Джуна. Мои впечатления

Элеонора Мандалян
Летом 1984 года мы с мужем и младшим сыном отдыхали в «Форосе», на Даче Тессели. (Муж, Христофор Мандалян, в ту пору был заведующим орготделом ЦК КП Армении и ему полагались путевки в цековские санатории союзного масштаба.)
Форос – самая южная оконечность Крыма, на мысе Сарыч, с маяком, похожим на шахматную ладью. А Дача Тессели – двухэтажный особняк, построенный в конце XIX века царским генералом Николаем Раевским, подаренный Сталиным Максиму Горькому, а после смерти писателя включенный в курортный комплекс «Форос». Со временем ее приспособили для отдыха партийных работников, так сказать, второго звена. В то лето ее вместе с нами – дверь в дверь – делил Александров с супругой.
Андрей Михайлович Александров-Агентов (1918–1993) – личность более чем известная, хоть и занимал теневые позиции. Не случайно его на Западе окрестили «советским Киссинджером». Это был высоко интеллигентный человек, получивший солидное университетское образование, свободно владевший пятью языками, обожавший поэзию и, как никто, разбиравшийся во внешней политике. Более 20 лет он оставался бессменным помощником по внешнеполитическим делам у четырех генсеков – Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева.
Когда мы познакомились в Тессели, Андрею Михайловичу было уже 66, что ну никак не отражалось на его подтянутой фигуре, холеном лице и прямо-таки юношеской подвижности. О таких говорят: живчик.
Уж не знаю почему – от скуки ли или от дефицита общения, он постоянно искал нашего с мужем общества, то приглашая вечером к себе – на бутылку коньяка, то напрашиваясь к нам в гости. (Забавно, они с женой обращались друг к другу на «вы», хотя были вместе со студенческих лет.) Им с Христом было о чем поговорить, и они подолгу беседовали на разные темы, включая, разумеется, и политику. Днем мы обычно пересекались на пляже. Никогда не забуду тот день, когда, по милости Андрея Михайловича, я чуть не отдала концы.
Я уже серьезно заболевала тиреотоксикозом, но еще не понимала этого, не зная, что мне категорически противопоказано пребывание на солнце. Мы же купались и загорали на полную катушку, тем более что в Форосе больше и делать было особенно нечего, а мы с мужем обожали море. Александров предложил мне устроить заплыв до маяка. Плавал он отменно. Я едва за ним поспевала. У меня началась сильная тахикардия, я задыхалась и захлебывалась, стараясь не показать вида, что мне плохо. А он плыл чуть впереди и без устали декламировал мне стихи, даже не сбив дыхания.
Мне чудом удалось доплыть до берега. Заметив, что я не в себе, Андрей Михайлович и его жена, Маргарита Ивановна, неожиданно проявили ко мне живое участие. Они рассказали, что есть одна очень сильная экстрасенс по имени Джуна, которая лечит членов политбюро, и что сами они частенько прибегают к ее услугам и даже «обязаны ей второй молодостью», и предложили познакомить меня с ней, когда я буду в Москве.

К осени мне стало совсем худо и муж положил меня в больницу 4-го Главного управления при Минздраве СССР, в Москве. Прекрасные условия и огромный старый парк. Хирург отделения, профессор, считавшийся светилой, настаивал на операции, которую мне делать совсем не хотелось, а потому в день, когда она была назначена, я предпочла из больницы сбежать.
Вспомнив об обещании Александрова, я позвонила ему. Он тут же выслал за мной свой «Зил». Водитель привез меня на улицу Горького, в его просторную пятикомнатную квартиру, богато и со вкусом обставленную. И, пока Маргарита Ивановна гостеприимно накрывала на стол, тот же водитель съездил за Джуной. Андрей Михайлович представил нас друг другу и попросил Джуну помочь мне.
Так состоялось наше с ней знакомство.

Не могу сказать, что все в ней принимала на ура – мешал мой критический склад ума, да и личность она была сложная и неоднозначная. Забегая вперед, расскажу одну странную историю: Уже здесь, в Лос-Анджелесе, работая редактором в альманахе «Панорама», я опубликовала о Джуне большую статью, объективную, как сама считала, не ставя перед собой цели ни восхвалять ее, ни порицать. Просто написала так, как чувствовала. Увы, полного позитива не получилось.
Джуна о существовании статьи знать не могла. Но! В первый день, когда статья вышла, случилось следующее: Рано утром муж провожал младшего сына на работу. Наш небольшой домик стоял под сенью могучих старых лиственниц. Они о чем-то беседовали на «драйв вее» (на подъездной аллее) перед домом, потом сын сел в машину и тронулся с места. Помахав ему рукой, муж шагнул в дом. Страшный треск за спиной заставил его отпрыгнуть и обернуться: на то место, где они только что стояли вдвоем, рухнула огромная ветка дерева, диаметром в один обхват, закрыв собою всю аллею. Ветка была такая большая, что пришлось вызывать бригаду рабочих с машиной. Ее пилили на части и так вывозили.
