4. Эдельвейс, цветущий на камнях

                Для Джамили


Часть 1

    Мягкие, душистые бело-розовые цветы падали на плечи Амирана, осыпали его голову, лепестки приникали к губам. Но он думал о них с жалостью, будто последний поцелуй этих лепестков, нежный и печальный, был концом, а не началом новой жизни. Рядом с Амираном стояла, опустив голову и потупив глаза, его невеста, Джамиля, девушка скромная и чистая, из благородной семьи и равного с ним происхождения, и лепестки цветов тоже обрамляли и осыпали под легким ветерком ее грустное лицо, и застревали в свадебной диадеме. К своей невесте Амиран испытывал жалость. Потому что он любил другую. И Джамиля это знала.
       Его разговор с отцом происходил несколько дней назад.
-Зачем тебе нужно разлучать меня с любимой женщиной, чтобы женить на нелюбимой? - спросил отца Амиран.
-Затем, что она благородного рода, невинна и безупречна, и у ее отца виноградники на горе, вина в погребе, и он замолвит за нас словечко перед князем. И тогда князь простит нам наш долг.
-Так вот каким способом ты хочешь платить долги? - сказал Амиран. - Ни я, ни она никогда не станем разменной монетой.
-Она согласна, - сказал отец.
-И что с того?
-Отец ее даст богатое приданое.
-Ну и что?
-Ну хорошо, - сказал отец. - Эта чистая девушка тебя любит. В отличие от твоей Алии.
-Что ты знаешь про Алию.
-Тебе опасно с ней знаться. Она играет тобой.
-Она меня любит. И я тоже люблю ее.
-Она тебе лжет, - сказал отец. - Не говоря о том, что она ведьма.
-Я ее знаю лучше, чем знаешь ты, - сказал Амиран, едва сдерживая гнев. - И больше никогда так о ней не говори.
     ...Рука об руку они возглавили свадебный кортеж. Нико, маленький паж, нес за Джамилей шлейф ее платья. За Амираном шла Русико, светловолосая и тонкая, и несла на вытянутых руках венок над его головой. Кортеж вошел во двор. К вечеру стало прохладнее, и на небе сгустились тучи. Ветер осыпал цветы с деревьев в саду. «Будет гроза, - подумал Амиран. - Ничего хорошего в этом нет. Дурная примета».
     -Будет гроза, - сказал тогда ему отец. - Будет настоящая буря. Князь пойдет на нас войной. Что мы можем против него? Он захватит все, что у нас есть, а меня и тебя сделает слугами. И где благородство твоего рода? Я и так подобрал тебе самую лучшую девушку в округе. Такая жена красит мужа. Неужели ты можешь оскорбить свою честь, связав свою судьбу с Алией, безродной и недалекой? И не смотри на меня так. Если не хочешь войны с князем, ты женишься на Джамиле.
       -... Согласен ли ты, Амиран, взять в жены Джамилю, дочь Никито? - спросил руководитель церемонии венчания.
-Да, - скрепя сердце ответил Амиран. И почувствовал всю тяжесть этого слова, будто вбившего гвоздь в пару золотых ажурных птиц над дверью супружеской спальни, что значило, что отныне они муж и жена.
-Согласна ли ты, Джамиля, стать женой Амирана, сына  Тенгиза?..
-Да.
     И Амиран услышал звук слез в голосе своей невесты. Венцы соединились над их головами.


               Они сидели в своей супружеской спальне, в тех же праздничных нарядах, только без венцов, фаты и украшений. Джамиля, потупив глаза, смотрела на рубиновый перстень на своей руке.
-Что ты такая грустная? - спросил Амиран.
-А ты?
Амиран не ответил.
-Тебя принудили выйти за меня? - спросил он.
-Нет.
-Зачем ты согласилась...
-Я люблю тебя.
-И как мы будем жить?
-Не знаю. Мне все равно.
-Ты не будешь обижена.
-Да. Но мне все равно. Ты не любишь меня.
-Я буду заботиться о тебе.
-Мне все равно.
-Пойдем к гостям?
-Зачем?
-Чтобы тебе не было грустно.
-Мне все равно.
...Танцевали старинный танец, медленный, разбившись на пары. Амиран провел Джамилю два круга, и они вышли из группы танцующих. Скоро Амиран потерял в толпе свою молодую супругу. Он вышел на балкон, воздух был наполнен духотой, и тучи накренились уже над самым садом, бросив тень на праздничные огни. И вот небо прорезала первая молния. Отозвался гром. Крупные капли хлестнули по лицу Амирана. Он закрыл глаза и подставил лицо дождю, и попытался не думать о будущем.
          Он спустился по лестнице в сад, свернул на безлюдную тропинку и шел по ней, все так же закрыв глаза, иногда оступаясь, но не теряя направления. В детстве он часто так играл, бродя по тропинкам с закрытыми глазами, чтобы чутьем угадывать дорогу. Дождь лил все сильнее, но Амирану было приятно чувствовать прохладу воды после дневной жары, одежда и волосы его вымокли, он снял обувь и теперь нащупывал тропу босыми ногами. Снова полыхнула молния, и Амиран вдруг услышал впереди сдавленный крик. Он открыл глаза и всмотрелся в темноту. Белое платье светилось под кустом, свадебное платье Джамили, пропитанное дождем и облепленное листьями. Джамиля сидела, закрыв лицо и уткнувшись в колени, и вскрикивала с каждым ударом молнии или грома.
       -Что с тобой? - подошел к ней Амиран и попытался обнять за плечи, утешить, приласкать.
     Джамиля посмотрела на него глазами, полными слез, и прошептала, вздрагивая то ли от холода, то ли от страха:
-Я боюсь грозы...


. . .

     Роза кроваво-красного цвета стояла в бокале белого вина. Алия вынула розу из бокала и протянула Амирану.
-Каков твой ответ? - спросила она.
Амиран раскрыл ладонь. На ладони лежало колечко.
-Возвращаешь? - спросила Алия. - Где же твои обещания и твоя верность?
-Я вынужден это сделать, - сказал Амиран.
-Подумать только, взрослого самостоятельного мужчину женили. И кто ты после этого? Тряпка? Шакал, польстившийся на сладкий кусок, что бросил ему его господин лев?
-Я поступил так, чтобы заплатить старинный долг.
-Что мне до твоих долгов! Зачем ты сейчас пришел ко мне? За этим? Кольцо отдать?
-Да.
-А ты знаешь, что это за кольцо? Оно привяжет тебя ко мне навсегда, и ты никогда больше не выйдешь из моего дома!
    И Амиран увидел, как со всех сторон его обступили стены. Он был будто в стеклянной коробке, но гораздо более прочной, чем стекло. Казалось, что разрушить ее невозможно. И Амиран даже не мог прикоснуться к этому стеклу. От стекла исходила энергия, подобная электрической, и стеклянный короб наполнялся ею, так что он с трудом мог дышать...


. . .

     Джамиля проснулась от того, что Амирана рядом не было. Она протянула руку и нащупала пустую постель сбоку от себя. Она встала, накинула платье и подошла к окну. Во дворе было тихо, только старая служанка Мака развешивала белье на веревке у стены. Джамиля спустилась к ней.
-Где Амиран, мой муж? - спросила она служанку.
-Ускакал. Еще до рассвета взял коня и ускакал.
-Куда?
-Он не сказал. Сказал, что вернется недели через три - четыре.
-Что так долго?
-Долго? Он еще и не так долго ездил.
         «Ускакать от молодой жены на третий день после свадьбы, и еще на три недели, если не больше...» - Джамиле хотелось плакать. Ей было грустно думать, как она будет жить эти три недели без него, а он ускакал. Куда? В горы? За дикими козлами бегать? И почему ничего не сказал ей?
         «Неужели он меня так ненавидит? - подумала Джамиля. -Кто я ему? Навязанная, нелюбимая, нежеланная? Зачем только нас с ним соединили, раз он не желает меня видеть? И что подумают люди? Что станут говорить о нас?..»
            Отвернувшись от Маки, Джамиля быстро пошла обратно в дом и там, на супружеской постели, дала волю слезам.
                Все ей было здесь чуждо. Слуг она почти не знала, и они ее тоже, ни знакомых, ни родственников у Амирана поблизости не было, ясно, что он ускакал к кому-то дальнему. К кому? Может, к отцу? До отцовского замка ему езды дней пять, пусть он пробудет там неделю или больше и потом вернется, но Джамиля знала, что старый Тенгиз не одобрил бы такого поступка сына и счел бы его поведение оскорблением в собственный адрес, ибо он сам подбирал сыну жену. «От отца он бы должен держаться подальше», - подумалось Джамиле. И через неделю, когда Джамиля, изнывая, считала часы разлуки с мужем, старый Тенгиз сам приехал к ней, в замок сына. Он до того был на их свадьбе, но отъехал на пару дней к себе по делам. И он хотел посмотреть, как они с Амираном поживают.
            Старый Тенгиз был удручен отсутствием сына. Он догадывался, куда поехал Амиран. «Бедная девочка, - подумал старый Тенгиз про Джамилю. - Когда Амиран вернется, я ему все выскажу, и более того».
-И не доложился, куда поехал? - спросил старый Тенгиз.
-Не доложился. Никто не знает. Я уже у всех здесь спрашивала.
-Ну да ты не горюй, - сказал старый Тенгиз. - Он любитель бродить по горам.
-Ну так и взял бы меня с собой в горы, - Джамиле снова пришлось сдержаться, чтобы голос не выдал ее, и она беззаботно улыбнулась. - Я ведь выросла в замке на горе. Если он любит горы, я показала бы ему, какие горы у нас.
-У вас красивые горы, - сказал старый Тенгиз. - Почти такие же красивые, как ты сама, но ты лучше.
      Он все пытался хоть чем-то утешить и ободрить Джамилю. Джамиля это почувствовала и снова постаралась беззаботно улыбнуться.
-Да, я бы поехала с ним в горы... - медленно проговорила она. - Но, может, он и не в горы поехал?
     Старый Тенгиз вздохнул и задумался. Ведь скорее всего Амиран уехал к Алие. Но как это скажешь Джамиле? И к Алие старый Тенгиз был готов ехать сам, чтобы отыскать сына и серьезно поговорить с ним.
-Не расстраивайся, - сказал он Джамиле. - Я съезжу поищу его в горах. Мне думается, я знаю, где он.
       И Джамиля снова осталась в одиночестве ждать.
        И прошло уже более месяца ожидания, как Тенгиза принесли в замок сына умирающим.
      Его рвало какой-то черной слизью. Джамиля порывалась ухаживать за ним, но старый Тенгиз сказал, чтобы она не прикасалась к нему и держалась от него подальше. И вовремя он это сказал. Он промучился дня три и умер, и после этого слугу, что лечил его, тоже стало рвать черной слизью. И слуга в припадке какого-то бешенства убежал из замка и пропал навсегда.
-Это ведьма, - сказала Мака.
-Какая ведьма? - спросила ее Джамиля.
-Есть одна такая, - ответила Мака. - Как только он мог ее полюбить?
-Кого? И кто это «он»?
-Да муж ваш, госпожа. Ваш муж любит ведьму. Как бы сам колдуном не стал...
-Мака! - одернула служанку Джамиля. - Как смеешь ты подозревать своего господина в такой низости!
-Ну да, любит он ее, - продолжала Мака. - И чем она его приворожила? Колдовством, вестимо...
      Джамиля готова была ударить служанку за эти слова, хоть ее воспитание не позволяло ей поднимать руку на слуг, да она и не смогла бы ударить человека. И она расплакалась и убежала в дом.

. . .

       Амиран смотрел сквозь стеклянную стену на лицо Алии. Он еще думал, что она пошутила. Что она поступает так из-за любви к нему, потому что ревнует. И он чувствовал себя виноватым. «Прости», - сказал он ей, и понял, что она не услышала, но прочитала слово по губам. Алия улыбнулась и покачала головой. Улыбка ее была резкой и насмешливой, но Амиран счел, что она имеет право на такую улыбку после того, как он поступил с ней.
-Ты не вернешься домой, - сказала Алия. Как ни странно, ее голос он сквозь стеклянную стену слышал.
     Амиран смотрел в ее лицо. В конце концов, он считал, что она права. Он чувствовал себя предателем.
      -Прости, - снова повторил он.
Алия усмехнулась.
-Простить? - переспросила она.  - А чего ты еще хочешь? Чтобы я поила тебя вином и ублажала ласковой речью? Чтобы склонялась перед тобой как перед господином и умащала благовониями? Да кто ты такой! Ты думал, мною можно играть, поиграл и выбросил? Нет уж, - в черных зрачках Алии вспыхнула ярость. - Это я теперь твоя госпожа, а ты жалкий прислужник, и будешь им! После того, что ты со мной сделал — нет! И ты еще плохо меня знаешь! Ты думаешь, будто я тебя прощу, но ты умолять меня будешь, чтобы я была милостива к тебе, чтобы только позволила тебе служить мне и питаться подачкой с моего стола! И ты никогда не вернешься к своей недалекой и уродливой жене, которую тебе дали впридачу к княжеской милости! И ты зачахнешь, ты будешь просить меня о смерти! Ибо ты будешь здесь столько, сколько захочу я, и умрешь тогда и так, как этого захочу я!
. . .

    Джамиля проплакала почти всю ночь и только к утру забылась сном. Сон пришел внезапно. И во сне она увидела серебряную дорогу. Дорога шла лесом. Серебро светилось в сумраке, и Джамиля шла по этой дороге и смотрела вперед, во мрак. «Иди за мной», - вдруг сказал кто-то. Этот кто-то, невидимый, будто окутал ее спокойствием. Но все равно на душе ее было тревожно. Там, впереди, она знала это, ее ждал Амиран. И ей было очень страшно за него.
      Она пробудилась от порыва ветра, распахнувшего окно. Было уже светло. Мака во дворе опять развешивала белье.
       Джамиля спустилась во двор.
-Мака, - сказала она. - Ты говоришь, что это за ведьма?
-Чур меня, - отмахнулась служанка. - Ну сболтнула лишнего, ну так и что. Мало ли ведьм на свете.
-Ты ее знаешь?
-Видела пару раз.
-Где она живет?
-Не знаю, далеко где-то.
-Как туда можно дойти?
-Старый Тенгиз уже дошел, - сказала Мака. - Вы, госпожа, это видели.
-Но ведь это какое-то реальное место, где она живет...
-Ну и пусть там себе живет, нам-то до нее что.
-Амиран у нее. Я боюсь за него.
-Это ему надо было раньше подумать, с кем он связался. Теперь уже поздно.
-Мне надо его разыскать.
-Вы видели, что было со старым Тенгизом? Ну вот и подумайте об этом.
-Это меня не пугает. Скажи мне, что ты знаешь.
-Ничего не знаю.
-Но я все равно пойду туда, так или иначе. И лучше бы ты указала мне дорогу.
-Бедная госпожа, - сказала Мака. - Зачем вам искать вашего неблагодарного мужа? Все мужчины одинаковы. Почему только вас не предупредили, что он любит ведьму... Забудьте его. Он того не стоит. И живите в свое удовольствие. Если муж изменил и не возвращается к жене, через три года жена имеет право расторгнуть такой брак. Ведь он не в военный поход ушел...
-Что ты говоришь!
-Поживите у нас, госпожа, и порадуйтесь жизни. Вон вы какая печальная. Вы молоды, прекрасны, будет еще у вас счастье.
-Я никогда не буду счастлива без него! - вскрикнула Джамиля и побежала в дом...


