Ссоры до добра не доводят. А во время сплава, когда взаимная поддержка и понимание необходимы как никогда, ругаться тем более не стоит. Небольшая перепалка может прорасти серьезной размолвкой, из-за которой непременно упустишь из виду что-либо важное, жизненно необходимое для похода. На этот раз так и случилось. Разозлилась Инга на Танюшку. Очень сильно, чуть ли не до влаги в глазах, обиделась, считай, на лучшую подругу. Иначе чем еще объяснить то, что расстроилась настолько, что крайне неудачно привязала «Бегемота» к склонившейся к реке молодой осинке. Так, что узел распустился, и лодочка, сверкая на предзакатном солнце мокрым боком, отчалила и поплыла к далекому устью самостоятельно. А экипаж из трех девчат остался бедовать на берегу. И отошли-то от своенравного «Бегемота» недалеко и ненадолго, только вынести вещи да поставить на полянке под высокими мачтовыми соснами палатку. Даже костер развести не успели. И вот тебе, принимай от судьбы и ставшего за дюжину лет родным плавсредства этакий подлючий сюрприз. Видимо, всерьез надоело водоплавающей скотине с африканским прозвищем летом мотаться по сибирским речкам, зимой сохнуть на антресолях. И решила она податься до дому. По примеру героев мультфильма «Мадагаскар», на самый экватор. Хотя путь туда предстоял очень неблизкий. По спокойной в нижнем течении Мане к Енисею, затем три океана - Северный Ледовитый, Тихий да Индийский. Ежели по такой дальней дороге кто раньше не отловит да не приватизирует.
А спор между девушками, если разобраться, вышел из-за сущего пустяка. Вот насколько это важно, когда правильнее праздновать Купалу? В самую короткую, «воробьиную» ночь двадцать третьего июня, как язычники и колдуны разных мастей считают, или с шестого июля на седьмое, как на Руси издавна повелось? Так нет же, сцепились две лучшие подруги сначала языками, потом амбициями. И вот - результат. Господь с ней, размолвкой. Это ненадолго, в первый раз, что ли. А вот то, что посередине реки, в десятках километров от ближайших деревень пропедалили лодку... Вот это серьезно. И как теперь из тайги выбираться? Ладно хоть, все необходимое на берег успели вытащить.
Палатку по предзакатному солнышку на зеленой травке ставили в скорбном молчании, надувшись друг на друга, как хомяки, не поделившие единственный початок кукурузы. Уже под первыми звездами, проявляющимися в прорехах облаков в чернеющем небе, скромно, по-походному без затей поужинали. В закопченном котелке сварили гречки с тушенкой, в другом, не менее заслуженном, закипятили воду на кофе и чай. Блинчиками и прочими особо сладкими вдали от дома вкусностями заморачиваться не стали. Настроения не было. А тут еще и дождик стал накрапывать. Забрались подруги в палатку и забились по разным углам. В одном рыжая миниатюрная Инга, за сходство по интересам, внешности и характеру с мультгероиней «Чип-Дейла» прозываемая Гайкой. В другом - знаток ведунства и мистики черноокая брюнетка Танюшка-Тая. В третьем - безуспешно пытающаяся помирить девчат белобрысая и голубоглазая баскетболистка Вера-Валькирия. Четвертый оставили для спасаемых от дождя рюкзаков. Сидели в тишине. Только звон капель по синтетическому пологу, да вечный разговор деревьев с ветром высоко над головами. Даже плеска речной воды не слышно. Далековато она - с десяток метров полянки до откоса, да вниз к песчаной, поросшей хилыми осинками отмели еще столько же.
- Ну что, укладываемся спать? - это Вера. - Утро вечера мудренее. А по рассвету, как робинзоны, будем ловить кого увидим. Рыбаков, туристов. А что еще делать? До нижнего Унгута отсюда километров двадцать, а там до города автобус или попутка. Хорошо, хоть документы и деньги успели на берег вытащить...
-И что ты опять начинаешь? - взорвалась долго накапливаемыми слезами Гайка. Надо же, терпела-терпела, а тут не выдержала. - Ну не знаю я, как оно произошло! Видимо, ствол был мокрый, вот узел поплыл-развязался. И вообще! Не надо было этой … меня злить!
Дернула молнию на выходе так, что та болезненно взвизгнула. Выскочила под ночное, фрагментами затянутое тучами небо. Благо дождик уже перестал накрапывать.