Случайность? Возможно. Хотя случайностей в природе не бывает (все имеет свою причину, цель и следствие). А главное – тем дело не кончилось. В тот же день я, приехав в редакцию, припарковала, как обычно, машину, вышла, зацепилась за что-то ногой и грохнулась на бетонное покрытие. В результате у меня оказалась сломанной кисть правой руки и на протяжении двух месяцев я не могла ею писать, а значит и работать. Это уже не случайность и не совпадение, а мистика!
Тем не менее отважусь снова вспомнить о Джуне, но буду предельно осторожна – не из страха «быть наказанной» еще раз, а, в первую очередь, потому, что Джуны нет в живых. Да и, кроме того, мы с ней друг к другу очень тепло относились. Достаточно взглянуть на трогательные надписи на многочисленных фотографиях, которые она мне дарила.

Итак, на следующий день после нашего знакомства у Александровых я отправилась на Старый Арбат. Ехала, предвкушая личное с ней общение. Увы. Во дворе было тесно от машин. В лифте и на лестничной площадке толпились люди. Люди были везде – в прихожей, в ванной, на кухне. Я вошла в гостиную – комнату примерно в 15 кв метров, заставленную стульями, креслами и пуфами. В центре над пожилой пациенткой колдовала Джуна. Остальные сидели вокруг, держа руки на коленях, ладонями вверх – заряжались биотоками целительницы.
Приветливо мне улыбнувшись, Джуна указала на свободный пуф, спросив, не спешу ли я. И так как я никуда не спешила, у меня было время осмотреться, вжиться в обстановку. В углу у окна тонированный гипсовый бюст Джуны, не очень удачный в плане сходства. Стены гостиной снизу доверху – а потолки в домах на Старом Арбате высокие – увешаны иконами и картинами. На картинах изображена Джуна – либо парящей над легендарными садами Семирамиды, либо излучающей руками таинственную целительную энергию.
Руки Джуны, ее основной рабочий инструмент, воспевали многие поэты и рисовали многие художники. Они у нее были и впрямь необыкновенные и очень красивые, какие-то инопланетные. Кисть изысканно вытянутая, пальцы тонкие, длинные, пластичные.
Сеанс лечения проходил у всех на виду, независимо от характера недуга. Какой-нибудь залетный господин, например, шептал ей на ухо на ломаном русском, стесняясь и краснея, про свою мужскую несостоятельность. Джуна деловито кивала, ставила его перед собой и начинала работать, воздействуя пассами на соответствующую проблеме область. Так же она лечила рак, радикулиты, воспаления, язвы.
На полу нераспакованными типографскими пачками лежали журналы и книги, в которых были напечатаны статьи о Джуне, стихи Джуны или интервью с нею. Она раздавала их своим гостям и пациентам. Больше всего в то время о ней писали в Югославии и соответственно больше всего зарубежных пациентов к ней приезжало оттуда. 
Личное пространство Джуны состояло из трех небольших комнат и гардеробной. (Позднее ей отдали сначала подвал четырехэтажного особняка, в котором у нее была на последнем этаже квартира, а потом и все четыре этажа, то есть весь особняк.)  Одна комната была детской, там жил сын Вахо, другая – что-то вроде кабинета, служила местом приема именитых посетителей. Третья – гостиная и основная приемная. Отдельной спальни у Джуны не было. Ее тахта стояла тут же, в алькове. Посторонние усаживались на нее, как на диван.
От пациентов рябило в глазах. Джуна же не только помнила всех по именам, но знала проблемы, судьбу и всякого рода подробности каждого. У нее вообще была феноменальная память. Недавно я прослушала одно из последних ее интервью с Дмитрием Гордоном – за год или два до ее кончины. Рассказывая о себе, Джуна называла огромное количество имен, причем не только фамилии, но и имя-отчество – своих именитых покровителей и пациентов, их детей и супругов, ученых, которые ее изучали и с ней работали, иностранных знаменитостей, которые ее чествовали и награждали.
Она провела со мной первый сеанс, после чего я ездила к ней практически каждый день, иной раз сбегая после вечернего обхода из специализированной на иммунных процессах больницы, куда меня снова уложили, иной раз засиживаясь до глубокой ночи среди ее друзей, потому что она меня не отпускала.
Там, в особняке на Старом Арбате много лет собиралась московская творческая элита, жаждущая в приятной компании подзарядиться энергией чудо-целительницы – актеры, певцы, поэты, композиторы. Кого только я у Джуны не повидала! Аркадия Райкина и Роберта Рождественского, Андрея Тарковского и Илью Глазунова, Андрея Вознесенского и Андрея Дементьева, иностранных дипломатов, приводивших к ней своих детей...

Биографию Джуны знает, наверное, каждый, кто так или иначе интересовался «первым официальным экстрасенсом советской страны», хотя в ней много путаницы и несоответствий, вносимых самой целительницей. Мне она известна без прикрас, рассказанная Джуной еще до того, как она начала вностить в нее «творческие коррективы».
Родилась эта уникальная женщина на Кубани, в маленькой деревушке Урмия Краснодарского края. Ее имя Евгения Ювашевна Сардис. В семье была седьмым ребенком, при неродной матери. Жили бедно, с 13 лет она работала в колхозе. Совсем молоденькой девушкой, оставив село, ушла в Тбилиси. Ей негде было жить и ее приютила дворничиха-курдианка. Несколько месяцев Джуна провела в ее семье. Свободной постели не было и она спала... на столе. Найдя работу то ли официантки, то ли бармена, начала жить самостоятельно. Потом окончила курсы массажистов и работала в больнице, где и были впервые замечены ее экстрасенсорные способности. 