      Она очнулась от того, что кто-то будил ее. Потом Мака стала поить ее травяным настоем, поддерживая ее голову.
-Ну вот и хорошо, - говорила служанка. - Выпейте еще немного, и еще, до дна. Это хороший отвар, он прибавит вам сил. А через полчаса вам принесут завтрак.
-Я не хочу есть, - сказала Джамиля.
-Захотите, - ответила Мака. - После этих трав аппетит хороший.
-Я не хочу, - повторила Джамиля. Но служанка уже отвернулась от нее и сказала мальчику за дверью, чтобы принес завтрак. Потом Мака вернулась и села у ног ее кровати.
-Ну вот, доплакались вы, госпожа, - сказала служанка. - Неужели так уж жить без него не можете? Вестимо, что не можете... Эх, что за напасть такая эта любовь...
     Джамиля смотрела в морщинистое лицо пожилой служанки и думала: неужели эта женщина знает, что такое любовь?
-Мака, ты когда-нибудь любила? - спросила Джамиля.
-Мы с Отаром еще в детстве обручены были, - сказала Мака. - А что, ведь мы слуги, со слугами это случается. Но мы любили друг друга. А потом Отар погиб. Ему еще не было двадцати. Я совсем девчонка была. Утонул он в реке. Я поубивалась по нему, тоже топиться хотела. Да только у господина уже родился сын, и он приставил меня ходить за младенцем Амираном. И я утешилась. Не до конца, конечно. После Отара я никого больше не смогла полюбить. Но младенца любила. Забавный он был. Все держался за мою юбку. А то подойдет, усядется рядом, дотронется пальчиком до моего лба и говорит: «Мака». И так интересно в лицо смотрит... Ты что думаешь, не любила я его? Да и сейчас люблю... Жаль мне его. Да только что делать?
-Я разыщу его,  - сказала Джамиля. - Помоги мне, Мака.
-Пропадете вы, госпожа, - сказала служанка. - И его жаль, и вас жаль. Сгинете оба.
-Я не могу без него, - сказала Джамиля. - Неужели ты не понимаешь?
-Может, и понимаю, - ответила Мака и вздохнула.
       Принесли завтрак, но Джамиля не могла смотреть на еду. Хоть и вправду травяной отвар подогрел аппетит. Но когда Джамиля думала об Амиране, а не думать о нем она не могла, ей просто хотелось лечь и умереть от голода и тоски.
         Но чего она бы этим добилась? Надо было идти за ним, выручать его...
-Мака, я не притронусь к завтраку, пока ты не скажешь мне, как найти эту ведьму, - твердо сказал служанке Джамиля. Мака посмотрела на нее с сочувствием.
-Хорошо, - вдруг согласилась она. - Я скажу вам все, что знаю, только знаю я немного. А вы все-таки кушайте. Иначе сил у вас не будет, чтобы идти. Эту женщину зовут Алия. Видимо, приворожила она Амирана. Я ее видела однажды. Таких не любят. Резкая, высокомерная, нечуткая и неумная. Красива, да. Да только краса такая скоро приедается. Однако хитра, лукава, опасна. Амиран простодушен, вот и не замечал всего этого. Должно быть, видел в  ней что-то хорошее. Да и то, притворяться она умеет. Живет она где-то в предгорьях Ликтаны. Там в свое время много колдунов было. Я не знаю, где она живет. Амиран на коне доезжал к ней дней за десять, по короткой дороге. Но дорог, ни коротких, ни длинных, я тоже не знаю. Знаю только, есть такой старик Шалва, он может знать. К нему отсюда езды дня два. Вы можете взять коня, госпожа...
-Я боюсь лошадей.
-Вот незадача... Тогда возьмите нашего Резо, он на повозке отвезет, он с Шалвой знаком. Да и то, не надо вам одной ездить. Доедете вместе, а там как Бог даст.
-Спасибо, Мака.
-Не ездили бы вы лучше никуда, госпожа.
-Я не могу не ехать.
-Я ведь не смогу вас сопроводить...
-Одна доеду.
-Вы же не представляете, что это такое.
-Как-нибудь справлюсь.
-Жаль мне вас, госпожа. Загубит вас ведьма. И его загубит... - и Мака собрала посуду и вышла.


     Джамиля и вправду ничего не знала и не умела. Она никогда далеко не путешествовала, только бродила иногда по горам вокруг своего замка. Не так ее воспитывали, чтобы она ездила на коне или могла прожить в глухих местах. Аристократка, она изучала этикет, искусства, грамоту, управление домом, рукоделие, присущее женщинам...  Она смутно слышала, что в походах необходимы нож, веревка и спички, вот и все знание. И что вдоль троп можно найти кремень и с помощью кремня развести огонь, но она не умела разводить огня с помощью кремня. Она слышала, что в лесах и в горах живут дикие звери. Что в Ликтане и вправду много колдунов, но до Ликтаны сначала надо было добраться. А что будет в пути? Этого она и представить себе не могла. Она собрала  суму с теплой одеждой, запасом еды в дорогу, веревкой, спичками и ножом, и пошла к дяде Резо, тот как раз был на конюшне.
-Отвезешь меня к старику Шалве? - спросила она, даже не выяснив, куда надо ехать.
-Что это вам, госпожа, старый Шалва понадобился?
-Поговорить с ним нужно.
-Он человек странный, - сказал Резо. - Не со всеми разговаривает. Говорят, что и колдовать умеет. Скрытный, нелюдимый. Зачем он вам?
-Хочу спросить кое о чем.
-О муже вашем? Ну да, с Амираном они общались иногда. Господин наш не раз ездил к нему. Учил Шалва господина овец лечить. Может, и еще чему научил... Ну что ж, поедемте. Авось вам что-нибудь скажет. Непривычно без господина, и куда только он запропал... Завтра и поедем. Как рассветет...
        «Неужели они ничего не видят, ничего не понимают? - подумала Джамиля. - Непривычно ему, говорит... Да другой бы места себе не находил, если бы только любил своего господина...»
      Наутро она ждала Резо во дворе. Тот впрягал лошадь в повозку. Утро было свежим, светлым, прозрачным. Солнце вставало из-за горизонта. Джамиля куталась в теплый платок.
       -Ну что, поехали, госпожа? - спросил Резо.
-Поехали. - Джамиля села в повозку, и они медленно выехали за ворота. Ворота закрылись за ними. Джамиля даже не обернулась. Резо довольно быстро погнал лошадь, и Джамиле показалось, будто и не было за ее спиной никакого замка, не было свадьбы, не было месяцев, прожитых здесь, в этих стенах. Что ничего этого не было, был только тот, кого она любила, и к кому стремилась сейчас, пробиваясь сквозь неизвестность. И она представила перед собой лицо Амирана. Смуглое лицо с темно-серыми глазами, его улыбку, казавшуюся ей доброй и немного наивной, внимательный, чуть задумчивый взгляд, каким он обычно смотрел на нее, некоторую строгость черт. В нем сочетались мужество, серьезность и доброта, и в то же время какая-то детскость. Ему было двадцать три года, ей девятнадцать, но она относилась к нему отчасти с материнским чувством, хоть и чувствовала, что слабее его, и что он ее защищает. «Но он не любит меня, - подумала Джамиля. - Самое большее, жалеет. Почему только так?» - и ей хотелось плакать от этой мысли. Она отдала бы все, чтобы только он был счастлив.
     Повозка ехала среди холмов, зеленых, подернутых дымкой. Эти холмы так и тянулись вокруг, до самого вечера. С дядей Резо Джамиля почти не разговаривала. Заночевали они на открытом месте, Джамиля в повозке, а Резо под повозкой, он улегся на земле, подстелив под себя овечью шкуру, и накрылся плащом. Небо было ясное, не холодно, хоть время уже было осеннее: среди осени порой выдавалось несколько таких теплых дней. Джамиля смотрела перед сном на ночное небо и думала, что этих звезд она совсем не знает, да и что такое звезды. В детстве ей говорили, что звезды — это светильники Всевышнего, но у Всевышнего светильники не такие, как у людей. Он велик, человек же мал. И что такое для Всевышнего человек?
    Джамиля проснулась на рассвете. Резо уже ходил вокруг повозки, согревался. Они поехали дальше. Опять вокруг тянулись те же зелено-дымчатые холмы. Вдалеке пастух пас овечье стадо. Уже было около полудня, когда они подъехали к одинокому дому у подножия холма. Дом был старый, но крепкий, вокруг него рос виноградник, чуть дальше виднелся сад.
-Ну вот, приехали, - сказал дядя Резо. Этот дом и оказался домом старика Шалвы.
    Джамиля удивилась, что Шалва живет здесь совсем один, вдали от людей. «И вправду, видно, не простой он человек», - подумалось ей.
       Резо постучал в дверь дома.
       -Эй, дядя Шалва! - кричал он. - Здесь ли ты?
      Но старика в доме не было. Шалва выходил из сада и нес в фартуке коричневые осенние яблоки.
-Ну чего раскричался? - недовольно спросил Шалва. На первый взгляд ему можно было дать лет восемьдесят, уж больно сморщенное было у него лицо. Но если всмотреться, осанка у старика была почти юношеская. Курчавые седые волосы и борода, и проницательные глаза, обычно полуприкрытые веками, но если старик смотрел в упор, то казалось, будто он тебя насквозь видит.
-Госпожу свою привез? - спросил Шалва, кивая на Джамилю. - Ну что ж, заходите в дом, сейчас обед поставлю. Проголодались небось...
      В доме старика Шалвы пахло деревом и травами. Из закута две козы смотрели на вошедших желтыми, опасными глазами. Шалва развел огонь в печи. Резо вышел распрячь лошадь. Джамиле показалось уютно в доме Шалвы, или так подействовал на нее запах. И правда, пучки трав сушились под крышей. Больше ничего особенного она не заметила. Простое деревянное ложе, покрытое овечьими шкурами. Печь, стол, несколько стульев, лавка и сундук. Инструменты для работы по дому в углу, садовый инвентарь. Вот и вся обстановка. Джамиля сидела на лавке у стола и слушала звуки. Старик Шалва молчал, только возился с обедом. Трещало пламя. Резо на дворе почти не было слышно. Шумел поднявшийся за день ветер в прорехах крыши. И все, ничего больше.
      Резо вошел в дом, потянулся и сказал:
-Тут у госпожи дело к тебе, дядя Шалва.
-Знаю я ваше дело, - проворчал Шалва. - Вот, отобедайте, а потом поговорим.
       И поставил на стол сытные деревенские щи.
       -Ну, говори, - обратился Шалва к Джамиле после обеда, без всяких обиняков, на «ты».
       Джамиля не знала, с чего начать.
       -У нас с Амираном была свадьба, - наконец сказала она. - Ведь вы знаете Амирана?
       -Знаю, - подтвердил Шалва.
       -Так Амиран пропал, - сказала Джамиля. И она рассказала, как утром проснулась, а его рядом не было, он уехал, как потом приезжал отец Амирана, старый Тенгиз, и что с ним случилось... Шалва слушал внимательно и хмурился. Наконец Джамиля поведала ему все, что ей рассказали про «ведьму».
-Говорил я ему, - сказал Шалва. - Только он не послушал.
-Знаете вы ее? - спросила Джамиля.
-Знать не знаком, - сказал Шалва, - но слышал. Амиран слишком к ней привязался, а может, и она его к себе привязала. Мне неизвестно, чего ей сейчас надо. Может, и вправду была между ними любовь, да только странная это любовь. Не по-людски это было.
-Не пугайте меня, дядя Шалва, - взмолилась Джамиля. «Любовь? - подумала она. - Так он ее любил?..»
       Шалва смотрел на нее своими проницательными глазами, но в глазах его она видела сочувствие.
   -Да не та это любовь, - сказал Шалва. - А ведь любишь ты его?
     Вопрос этот смутил Джамилю. Потому Шалва продолжал.
-Я тебя не пугаю, - говорил он. - Просто Амиран человек чистый, и видит во всех чистое. И в ней тоже видел. Много он от нее вынес, да только позволял ей все. Вот я и думал, что когда-нибудь сам образумится, что откроются у него глаза наконец. Ведь ему бесполезно было что-то говорить, он не слушал. Я пытался предостеречь его. Да только он однажды сказал, что еще слово, и он со мной знаться перестанет. Вот так мы и жили. Я предполагал, что это все далеко зайти может...
-И вы ничего не сделали?
-Что я мог сделать? Насильно его к ней не пускать? Он взрослый мужчина. Тревожился я за него, да. Но и надеялся на него. Думал, сердце его ему дорогу укажет... А вот как все получилось.
       Но отчаиваться рано, - сказал Шалва. - Да и не дело отчаиваться. Ведь теперь у него есть ты. Ты ведь за этим в путь пустилась? Его отыскать?
-Да.
-Ну вот и хорошо.
-Только я ничего не знаю...
-Что могу, подскажу. Да только я тоже не знаю, где живет его Алия. Не могу указать дороги. Ну да ладно. Зато я могу кое-что другое...
-Что?
-Обещать заранее не буду. Сама поймешь.
-Дядя Шалва, я поехал? - спросил молчавший до сих пор Резо.
-Уже обратно собрался? - Шалва обернулся к нему.
-Да. Не по себе мне. Лучше вернусь. Авось к завтрашнему вечеру буду дома.
     Джамиле вдруг сделалось страшно. Она поняла, что остается на своем пути совершенно одна.
-Дядя Резо, а разве вы со мной не поедете? - спросила она. - Как же я до места доберусь?
-Чтобы я в пасть к ведьме ехал? - воскликнул Резо. - Чтобы потом со мной было то же, что и со старым Тенгизом?.. Вам, госпожа, надо, вы и езжайте, да лучше бы вы со мной домой возвратились. Куда вы поедете одна, или, может, пойдете? И что с вами будет? Идти или ехать далеко, дорога неведома, никто вам не поможет...
-Но ведь он в беде! - крикнула Джамиля.
-А что здесь можно сделать? - возразил Резо. - Никто к ведьме не захочет соваться. Да и, может, вернется он. Никуда не денется. Или, может, хорошо ему там, так и возвращаться не захочет...
-Не хорошо ему там, - негромко сказал Шалва. - Чует мое сердце...
-Да и куда девушке, одной, ехать? - продолжал Резо. - Жили бы вы в замке, или вернулись бы к своему отцу...
-Я поеду, я должна ехать! - воскликнула Джамиля. - Как же вы не понимаете! Он пропадет, погибнет! И дядя Шалва то же говорит... Дядя Резо, поехали со мной! Поехали,  миленький, пожалуйста... - и Джамиля расплакалась от охватившего ее ужаса. Но Резо попрощался со стариком Шалвой, сочувственно посмотрел на Джамилю и вышел во двор, запрягать лошадь. Джамиля все не могла успокоиться. Ей был страшен предстоящий путь.
      Шалва подошел к ней и положил ей ладонь на голову.
-Пусть едет, - сказал он. - Подневольные слуги тебе не нужны. Лишняя поклажа в пути не годна.
     Джамиле было страшно, очень страшно. Она рыдала от страха и отчаяния. Шалва отошел от нее и поставил кипятить какие-то травы. Скоро дом наполнился мирным травяным духом, Джамиля слышала, как уехал Резо и как Шалва из окна распрощался с ним. Потом Шалва подошел к ней и протянул в чашке какой-то отвар.
-Выпей, - сказал он. - Это хорошие травы. Душа успокоится.
        Настой был терпким и душистым. И вправду, на сердце у Джамили стало спокойно и тепло, и ей сильно захотелось спать. И старик Шалва уложил ее на кровать и накрыл овечьей шкурой, и сам сел рядом. Она уже засыпала, когда почувствовала, как он положил ладонь ей на лоб.
-Я передаю тебе дар вещих снов, и во сне ты будешь видеть свой путь, - сказал он. - Но я не могу передать тебе дара бесстрашия...


