Уродка

Елена Катрич Торчинская
    Наверное, если бы эта тетка знала, какая она уродина, то не воображала бы так. Вот опять: весело щебечет с воспитательницей, крутится перед той на своих ногах-бутылках, чем-то хвастается. А чем тут можно похвастаться? Пучеглазая, нос крючком, волосы мочалкой, сама вся конопатая, тощая, вертлявая, руки как палки.  Бабушка таких швабрами называет. 
    И какое Люсе дело до этой тетки? Может, потому что день выдался невезучий какой-то... Все дети а группе, а тут приходится слоняться без дела. Вон, даже у их Марь-Петровны есть подружка, а с Люсей никто сегодня не играет, расхватали самых лучших кукол, остался один старый лопоухий заяц. Раз так – Люся вообще играть не будет. Хотела Марь-Петровне в таком грустном виде на глаза показаться, она бы обязательно спросила, почему Люся не играет со всеми, а к той, как нарочно, опять эта противная подружка пришла – «забежала поболтать».
    Чем больше Люся разглядывала эту тетку, тем сильнее раздражалась. Особенно злило, что та не знает, какая она безобразная. А вот если б знала, то не стала бы весело рассказывать о чем-то, еще и пританцовывать от радости, а тихо ушла бы в темный уголок, укрылась там платком с головой и горько б зарыдала. Тогда еще можно понять и  даже пожалеть ее. А тут нацепила шляпку – фу-ты ну-ты! И какая только шляпка украсит этот ужас? Да она просто нахалка! О, о – к зеркалу подошла! «Смотри, смотри, какая ты некрасивая!» – мстительно подумала Люся и даже замерла в ожидании справедливости. Нахалка сейчас увидит себя, Бабу Ягу такую, и обязательно расстроится. Ведь даже Люсина красавица-мама иногда смотрит в зеркало и говорит: «Ох, что-то я сегодня неважно выгляжу...»
    Господи, этой тетке, похоже, даже нравится свое отражение! Ее не огорчает ни больщущий рот, ни огромная родинка на подбородке. Фу! Другая бы в ужасе отшатнулась, а эта еще и приблизилась вплотную к зеркалу, шляпку так кокетливо поправила и осталась... довольна! Люся  чуть на пол с досады не плюнула. А тут еще и Марь-Петровна – слепая, что ли? – оглядела подругу и замурлыкала:
    – Аза, дорогая, да ты сегодня просто сама элегантность!
 Что значит «элегантность» Люся точно не знает, но, наверное, ничего плохого, потому что с таким выражением только хвалят, гадости говорят другим голосом. А ну вас!
    Теперь детский сад в далеком прошлом. Люся уже несколько лет учится не где-нибудь, а в балетной школе. Недавно всем классом ходили на «Лебединое озеро». Смотрели на сцену и не могли поверить, что танцуют не волшебники, а обычные люди. Вот бы научиться так! А столько раз прокрутить фуэте, как Одиллия – об этом пока и мечтать не приходится.
    – Ну что, как тебе Наркисова? – спросила одноклассница Вика. – Говорят, она так долго добивалась танцевать Одиллию, а ее все время отдавали другим, и только пару лет назад получила-таки эту роль. Молодец, не сдалась!
Околдованная балетом, Люся не сразу включилась в разговор.
    – ...Теперь-то признали, что она лучшая Одиллия в балетной труппе, – продолжала Вика. – Смотри, вот она!
    С фотографии на стене театрального фойе на Люсю смотрела... та самая тетка – безобразная подруга Марь-Петровны! Ошибки быть не могло. Это лицо с огромной родинкой на подбородке, уныло опущенный нос, про который Люсина бабушка сказала бы – «смотрит в рюмку», большой рот, чью лягушачью форму не скроет никакая помада, трудно не узнать. И все-таки не может быть! Люся вспомнила Одиллию. Хоть и отрицательный персонаж, но изящество, точные, стремительные движения – и это сотворила вертлявая нахалка,  в свое время так раздражавшая Люсю?! Она ведь вызывала желание натыкать ее носом в зеркало, приговаривая: «Смотри, смотри на себя, какое ты пугало и не высосвывайся!» Да и стара она для этой роли, а Одиллию танцевала молодая балерина...
    – Говорят, скоро Азу на пенсию провожать будут. Интересно, кто ее заменит? Вот бы мне когда-нибудь!.. – рассуждала Вика, погружаясь в несбыточные мечты.
Конечно несбыточные, а то какие же? Или Вика еще не поняла, сколько надо трудиться, чтобы так танцевать? Эх!.. Люся вздохнула и поймала себя на мысли, что если бы какой-нибудь колдун предложил ей танцевать не хуже Наркисовой, но взамен стать такой же безобразной, как та, Люся не стала бы сразу отказываться наотрез, а сначала хорошо бы подумала...