- Подожди, - Тая остановила рванувшуюся вслед Веру. - Пускай сама, одна. Погуляет, остынет, вернется. Лишь бы не продуло с огорчения да по ночным сквознякам. А то она у нас, сама знаешь, к простудам с детсада слабенькая.
А Инге на свежем воздухе и вправду как-то сразу полегчало. Вечно безмятежный космос проредил завесу облаков черными, в крапинах ярких колючих звезд, прорехами. В одну из которых на промытую дождем тайгу беззастенчиво стал заглядываться полнощекий, будто с каникул от бабушки, месяц. Оживились, защелкали-засвирестели, приветствуя его, неведомые Гайке ночные пичуги. И запах мокрой хвои, до предела напоенный свежестью и здоровьем. Такой, что можно, как бальзам, пить его огромными глотками. Спустилась Инга к речке, присела-пригорюнилась на бережку, словно Аленушка с картины Васнецова. Запечалилась о своей неудачливой судьбе. И на работе проблемы, и с личной жизнью не складывается. Захотела с подругами отдохнуть - и тут неприятности. Вздохнула, опустила ладошку в теплую от знойного дня да вечернего дождичка Ману. Протянулась к девушке от противоположного берега высвеченная месяцем серебристая дорожка. Хоть беги по ней от себя неудачницы к себе другой, какая в мечтах да самых светлых снах видится. Только оступаться нельзя. Потому что невесомая и сказочная, только ежели на расплавленных луной бликах удерживаешься. А шагнешь в темное — сразу с головой окунешься. Что в «купальную» ночь, с другой стороны, совсем не лишнее.
Пахнуло то ли от речки, то ли еще откуда, с самой изнанки пространства ветерком. Нездешним - с привкусом легкой, но приятной полынно-липовой горечи и запахами трав избушки бабки-ведуньи, к которой Ингу неделю назад водила Тая. Чтобы погадать на судьбу, да избавиться от преследующих Гайку мелких и крупных неприятностей. Многое что наговорила гадалка. Только, как видно, ничем ее хлопоты не помогли. Правда, денег неуловимо похожая на изрядно постаревшую Танюху бабушка все же не взяла. Сказала, сделанное добро само к тебе возвращается. Твори - и бросай в жизнь, как купальные венки в воду. Твое кому-то достанется. И к тебе от других хорошее в дар приплывет. Так-то оно хорошо сказано, конечно... Да только не бывает, не срастается...
То ли от ветерка, то ли от издали пришедшей волны дрогнула речная гладь. И лунная дорожка зазмеилась и разделилась на две. Одна по-прежнему к ногам Гайки тянется. А вторая, хоть и начинается в том же месте на противоположном берегу, да потом в сторону уходит. И утыкается в отмель метрах в стах ниже по течению. То ли верная примета-указ на пылающий цветок папоротника, как про то Тая рассказывала. То ли, что вернее, блик от костерка. А где огонь, там и люди. То есть возможность побыстрее выбраться до жилья и дорог. Может, хоть в этом повезет?
Поднялась Инга и, хоронясь меж осинками да кустами в рост человека, стала красться к неведомому огоньку. Глянуть, что там и как. Сразу то выходить-знакомиться тоже не стоит. Мало ли на кого в таежной глуши можно нарваться.
На отмели и вправду пылал костерок. Неяркий, странного синеватого оттенка. Его сполохи освещали вытянутую на песок наполовину деревянную остроносую лодочку и две фигуры в мешковатых плащах с натянутыми на головы капюшонами. Одна побольше - в плаще черного цвета и с большим черным посохом, увенчанным белеющим черепом то ли козы, то ли собаки. Другая поменьше - в белом. Занимались они непонятным: вроде приплясывали у огня, но как-то словно нехотя, лениво, периодически бросая в него разное, издали Гайке неразличимое, отчего цвет огня менялся. То становился лиловым, то темно-оранжевым, то снова синим.
Схоронилась Инга за разлапистым кустом в двух десятках шагов от странной парочки у странного огня с не менее странными занятиями. Присмотрелась к ним. И как-то расхотелось с этими волхвами знакомиться. Стала потихонечку, шаг за шагом, отступать. Но налетел с речки порыв неожиданно зябкого ветра, ледяного, будто его только что из Арктики принесло. И чихнула Гайка. Да так звонко, что эхом на дальнем берегу отозвалось.