      Несколько дней она не могла подняться с постели, и старый Шалва ухаживал за ней и рассказывал ей сказки. Сказки эти как-то странно входили в ее душу, утешали и укрепляли ее. И в ней пробуждалась решимость. Ибо она понимала теперь, что Амирану никто не поможет, кроме нее. Она то волновалась, что медлит, то снова страшилась пути. Но ей было нужно идти к нему, где бы он ни был, и чем бы ни оказался этот путь.
       Старый Шалва стал учить ее, как прожить в лесу, в горах, рассказывал истории про разных людей, что ходили такими путями. Уже около недели прошло, как Джамиля жила в его доме. Наконец настал день, когда она собралась в дорогу, и на следующее утро решилась идти. И ночью ей снился лес. Куда бы она ни посмотрела, вокруг была чаща, и не было этой чаще конца и края. «Во сне будешь видеть свой путь, - так сказал ей Шалва. - Будешь видеть не весь путь от начала до конца, но то, что предстоит тебе скоро пройти. И умей правильно понять эти сны. Иногда будешь видеть помощников на пути, иногда будешь видеть препятствия. Будь осторожна, но ничего не бойся. Таково мое последнее пожелание тебе: постарайся ничего не бояться. Ничего страшного с тобой не случится».
-Дядя Шалва, а может, вы со мной пойдете?.. - спросила Джамиля с последней надеждой.
-Я не могу с тобой идти, - сказал Шалва. - Это твой путь.
     Аристократическая гордость не позволила Джамиле упрашивать Шалву. И она простилась с ним и пошла по  дороге, неизвестно куда ведущей.
        Старик Шалва проводил ее, вернулся в дом, склонился над печкой, над не погасшим еще пламенем, и пошептал в это пламя, и оттуда появилось странное существо, огненное, похожее на небольшого львенка. Оно перебирало лапами и колыхалось, потом вдруг выросло до размеров взрослого льва, но сделалось прозрачнее, и снова сгустилось и уменьшилось. Это был огненный элементал.
-Иди за ней и охраняй ее, но ей не показывайся, - приказал элементалу Шалва. - Будь с ней, пока тебя не сменят.
     И существо стало совсем прозрачным и исчезло.
     Старик Шалва вышел на крыльцо и уселся на ступенях. Он долго смотрел на дорогу, по которой ушла Джамиля.
       -Если такие решаются идти, судьба их на руках понесет, - наконец задумчиво, будто про себя проговорил он...


. . .

     Джамиля шла по дороге, солнце вставало по правую ее руку, ей надо было идти в направлении северо-востока. Холмы постепенно снижались, местность становилась равнинной. Дорогу пересекали тропы, идущие в разном направлении, но Джамиля твердо придерживалась северо-восточной тропы. Часа через три вдалеке и вправду показался лес, и дорога вела к нему.
       Лес стоял весь красный. Основу его составляли мелколиственные деревья вроде осины, кое-где попадались редкие лиственницы, и листья деревьев уже приобрели осеннюю окраску. Вокруг деревьев вился туман. Джамиля невольно залюбовалась этой картиной: белесые волокна тумана вокруг краснолистых и красностволых деревьев, и под ними такой же красный бересклет. Хоть от Шалвы Джамиля слышала, что туман не благоприятен для переходов, красота леса ее покорила. К тому же она надеялась, что туман скоро рассеется, как это бывает к полудню.
       Дорога уходила вглубь леса и там превращалась в лесную тропу. Солнце редкими полосами пробивалось сквозь деревья, лес был довольно густой. Едва войдя в лес, Джамиля заметила слева от тропы небольшой ежевичник. Она хотела набрать ягод, но в ежевике сидел черно-желтый полосатый паук, и этот паук величиной с ладонь стал раскачиваться на своей паутине, желая ее напугать. Джамиля и вправду испугалась, но паук ничего больше не делал, только качался, и все же она отошла подальше, так и не отведав ежевики.
      В лесу было очень тихо. Даже птиц почти не слышно, только изредка сойка или дятел перелетали с ветки на ветку и кричали. С деревьев опадали их мелкие, круглые красные листья, причудливо крутясь при падении, это было похоже на красный снег. Туман понемногу расходился. Джамиля уже видела ряды деревьев впереди, видела уходящую в чащу тропу. Куда ведет эта тропа, она не знала, но другой дороги не было. Тропа шла скорее на север, и пока была отчетлива. Кто ходил по ней, Джамиля и предположить не могла.
      Она шла по тропе и думала о своем возлюбленном. И лес, казалось, отвечал ее мыслям. Лес был каким-то праздничным и в то же время чутким, он, казалось, обнимал своим дыханием, протягивал ветки деревьев и кустов, и задумчивость девушки углублялась и будто находила собеседника, соучастника. Джамиля забыла о возможной опасности, о своем одиночестве посреди этого леса, она не думала о том, что случится дальше, о том, как она выйдет из леса и куда пойдет, или не выйдет из него и будет в нем ночевать. Солнце, пробивающееся сквозь деревья, казалось ей добрым и ласковым, будто она шла по лесу вдвоем с близким другом.
        Судя по солнцу, настало время обеда, и Джамиля чуть сошла с тропы и уселась под деревом. Она разложила на земле свои съестные припасы, которые дал ей в дорогу Шалва. Можно было набрать грибов, но Джамиля не хотела пока этого делать, привыкнув больше к другой пище. Костер разводить она тоже не стала, подумала, что незачем. Она прислушалась. Тишина леса показалась ей несколько напряженной. Эта плотная тишина обступала со всех сторон, и хотя Джамиля привыкла жить в тихих местах, ее охватило чувство беззащитности. Она вдруг подумала, что на нее может напасть зверь.
      «К зверю нельзя поворачиваться спиной, с ним нужно тихо, спокойно говорить», - вспомнила Джамиля наставление Шалвы. Какие звери могут водиться в этом лесу? - подумала она. - Волки? Лисы? Кабаны? - До сих пор она слышала, как порой вокруг нее что-то шуршит, раздаются какие-то звуки, шорохи, но зверей кроме нескольких ежиков, перебегавших тропу, она в этом лесу еще не видела. Она огляделась вокруг. Но все было тихо. Подкрепившись, она снова вышла на тропу и пошла дальше.
       Лес постепенно менялся. Вместо краснолистых деревьев и лиственниц начались золотисто-коричневые дубы и темнохвойные сосны. Деревья становились гуще. Тропа же сделалась менее отчетливой. Еще около часа она петляла в чаще, и потом пропала. Джамиля в смятении остановилась. Она не знала, куда идти. Ее охватил страх. Она попыталась было держаться северо-восточного направления, но все больше блуждала, и в конце концов, обессилев, она села под деревом и заплакала. У нее подкашивались ноги, она не могла идти дальше.
          Дрожа от ужаса, она прислушивалась к звукам леса. И ей вдруг почудился негромкий плеск. Она заставила себя подняться и пошла на этот звук, и скоро впереди показалась речка. Вдоль реки ей казалось идти не так страшно, и она пошла вверх против течения речки, снова скорее на север, чем на северо-восток. Солнце понемногу клонилось к вечеру.
       Пройдя немного, Джамиля услышала со стороны реки слабый писк. Она подошла к воде. В воде барахтался дикий котенок. Не котенок речной кошки, водоплавающей и кормящейся рыбой, но обычный, лесной. Джамиля вытащила его из воды и отнесла, мокрого, в гущу деревьев. Скоро в чаще раздалось мяуканье: кошка-мать искала свое чадо. И кошка, темно-рыжая и пятнистая, как палая листва, подбежала к котенку, схватила его за шиворот и унесла в лес. Джамиля вдруг подумала, что весь мир пронизан какими-то силами, которые действуют, наблюдают, спасают. Ей показалось, что ее саму тоже хранят, и недаром какая-то сила направила ее к этой речке. И она вдруг явно почувствовала две большие невидимые ладони по бокам от себя, добрые и терпеливые, и подумала, что именно потому такая тишина вокруг. Но от этого осознания чего-то непостижимого в ее жизни ей стало тем более не по себе, и она поспешила дальше.
       Теперь уже ей приходилось бороться со страхом. Джамиля стала чувствовать свое одиночество  и боялась проводить ночь в лесу, ибо понимала, что до ночи она вряд ли из леса выйдет. Вокруг все больше темнело, спускались сумерки. Джамиля остановилась. Идти дальше ей было страшнее, чем искать место для ночлега здесь, на берегу реки. Она решила развести костер и очистила от травы и камней клочок земли. «Шалва советовал занять себя чем-нибудь, когда нападает страх», - вспомнила Джамиля и пошла собирать ветки и хворост.  Это оказалось трудным делом. Ломая ветки, она изранила руки, и следовало набрать веток не только для костра, но и для ночного укрытия. Толстых поленьев вообще не нашлось кроме обломка какого-то вывороченного пня, который она с усилием отодрала от корня. Попутно Джамиля набрала грибов и решила испечь их на ужин. Развести костер она сначала пробовала от кремней, которые дал ей Шалва, но у нее не вышло, не было сноровки. Тогда она достала спички. Сумерки чем дальше, тем больше пугали ее.
         Костер плясал в полумраке, казавшемся темнее из-за света огня. Грибы, нанизанные на прутике, спеклись наполовину, но такие грибы можно было есть и сырыми. Ночь обещала быть не такой уж холодной. Джамиля положила в костер толстый обломок пня, но он едва горел. Потом костер и вовсе потух, и пень смутно возвышался среди тлеющей золы. Надо было подумать и о постели. Джамиля настелила на землю сосновых веток и устроила над ними небольшой навес. Она залезла под навес и почувствовала себя в большей безопасности. Начав было по-звериному зализывать царапины на ладонях, она вспомнила, что старый Шалва дал ей в дорогу мазь от ран. Однако Джамиля постаралась расходовать эту мазь как можно меньше. Ладони скоро перестали ныть, и Джамиля достала из сумки пахучее сушеное растение, также полученное от Шалвы. Этим растением и так пропахла вся сумка, и потому насекомые ей почти не досаждали. Прикрепив растение между веток навеса, Джамиля закуталась в плащ, свернулась на сосновой подстилке и постаралась уснуть. Но она боялась волков. Она то и дело вздрагивала и просыпалась, и всю ночь ей мерещились волчьи глаза, хоть воя волков она не слышала, даже отдаленного. Слышались только шорохи и плеск с реки, крики каких-то ночных птиц и сопенье и бормотание речных зверей, и всю ночь эти звуки не давали ей покоя.
       Под утро стало прохладнее. Джамиля уже не могла спать. Ночь оказалась почти бессонной из-за нападавшего на нее страха и неудобства сосновой постели. Джамиля вылезла из-под навеса и, поеживаясь, подошла к костровищу. Зола под пнем была еще немного теплой. Джамиля расплакалась было от одиночества и страха, но она понимала, что этим ничего не изменишь и надо действовать. Она попыталась разворошить костер, но огня не получилось, тратить же спички не хотелось. Слегка позавтракав, Джамиля пошла вдоль реки дальше на север. Над рекой стоял пар, утро было туманным.
          Она с трудом различала деревья в тумане, лес стоял темной стеной. Страх не проходил, и Джамиля вспомнила о цели своего пути. «Может, ему там еще хуже», - подумала она про Амирана. Слова Резо, что Амирану может быть хорошо у Алии, вызывали у нее протест. Да и чувствовала она, что это не так. И Шалва это чувствовал, и не скрывал от нее своей тревоги. «Надо понимать, куда и зачем я иду», - подумала Джамиля и ускорила шаг.

. . .


        Амиран вспоминал свой последний разговор с Алией и не верил.  Как может Алия желать ему зла? Она ведь понимает, что он тоже живой человек и может задыхаться в стеклянных стенах. Конечно, она обижена, она оскорблена, и имеет право так поступать. Но неужели она настолько возненавидела его? Настолько, что стала желать ему смерти? Этого быть не может... Но как бы он сам поступил на ее месте. Нет, он бы простил. Он бы даже не стал обвинять. Ему было бы больно, но он не вымещал бы своей боли на другом человеке, тем более любимом. Он бы, наверное, замкнулся и стал ждать. Ждать, пока пройдет боль. Может, он потерял бы в жизни цель и смысл, может, он даже не хотел бы жить. Но он бы никогда не стал мстить...
       Над этим когда-то и посмеялась Алия. «В тебе нет гордости», - так сказала она ему тогда. Что ж, пусть. Это ее право, так говорить. И все-таки он виноват. Он поддался воле отца и воле обстоятельств, он не сумел отстоять своей любви. А для этого надо было сделать все, что только можно. Порвать с семьей, уйти из дома... все, что угодно. Он ничего не сделал. Почему? Боялся за отца, за честь рода. И над ним висел долг, который нужно было платить... Ведь это и его честь. Так значит, он поставил честь выше любви. Как ставил любовь выше жизни. И теперь расплачивается за это...
     Но что такое честь? Только формальные правила, которым надо следовать? Или честь — это верность себе? Если последнее, то он должен был бы сохранить свою любовь...


. . .

