Андрей, здорово!.. Иду я сегодня с работы, а впереди мужик с лысиной топает. Потом он повернул голову – смотрю, а это ты! А прежде свои лохмы ты расчёской не мог продрать... Сейчас уже ночь, а мне не спится. Сто грамм принял для расслабухи, а сна ни в одном глазу. Ну, и решил письмо тебе черкануть. Хотя вряд ли отправлю. Сам прочту, что накрапал, и порву… А завтра родился ты.
В твоей семье с размахом отмечали все праздники, даже именины детей. А главным твоим гостем был я и ночевал в этот день у тебя. Взрослые веселятся-гуляют, а наша дружная троица: ты, я и твоя сестренка Валя – объедаемся сладостями, играем и носимся, пока с ног не свалимся. Первый раз я подарил тебе Тома Сойера. Тогда книга считалась лучшим подарком. Но ты её толком не читал, утомился. А то! Мы ещё читали едва не по слогам. Но эту книгу ты берёг, держал на отдельной полке.
Намного позже, тоже в «твой» день, отец твой, дядь Петя, при полном параде восседал за столом, а когда осталась одна родня, разделся до трусов. Жарко, видишь ли, ему стало. Голый и пьяненький, сидит и рассуждает, что в наши годы учился в ПТУ, а после занятий подрабатывал. А мы с тобой только перешли в девятый класс. Когда школу закончили, поступили в институт. На этот счет твой батя, опять подшофе, сокрушался:
- Всё-то вы в долгу перед родителями живёте. Не торопитесь стать мужиками. Да учитесь, сколько влезет, только не забывайте: должок-то растет! Как потом рассчитываться будете – вот в чем вопрос! Ба-а-льшой вопрос!
Дядь Петя любил задаваться « ба-а-льши-ми» воп-росами... Ну, ещё покалякав о том, о сём, вылез он из-за стола – и с концами. На улице ночь, а его нет ни во дворе, ни у соседей. Заглянули в сарай. Там и нашли сердечного: раскинулся он среди домашних закаток и храпит во всё горло.
А помнишь, Андрюха, как мы «обмывали» тебя на природе? Скатерть с закусками - прямо на траве, вокруг вся компания. Тепло было, хорошо. Счастливчик ты, что летом родился. Мы с тобой водку пили, но понемногу, культурно. Зато вечером, в старом парке подцепили каких-то девчонок и оттянулись на полную катушку … в смысле выпивки, а девчонки сбежали. Но это было потом...
Ну, вернусь к пикнику на траве… Перекусив со всеми, сестренка твоя пошла к реке. Легла на мостик и задремала на солнышке; вдруг открывает глаза, а перед ее носом змея лягушку заглатывает; одни лапки торчат. От испуга с девочкой истерика случилась. Нарвал я для неё кувшинок в реке... Как сейчас вижу Валюшу: тоненькая, длинноногая; синий купальник обтягивает маленькие нежные груди. Дрожит вся, в глазах слезы. Подаю ей букет мокрых желтых цветов. Она взяла… и улыбнулась, и чмокнула меня со словами «Спасибо, милый друг!». Ей тогда лет четырнадцать было. Рядом с ней, от ее щебетания у меня поднималось настроение. Она не кривлялась, не выламывалась, как другие девчонки- подростки.
– Оказывается, у писателя Мопассана тоже есть «милый друг», – сказала она мне потом. – Но он лживый, развратный и подлый. А вот ты – самый настоящий милый друг!
У меня с Валюшей уже складывались особые, нежные отношения...
Пишу и чувствую, что-то меня тормозит. А, понял… Когда мы росли, отмечали все праздники с родителями; после могли продолжить и без них, а вот моя дочь -девятиклассница заявила мне с женой:
– Я уже не маленькая, чтобы с вами отмечать свой день рождения! У молодёжи другие интересы и разговоры. И танцуем мы по-своему. А вы заведете какое-нибудь старьё типа Казаченки с Лещенком…
А в самый памятный день твоего рождения стояла дикая жара. Гостей быстро сморило от духоты, но к вечеру потянуло прохладой: опять врубили магнитофон, и по-новой началась выпивка с танцами… Ты, Андрей, уже второй год был женат и меня подначивал:
– Пора и тебе супружеский хомуток надеть.
– Валюшка вернется, там посмотрим, – отвечал я.
Валя училась в другом городе, и на именинах не была. Сессию сдавала. Вообще, из-за её учебы мы встречались только на каникулах. А могли бы чаще. От меня, дурака, всё зависело. Уже самостоятельный, работающий парень, я запросто мог ездить к ней по выходным...
Твоя Софья принимала меня, как родственника. Я считал её простой, душевной…
Вот на твоих именинах пошла она зачем-то на кухню, может, за свежей закуской. Да мало ли зачем хозяйке нужно на кухню, когда в доме до черта гостей. А прежде туда ты пошел, как мне потом говорил, просто воды из-под крана попить. Свет не включал. В окно фонарь светил. Напившись, ты закурил. А вслед за тобой вплыла подруга жены, тоже закурила, рассказала смачный анекдот, рассмеялась призывно. Ты и обнял её, податливую да сдобную. Уж и ручонки шаловливые под юбку запустил.