И как теперь поступать? Убегать стремглав стыдно, оставаться на месте - страшно.
- И кто это там от нас хоронится-прячется? - женский голос, той фигурки, что в белом. Добрый и насмешливый. Сразу успокоивший.
- Выходи. Мы не кусаемся... - это ворчливый полубас-полубаритон мужчины с посохом.
Что делать? Замялась Инга на минутку. Да и пошла к костерку. А ей уже металлическую чарку протягивают.
- Хлебни-ка. А то простынешь. Что так легко оделась - рубашка да сандалии? Ночью у реки зябко.
Хочешь познакомиться-подружиться с людьми, а тем более попросить у них помощи - надо выпить. На Руси издавна так водится.Выдохнула Гайка. Да и опрокинула чарку махом. Рот, горло, живот обожгло жарким, но приятным огнем. Как в бане, когда парку в свою меру поддаешь. Только изнутри. Запылал внутри Инги свой костерок, мгновенно ее согревший. Напиток был необычный - крепкий, как абсент, но с привкусом горьковатой рябины и непонятным миксом лесных ягод и чего-то речного - то ли водорослей, то ли тины, и пах дымком, мокрым липовым листом, смолой и еще чем-то непонятным, но не вызывающим отторжения.
- Что это? Крепкий какой...
- Правильный это напиток. Не волнуйся. Что бродишь одна? - говорила только женщина. Мужчина смотрел на огонь. А лиц их из-под надвинутых на лоб капюшонов не было видно. Только скулы. И зубы, очень необычные. Словно одни клыки во весь рот. Или это тени так падали?
- Да вот... - пожала плечами Гайка, жалея, что все-таки не убежала.
- Цветок папоротника что ли ищешь? Самое время...
- Хорошо бы... Только их не бывает.
- Почему это? Самая пора, ночь Купалы.
- Ну, - усмехнулась Инга, - папоротник не цветет, а размножается спорами. Это голосемянное растение.
- Много вы, современные, знаете, - искренне, во весь голос рассмеялась женщина. - А вот представляешь, будет у тебя такой цветок, и все в жизни наладится. Вот чего бы ты сейчас хотела?
- До ближайшего поселка добраться... - честно призналась Гайка. - Лодку мы не укараулили, уплыла у нас. Ну вот и зависли здесь на берегу. Может, добросите? Нас только трое. Мы заплатим, если что...
Теперь развеселились оба. Мужчина, хохотал, ухая, как филин, женщина вторила ему звонким серебристым смешком.
- Да уж... Мы увезем так увезем... Ну хорошо, давай так - мы тут до рассвета, как луна с неба сойдет. Так что беги до своих подруг. Успеете сюда до этого времени - заберем. Не успеете, считайте, вам повезло.
- Ага! - кивнула обрадованная Гайка. - А почему повезло, если не успеем? И откуда вы знаете, что я тут с подругами?
Ответа не услышала, потому что уже забиралась по откосу к куполу светлой на фоне леса палатки. Минуты между вопросом и дорогой к дому как-то из памяти выпали. Будто их и не было. А сверху к ней бежали Тая и Валькирия. Со злыми глазами — вот-вот набросятся и разорвут.
- Ты где шлялась, дура психованная? - это Вера. - Мы полночи тебя искали, распережевались все!
- Вы что? Я только отошла! Минут десять всего!
- Ты до полуночи ушла, а сейчас уже рассвет, четыре часа!
Оглянулась Гайка - и вправду светает. На серо-голубом, очистившимся от облаков небе ни звезд, ни луны. А с востока над тайгой и дальними горами - зарево рассвета.
- Подождите, девчата, - стараясь успокоить взбрыкнувший, как у спринтера пульс, - давайте со мной, там лодка местных. Сейчас увидите.
Повела девчат к отмели. Той самой, где минуты назад стояла со странной парочкой. А там никого. Угли костерка имеются, правда. Но заилинные, занесенные песком. То ли прошлогодние, то ли еще временем пораньше. Зато лодка имеется. Родной «Бегемот». Надежно привязанный к вбитому в берег посоху, увенчанному собачьим черепом. А на толстом резиновом борту - десяток стеблей папоротника. И на конце каждого - огромный красный бутон, как у жарков. Если тщательнее вглядеться, то может показаться, что это цветки купальниц, привязанные к папоротнику листами осоки. Но иногда лучше и правильнее принимать жизнь такой, какой она кажется с первого взгляда.