      Речка, и без того неширокая, становилась все уже. Она петляла в тумане блестящим ручейком и порой терялась в траве. На какое-то время речка снова немного расширилась, но потом сузилась так, что ее можно было перешагнуть одним шагом. И вот Джамиля оказалась перед несколькими довольно большими камнями. Речка вытекала из-под них. Джамиля пришла к ее истоку, к роднику.
      И как она могла надеяться куда-то выйти, следуя вдоль этой речки? Это была обычная лесная речка, каких много, бравшая начало в чаще.
      Туман все больше сгущался вместо того, чтобы рассеиваться, солнце не просматривалось. Джамиля совсем отчаялась. Она села у камней возле родника и дрожала от страха. Звать на помощь было некого, тропы никакой поблизости не было, Джамиля была одна в чаще. Что она будет делать дальше? Она не могла решить, что лучше, ждать или куда-то идти. Куда она пойдет? Да и заросли вокруг были слишком густы, чтобы искать в них дорогу.
       И все же страх заставил ее идти. Она по-прежнему держалась направления на северо-восток и уже далеко отошла от родника. Она пыталась нащупать хоть какую-то тропу, и на минуту ей показалось, что тропа есть, но потом Джамиля снова сбилась. Это опять были метания и сплошной ужас. Что дальше, жить в этом лесу, ночевать под сосновыми ветками, пить из лужи? Да и есть ли у этого леса конец? Джамиля старалась об этом не думать, но страх все больше обессиливал ее. Но она не могла остановиться, иначе страх поглотил бы ее целиком. Так прошло больше часа.
        И вдруг впереди послышались тихие шаги. Не шаги зверя. Джамиля замерла, различив смутную фигуру идущего навстречу человека.
          Он шел, раздвигая ветки, сине-серый плащ его выделялся темным пятном, капюшон плаща был откинут, и в темных волосах завивался туман. Скоро человек вышел из полосы тумана, и теперь Джамиля видела его лицо. Он остановился в нескольких шагах от нее. Джамиля подалась было назад от него, но он смотрел спокойно и открыто, в нем не было ничего враждебного. На вид ему было не больше тридцати пяти лет, но Джамиля чувствовала почему-то, что он намного старше.
-Не пугайся, - сказал человек. - Я не причиню тебе зла. Ты заблудилась. Тебе надо указать дорогу. Пойдем.
      Они шли, и Джамиля удивлялась спокойствию, снизошедшему на нее от присутствия этого человека. Кто он был? Маг? Она никогда еще не видела магов и не представляла, какие они. Куда он ее ведет? Можно ли идти за ним? Но почему-то она ему доверяла, она верила, что он добр и поможет. Да и на что еще ей было надеяться в этом лесу, в чаще без всяких троп, которая может тянуться неизвестно сколько? Происходящее казалось каким-то чудом.
        Но Джамиля настолько устала, что все вокруг и вправду стало казаться нереальным. Она шла за человеком и не замечала дороги. И только когда смотрела на него, ее сознание будто прояснялось.
        Они шли так до вечера. Джамиля будто засыпала на ходу. Но она была спокойна, страх оставил ее. Физических сил еще хватало, чтобы просто идти, есть не хотелось, останавливаться тоже не хотелось, потому что тогда она бы испугалась, что человек ее бросил, идти было легче, чем ждать. И человек будто понимал ее состояние и вел без остановки, не очень быстро, приноравливаясь к ее шагу и иногда поддерживая за руку. Время длилось и длилось, и только когда стало темнеть, Джамиля снова услышала его голос.
   -Остановимся здесь, - сказал человек. - Ты нуждаешься в отдыхе.
      Джамиля подняла на него взгляд, наконец рассмотрев его в момент снова прояснившегося сознания.
        Мелкие капли влаги оседающего тумана поблескивали на его волосах, темных, но не черных, скорее цвета темного камня в горах. Когда он снял плащ, одежда его под плащом оказалась почти такого же темного цвета, и рубашка из теплой ткани перехвачена серебряным поясом. Оружия при нем Джамиля не заметила. Он постелил свой плащ на землю и знаком пригласил Джамилю сесть на него, а сам пошел собирать хворост. Джамиля хотела было ему помочь, но у нее совсем не было сил, усталость взяла свое, и она задремала на краешке его плаща.
      Она проснулась от ощущения тепла. В сгустившемся сумраке на поляне перед ней горел костер. Человек сидел у костра и смотрел на огонь, рядом с ним лежал хворост. Джамиля приподнялась и села.
       Человек обратил к ней лицо и чуть улыбнулся, Джамиля различила эту улыбку в свете костра. Он показался ей каким-то старинным другом, кем-то, кого она давно знала, с кем, возможно, встречалась еще до рождения, но родившись, забыла его. В нем было что-то от отца, наставника, покровителя, с ним было спокойно и надежно. И Джамиле казалось, что он — тайный повелитель этого леса, и лес его слушает, внимает его душе и покоряется его слову и мысли. Странно, почему ей подумалось так. Должно быть, спокойствие человека в глухой чаще, размеренность его действий породили эту мысль.
         Джамиля встала и подошла к костру, протянула руки над огнем. Над костром пеклись грибы и клубни земляной груши, они были почти готовы. Джамиля неожиданно почувствовала свой голод. Она вернулась к своей сумке, достала из нее припасы еды и разложила их на земле, предлагая своему спутнику. Он снял с прутика грибы и клубни и тоже положил их рядом на землю, и достал флягу с водой. Вода была родниковая, чистая. Джамиля достала свою флягу и пожалела, что настолько испугалась и даже не набрала воды  у истока реки. Воды в ее фляге было совсем немного.
-Тут недалеко есть источник, - сказал человек, угадав ее мысли.
-Спасибо вам, - сказала ему Джамиля. - Если бы не вы, я бы совсем заблудилась. Вы хорошо знаете этот лес?
-Знаю, - ответил человек.
-Из него можно выйти?
     Вопрос ее вызвал у человека легкую улыбку.
-Из всякого леса можно выйти, - сказал он. - Только в иной лес лучше и вовсе не заходить.
-В этот лучше было не заходить?
-У тебя не было другого пути, - сказал человек.
-Откуда вы знаете?
-Знаю.
-Вы маг?
-Никогда не спрашивай мага, маг ли он, - сказал человек, и в голосе его Джамиле почудился юмор.
-Почему?
-Хотя бы потому, что он тебе прямо не ответит.
-Но как я тогда буду знать?
-Никак.
-А вас спрашивать можно?
-Можно. Я не маг.
-Правда?
    Человек снова улыбнулся.
-Когда-то я был магом, - сказал он. - Но это было очень давно.
     Джамиля не стала больше его расспрашивать, хоть ей хотелось узнать, что означает это «очень давно», ведь, судя по внешности, он был совсем не стар. В этом человеке скрывались какие-то тайны, и все равно с ним было спокойно, как с отцом или старшим другом, более сильным и мудрым.
     Человек подложил поленьев в костер. «Как горит у него огонь, - подумала Джамиля. - Вот что значит уметь жить в лесу...» Огонь и вправду будто слушался воли этого человека. Джамиле стало тепло, уютно, почти как в родном доме. Лес уже не казался страшным, темнота не тревожила. Ей даже захотелось сесть рядом с этим человеком, положить ему голову на плечо и подремать так, но воспитание и робость не позволяли ей этого. Когда-то, подростком, она иногда сидела так вечерами со своим отцом, глядя в камин. С Амираном она попыталась однажды побыть так, ей всегда хотелось обнять своего возлюбленного, быть ему ближе, но она чувствовала, что в мыслях Амиран был далек от нее. Она тогда едва не плакала от этого, и сейчас тоже слезы подступили к глазам. Но Джамиля сдержалась и только подложила в костер пару веток.
      Сидящий перед ней человек задумчиво смотрел на огонь, языки пламени освещали его лицо, мерцали в глазах. Джамиля не нарушала тишины, и тоже стала смотреть в пламя. Но человек заговорил первый.
-Давно ли ты вышла из дома? - спросил он.
-Из своего дома? - уточнила Джамиля.
-Да.
-Накануне свадьбы я покинула дом отца и потом стала жить в доме моего мужа. Это было в середине лета.
-И твой муж пропал, и ты его ищешь.
-Да. Но откуда вам известно?
-По моим меркам, не так уж и долго тебе его искать, - сказал человек, не ответив на ее вопрос.
-Вы знаете, где он?.. - воскликнула Джамиля.
-Знать-то знаю, - сказал человек. - Но идти с тобой не могу и не должен.
-Что с ним? - спросила про Амирана Джамиля.
-Не думай о страшном, - опять уклончиво ответил человек. - Он не свободен, но он будет тебя ждать.
-Ему плохо?
-Он выдержит, - сказал человек.
    Но Джамиля заволновалась.
-Ничего страшного с ним не случится, - сказал человек, успокаивая ее. - Равно как и с тобой.
   «Шалва тоже говорил, что со мной не случится ничего страшного, - вспомнила Джамиля. - Откуда они знают?..»
-В жизни людей бывает разное, - продолжал человек. - Но не надо никого лишать его испытаний, иначе лишишь его великих даров судьбы. Будь спокойна за своего любимого, и не бойся за себя.
     «Ну прямо как Шалва», - снова подумала Джамиля.
-Даров? - переспросила она.
-Да.
-Хорошо, я постараюсь не бояться. - Но она говорила это без всякой уверенности.
    Джамиля посмотрела в глаза человека, не различая их цвета в темноте и отблесках пламени, глаза глубокие, внимательные, проникнутые мудростью и сочувствием к ней. Взгляд человека был мягким и в то же время очень сильным, но сила эта не подавляла, а поддерживала. Джамиля неожиданно вспомнила, что при свете дня эти глаза были дымно-серые, с отливом в синеву, как грозовая туча, это воспоминание вдруг явственно встало перед ней.
-Мое имя Ит, - сказал человек. - Когда будет тяжело, зови меня. Зови мысленно, по имени. Станет легче.
    И Джамиля почувствовала, будто ей вручили некий дар. Она склонила голову в знак благодарности.
-Но кто вы? - все же спросила она.
-Может быть, ты это почувствуешь в пути, - ответил человек, и снова тишина окутала обоих, только трещали ветки в пламени костра.
     Понемногу Джамиля начала дремать, огонь стал ей сниться и представляться в причудливых формах... Ее спутник заметил это и указал на настил из веток, и она улеглась, закутавшись в плащ.
-Эту ночь я посижу рядом с тобой, но не пугайся, когда утром проснешься и не найдешь меня. Я уйду, и мы еще долго с тобой не встретимся, - сказал человек. - Когда завтра встанешь, увидишь тропу вон у того поваленного дуба. Иди по ней на просвет, так выйдешь из леса. А сейчас ложись, спи.
        Джамиле не хотелось засыпать, но она слишком устала, чтобы сопротивляться дремоте. Она вдруг услышала далекий волчий вой. «Если нападут волки, как мы будем защищаться? - ведь у него нет оружия, нет даже посоха...» - подумала было она, но уснула, едва успев додумать эту мысль...


. . .

   Джамиля спала, и ей снились сны. Ей снился Ит. Снилось, как он сидит в темноте у костра и оберегает ее. Потом он будто встал и подошел к ней, и взял ее за руку, она тоже будто поднялась, и они сделали несколько шагов. Они вдруг оказались где-то очень высоко над землей. Будто уже был день, и они видели сверху край леса, равнину, поселение, изгибающееся к востоку, и далекие горы. И светящаяся дорога шла через это поселение и терялась в горах. «Понадобится проводник», - будто услышала она мысль Ита или свою собственную. В горах Джамиля разглядела замок, изящный, даже причудливый, с висячими арками. Таких необычных замков она еще не видела. Замок внушал ей чувство тревожной печали, но она знала, что миновать его не удастся. Потом замок заволокло тучами, и все исчезло. Джамиля снова почувствовала себя лежащей на земле в лесу, и совсем ненадолго пробудилась. Ит сидел у костра, в той самой позе, в какой она видела его во сне. Джамиля снова уснула, и до утра ей ничего больше не снилось.
      Она проснулась с рассветом и не сразу поняла, где находится. Вокруг поляны колыхались под ветром сосны, поодаль в траве лежал тот самый поваленный дуб, о котором говорил ей Ит. Самого же его не было, он ушел, как и предупреждал ее. Джамиля со вздохом подошла в засыпанному землей костровищу. Земля была еще теплой. Она грустно улыбнулась, ей было жаль, что Ита нет рядом. И все же в глубине души она почему-то была уверена, что он не оставил ее на произвол судьбы. «Такие не могут оставить», - необъяснимо знало ее сердце.
    Джамиля подняла с земли свою дорожную сумку и направилась к лежащему дубу. Было такое впечатление, что это мощное дерево с корнем выворотил из земли ураган, и крона с золотыми листьями и сильное корневище, ветвясь, вздымались над землей. Но присмотревшись, она подумала, что не ураган тому виной. «Какая сила могла свалить такого великана? - удивилась Джамиля, замечая, что никаких признаков бури вокруг больше нет. - Если этот дуб повалило, то тут половина деревьев бы полегла». Опять вставали какие-то загадки, что-то таинственное, необъяснимое, отчего Джамиле становилось не по себе. Она поспешно обошла дуб и увидела тропу, хорошую, утоптанную. Скоро впереди показался просвет. Лес стал реже, высокие деревья постепенно сменялись кустарниками и тонкостволыми молоденькими лиственницами. Еще довольно долго Джамиля шла по мелколесью, пока тропа не вывела ее на открытое поле.
       Это было большое, сколько хватало глаз, уже убранное господское поле, из земли торчало жнивье, золотистые жесткие остья ржи или пшеницы. Несколько колосков лежали на черной земле у дороги. И вправду пшеница. Между короткими стоячими желтыми стеблями пробежала юркая мышь. «Кто здесь господин?» - подумала Джамиля. На горизонте показались низенькие деревенские хаты.



      Было едва за полдень. Крестьяне только закончили трапезу, эта трапеза заменяла им и завтрак, и обед. Бабы и ребятишки, оставшиеся в деревне, снова выбирались на свои огороды. Джамиля посмотрела через забор и увидела возившихся в земле людей. «Кричать им?» - подумала она. Как-то не хотелось ей кричать. И тут ее окликнул сзади молодой голос.
-Эй, барышня, ты откуда такая? - во весь рот улыбался белоголовый парнишка лет шестнадцати. - Среди наших я таких еще не видел.
-А ты сам кто такой?
-Я? Поскребыш со дна ба-альшого кувшина... Масло ели — не доели, опрокинули кувшин, объявился Константин...
-Тебя Константином зовут?
-Коська-горшечник. Во-он в том доме живу, ем господску халву...
     Он и вправду показал на богато изукрашенный, большой дом, выделявшийся среди прочих.
-Ну я тебе вон уже сколько рассказал, говори, как тебя зовут...
-Джамиля.
-О, да ты из княжон, видать... Вернее, прошу прощения за вольные речи, сеньора, добро пожаловать в наше захолустье. Чем богаты, тем и рады. А где ваша свита, госпожа?
-Свита... - Джамиле из осторожности не хотелось признаваться, что она пришла одна. Но она посмотрела в наивное лицо парня и тихо рассмеялась. - Свита в кармане в парчовом кафтане, - ответила она. Парень тоже залился смехом.
-...И превратил он свое войско в муравьев, и пролезли они под крепостной стеной, а потом снова в воинов обратились...
-Кто превратил?
-Иса. Прародитель наших князей. Вот и видно, что ты тоже из них... В муравья превращаться умеешь?
-В кого-кого, а в муравья еще не пробовала, - посмеялась Джамиля.
-А я превращался, - вдруг серьезно сказал парень. Джамиля посмотрела на него озадаченно.
-Эй ты, Коська, язык-помело, где это тебя носит! - кричал с крыльца изукрашенного дома мужик, такой же белобрысый и широколицый, как и Константин, но в отличие от длинного и тощего Коськи приземистый, плотный, с брюхом что твоя бочка.
-Батяня... - кивнул на него Коська. - Пошли лучше в дом, а то ругаться будет...