Она начала заниматься целительством, быстро обретая популярность. К ней уже обращались за помощью представители тбилисской элиты. О ней узнали партийные власти республики. Джуна вышла замуж за сотрудника администрации главы Грузии Шеварнадзе – за Виктора Давиташвили, чью фамилию потом всю жизнь носила. У нее был ребенок, кажется, девочка, не прожившая и года. Сын Вахо, которого Джуна обожала и который был ее единственной по-настоящему сильной привязанностью, по крови ей не родной – приемный. Но она об этом предпочитала не говорить. Он был ЕЕ сыном.

У главы Госплана СССР и заместителя председателя правительства СССР, Николая Байбакова, пять лет болела жена и врачи не могли ее вылечить. Председатель Совета министров Грузии посоветовал ему испытать способности их местной кудесницы. Так в 1980-м Джуна вместе с сыном (муж остался в Тбилиси, а потом и вовсе исчез из ее судьбы) оказалась в Москве и сходу была взята в оборот союзной партийной верхушкой.
Сама она любила рассказывать, как ее привезли в столицу чуть ли ни под конвоем, не дав даже собраться. Ей дали временную квартиру на Соколе и няню для пятилетнего Вахо (чтоб не связывал целительнице руки). Оформили на работу.
Ей покровительствовали «сильные мира сего» (начиная с Байбакова, которого Джуна величала «отцом»), однако старались сами оставаться в тени и держать в тайне все, что было связано с именем «кремлевской целительницы». Джуна лечила многих членов правительства и политбюро. Вот только Брежнева, вопреки общепринятому мнению, не лечила никогда – кремлевские врачи ей генсека просто не доверили. Молва о ней росла и множилась, в основном – из уст в уста, вызывая живейший интерес, как положительный, так и отрицательный.
В ту пору в Союзе экстрасенсов официально не жаловали. Пресса пестрела издевательскими, разоблачающими «подвалами» в их адрес с обвинениями в шарлатанстве и мракобесии. Только Джуну – одну из всех – и не трогали. (Кашпировский и Чумак, допущенные на телеэкраны, появились позже.) Не исключаю защитного вмешательства цензуры, ведь она была для страны курочкой, несущей золотые яйца. А после того, как журналист Лев Колодный поместил в «Комсомолке» о ней большую хвалебную статью, Джуна стала знаменитостью в масштабах всей страны.
Ее популярность просочилась сквозь «железный занавес». К ней потянулись страждущие из-за рубежа – из Европы, с Американского континента, из Шри-Ланки... Проще сказать – отовсюду. Многие из них устремлялись в Союз специально из-за нее. Приезжали даже высокомерные шейхи со своим гаремом. К ней приводили слепых, глухонемых детей, детей с церебральным параличом, дебилов, косых, хромых, скрюченных. Вылечивала ли она их? Отвечу, как есть – не знаю.
Джуна обычно проводила курс из десяти сеансов. Потом просила через месяц приехать на повторный курс. Потом еще раз. Она демонстрировала нам результаты своих трудов. Скажем, девочка из Югославии, которую родители привезли в Союз уже третий раз, была глухонемой. После сеансов Джуны у нее появился слух процентов на 7-10. Много это или мало? По крайней мере обнадеживает и дает шанс бороться с недугом дальше.
Она была своего рода советской достопримечательностью, полузапретной к тому же. Чтобы попасть к ней, иностранцы проходили через специально организованные правительственные заслоны и там же выкладывали валюту за право получить курс лечения. А государство платило за них целительнице рублями, в несоизмеримо меньшем эквиваленте.
Так что от зарубежных пациентов ей перепадали разве что подарки. Но какие! Слиток золота, например, весом в 5 кг, от шейха Эмиратов; самородок рубина весом 3,5 кг; кольцо с бриллиантом в 15 карат, стоимостью $1,5 миллиона; сабли и мечи ручной работы, инкрустированные драгоценными камнями; старинные кресты и иконы. Есть в ее коллекции уникальный гребень, найденный при раскопках древнего египетского храма. Джуна очень его любила, утверждая, что он принадлежал самой Клеопатре. Так это или не так, специалисты считают, что на антикварном рынке гребень может стоить сотни миллионов долларов. Такие подарки просто так ведь не дарят. Значит, она помогала, значит, обращавшиеся к ней за помощью получали то, чего ждали.
Поскольку пациентами ее были высокопоставленные особы, и не только отечественные, в верхах было решено прояснить, действительно ли грузинская дива обладает особыми свойствами. Для изучения «феномена Джуны» Институту радиотехники и электроники (ИРЭ) АН СССР и его ведущим физикам – академику Ю.Гуляеву и докторам наук Э.Годику и В.Золину – было поручено открыть специализированную лабораторию, оснастив ее новейшей аппаратурой. А Джуну, как «основной объект» исследования, зачислили в штат в должности старшего научного сотрудника. То была первая и единственная в СССР государственная академическая лаборатория по исследованию «физических полей биологических объектов». Просуществовала она с 1981 по 1985 годы.
