, а младший сидел за столиком напротив Сёмы, жадно вглядывался в пейзажи за окном и грыз засахаренный миндаль. Он изредка посматривал на своего визави, но тот только слегка улыбался в ответ.
За окном мелькнула лесопилка. И тут грызун не выдержал.
– А Вы когда-нибудь видели настоящую гильотину? – обратился он к Сёме, вежливо протянув мешочек с орехами.
– Гильотину? – переспросил Сёма. – Нет, спасибо, – он слегка отстранил предложенное лакомство.
– Ну да, – продолжал малыш. – Вот как деревья рубят – так то дрова, а гильотиной людям головёшки рубят. Даже королям. Ой, – он прикусил щёку, разжёвывая сладкое ядрышко.
– Посмотрите-ка туда, – махнул он Сёме рукой и расплющил по стеклу нос. – Вон туда, вниз. Слышите? Поезд стучит точно гильотина. Чвих-чвих. Вот она глубоко вдыхает, замахиваясь, и – чвих! – резко выдыхает, опускаясь. А если прищуриться, то вырывающиеся из-под колёс искры будут похожи на брызги крови, правда? – мальчик перевёл восхищённый взгляд на Сёму.
Тот засмеялся.
– Да Вы, юноша, поэт. Только что-то мрачноваты у Вас ассоциации.
Малыш немного надулся.
– У каждого – свои, – отрезал он.
Немного помолчали. Стучали колёса, в углу попискивал планшет. Словоохотливый мальчишка, видимо, обрадованный отсутствием родителей и возможностью побеседовать со “взрослым” без их помех, опять заговорил.
– Я вот думаю, а не гильотинируем ли мы поездом какого-нибудь ежа или зайца? Как-то так, вдруг?
Сёма попытался добавить в выражение своего лица поболе глубокомыслия.
– Теоретически такое возможно. Но на практике – вряд ли. Зверята не столь глупы, чтобы добровольно лезть под поезд. В отличие от людей.
– А правда, что они способны почуять приближающуюся опасность за много тысяч километров?
Тут разговор прервался возвращением родителей.
– Что, Семён, опять докучаешь людям своими сказками? – пожурил малыша отец, потрепав его и без того взъерошенную голову.
– Нет, что Вы, ни в коем случае, – поспешно вступился Сёма. – Ваш сын очень интересный собеседник. Кстати, молодой человек, – он повернулся к мальчику, – Ведь мы не представились друг другу. Я тоже Семён, – он протянул ребёнку руку.
– Очень приятно, – ответил тот, протягивая ладошку, и серьёзно посмотрел на своего тёзку.
Старший Сёма, вставая и выходя из купе, тихонько подмигнул: «Конечно, ничего не расскажу».
На небе – сливки-облака с малиновым соусом заката. «Подайте, пожалуйста, новое меню»! – хотелось закричать Сёме. Он видел своё отражение в стекле. Золотинками в глазах исходили мысли. На затёртом вагонном окне они прорезались в узоры, росли, ширились, немели, заволакивали клейкой хлынью больную мартовскую голову.
Вперёд, вперёд.
Сёма прошёл в холодный прокуренный тамбур. Почему же именно здесь и сейчас? Вязкое, липкое, тягучее вдохновение сползало через пальцы в космическую ширь маленького синего прямоугольника. Здесь, под этим кусочком небес жили и творили те – далёкие, великие.
Здравствуй, царство духа.