      Отец Коськи был деревенский староста. Увидев Джамилю, он смешался, попытался изобразить галантный поклон и приветствовал ее так, как, по его мнению, следовало приветствовать аристократов. Отношения между Джамилей и его домашними, которых было множество, сразу стали чопорными и неестественными. Женщины вдруг бросились готовить торжественный обед, тайком что-то подтирали и убирали в доме и обращались к Джамиле «вы», «сеньора» и «госпожа». «Не угодно ли... (присесть, умыться, откушать)», - то и дело кланялись они. Один Коська улыбался в полное лукошко, но молчал, при отце и домашних он не осмеливался говорить с Джамилей так запросто, как говорил с ней на улице, да совсем маленькие дети вовсю таращились на Джамилю, разинув рты.
        Детей было человек пять, включая младенца в люльке. Как оказалось, у Коськи был старший брат Васька и меньшая сестренка Аська, и тот и другая круглолицые, улыбчивые. Васька был женат на Марте с соседней улицы, и вся мелкота была его. Однако вряд ли все дети были ему родные, при всем желании он не смог бы столько наплодить за свою, в общем-то, короткую семейную жизнь. Васька был еще более высок и тощ, чем Коська, того и гляди переломится, и его круглая, беловолосая и лохматая голова качалась одуванчиком на стебле.
      По всему судя, это были добрые люди. Хозяйка-старостиха, худущая и прямая, как палка, распоряжалась по всему дому властным, резким голосом, и было заметно, что все, даже ее супруг, ее побаиваются. Другие женщины, то ли служанки, то ли тетки, то ли седьмая вода на киселе беспрекословно ей подчинялись, все, за исключением Марты. Марта же качала младенца и ни на что не обращала внимания, а младенец спал, как убитый, что при таком шуме и беготне казалось удивительным.
       Джамиля едва высидела обед. Хозяева пытались вести «светскую беседу». Любой аристократический двор катался бы от хохота, если бы стал свидетелем подобного зрелища, но Джамиле было не до смеха, ибо вопросы хозяев часто ставили ее в тупик. Вопросы были прямолинейны и бесцеремонны до безобразия. Однако хозяева задавали вопросы «для приличия» и были убеждены, что такая беседа вполне уместна и благородна.
      Наконец Джамиля покинула радушное общество, сославшись на усталось с дороги. Ей постелили постель в темноватой комнате, пахнущей деревом и чесноком. Последнее, что она запомнила, была добродушная улыбающаяся физиономия Коськи. Но в глазах его выражалось что-то очень взрослое и мудрое, будто Коська все понимал и сочувствовал ей.
    



        Джамиля заснула среди дня, так подействовал на нее полумрак комнаты. Но проснувшись ночью, она услышала странный разговор. Соседняя комната была отделена от ее спальни только тонкой перегородкой, и, по-видимому, то была спальня хозяев. Джамиля различила голос старосты, звучный, громкий: даже при всем желании хозяина говорить тихо голос не подчинялся ему.
--Ты думаешь, это она? - спросил кого-то староста.
--Кому же быть, как не ей, - ответил старосте резкий, металлический голос его жены. - Князь ее давно ждет.
-Она же нас всех превратит в мышей... Посадит в коробку и будет с собой носить. Коська говорит, она целую армию так с собой носит.
-Коська забавник. Небось сам той армии не видел. Язык-помело... Вот пускай теперь сам ее к князю и провожает. Как сюда привел, так пусть и отсюда уводит. А то как бы беды не вышло. Дай Бог, чтобы она к князю своему поторопилась, а нас в покое оставила...
     Голоса умолкли, заскрипела кровать, и потом все затихло.




     Завтрак был такой же тягостной церемонией, как и вчерашний обед. После завтрака Джамиля буквально изловила Коську и вытащила его на пустырь за домом, держа за рукав. Он не сопротивлялся.
-Ты чего своим домашним про меня наговорил? Что я людей в мышей превращаю? - возмущенно спросила она его.
-Ну вот, я так и знал... - со вздохом протянул тот. - А ты сама посуди. Ходишь одна, а тут у нас народ разный... А так к тебе никто и не прицепится. К тому же откуда я знаю. Обычные люди в одиночку далеко не ходят. Может, ты и вправду людей в мышей превращаешь.
   Джамиля снова была готова возмутиться.
-Да я пошутил, я знаю, что это неправда, - сказал Коська. - Ты не сердись. Ведь феи не станут  людей в мышей превращать?
-Какие феи, что ты несешь?
-Ты фея, - сказал Коська. - Мой господин так и сказал, что ты на этой неделе придешь. На другой день после праздника Лиственницы. И имя твое не Джамиля. Тебя зовут Абелисса.
    И Джамиля видела, что Коська вовсе не шутит. Что он убежден в этом.
-Ты ошибаешься, - сказала она. - Меня зовут Джамиля. И я не фея.
-Об этом он тоже говорил, - сказал Коська так же серьезно и странно печально. - Он сказал, что ты не знаешь о том, что ты фея, и думаешь, будто ты обычная девушка. Что ты и не подозреваешь, что способна летать и понимать зверей и птиц. Он знает. И он хочет рассказать тебе о тебе самой. Потому что он тебя любит.
-Кто? - в полном потрясении спросила Джамиля.
-Мой господин. Князь Автандил.
     У Джамили на минуту возникло странное чувство, будто она — это не она, а кто-то другой. Она не знала, что и думать, и будто потеряла дар речи.
      Воспользовавшись ее замешательством, Коська взял ее за руку и почти умоляюще заговорил:
-Пойдем к нему, он так долго тебя ждал... Ведь ты сама не знаешь, что любишь его, ты его не видела... А он прекрасный... Ему никто не верит, а он знает... Потому он меня и отпустил к родным в деревню, чтобы я тебя встретил... Ведь не такой уж я и горшечник, я ему служу, оруженосец я его... Он во-он там на горе живет, у него такой замок, почти как в небесных городах, и облака кругом... Пойдем, я знаю дорогу, я отведу...
    Джамиля отняла у него свою руку и отступила на пару шагов.
--Я не люблю князя Автандила, - сказала она. - Я люблю Амирана, моего мужа.
    И после ее слов Коська вдруг закрыл лицо руками и заплакал.


. . .


   Джамиля и Коська уже долго шли по полям, и горы были совсем близко. Ибо Джамиля позволила Коське вести себя в замок князя Автандила. Она помнила свой сон и знала, что все равно так или иначе придется идти через необычный, причудливый замок, стоящий высоко в горах и окутанный облаками. Но она еще тешила себя надеждой, что, может, удастся уговорить Коську провести ее стороной через горы. Однако, судя по выражению его лица, эта надежда была несбыточной.
      Около россыпи камней у подножия гор, больших и малых обломков, поросших мхом и травой, Коська остановился. Он огляделся и решительно направился к одному из валунов. Джамиля увидела, как он достает из расщелины между камней меч. Меч был именной, примечательный, в ножнах скромных, но с характерным украшением, и когда Коська наполовину вынул его из ножен, на клинке проступила какая-то надпись, исполненная сложной старинной вязью.
-Это мой меч, - сказал Коська. - Его имя Нарин. Пойдем.
     Это был уже не тот деревенский парнишка-простачок, смешливый и валяющий дурака. Простоватая на первый взгляд физиономия Коськи оказалась вовсе не простой, да и сам он был не прост. Перед Джамилей стоял будто совсем другой человек, серьезный и даже печальный юноша, препоясанный мечом, имеющим собственное имя. Причину его печали она поняла еще раньше, то было совершенно очевидно после его слез. У Коськи болела душа за его господина, князя Автандила.
-Кось, - сказала ему Джамиля. - Мне тоже очень жаль твоего князя, но ведь с этим ничего не поделаешь. Может, мне не стоит вообще появляться у него, ведь это его только расстроит. Лучше проведи меня мимо его замка дальше, через горы.
-Чем бы это ни кончилось, вы с ним должны встретиться, - грустно улыбаясь, сказал Коська. -Ведь он и это знал. Он говорил, что ты можешь любить другого. Что ему уже не будет места в твоем сердце... Больше он мне ничего не стал говорить. Только просил привести тебя. Но я видел... нет, лучше тебе не знать этого. - Коська отвернулся. В глазах его снова стояли слезы.-К тому же я знаю дорогу только до замка, - добавил он. - Дальше через горы я дороги не знаю.
         Они стали подниматься по тропе. Тропа, узкая и каменистая, шла то вверх, то вниз и вместе с тем поднималась все выше, замка же князя Автандила еще не было видно, он был далеко. Горы то вставали перед ними, то раздвигались, и за ними открывались другие горы... Джамиля любила это ощущение подвижности пространства и земной тверди, когда бродишь в горах. Но эти горы были незнакомы, в отличие от гор вокруг родового замка Джамили, и скоро она потеряла направление и не понимала, куда они движутся. Только по солнцу она замечала, что все-таки, хоть и петляя, путь лежит на восток.
       Коська вдруг тихо запел. Пение его прерывалось вздохами и голос порой переходил в шепот, и Джамиля поняла только, что это какая-то грустная баллада, однако баллада была ритмичной, и, должно быть, именно ритм придавал Коське сил. Джамиле показалось, что Коська хочет забыть какие-то свои грустные мысли, и потому поет. Но вслушавшись, она различила в его песне имя князя Автандила.
-Это песня про твоего князя? - спросила она, когда он умолк.
-Да, - сказал он. - Хоть этой баллады никто не знает, знают другую. В той другой речь тоже идет о князе Автандиле, но то другой князь Автандил, один из предков моего господина.
-А эту ты сам сочинил? - догадалась Джамиля. Коська, шедший впереди, не обернулся и не ответил, но Джамиле показалось, что он смутился. «Заметно, что сам», - подумала Джамиля.
-Ты так тихо пел, что я ничего и не слышала, - сказала она.
-Я очень люблю  моего господина, - вдруг сказал Коська. Он мог бы и не говорить этого, оно и так было ясно, но для него явно было большой откровенностью признаться в этом вслух. Он снова замолчал. Они шли вдоль каменной стены, загибавшейся влево, и внизу, в лощине стояли высокие деревья с желтыми листьями и бело-розовыми цветами, они видели их сверху, видели кроны их у себя под ногами, и кроны колыхались под ветром. Джамиля задумалась о том, что же за человек этот князь Автандил.
-Кось, а расскажи что-нибудь о твоем князе, - попросила она Коську.
-Что рассказать... Иса, родоначальник наших князей, был магом. Но из всего рода магом был только он. Говорят, его жена была фея. А у нашего князя никого нет. И про него говорят разное. Но они просто ничего не знают... Люди не понимают его. Для них он странный, они даже считают его сумасшедшим. Но зачем пересказывать то, что говорят люди. А моего господина ты увидишь и сама все поймешь. Он выстроил  замок здесь, в горах, родовой замок его предков находится в другом месте... Если бы ты видела, какой красивый замок... - Коська умолк, видимо, представляя перед внутренним взором замок князя Автандила. «Я видела его замок», - хотелось сказать Джамиле, но она не сказала. Не хватало еще, чтобы Коська снова заговорил о том, что она фея и умеет видеть на расстоянии... - Мой господин очень добрый, - продолжал Коська. - И он очень красивый, благородный, и много знает. Он мне много рассказывал. Но о своих предках он говорить не любит, он говорит о другом. Он мне рассказывал о волшебниках, о духах природы и о звездах. И говорил, что звезды — это другие миры, такие же, как наш, и не такие. Он рассказывал о солнце. О том, что солнце — это великое существо, полное любви, непредставимой для нас. Говорил о нашей планете и о том, что в древности ее называли Великая Мать. Говорил о цветах и их душах... О том, как цветы и планета разговаривают с солнцем... Он понимает их язык... Он очень многое понимает и видит. Потому ему люди и не верят...
        Коська вдруг настороженно взглянул на Джамилю.
-Ты ему не веришь? - вдруг остро спросил он.
-Ну что ты, - сказала Джамиля. - Мне было бы очень интересно послушать рассказы твоего господина...
     Но Коська все же замкнулся, как человек, сказавший слишком много. Они молча спускались в лощину. Солнце уже было довольно низко, и скоро гора позади совершенно скрыла его.
      -Твой господин, наверное, волшебник, - сказала Джамиля. И вспомнила слова Ита: «никогда не спрашивай мага, маг ли он», и внутреннюю улыбку в его голосе.
-Нет, он не волшебник, - ответил Коська, и голос его опять прозвучал грустно. - Лучше было бы ему действительно быть волшебником...
            Они остановились на дне лощины и пообедали, сидя на камнях. Коська достал припасы, что ему дали в дорогу родные, Джамиля набрала можжевеловых ягод и разделила их с Коськой. Немного  отдохнув, пошли дальше.
               Обед получился поздний. Прошло еще часа два или три, и наступил вечер. К ночи Коська и Джамиля дошли до горной пещеры. Джамиля поняла, что Коська знает эту пещеру, и что здесь предстоит ночлег.
                Коська развел костер. Он прекрасно умел высекать искру из кремня, и Джамиля отметила это, вспомнив собственные неудачные попытки. Они погрелись от костра и поужинали,  и после ужина Коська уселся на камень у входа в пещеру, вынул из ножен свой меч, положил его на колени и уставился на лезвие. Лезвие смутно поблескивало в сумраке, но Джамиля помнила, что на клинке была надпись старинной вязью. Костер догорал.
-Кось, а что написано на твоем мече? - спросила Джамиля.
-Это древний язык, - сказал Коська. - Нар ин ниртьявас. «Останься чист» .
-Это девиз?
-Вроде того. Или, может быть, заклинание.
-А ты знаешь древний язык?
-Его сейчас никто не знает.
-А откуда известно, что там написано?
-Иса знал. После него знали его потомки. Это родовой меч князей из рода моего господина.
-И господин отдал его тебе?
-Да, отдал, - в голосе Коськи прозвучала уже даже не грусть, а скорбь. - Я не хотел брать. Какое я право имею на это? Но он отдал мне этот меч и сказал, что больше никогда не возьмет его в руки.
-Почему?
-Он не объяснял.
            «Но, может, все и не так тяжело, как думает Коська», - подумала Джамиля. И все же поступок князя Автандила и ее стал наводить на тревожные предчувствия.
      -Ты хоть сражаться своим мечом умеешь? - спросила Джамиля, пытаясь отогнать беспокойство.
-Умею. Князь Автандил меня учил владеть мечом.
        Джамиле показалось, что лучше ей будет не спрашивать больше Коську о его господине.
-А эти горы как-нибудь называются? - спросила она.
-Горы-бабочки.
-Откуда такое странное название? - Слова Коськи заставили ее улыбнуться.
-Когда в эти горы впервые пришли люди, здесь никто не жил, и только летали везде огромные бабочки. Вот такие, больше человеческой головы. Но когда здесь стали жить люди, все бабочки улетели.
-Их совсем не осталось?
-Совсем.
-Здесь летают бабочки, маленькие.
-Да, маленькие. Те были другие. Говорили, что те бабочки были человеческими душами. Душами умерших. И они хотели покоя. Поэтому, когда их потревожили, они улетели.
           Спустилась ночь. Коська с Джамилей все сидели у входа в пещеру.
-Что ты спать не идешь? - наконец спросил Коська, показав на вход. - Там циновка есть. Там тепло. В этой пещере все путники останавливаются.
-А ты?
-Я не хочу. А ты иди. Завтра опять идти до вечера.
-К вечеру мы дойдем до замка?
-Да. Иди отдыхай.
-Я тоже пока еще не хочу.
-Тогда сама расскажи мне что-нибудь. Откуда ты сюда пришла?
    Джамиля сказала, как называются владения Амирана. Коська этого названия не знал.
-Ты вроде как через лес шла? - спросил он.
-Да, через лес.
-И с кем ты шла?
-Сначала одна, потом с одним человеком.
-И вы там шли и ночевали недели две?
-Почему? Я шла через лес два дня.
-Два дня? - изумление Коськи было очевидно. - Но этот лес меньше чем за десять дней не пройдешь. Если знаешь дорогу.
-А ты ходил в этом лесу?
-Я? В этом лесу шла армия. Они пересекли этот лес за пятнадцать дней в самом узком его месте и по короткой дороге. И у них был очень хороший проводник.
-Когда это было? Ты был в той армии?
-Это было до моего рождения. Двое воинов из той армии потом вернулись в нашу деревню, чтобы у нас жить. Они и рассказывали.
-Может, они напутали?
-Такие не напутают.
-Может, через лес есть и другие дороги?
-Более коротких — нет.
              Джамиля вспомнила, как она весь день шла по этому лесу с Итом. Вспомнила, как он ее вел. Все это было будто во сне, и она действительно от усталости засыпала. Но он все равно вел ее, вел без остановок. Почему они ни разу не остановились? Иногда у нее складывалось впечатление, что он сейчас просто возьмет ее на руки и понесет, только чтобы не останавливаться...
              После рассказа Коськи ее путь с Итом показался ей странным. Но, может, Коська действительно что-то перепутал или не знает?
                Ей совершенно расхотелось спать. Она сидела рядом с Коськой и смотрела на небо, где сквозь редкие облака проглядывали звезды. Потом облака совершенно разошлись, и показались обе луны.  Голубоватая первая луна, вернее, ее серп, цеплялся за одну из вершин, почти неотличимую от ночного неба. Вторая луна уже заходила.
       -Иди спать, - снова сказал ей Коська. И добавил: - Фея.
Джамиля поняла, что на Коську произвел впечатление ее рассказ о лесе, и что он считает, что так ходить по лесам могут только волшебные существа. Чтобы избежать очередных разговоров с ним на эти темы, Джамиля поднялась и направилась в пещеру.