Институт радиотехники и электроники имени Котельникова изначально имел ярко выраженный военный крен. Он был создан по инициативе Берии и Маленкова с дальним прицелом на то, что следующая война будет «радиоэлектронной». И разработки там велись соответствующие.
Профессор Юрий Гуляев – серьезный физик очень широкого профиля, академик (ныне директор двух институтов РАН: ИРЭ и Нанотехнологий микроэлектроники –ИНМЭ, с рядом других, не менее впечатляющих должностей), мог бы и обидеться на то, что его и его сотрудников заставили заниматься «ерундой». Но не обиделся после того как государственные структуры, не задумываясь, выделили под эксперимент миллионы долларов.
«В итоге мы поняли, что "чудеса" этих феноменов – обычная физика. Ничего сверхъестественного у Джуны мы не нашли, – позднее сделал заключение Гуляев. – Хотя скрывать не буду, финансирование этих работ нам помогло продвинуться вперед весьма значительно. Мы создали комплекс приборов, которые по изменению биополей определяют целый ряд заболеваний, и что особенно важно — на ранней их стадии.»
Ну, тут, конечно, с академиком можно и поспорить. Не только финансирование сыграло роль, но и сама Джуна, весь метод лечения которой основан на взаимодействии биополей – ее и пациента.
«Разбираться в том, может ли человек летать на метле и тому подобном, ни мне, ни моему начальнику Юрию Гуляеву, как физикам, естественно, не хотелось, – рассказывал Эдуард Годик. – В существование неизвестных физике полей, которыми якобы "владели" экстрасенсы и целители, я не верил... Но, в связи с тем, что действие экстрасенсов связывали с некими биополями, мне пришло в голову визуализировать физические поля и излучения человека с помощью методов пассивного дистанционного зондирования, разработанных в нашем институте под руководством академика В.А.Котельникова. Куда только мы этими методами не смотрели – и в космос с Земли и из космоса на Землю – только до главного обьекта в этом мире, Человека, дело не доходило.»
На основе проведенных опытов Эдуард Годик, по его словам, «пришел к выводу, что за феноменом Джуны стоят не мистические "биополя", а уникальная способность организма замечать и реагировать на слабые, то есть ниже порога осознания, сигналы от внешней среды через органы чувств».
Джуна несколько раз брала меня с собой на эти эксперименты в Лабораторию, расположивщуюся в красивом особняке с атлантами и резными дубовыми дверями в самом центре Москвы (в Старосадском переулке, дом 8). Там я познакомилась с Юрием Гуляевым, Эдуардом Годиком и другими членами лаборатории и имела возможность понаблюдать, как именно они тестируют Джуну.
Ее помещали вместе с подопытным пациентом в изолированную и экранированную камеру. Джуна воздействовала на какую-нибудь определенную область пассами или наложением рук, а ученые, оставаясь снаружи, следили за тем, что происходит, через дисплей тепловизора (или термовизора). Область воздействия отражалась в инфракрасных лучах и изначально имела желто-зеленую цветовую гамму, но под воздействием Джуны обретала горячие оранжево-красные тона, которые долго потом сохранялись без изменений. Уж это я точно видела своими глазами.
Но главное, что, с легкой руки партийных лидеров страны и благодаря счастливой звезде Джуны, впервые в мировой практике было осуществлено исследование функционирования живого организма практически на уровне его эманаций. В программу включили следующие сферы его жизнедеятельности: инфракрасное тепловое излучение кожных покровов; радиотепловое и акустотепловое излучения (внутренние органы и мышцы); электрическое и магнитное поля (мозг, сердце, нервы, мышцы) и хемилюминесценцию (кислородный баланс).
С развалом СССР Годик эмигрировал в США, обосновался в Силиконовой долине, пытаясь заинтересовать американцев возможностями диагностических приборов, опробованных на Джуне. Там же в 2010 году он выпустил книгу: «Загадка экстрасенсов: что увидели физики», в которой есть такие строки: «Никто из постаревших физиков не жалеет сегодня, что без оглядки в молодости занимался тем, что многие на закате советской власти считали прихотью старцев Кремля, желавших омолодиться. Чем дальше уходит время, тем сильнее крепнет убеждение: годы работы в лаборатории были самыми счастливыми.»
По просьбе отечественных ученых Джуна проводила самые разнообразные эксперименты на подопытных животных. В частности – на препарированных лягушках, поскольку лягушка, да еще и препарированная, не может подвергнуться ни само-, ни просто внушению. Под воздействием биополей Джуны лягушачье сердце начинало сокращаться быстрее. Более того, оно реагировало даже когда Джуна лечила в той же комнате лаборанта. (Выходит, не напрасно пациенты тянули к ней во время сеанса руки.)
- Мы искусственные тромбы делали, потом они рассасывались, – рассказывала Джуна. – Но с тромбами я только на животных работала. У Белкина Арона Исааковича со сперматозоидами работала, затем с препарированными лягушками, крысами и уже позже – с пациентами-сердечниками (документальные кассеты у меня собраны все абсолютно), а с Кузником Борисом Ильичом мы на крови in vitro – в пробирках – работали, и с Алексеевым тоже, в Первом медицинском, и с Петровским. В первые дни знакомства подрались, а потом большими друзьями стали и самые дерзкие научные эксперименты проводили.