Вот тут-то Софья и вошла, свет включила, ахнула и сиганула из кухни... Ты всё ждал разноса, ходил как в воду опущенный. Но даже слова упрёка не услышал, будто ничего не произошло.
Всё подзабылось, когда Софка вдруг говорит мне:
– Ты, конечно, знаешь, что учудил Андрей на своих именинах.Я хотела простить его, да не получается. Подам на развод, наверно.
Я, понятно, за тебя горой, выгораживаю: мол, конь и тот спотыкается, что ты её любишь и т. д. А Софку ты любил, это правда…
– Ладно, подумаю, – заявила она. – Но Андрею ни звука про наш разговор.
Щас! У тебя жизнь трещину дала, а я буду молчать?!И рассказал тебе всё как на духу, и ты решил умаслить жену бриллиантовым колечком. Помнишь, ты ещё деньжат подзанял у меня на это дело?
А недели через две звонит мне Софья: мол, срочно приезжай к нам домой. Приезжаю. Тебя, Андрюха, нет, ты еще на работе. Жена твоя сначала приглашает за стол. Люди мы свои. Без церемоний принимаю стопку-две, закусываю. Тут Софка заявляет, что уходит от тебя, и слезу пускает. Ну, а я тут с какого боку? Раз она решение приняла, это только вас и касается.
–Ты все-таки не пори горячку,подумай сначала, – говорю я и топаю к двери.
Софка останавливает: погоди, только переоденусь, поможешь вещи донести к остановке; там – я на такси, к маме – и прощай навсегда, неверный муж!
– Извини, – отказываюсь я, – но Андрей мне друг. Съезжай от него без моего участия.
Она вдруг халат с себя долой – и голая, всей своей, как ты выражаешься, сдобой липнет ко мне, шепчет: «Тошно мне, тошно! Пожалей, приласкай!». Я и приласкал. И сразу, как пелена с глаз спала. Протрезвел ( да и не пьян я был), вскочил, оделся. Сам себе противен. Что ж это я, гад, натворил! Теперь я рад был отвезти Софку не то что к её маме, а к чёртовой бабушке – только подальше от твоих и своих глаз. Теперь по-другому быть и не должно!
А Софка халатик надела, застегнула до единой пуговки и ходит по комнате, прибирается.
– Че резину тянешь? – разозлился я. – Ты думаешь ехать?
– Пожалуй, останусь, – небрежно сказала она и вдруг рассмеялась: – Вроде как обида прошла. Я рассчиталась с Андреем. С лихвой.
Что ж это получается: она меня развела на жалости, использовала в своих целях?!
– Ах, ты, …такая, я здесь причем?! Мы же с ним друзья! Ты что, другого мужика не могла для мести найти?
– Извини, случайно так получилось.
– Случайно?! – я в бешенстве хлопаю её по морде. Она упала, поднялась, щёку трет и молчит. Зато я ору, крою её матерками; руки чешутся её отдубасить, так она ведь твоя жена. Так и сам я хорош! Где своя-то голова была? И от злости грохаю об пол какую-то вазу, ещё что-то…
Я не слышал, как открылась дверь, и заметил тебя, когда ты заорал:
– Ты что, рехнулся? Что за погром? Что случилось?
А Софка, недолго думая, брякает:
– Свои именины припомни, Андрей. Так вот, теперь мы с тобою квиты.
Я хорошо запомнил её в эту минуту: в лице – ни кровинки, но голова гордо поднята, а в глазах одновременно и торжество, и готовность принять смерть...
С Софкой, говорят, ты живешь до сих пор. А меня ни разу не выслушал, сразу стервенел, лез в драку; сволочью называл. Всё верно. Так и компания была мне под стать. Ну, та баба, которую ты тискал по пьяни, не в счёт. Дешёвка она и есть дешёвка. Дело не в ней. Это мы, близкие люди, нагадили другу другу: ты по пьяному делу, я по малодушию, дурости, а Софка.. У! Мы рядом с ней – так себе, мелюзга. Вот она –сволочь расчетливая, холодная! Зверь, хищница! Ради мести никого не пожалела. Даже себя. Не вмешайся я, ты б её убил. Ты обоих нас убил бы в ту минуту, будь твоя воля…
И все-таки Софку ты простил, а меня – нет. До сих пор удивляюсь: как нас – друзей с детства! - в один миг сделала врагами женщина, бывшая тогда с тобою всего ничего?! И как ты ее саму оправдал за такую измену? Наверно, переврал истину для себя, решил, что это я домогался Софки, а она в горькой обиде на тебя уступила мне. Или вообще не уступала, а сгоряча оговорила себя…
И уж не знаю, зачём ты донёс эту паршивую историйку Вале. Когда я ей позвонил (не сразу, конечно, стыдно было), она в лоб заявила: «Я всё знаю. Ты такой же «милый друг», как у Мопассана!», –и бросила трубку. И ушла навсегда. Я до сих пор скучаю по ней – моему профуканному счастью! И по тебе, верь-не верь, тоже. Вот такая она, чистая правда. Не хотел ты узнать её в свое время, узнай сейчас. Выходит, письмо я тебе все-таки отправлю.
Уже рассвело. Вот ты и родился, Андрюха. С чем и поздравляю! Стопка у меня наготове. Сейчас выпью за твое здоровье - и в люлю.
Твой бывший друг