. . .


     «Ведь я люблю ее», - думал Амиран. Была ночь, но облегчения не наступало. «Я действительно ее люблю», - думал он. И сейчас он осознал это. Именно потому, что он не испытывал к Алие ни малейшей ненависти, ни даже возмущения, он это осознал. Ночи были такими же душными, как и дни. Почему-то ему не хотелось спать, он не мог спать. Он сидел с закрытыми глазами, потому что лечь было невозможно, разве только сжаться на полу, и думал, иногда грезил. Порой он вспоминал. Вспоминал прошлые встречи, беседы, прогулки... И ему было больно думать и вспоминать об Алие, потому что ему казалось, что и ей больно. Алия приходила днем. Говорила с ним язвительно, грозила, насмехалась. Он ее слышал, но не отвечал. Не отвечал, потому что не слышал собственного голоса. Она уходила, и он опять оставался один. Он по-прежнему не понимал, что происходит. Не понимал, как любовь могла обратиться в ненависть. На месте Алии ему было бы больно, чувствовал он. И он жалел ее.
       Но почему-то теперь он видел какое-то искажение. Искажение ее облика. Она уже не казалась ему прекрасной. Он не испытывал отвращения, он только наблюдал. И странно, но он стал вмещать в своем сердце это уродство без всякого осуждения. Он принимал такой ее облик. И от этого ему становилось еще больнее...
       И он стал молиться за нее. Молиться за нее настоящую. И просил Небо сохранить ее душу в чистоте, сохранить ее красоту... Ему стало страшно за нее. Он не мог допустить таких искажений...
. . .

     Ей снова снился Ит, он снова сидел у костра в ночном лесу. Джамиля поднялась с земли и подошла к костру, и села рядом. Странно, что она не чувствовала тепла огня, и сам огонь был причудлив, будто расцветал диковинными цветами, превращавшимися в струи и брызги, сияющие и разноцветные, фиолетовые, зеленые, голубые... Ит протянул руку и подхватил лепесток огненного цветка, и лепесток горел у него на ладони, и потом улетел и развеялся. Джамиля почувствовала на душе необычную легкость. «Хочешь узнать про лес? - почувствовала она мысленный вопрос Ита, отозвавшийся на ее собственные мысли. – Это зачарованный лес, и он действительно велик. Его за два дня не пройдешь. И по нему действительно однажды шла армия. Они шли восемнадцать дней, люди, кони, повозки... Хотя повозки скоро пришлось оставить: лес был слишком густым. Они погрузили поклажу на коней, разложили в свои мешки припасы, и шли дальше. Однажды к ночи кому-то из них показалось, что  они заблудились, страх овладел многими, и они едва не убили своего проводника. Но проводник знал дорогу хорошо. Они вышли из леса незадолго до полудня и вошли в деревню, и шли дальше, на север, вдоль гор, шли туда, где их ждали...» - «Но как же мы прошли этот лес за два дня?» - спросила Джамиля. «Пространство подвластно силе мысли», - ответил Ит. И Джамиля на минуту будто поняла, как можно овладевать пространством. Но это было во сне, и проснувшись, она не могла этого передать и даже хотя бы частично осмыслить, и увиденное ночью отошло на второй план и кануло в глубину памяти, и потерялось там навсегда.
       Наступило утро. Джамиля чувствовала себя отдохнувшей. Утренний свет падал в пещеру через отверстие входа, Коськи в пещере не было. Джамиля вышла наружу и увидела его, Коська сидел на камне, держа свой меч на коленях, и смотрел на вершины пробуждавшихся гор. Утреннее солнце будто омывало его лицо, на камнях лежала роса.
-Кось, ты что, всю ночь так просидел? - спросила его Джамиля. Коська встал, вложил меч в ножны и расправил плечи, и потянулся, разминаясь.
-Это не важно, - ответил он на вопрос Джамили.
-Ты же не выспался. А до замка дойдешь?
-Дойду.
-А то, может, приляжешь ненадолго? Я подожду.
-Нет. Нам надо идти. Я не хочу спать. Сейчас позавтракаем и пойдем.
     Идти на рассвете по горам, будто тоже вдыхавшим бодрящий, свежий воздух, было легко и даже как-то весело. Однако Коська по-прежнему был грустен. Он сосредоточенно шел по тропе и молчал. Джамиле хотелось его расшевелить, хотелось снова увидеть улыбку на его лице и послушать его прибаутки, которыми он ее встретил в деревне. Она почти забыла о князе Автандиле.
-Кось, хочешь, я тебе утреннюю песню спою? - спросила Коську Джамиля. Он обернулся на ходу и взглянул на нее, в его голубых глазах будто стояли капли росы.
-Хорошо, спой, - сказал он с какой-то неловкой улыбкой.
-Это песня проснувшейся птички, - сказала Джамиля.
                Чик-чирик,
                Новый день!
                Чик-чирик,
                Это я!
                Это я,
                Это мы,
                Мы — семья,
                Мы — друзья!
                Мы — гнездо,
                Мы — яйцо,
                Мы — птенцы,
                Мы — скворцы!
                Чик-чирик!
                Новый день!
                Это мы!
                Мы с тобой!
                Мы с тобой!
                Чик-чирик!
                Чик-чирик!
     Даже Коська, и тот рассмеялся. Джамиля же смеялась до слез. Они оба остановились посреди тропы.
-Хорошо поешь, птичка, - сказал Коська сквозь смех. - Хорошая песня. Когда-нибудь я тоже так петь научусь...
-Учись, учись, - подхватила Джамиля. - По утрам хорошо петь...
       Идти стало веселее. Красные цветы на склоне, сложившие лепестки на ночь, понемногу раскрывались навстречу солнцу. Они были похожи на диковинных существ, раскрывающих губы и тоже желающих петь. На лепестках их блестела роса.
         В горах осенью цветет много поздних цветов. Даже трава уже пожелтеет, а цветы все цветут. Они могут цвести до первого снега... Джамиля вспомнила горы вокруг отцовского замка. И вспомнила, как однажды в детстве она вышла во двор и увидела белый снег и красные цветы, такие же, как здесь... Потом она уже почти каждый год видела эту картину, и это зрелище ее всегда завораживало.
        Какая же все-таки благодатная осень выдалась нынче. Хоть и прохладно, но солнечно. Если бы только всю дорогу была  такая погода... Но, наверное, это невозможно. Природа не станет тебя ждать. У нее свои законы и свои времена.
             Обед опять выдался поздний. Коська сказал, что еще часа два, и они дойдут до замка. Наверняка еще до темноты дойдут. «Там красиво, - говорил Коська. - Там озеро такое... И сад с цветами. И вокруг арок вьюны вьются...» Когда они подошли к замку, то и вправду увидели горное озеро. По зеркально ровной глади плыли три лебедя, два белых и один черный. Коська остановился, в упоении созерцая это озеро и окружающие горы. Вид и вправду был на редкость красив, но не только красота остановила его. Видимо, слишком многое было связано для него с этим озером, слишком многое поднималось в душе. Он смотрел на открывшуюся картину как странник или как воин, после долгого похода возвратившийся в родные места.
-Эти два белых — пара, - сказал Коська Джамиле про лебедей. - А черный — одиночка. Мой господин его любит. Он говорит, что сам похож на этого лебедя...
             Черный лебедь выглядел печальным и каким-то беззащитным. Черные лебеди и вовсе не похожи на лебедей. «Наверное, очень странно быть черным лебедем», - подумала Джамиля.
             И почти одновременно с этой мыслью она увидела высокого человека. Фигура этого человека отделилась от ствола дерева, и человек направился к ним. Он и вправду был весь в черном. И черными были его волосы, прямые, спускавшиеся немного ниже плеч, черной была аккуратно подстриженная борода, и темными были глаза. Лицо же его было бледным и кожа нежной, как лепестки лилии. И в его больших глазах читалась печаль.
-Добрый вечер, сеньора, - сказал человек, обращаясь к Джамиле. - Я ждал вас, и вышел вас встретить. Вы очень устали в дороге?
        Коська же молча сложил на груди руки и склонил голову перед этим человеком. И Джамиля поняла, что перед ней князь Автандил.

. . .

-Вы сами строили этот замок? - спросила Джамиля.
-Конечно, мне помогали, - улыбнулся князь Автандил. «Конечно, он не лишен чувства юмора, хоть в этом можно было усомниться», - подумала Джамиля. С самого начала она отнеслась к князю Автандилу с осторожностью, но то была осторожность, боящаяся навредить: этот человек показался Джамиле слишком хрупким, ранимым, и она опасалась сказать что-то не так. Ей казалось, что он воспринимает все слишком глубоко и всерьез. Но потом Джамиля убедилась, что с ним можно общаться гораздо проще, чем ей думалось вначале. И даже ближе и откровеннее, чем думалось... За полтора дня, что она прожила в замке, они и вправду сблизились. Князь Автандил уже не казался ей чужим. Это был действительно красивый человек, с тонкими чертами лица, высокий и тонкокостный. Манеры его были полны изящества и благородства. И если для Коськи она сама была феей, то князь Автандил тогда наверняка был эльф. В нем было что-то нереальное. И взгляд его порой становился таким, будто он видел какой-то совсем другой мир, не тот, что вокруг.
-Вам, наверное, помогали эльфы, - Джамиля тоже улыбнулась. - Они поднимали камни на воздух с помощью волшебства...
-Может, и эльфы, - согласился князь Автандил.
-А сам замок вам, должно быть, приснился во сне.
-Это действительно так, - серьезно сказал князь Автандил. - Вы угадали, я действительно впервые увидел его во сне. Потом он весь день стоял у меня перед глазами. Я стал рисовать его. И я понял, что хочу в нем жить. Именно в нем, а не в своем родовом замке. Мне было пятнадцать лет, когда это случилось. Но моя мечта осуществилась не сразу. Прошли годы. В эти годы я странствовал. Но и во время странствий мне часто снился мой замок. Я все яснее видел его. И тогда я вспомнил об этих горах. О горах, где когда-то летали свободные души... Я вернулся на родину и приехал в эти горы. Я сам почувствовал себя такой свободной душой. Это было счастливое время... И мы стали строить замок. Не для того, чтобы иметь опору на земле. Но для того, чтобы воплотить мечту.
-Думаю, что не так-то просто построить такой замок.
-Мы не замечали трудностей. Нам было хорошо. Мы жили в горах, вначале под открытым небом, тогда было тепло. Я рассказывал моим товарищам о звездах. Мне жаль, что когда замок был построен, мы все потеряли друг друга...
-Кто же был с вами?
-И люди, и эльфы. И горные духи, и духи камней, и существа, живущие в цветах. Тех цветов давно уже нет, и обитатели их растворились в эфире.
-Вы можете с ними общаться?
-Мы дружим.
-Наверное, вы волшебник.
-Нет, к сожалению. Если бы я был волшебником, я был бы счастливее.
-Но разве не волшебство — общаться с духами и эльфами?
-Не знаю. Для меня это очень естественно. Я не вижу в этом волшебства.
                Такие разговоры происходили между ними, но еще ни разу князь Автандил не заговорил о том, зачем он хотел видеть Джамилю. Ни о своих чувствах, ни о фее Абелиссе он не начинал разговора. Джамиля и тревожилась, и надеялась в глубине души, что он и вовсе об этом не вспомнит. И все же в ней появилось какое-то родственное чувство к нему. Но это не было любовью, она знала, что такое любовь, и такой любовью она любила Амирана. Это было чувство, похожее на отношение сестры к брату, доверительное, понимающее и сочувственное.
          