Был и еще один очень интересный эксперимент, осуществленный у нее дома, на котором, по желанию Джуны, я тоже присутствовала. (Возможно, она привлекала меня к ним, как журналиста. Статью о ней в Союзе я так ни разу и не написала, а вот в свой роман «Ясновидящая» все эти опыты подробнейшим образом включила.)
На сей раз его проводила группа американских ученых из Сан-Франциско во главе с физиком-парапсихологом Расселом Таргом. И приехали они в Союз специально к Джуне.
Прием больных в тот день разумеется был отменен. Тесную гостиную Джуны заставили киноаппаратурой, включили юпитеры. Рассел, высокий, подтянутый, с шапкой густых кудрей, чувствовал себя непринужденно. Уютно, по-домашнему устроившись прямо на полу, у ног Джуны, он разом разрядил обстановку, сняв с нее напряжение.
Эксперимент на дальновидение, как его окрестили, заключался в следующем: американский экстрасенс, его звали Кейс Херрари, должен был в определенное время у себя, в Сан-Франциско, вытянуть один из шести закрытых конвертов с открыткой – видом какой-либо достопримечательности города, и отправиться к этому месту, чтобы обозревать его собственными глазами. А Джуна, сидя у себя дома, в Москве, должна была войти в телепатический контакт с Кейсом и попытаться увидеть то, на что смотрел он. Ей дали карандаш и лист бумаги, включили камеры и магнитофоны и попросили настроиться на незнакомого парня на другом конце земного шара, как бы слиться с ним воедино.
Рассел Тарг много лет работал над некой гипотезой, которую он, в отличие от ясновидения, назвал Remote viewing (дистанционное видение). Он пытался найти подтверждение и дать научное обоснование тому, что отдельные люди обладают неким психическим зрением. Однако убедительно доказать свою гипотезу так и не смог, и в ученом мире его опыты и выводы позднее окрестили лженаучными. (А ведь «дальновидение», как и ясновидение, действительно существует. Только ухватить его экспериментальным путем крайне сложно.)
- Что, что ты видишь? – мягко, но настойчиво вопрошал Рассел. – Рисуй!
- Я вижу что-то круглое посреди небольшой площади. Там четыре выхода. – Джуна нарисовала кружок с четырьмя лучами. – А еще я вижу профиль. Вот такой раскрашенный глаз и торчащие ушки.
Увидела она и дома, объединенные галереями, и церковь вдали.
Объект, который обозревал в Сан-Франциско Кейс, был каруселью на пирсе у океана. На изображении карусели можно было различить морду деревянной лошадки в профиль с нарисованным глазом и с ушами. А вдали, на берегу, виднелись дома и церковь.
- Я увидела эти ушки и этот глаз! – торжествующе вскричала Джуна, когда ей показали открытку.
По поводу «состоявшегося телепатического моста между Сан-Франциско и Москвой», как объявил Тарг, устроили конференцию. Джуна пришла на нее с целой свитой (и я в том числе). Друзья-киношники принесли с собой всю возможную аппаратуру, чтобы запечатлеть триумф Джуны. Она была такая счастливая, такая вся сияющая, как маленькая девочка на собственном дне рождения. Выступавшие ученые, вопреки ее ожиданиям, говорили буднично и нудно, о Джуне упоминали, как о неодушевленном объекте эксперимента... Они плохо знали Джуну с ее взрывным характером.
Порывисто вскочив, она громогласно выругалась и, как мачеха Золушки на балу, скомандовала своей свите:
- За мной!
Свита покорно покинула зал, таща за собой не пригодившуюся аппаратуру.

Мы продолжали видеться с Джуной почти каждый день. Это было как наркотик. Пару раз, засидевшись допоздна, я оставалась у нее ночевать. Мы с ней очень сдружились. Она считала, что мы понимаем друг друга без слов, потому как «обе мы – фонтомы». Если в ее честь накрывали стол в ресторане, она настаивала, чтобы я пошла с ней.
Джуна любила веселье, любила танцевать и петь, только ей это не часто удавалось. Как-то раз она сама подняла всех нас и повезла в ресторан «Русь» на берегу Москвы-реки, заранее заказав стол человек на 20. Надо было видеть триумфальное шествие Джуны по ресторану! Швейцары, гардеробщики, официанты и метрдотель –все с восторгом и умилением приветствовали ее. Джуна пила, с удовольствием принимала хвалебные тосты, танцевала. На ней в тот вечер были черные брюки, полосатая матросская тельняшка и черная лента на лбу. Оркестранты, с которыми она явно была на короткой ноге, изменив свой репертуар, весь вечер играли и пели только ее песни или песни о ней.
Однажды я взяла ее к московским родственникам мужа и мы там после застолья устроили сеанс спиритизма. Джуна, естественно, была медиумом, и блюдечко в наших руках бегало, как живое. Можно было бы предположить, что она «химичит», толкает блюдце. Но у меня лично всякие подозрения отпали, когда я вызвала дух своего отца и он, обращаясь ко мне, называл меня так, как когда-то в детстве, о чем никто из присутствующих знать не мог.