              В замке князя Автандила жили еще люди. Эти люди, судя по их положению, должны были быть слугами, но то были какие-то странные слуги. Конечно, были среди них и обычные, простые работники, исполнявшие каждый свою работу. Но в общей атмосфере замка такие работники казались Джамиле сказочными гномами. Другие казались домовыми, были там и какие-то дриады, ундины... Нет, это все были обычные люди, понимала Джамиля. Но такими их делал замок, такими их делали сад и озеро с лебедями. Такими их делало существование рядом с ними князя Автандила. «И он говорит, что он не волшебник?» - думала Джамиля...
            Среди живущих в замке выделялся один человек, пожилой ученый, бывший не слугой, а другом князя Автандила. Он жил в замке и помогал князю Автандилу в делах, ведал библиотекой, и они оба часто подолгу беседовали на странные темы. При этих беседах порой присутствовал Коська. И князь Автандил, и пожилой ученый, которого все здесь звали мастером Бертраном, поощряли тягу Коськи к знаниям и оба учили его. Мастер Бертран рассказывал, как они познакомились с князем Автандилом:
-Я жил тогда при королевском дворе в Тиссе. Я много за свою жизнь дворов перевидал... А князь Автандил был еще юношей и путешествовал. Король Тиссы узнал, что он благородного рода, и пригласил его посетить двор. Там мы и познакомились. А потом я поссорился с королем Тиссы и ушел вместе с князем Автандилом...
        Мне с самого начала он показался очень интересен, - говорил мастер Бертран про князя Автандила как про какое-то диковинное существо. - Мы подружились, и я не захотел с ним расставаться. У меня нет детей, он стал мне как сын. И потом... скажу вам одну вещь. Князь Автандил — не человек.
-Как это? - спросила Джамиля.
-Прародитель Иса был не человек, - сказал мастер Бертран. - Я хорошо изучил историю семейства князя... Говорили, что у Исы была жена-фея, но жена-то его как раз была самой обычной женщиной. Все князья его рода были людьми. А этот — не человек.
-Кто же он? - спросила Джамиля.
-Не знаю.
    Но пока Джамиля не замечала в князе Автандиле ничего не-человеческого. Волшебное -да, волшебное в нем было, но она думала, что все волшебники таковы, хоть волшебники бывают разные. Но ведь и волшебники — люди. А князь Автандил был благороден, он держал себя как достойный и уважаемый аристократ, в нем не было странностей, при всем его волшебстве. Это как раз было в высшей степени человеческим...
         Однако Джамиля замечала, что, например, для Коськи князь Автандил был чем-то вроде бога. Коська был готов положить душу за своего господина. И Джамиля видела, что князь Автандил это прекрасно знает и чувствует, и готов на то же в отношении Коськи. Да, князь Автандил был для Коськи господином, и они оба прекрасно справлялись со своими ролями, но по сути отношения между ними были гораздо более глубокими. И эти отношения были взаимны. Пусть даже князь Автандил играл роль покровителя, старшего по положению, а Коська был его оруженосцем.
          И, пользуясь присутствием Джамили, князь Автандил решил посвятить Коську в рыцари.
          Коська засмущался.
-Я же еще не совершил ни одного подвига... - пробормотал он, покраснев.
-Пусть это будет залогом будущих подвигов и деяний, - ответил ему князь Автандил.
-Для меня это высочайшая честь, - сказал Коська с поклоном. - И это тем более обязывает меня жить достойно и посвящать вам свои подвиги.
-Я вовсе не требую от тебя военных подвигов, - сказал князь Автандил. - Не надо думать, будто ты должен кому-то что-то доказывать или подтверждать. Просто будь верен себе. И будь верен своей верности. Не изменяй ей.



               Джамиля прожила у князя Автандила несколько дней. Наконец она сказала ему, что в ближайшее время хочет покинуть его замок, чтобы идти дальше к своей цели, и что она очень благодарна и признательна ему за гостеприимство. Он внимательно взглянул на нее и кивнул, и встретившись с ним глазами, Джамиля подумала, что он наконец-то заговорит о том, что лежит у него на  душе. Но князь Автандил сказал:
-Я не задерживаю вас. Но я надеялся, что вы хотя бы останетесь здесь дольше. Чем я могу вам помочь?
-Я не знаю дороги, - сказала Джамиля. - Если кто-нибудь из ваших людей знает, как пройти через эти горы, я бы просила вас отправить его со мной, чтобы он проводил меня.
-Хорошо, - сказал князь Автандил. - Проводник вам будет. Но какая же сила заставила вас идти в одиночку в такую даль?
-Любовь, - сказала Джамиля.
    Князь Автандил смотрел на нее с печалью и пониманием. «Он уже давно все знает», - подумала Джамиля.
-Да, - сказал он. - Такой силе препятствовать невозможно. Во мне тоже говорит любовь, и потому я отпускаю вас, и готов сделать для вас все, что смогу.
-Вы и так уже очень много для меня сделали, - сказала Джамиля. - Я очень вам благодарна. И я всегда буду вас помнить.
-Спасибо вам, - сказал князь Автандил в каком-то экстазе. - Мастер Бертран найдет человека, который проводит вас. Я же не могу вас проводить и не могу даже попрощаться. Если я сделал для вас все и больше не нужен вам, то прошу вас отпустить меня. Я возвращаюсь на свою родину. Только прошу вас, не тревожьтесь обо мне. Этой же ночью я уже буду дома...
      «Что означали его последние слова? - засыпая, думала Джамиля. - Разве он не дома в своем замке? В том самом замке, в котором воплотил свою мечту? О каком доме еще можно мечтать?»



     Наутро князь Автандил исчез. Его искали, обошли весь замок, все окрестности, но у всех было отчетливое чувство, что его уже здесь нет. Ибо от замка и окружающих гор будто отлетела часть души. И вместо нее сделалось пусто.
       Коська с утра рыдал. Он первый почувствовал, что князя Автандила искать бесполезно. Он почувствовал это сразу же, может быть, даже проснулся с этим чувством. Джамиля ничем не могла его утешить. Коська был уверен, что князя Автандила уже нет в живых.
        Джамиля пошла к озеру. Сверкала зеркальная гладь, отражающая небо, плыли два белых лебедя с изогнутыми шеями, будто смотрящиеся в воду. Черного же лебедя не было. «Куда он мог улететь?» - подумала Джамиля. И у нее тоже возникло чувство, что она больше никогда не увидит черного лебедя. Он исчез, как исчез князь Автандил.
-Что он говорил? - спрашивал ее Коська.
-Говорил, что вернется домой, - ответила Джамиля.
-Так я и знал... - Коська снова заплакал. - Он и раньше иногда так говорил, - сквозь слезы сказал Коська. - Он только ждал тебя...
            Джамиля не могла теперь вот так сразу покинуть замок. Она осталась в надежде, что, может быть, князь Автандил вернется. И в ночь ей приснился сон.
             Она стояла в каком-то серебряном свете и будто увидела себя со стороны. Ей показалось, что она видит свое зеркальное отражение, но отражение улыбнулось ей и протянуло ей руку. Они стояли и рассматривали друг друга, близкие, как близнецы, но не одинаковые. Они не были повторением друг друга, они были единым целым, двумя цветами, растущими из одного стебля. И тут будто голос позвал: «Абелисса!» Сестра-близнец Джамили обернулась на голос. Джамиля узнала этот голос, это был голос князя Автандила.
                И она увидела князя Автандила. Он стоял, взяв Абелиссу за руку, и Джамиля поняла, что они оба счастливы. И князь Автандил был такой и не такой, каким в последний раз она его видела. Точно таким же был только экстаз. Все остальное неуловимо изменилось, но Джамиля понимала, что это — более верный облик князя Автандила, чем тот, что она знала. И этот облик был прекрасен.
                Они оба, и Абелисса, и князь Автандил смотрели куда-то перед собой, будто видели там кого-то и обращались к нему. Джамиля тоже обратила туда взгляд и изумилась: она увидела Ита. И Ит тоже был не один. Рядом с ним стояла женщина. И оба они были еще более нереальны и в то же время еще более убедительны, чем князь Автандил и Абелисса.
                Джамиля поняла, что князь Автандил и Абелисса просят у них благословения. И получив благословение, оба будто отдалились и пошли по светящейся дороге куда-то наверх, где было не то солнце, не то звездное небо... Джамиля проснулась. Ее душа была спокойна за князя Автандила. Хоть рассудок еще не мог этому до конца поверить...
               Весь следующий день она бродила по саду, ходила по берегу озера и все ждала, не вернется ли черный лебедь. Но лебедя не было.
            Мастер Бертран нашел написанное князем Автандилом завещание. Князь Автандил делал своим наследником Коську. Коська слышать об этом не хотел и по-прежнему рыдал. «Ничего, - говорил мастер Бертран. - Константин парень толковый, и его господин прекрасно его воспитал и научил разным наукам. Господин совершенно прав, что так уверен в нем. Он справится.  Он знает даже больше, чем иной благородный аристократ. И самое главное, что Константин — человек. Человек любящий, верный и честный. Конечно, я ему помогу. Чует моя душа, что этот замок — мое последнее пристанище на этой земле. Вот и хорошо. Мне нравится здесь. Но у меня есть еще силы, и, даст Бог, я еще долго буду радоваться жизни в этом замке и благословлять Всевышнего...»


     Джамиля заснула среди дня. Она будто снова искала князя Автандила. И неожиданно она почувствовала присутствие рядом Ита.
-Где князь Автандил? - спросила его Джамиля.
-Ты видела, где он, - ответил Ит.
-Мастер Бертран говорил, что он не человек.
-Он действительно не был человеком. Он — существо из другого мира, принявшее человеческий облик.
-Но зачем ему было становиться человеком?
-Иные существа желают получить и земной опыт.
-А Абелисса?
-Она — его духовная половина. И она — твоя сестра-близнец из другого мира.
-Как это может быть?
-Души людей тоже странствуют в других мирах. И у них там есть друзья, родные и близкие.
-Тогда князь Автандил — мой духовный брат.
-Да, это так.
-Неужели он умер?
-По-твоему, это можно назвать смертью?
-Но я еще когда-нибудь с ними встречусь?
-Встретишься.
      Джамиля очнулась и огляделась вокруг. Она поняла, что задремала, сидя на берегу озера. По воде плыли два белых лебедя. «Как князь Автандил и Абелисса», - подумала про них Джамиля...



    Мастер Бертран был спокоен. Он не видел в произошедшем ничего ни печального, ни удивительного. Джамиле даже показалось, что он рад за князя Автандила.
-О чем тут печалиться? - говорил мастер Бертран. - С самого начала было ясно, что рано или поздно он вернется в свою стихию...
    Джамиля не рассказывала ему ни о своем сне, ни о беседе с Итом, но мастер Бертран будто  сам предполагал что-то подобное. Во всяком случае, он нисколько не волновался и был настроен по-деловому.
-А что ты думаешь, он должен был быть каким-то странным или ужасным? - спрашивал мастер Бертран Джамилю про князя Автандила. - Не быть человеком вовсе не значит быть чудовищем. По-твоему, он должен был, например, по ночам превращаться в волка? Хотя скорее он бы превращался в гигантскую бабочку, вроде тех, что летали здесь когда-то. Если бы первым в этих краях поселился князь Автандил, то, уверен, эти бабочки летали бы здесь до сих пор...
     Мастер Бертран действительно был спокоен за князя, и больше сочувствовал Коське.
-Бедный мальчик, - говорил он. - Как тяжело ему пережить эту потерю... Ну что ж, первая потеря в жизни. Может быть, даже самая большая... Он так любил своего господина... И ведь Константин любил в нем именно не-человека, и считал это высшим человеческим... Мальчик всегда думал, что люди должны быть такими. Но, к сожалению, люди не таковы...
             Но именно Коське Джамиля рассказала о своих снах. Он только улыбался сквозь слезы. Он даже рыдал от этого еще сильнее, но Джамиля чувствовала, что в таких его слезах присутствует что-то светлое, какое-то облегчение. Она видела, что Коська поверил ей.
       Кем же на самом деле был князь Автандил? Джамиле было ясно, что Коська воспринимал своего господина трагически, и он хорошо его знал. Но ведь даже мастер Бертран относился к князю Автандилу иначе, и он тоже хорошо его знал.
       Однако Джамиля понимала, что именно Коська был самой близкой душой для князя Автандила и что именно он лучше всех его чувствовал. Что ж, вполне возможно, что земной опыт князя Автандила и впрямь был печальным. Но, наверное, он сам хотел приобрести именно такой опыт, иначе зачем ему было становиться человеком...
           И все же душа князя Автандила виделась Джамиле очень светлой. Была ли там боль, которую чувствовал Коська, или же там было одно счастье? Конечно, у него были человеческие испытания, и страдания тоже были. Но Джамиле казалось, что он воспринимал их иначе, и именно это было не-человеческим. Он смотрел на них светло, будто из какой-то чистой, прозрачной небесной дали...
            Мастер Бертран занимался завещанием и документами, проверял состояние дел в княжестве и попутно нашел Джамиле человека, знавшего дорогу в горах. Этот человек оказался из бывших крестьян, что жили по ту сторону гор, его звали Мартином. Он был рад пойти с Джамилей и повидать в своей деревне родных, которых очень давно не видел. В замке Мартин был одним из «гномов», но чем дальше они уходили от замка, тем больше он становился похож на обычного крестьянина, веселого, добродушного и любящего поесть. Потому он взял с собой целый мешок с провизией, считая, что и «госпожу», как он называл Джамилю, следует потчевать по-царски. Он был каким-то домашним и очень простым, с ним было уютно и не скучно. Он всю дорогу рассказывал Джамиле забавные истории, и пел простенькие песенки себе под нос.
         Через несколько дней Мартин и Джамиля дошли до деревни.