Чем притягивала к себе Джуна? Только ли как экстрасенс? Думаю, спектр ее влияния был значительно шире. Она умела себя подать, сочетая в себе свойскость с закрытостью, радушие со своенравием, силу со слабостью, загадочность с непредсказуемостью. Умела быть центром внимания и хозяином положения в любой ситуации. Внезапные выбросы ее взрывного и агрессивного нрава вплоть до отборной брани и рукоприкладства, удивительным образом сочетались с женственностью и беззащитностью. Она умела слушать чужие советы и извлекать из них пользу. Однажды попавший в ее орбиту очень быстро становился ее преданным другом (при условии, что он был ей интересен), благодаря чему квартира «кремлевской целительницы» превратилась в притягательный «Салон Джуны», куда стремились попасть многие. Она в нем была центральным, единственным светилом, вокруг которого вращались все остальные, с разной степенью зависимости и приближенности.
У Джуны лечились, наверное, все, кто был в состоянии пробиться к ней и заплатить за лечение. Кстати пробиться было совсем не сложно – она никому не отказывала, а размер гонорара, насколько я знаю, не оговаривала – каждый решал эту дилему для себя сам, согласно объему своего кошелька и души. Один платил рублями, другой – дорогими украшениями, туалетами, электронной техникой, старинными иконами, картинами... Да чем угодно. Сначала ими забились до отказа стены, шкафы, полки и гардеробная в ее квартире. Потом подношения уже даже не распаковывались, а складывались под стенами кабинета, постепенно превращаясь в завалы.
Джуна ничего не просила, но и ни от чего не отказывалась. Она обожала наряжаться, причем экстравагантно, так, чтобы быть единственной в своем роде. Обожала украшения, которыми щедро декорировала себя под образ древней ассирийки. Ведь она должна была быть в центре внимания. Это как театр одного актера. В присутствии Джуны можно было говорить только о Джуне. И сама она говорила только о себе и своих достижениях.
Режим у Джуны был весьма своеобразный. Где-то с часу или двух начинался прием больных и продолжался часов до 8 вечера, после чего в доме оставались или шли на огонек только ее «приближенные». Засиживались до 2-3 ночи ежедневно. По-восточному хлебосольная и гостеприимная Джуна не скупилась на угощение. На кухне чуть ли не круглосуточно дежурил кто-нибудь из ее родственников с Кубани. Они все время что-то готовили, разносили чай для тех, кто в гостиной. Для «своих» тарелка обеда всегда была обеспечена. Иные, очень напоминавшие прихлебателей, являлись к ней ежедневно и, не дожидаясь приглашения, прямиком направлялись на кухню. А там, глядишь, и Джуна, сделав перерыв, на минуточку присядет выпить чаю, перекинуться с друзьями словечком под сокрушенные причитания родственниц, что у Джуны нет времени даже перекусить, что бедняжка совсем отощала.
Ночами, общаясь с друзьями и не прерывая светской беседы, она как бы между прочим подсаживалась то к одному, то к другому и клала руку на беспокоившее человека место – то был уже дружеский сеанс лечения, как знак особого расположения. Была среди завсегдатаев «Салона Джуны» и особая категория людей, тех, что нужны были ей – врачи, журналисты, литераторы, музыканты, поэты. Одни просвящали ее, другие прославляли, третьи помогали ей реализовывать тщеславные замыслы.
Эти люди напоминали мне мотыльков, вьющихся в ночи у фонаря, чтобы быть увиденными в лучах его света. Она смотрелась в них, как в зеркало. Они пели ей дифирамбы. Они учили ее что и кому надо сказать, на какую педаль нажать, чтобы добиться желаемого. Благодаря врачам Джуна осваивала медицинскую терминологию и на конференциях потом лихо «шпарила»: «Я воздействую на микроуровне – на межклеточные мембраны». Журналисты помещали о ней хвалебные «подвалы». Литераторы редактировали и издавали ее стихи. Художники «ставили ей руку» (и не только...), когда она вдруг увлеклась живописью. А коллеги-экстрасенсы обучались у нее «гимнастике рук», чтобы потом ее же, иссякшую, подзаряжать космической энергией. То была уже целая «Корпорация Джуна».
Иногда ее квартирка походила на Смольный. Дверь открывалась и закрывалась ежеминутно. Один, деловито влетая, рассказывал ей об очередной разоблачительной статье в адрес экстрасенсов. Другой с порога возмущенно докладывал, что против нее выступила группа врачей. Третий обсуждал неблагодарных ученых, которые после длительного эксперимента не вознесли Джуну до небес и слишком бледно выступили в прессе. Потом все сообща приступали к разработке планов и стратегии действий.
Обычно Джуна внимала своим консультантам с доверчивостью школьницы. Но случалось, осерчав, разражалась вдруг непотребной бранью. Ругаться она умела местерски, на все буквы алфавита, сопровождая брань не менее неприличными жестами. Но при этом ругаться имела право только она, и никто больше. Разрядившись подобным образом, она успокаивалась, голос ее снова журчал тихо и мягко. Она жаловалась на судьбу, на жизнь, на усталость, становясь беспомощной и беззащитной, как ребенок. Все хором бросались ее утешать.
Как-то раз я застала Джуну в ванне – при том же скоплении людей. Причем дверь в ванную комнату оставалась незапертой, войти мог каждый – как в Древнем Риме – и побеседовать с ней «за жизнь» пока она купается.
Спать Джуна ложилась под утро. Спала до часу-двух и, едва протерев глаза, приступала к работе, потому что на лестничной площадке пациенты с утра ожидали ее пробуждения.
Сыну Джуны досталась не лучшая доля. У нее на него просто физически не было времени. Трудно жить, когда в доме проходной двор и когда матери некогда даже словом с тобой перемолвиться, не то что воспитывать. Для общения с ребенком Джуна держала платного гувернера. Потом появились в доме и телохранители. До этого их роль выполняли брат и друзья. Ей, одинокой женщине, в квартире, где не закрываются двери ни днем, ни ночью, где все ломится от ценных подношений, без охраны, конечно же, было не обойтись.
Когда Вахо подрос и вышел из-под опеки, он оказался предоставленным самому себе, что в подростково-юношеском возрасте далеко не безопасно, более того – чревато... По официальной версии он погиб в автокатастрофе, будучи за рулем. По неофициальной – из-за пьяной драки в сауне, о чем Джуна сама в пылу гнева проговорилась (на своем последнем телешоу у Малахова). Правда представила это, как заказное убийство, целью которого было деморализовать ее.
Кстати, любопытная деталь: Джуна по паспорту Евгения. Полное имя сына Вахтанг. Квартиру им дали в переулке Евгения Вахтангова, соединяющем Старый Арбат с Новым. Как говорится, нарочно не придумаешь. Конечно, она восприняла это, как знамение свыше, и бурно возмущалась, когда переулок переименовали в Большой Николопесковский, считая, что это негативно скажется на благополучии ее маленькой семьи.

У Джуны было все и в неограниченном количестве – деньги, слава, всемирная известность, доступ в самые высокие инстанции. Нарядов и украшений хватило бы не на один десяток женщин, друзей и почитателей у нее было больше, чем у любой кинозвезды. Не было только ни единой свободной минуты, принадлежащей лично ей, и не было у Джуны личной жизни. В общем-то в этом калейдоскопе врашающихся вокруг нее людей она была удивительно одинока.
В известном смысле, Джуна сама себя сделала – легендами о своих невероятных свойствах и чудесных кармических перевоплощениях, выдуманной родословной (вплоть до провозглашения себя царицей ассирийской, а сына, соответственно – царевичем), приписыванием себе несуществующих дипломов и т.п. Она сократила во всех документах свой возраст лет на 15-20, умело скрывала даже очень важные моменты своей жизни и добавляла красок в свою бурную и без того богатую событиями биографию... 
Я многое знаю из того, чего почти не знает никто, потому что Джуна, проникнувшись ко мне любовью и доверием, была со мной откровенна – и о сыне Вахо, и почему она оставалась одна, без любимого мужчины, и о том, как она сочиняла стихи и писала свои картины. Но не уверена, что имею право разглашать ее тайны, которые она пожелала унести с собой в могилу.

«Феномен Джуны». Это словосочетание стало расхожим, стало ее вторым именем. Под феноменом подразумевались, конечно же, ее уникальные способности. А я хотела бы употребить ту же фразу в ином контексте: В чем он, феномен Джуны? Почему именно о ней столько говорили и писали? Причем не в одной стране – во всем мире! Почему она стала советским экстрасенсом номер один?
Я знаю многих, обладающих экстраординарными свойствами – эзотериков, парапсихологов, телепатов, ясновидящих, экстрасенсов. Нинель Кулагина двигала взглядом (психической энергией) предметы на столе. Москвичка Ольга Берлин видела человека насквозь, просвечивая его, как рентгеновским лучом, безошибочно определяла состав крови. Валерий Авдеев демонстрировал эффект телекинеза, вращал магнитную стрелку, не касаясь ее, ходил по раскаленным углям. Альберт Игнатенко разгоняет тучи, вызывает дождь и делает на сцене такие чудеса – подлинные – что ему и Дэвид Копперфильд позавидовал бы. Анатолий Кашпировский силой гипноза обезболивает оперируемого больного, подчиняет людей своей воле. И так далее. Джуна ничего этого делать не могла. Ее талант был узко направлен на лечение, что, кстати сказать, совсем не мало.
Академик Ю.Гуляев, до экспериментов с Кулагиной и Джуной в существование биополей вообще не веривший, делает скоропалительный вывод с позиции физики, что «феномен Джуны» заключается в воздействии тепловым излучением рук, причем не на больной орган человека, а на его проекцию на коже – на, так называемые, зоны Захарьина-Геда. Осмелюсь утверждать, что он заблуждается. Далеко не все тут так примитивно просто.
В качестве откровения признаюсь, что сама я с юных лет периодически помогаю членам своей семьи и друзьям экстрасенсорным путем (в несерьезных случаях). Я могу определить повышенное артериальное давление  и нормализовать его, заживить рану, в том числе ожоговую и с воспалением. Могу купировать астматический приступ, ну и т.д. Так что знаю не понаслышке, что в процессе такого лечения руки целителя – всего лишь чуткий инструмент, а работа осуществляется головой (может даже на подсознательном уровне), сложная работа, многогранная. Сначала нужно определить очаг недуга, понять его природу – «холодный» он или «горячий» и как на него воздействовать. А дальше – в одних случаях, руки собирают и устраняют болевой или воспалительный синдром, снимают жар в очаге, в других – насыщают больной орган свежей живительной энергией, давая посыл на восстановление.
Поскольку «лечила» я только близких, мне ни к чему окутывать свои скромные возможности мистическим, надуманным ореолом. Просто хочу сказать, что упрощать возможности Джуны, всю жизнь посвятившую лечению людей, а следовательно развившую свои природные данные до максимума, значит недооценивать ее и не понимать сущности ее дара. Другое дело, что она – не Бог, и ее возможности имели пределы. Кому-то она помогала, а кому-то и нет.
Мне, например, увы, не помогла. Я общалась с ней несколько лет, и каждый раз при встрече она проводила со мной сеанс, а в итоге я так и не избежала операции, в результате которой чудом не осталась на столе. Н. Байбаков, инициатор ее переброски в Москву в надежде, что она поможет его больной жене, в своих мемуарах («Сорок лет в правительстве») записал, что после первых сеансов его жена стала чувствовать себя лучше, но «полностью вылечить ее так и не удалось». Аркадий Райкин, безоглядно веривший в Джуну (она даже квартиру получила благодаря его хлопотам вверхах), скончался через несколько лет после того, как она ему «вылечила сердце», от последствий ревмокардита. Лечившийся у Джуны Роберт Рождественский умер в 62 года от инфаркта. Другой ее пациент и друг, Андрей Тарковский, умер в 54 года от рака. Увы, таковы факты.
Но были люди, в том числе иностранцы, которые, на моих глазах, целовали ей руки, получив чудесное исцеление. Нет, Джуна, конечно же, не была шарлатанкой. Но такая вот завидная ей выпала судьба, что из числа многих не менее сильных экстрасенсов выбор пал именно на нее, сделав ее этакой советской Вангой. Людское воображение домысливало то, чего у нее не было. А она им в этом активно помогала. Кто-то сказал: она миф, которому дали зеленый свет. Вполне возможно, что на фоне всеобщего ажиотажа вокруг себя, Джуна и сама искренне верила в свою избранность и исключительность. 
Да и как не поверить в прошлом простой деревенской девченке, не имевшей образования, когда ради тебя открывают в столице лабораторию, закупают современнейшую аппаратуру за рубежом на миллионы долларов, дают квартиру в центре Москвы и оплачиваемую высокую должность, когда у твоего порога стоят черные «Чайки» или «Зилы», доставляющие тебя к членам правительства, когда к тебе устремляются люди из-за рубежа, готовые расплачиваться валютой и поистине царскими подарками, когда сливки московского общества почитают за счастье быть принятыми тобой, когда тебя коронуют и надевают мантии в разных странах мира, наделяя всевозможными званиями и титулами, орденами и медалями (их свыше 30).
Да от такого у кого угодно «крышу снесет». Так что заклиненность Джуны на собственной персоне вполне понятна и объяснима. При любом интервью она стремилась рассказать слушателям, где и как ее чествовали, как награждали, как ей целовал руку сам Папа Римский, Иоанн Павел II, а патриарх всея Руси Алексий Второй лично поздравлял с днем ангела. В постсоветский период она беспрепятственно путешествовала по всему миру, принимая приглашения на самом высоком уровне. «Представители ООН ко мне прямо домой приехали, а когда я в Америку для проведения научных экспериментов прилетела, мне звание "Женщина мира" дали, ооновский паспорт я получила и в Белом доме была.»
Нет, Джуна – однозначно явление, которое стоило бы изучить в разных аспектах, потому что она была одна такая. Она несла на своих хрупких плечах бремя обрушившейся на нее славы. А потом и бремя страшной беды (трагическую гибель 26-летнего сына в 2001 году), после которой стала затворницей и коротала свой век практически всеми забытая, блуждая в одиночестве по своему четырехэтажному дому. Судя по последнему телешоу с нею (у Малахова), бедная женщина не выдержала такой ноши. Сломалась. И это вполне закономерно.

Год назад Евгении Давиташвили не стало, а пересуды вокруг ее имени продолжаются, особенно вокруг ее наследства, неизвестно кому принадлежащего. Ведь по-настоящему близких людей у нее и не было. Сын, на которого она возлагала большие надежды, ушел из жизни раньше нее, а с родственниками с Кубани она рассорилась, обнаружив у себя в доме кражи.
Есть еще и «Академия Джуны» («Международная академия альтернативных наук»), ею созданная и ею возглавлявшаяся, в которой уже начались свои спекуляции. Так что пресса по-прежнему не оставляет «целительницу номер один» без внимания.

Опубликовано в русско-американском журнале Seagull 13 июля 2016 года (с иллюстрациями): http://www.chayka.org/node/7315  http://www.chayka.org/node/7316