Часть 2

     И тогда начались дожди. Джамиля только покинула деревню. Ей удалось договориться с одним крестьянином, и он вез ее теперь под дождем в открытой повозке, и она куталась в свой плащ и укрывалась дерюгой. Она не знала, где ее высадят: крестьянин назвал какое-то место, но ей было незнакомо это название. И то хорошо, что они двигались в нужном направлении. Дождь все не утихал. Это был долгий, серый осенний дождь, из тех, что могли литься неделями. Небо все сплошь было затянуто тучами, без малейшего просвета. Травы будто разом поблекли. Этот дождь не питал их, как питают траву весенние ливни. Он означал  только одно: теплые дни закончились.
      Пока они ехали с крестьянином, было не страшно, хоть крестьянин был молчалив. К вечеру он остановил повозку на какой-то странной улице в три дома посреди пустыря. До сих пор им вообще не встречалось жилья. Крестьянин был угрюм из-за дурной погоды. Что ему самому понадобилось в этих трех домах, было непонятно. Тем более что два дома из трех пустовали. Только из среднего дома навстречу им вышли двое, по виду братья или родственники, так они были похожи. Эти двое тоже были неразговорчивы. Один из них молча стал распрягать лошадь.
     Крестьянин оставался здесь на ночь. Оказалось, ему надо было о чем-то посоветоваться с теми двоими, что жили в доме. Джамиля так и не узнала их имен, крестьянина же звали Самсоном. Она поняла так, что Самсону нужно было выяснить у них, как лечить корову. «Кто они, знахари? - подумала Джамиля. - Или такие же странные люди, как Шалва?» Они действительно оказались братьями, один был года на три-четыре старше другого, и про себя Джамиля стала называть их Старший и Младший.
       Старшему на вид было лет сорок с небольшим, Младший, похоже, только приближался к сорока годам. Между собой они будто общались без слов. Только Самсону им пришлось долго объяснять, что ему делать с коровой, Самсон понимал эту науку туго, да и они, видно, отвыкли от подробных и длинных разговоров. Но объясняли они отчетливо и терпеливо, по нескольку раз повторяя уже сказанное. Джамиля, следя за их разговором, уже и сама научилась лечить коров. Насытившись похлебкой, она слушала их голоса и потихоньку засыпала. Дождь все колотил в стены и крышу, тем более нагоняя сон.
      Крестьянин ушел ночевать в соседний, пустой дом. Оказалось, что все три дома были обихожены. Джамиле тоже было предложено ночевать отдельно: в среднем доме было тесно и в нем же жила скотина, или же ее загнали под крышу из-за дождя. Младший из братьев пошел в дом, на который указал Джамиле, и протопил там печь, прогрел стены. В доме было уютно. Он постелил ей постель и для тепла дал шерстяное одеяло и овечью шкуру. Пока он топил печь, Джамиля украдкой изучала его. Да, видимо, оба, и Старший, и Младший уже давно жили вдали от людей. На лицах обоих сквозила какая-то отрешенность, незаинтересованность в людских делах. Они не расспрашивали Джамилю, ни кто она такая и откуда, ни куда она направляется, не спросили даже об имени. И вот теперь Младший сидел и топил печь, и молчал, так, будто сидел один со своими мыслями в пустом доме, а Джамили рядом не было. У него было простое, но интересное лицо, довольно правильное, русая бородка и длинные русые волосы, завязанные узлом. Взгляд его был спокоен, и по нему ничего невозможно было прочитать.
          Когда он ушел, Джамиля улеглась и тут же заснула. Она не знала, о чем говорили братья между собой этой ночью.
-Ее путь? - спросил Старший.
-Любовь, - ответил ему его брат.
-Ее добродетель?
-Чистота.
   Старший медленно кивнул.
-Ты видел? - спросил он Младшего.
-Видел, - ответил тот.
-Тучи над горизонтом, - сказал Старший.
-Да. Но ее покровитель — Гроза.
-Ее враг — Дракон.
-Да.
    Младший отодвинул полог на стене, за пологом висел тяжелый меч. Он снял меч со стены и задумчиво смотрел на него, наполовину вынув из ножен.
-Вот ее меч, - наконец сказал он.
-Зачем ей? Она не воин, - отозвался Старший.
-Да. Ее символ — цветок. Но меч за нее буду держать я. По крайней мере сейчас, пока я могу для нее что-то сделать. Но ей и дальше никогда не придется сражаться мечом. Меч — не ее символ.
           Старший внимательно взглянул в глаза брата, в его лицо, осмотрел его, как воин осматривает доспех товарища, готовящегося к битве. Взгляд старшего брата потеплел, но оставался тверд. Он снова взглянул в глаза Младшего и сказал:
-Хорошо. Иди.
И Младший взял меч и вышел из дома.
               Джамиле снилось что-то непонятное. Какие-то клубящиеся тучи, или клубы дыма. Что-то будто преграждало путь темной и душной завесой. Но куда вел сам путь? Вокруг простиралась холмистая равнина, шел дождь. Сверкнула молния и прогремел гром, но гроза почему-то не вызывала у нее страха. Молния вонзилась в землю и превратилась в огненный цветок на сияющем стебле. И это тоже ее не испугало, происходящее только все больше и больше завораживало... Она проснулась ненадолго от того, что в глазах ее под закрытыми веками вспыхнул этот цветок.


. . .

    Когда Джамиля пробудилась наутро, Самсон уже уехал. Она проспала дольше обычного из-за дождя. В окне стоял серый, тусклый свет. Она пошла в средний дом, там сидел один Старший и чинил инструмент. У печи стоял теплый завтрак.
      Джамиля как-то не заметила отсутствия Младшего, так похожи были братья, и так они воспринимались единым целым, что, казалось, где один, там будет и второй. Она спросила о Самсоне. Получив ответ, что он поехал домой, вдруг вспомнила, как уезжал Резо, оставляя ее у Шалвы. Ей стало тревожно. Но Старший поставил перед ней завтрак, он был так спокоен, такая сила и устойчивость чувствовались за его спокойствием, что спокойствие передалось и ей.
-Дождь зарядил надолго, - сказал он. - Дней на пять, не меньше.
-Да, наверное, - сказала Джамиля. - А ведь мне надо идти.
-Далеко? - спросил Старший.
-Далеко.
     И он ничего больше не спрашивал. «Конечно, какое ему дело до того, куда я иду», - подумала Джамиля.
-А что здесь? - спросила она.
-Где?
-Вокруг.
-Равнина, холмы. Вы по ней уже ехали.
-А что дальше, к северу и к востоку?
-Все та же равнина. Чахлая трава, холмы, камни. Дорог там уже нет, но можно идти по ней и без дороги.
-И велика она?
-Дней несколько пути. Кто неделю идет, а кто и больше. Смотря куда тебе надо.
-А за равниной что?
-Смотря куда ты идешь. Есть деревни, есть город, есть горы.
-А Ликтана далеко?
-Далеко.
-Вы ходили туда?
-Ходили.
-А как туда идти?
-Иди на север. Пройдешь равнину, упрешься в горы. Эти горы и есть Ликтана. Да только они длинные, так и тянутся на восток.
-А равнина? Там есть звери?
-Тушканчики, кролики и прочие грызуны, но они от дождя все по норам прячутся. Их там много.
-А волки?
-Есть степные волки. Есть желтые лисы, они маленькие, немного больше лесной кошки. Да иногда равнину пересекают табуны диких коней. Они как раз сейчас бегут с севера на юг на свои пастбища.
-А вода?
-Дождей вам мало? Весной и осенью там полно ручьев, они текут по своим руслам. Но в сильную жару ручьи высыхают.
-А питаться чем?
-Если уметь охотиться, то можно добыть пропитание.
-А если не уметь?
-Тогда остается змеиная капуста. Это такое растение с мясистыми, сочными листьями.
-Так там змеи?
-Змеи — да, они есть.
    Так они говорили, неторопливо, будто просто так, слушая шум дождя за окном. И в этом разговоре Джамиля хотела вызнать то, что ей было нужно, как бы между прочим, не говоря своему собеседнику ни о цели, ни о направлении своего пути, он же в свою очередь ни о чем подобном ее не расспрашивал и не проявлял к этому ни малейшего интереса. Нет, она, конечно, видела, что перед ней человек, достойный доверия, но он казался ей слишком отрешенным от обычных человеческих дел. Потому она и держала себя с ним так, хоть и чувствовала, что этот человек мог бы ей помочь. Такое поведение было следствием ее аристократического воспитания и неопытности.
    Старший тоже говорил с ней как бы между прочим, но рассказывал интересные и нужные вещи. Он рассказал, что делать, если ужалит змея, и обещал дать средство от змеиного яда, рассказал, как узнать среди растений равнины змеиную капусту и как отличить ее от очень похожего на нее чернодола. Он рассказал, чего боится степной волк, и что муравьи могут ночью покусать и прогрызть суму с провизией, и как от этого оберечься. Рассказал, что к востоку от равнины будет деревня, где обычно останавливаются путники, и начертил равнину, горы, деревню и развалины города. «Горы Ликтаны на севере, - сказал он. - Только, по всему судя, вам надо восточнее. Там тоже Ликтана. Вам туда». - Он сказал это так уверенно, будто знал место назначения пути Джамили, и нарисовал на своем чертеже точку. После этого он неожиданно добавил:
-Если увидите на равнине что-то странное или пугающее, не останавливайтесь и не сворачивайте.
-Конечно, - сказала Джамиля. - Мне надо идти вперед.
  В завершение разговора Старший дал Джамиле несколько жердей и два куска непромокаемой плотной ткани. Он объяснил, что один кусок можно постелить на землю, а из другого сделать навес, если его укрепить на жердях, и показал, как это делается.
-Мы с братом, когда ночевали на равнине, делали такие навесы, - сказал он.
    Тут только Джамиля заметила, что Младшего в доме нет.
-Где же ваш брат? - оглядываясь, спросила она.
-Ушел, - сказал Старший. - Надо ему.
    К тому времени уже наступил вечер. Незаметно для себя они проговорили весь день, благо день был сумрачный, утра от вечера не отличить. Джамиля понимала, что и эту ночь придется провести здесь. Они поужинали и Джамиля отправилась в соседний дом, и теперь уже Старший топил для нее печь и прогревал стены.
   Наутро Джамиля собралась идти. Она позавтракала, собрала припасов в дорогу и достала из своего мешка высокие осенние сапоги, что дал ей мастер Бертран. Он же подбирал ей и теплую одежду. Она порадовалась и поблагодарила за заботу старого ученого, который сам когда-то был привычным странником. Старший тоже добавил в ее суму кое-что на дорогу, и подарил обещанный змеиный камень и компас с магнитной иглой. Джамиля обернула непромокаемую ткань вокруг себя вроде второго плаща, перебросила суму и жерди за спину и одну жердину взяла в руку наподобие посоха, решив, что в крайнем случае она может служить оружием для защиты. Дождь лил не переставая, Джамиля взглянула на серые тучи, на мгновение зажмурилась от дождевых капель и решительно направилась вперед.



           Под ногами скользила невысокая, уже почти пожухшая трава, потемневшая и промокшая. В траве лежали камни. О мелкие камни Джамиля часто спотыкалась, большие же валуны возвышались одни дальше, другие ближе, лоснясь от влаги. Они напомнили Джамиле истории о морских животных, выходивших на берег из воды, они были темные и бесформенные, как те животные, и тех животных Джамиля тоже никогда не могла представить четко и не знала, как они на самом деле выглядят. Дождь смазывал очертания камней и холмов. Дождь стоял пеленой перед глазами, и потому все виделось необычным и будто вырастало из-под земли.
                Дожди были Джамиле внове. В ее родных краях таких долгих дождей никогда не было. Непривычная к влаге и холоду, она была рада непромокаемой и теплой ткани, что дал ей в дорогу Старший. Но она совершенно не представляла, что будет делать на равнине ночью, тем более в такой дождь.
       Путь был однообразен и скоро сделался тягостным. Тяжелая сума и жерди оттягивали плечи, скользкие камни и трава под ногами заставляли прилагать усилие к каждому шагу. Джамиля пыталась идти ритмично, чтобы меньше уставать, но спотыкалась из-за камней. Хорошо еще, что ни одежда, ни обувь пока не промокали. У нее стала замерзать рука, держащая жердь, но эта жердь все же помогала ей,  хоть со временем вес такого посоха стал ощущаться. Джамиля опасалась змей. Равнинные змеи, как говорил ей Старший, любили влагу и во время дождей не прятались. Потому она шевелила своим посохом траву перед собой, боясь наступить на змею.
          Она шла уже несколько часов. Змеи ей и вправду попадались, и попадались часто. Остальные же обитатели равнины, как видно, дождя не любили. Только один раз неподалеку поднялась с земли и стала кружить над головой Джамили какая-то мокрая птица. Джамиле это показалось дурным знаком. Но птица скоро исчезла, должно быть, она обеспокоилась за свое гнездо.
       Джамиля проголодалась. Она остановилась посреди равнины и так, стоя, достала из сумы и проглотила ломоть хлеба. Пить почти не хотелось. Она слизывала с губ дождевые капли, дождь падал на хлеб. Нечего и думать о горячем обеде, в такой ливень костра не разведешь даже умеючи. Но холодно Джамиле не было, она разогревалась от ходьбы.
            И вдруг даже сквозь дождь Джамиля почувствовала запах гари. Впереди будто стеной стоял дым, черный, душный, вонючий, и ветер гнал его навстречу Джамиле. Она даже зажала нос и рот ладонью от этого запаха. «Если увидишь в пути что-то странное или пугающее, не останавливайся и не сворачивай», - прозвучало в ее памяти предостережение Старшего. Минуту или две она шла через дымную полосу, и потом дым развеялся. Снова воздух наполняла влага, снова шуршал по траве дождь. Джамиля оглянулась. Дым за ее спиной все больше редел.
     Но еще было светло, когда Джамиля увидела перед собой залитое дождем пепелище. Трава была выжжена, пепел катился в ручьях под ногами. Джамиля всмотрелась в ручьи внимательнее. В ручьях была кровь.
     «Не останавливайся и не сворачивай!» - вдруг будто снова прозвучал у нее в сознании голос Старшего.  Она пошла через пепелище.


            Она шла сквозь темноту, спотыкаясь о камни, уже не думая о змеях, и все не могла остановиться. Ей хотелось как можно дальше уйти от пепелища, хотелось убежать от этой ночи, убежать от своего страха. Охотятся ли ночью степные волки? Спят ли по ночам змеи? Даже эти вопросы отодвинулись на второй план. Ее пугали пепел и кровь, оставленные позади.
     «Но ведь никто за тобой не гонится», - пришла в сознание тихая мысль. Прикосновение этой мысли напомнило ей о чем-то, чего она сразу не осознала. «Ит, помоги мне», - мысленно попросила Джамиля и заплакала.


     Остаток ночи она провела, сидя на земле, скорчившись, лицом в колени. Потом она поняла, что даже смогла так заснуть. Ее подкосили усталость и страх, и у нее не было сил обустраивать свой ночлег. Но наутро Джамиля почувствовала необъяснимое спокойствие. Страхи ночи прошли, дневной свет, хоть и тусклый, рассеял их. Она подставила лицо дождю и улыбнулась. Потому что Ит приходил к ней. Она не помнила, что он сказал ей и говорил ли что-нибудь, но он приходил.


          Вначале идти было трудно, ноги затекли ночью от неудобного положения, и болели от долгой ходьбы. Джамиля снова завтракала на ходу. Она проверила направление. Ведь Старший дал ей в дорогу компас и научил им пользоваться. Скоро впереди должны быть развалины древнего городища, вспомнила она начерченную Старшим от руки карту.
            Развалины показались ближе к полудню. Они все поросли травой, и их было трудно различить. Старший на своем чертеже рисовал на месте городища концентрические круги, пересеченные радиусами. Должно быть, городище и вправду было таким.
              «Надо идти на восток», - помнила Джамиля. И она вошла внутрь гигантского круга, величины которого не представляла, и пошла вперед по древней улице, пересекавшей город насквозь.
               Да, уже очень давно этот город сровнялся с землей. Как это случилось? Враги ли разрушили его, или, может быть, ураганы? А может, последние жители, покидая его, сожгли его стены, или оставили их стоять, а время превратило город в пыль?.. А ведь это был очень большой город. И здесь жили, любили, рождались и умирали. Здесь сражались и здесь творили, и возделывали землю. Кто знает, какими были те, кто здесь жил? И Джамиле представилось странное лицо. Лицо удлиненное и выразительное, с мудрыми, чуть раскосыми глазами. Она еще не видела таких лиц. Ей стало не по себе. Но она увидела каменную плиту по правую руку от себя. Сквозь мох и траву с плиты на нее смотрело это лицо.
     «Так вот какими они были, - думала Джамиля, рассматривая каменные плиты. - Неужели это их кладбище?» Не все плиты сохранились. Не на всех из них были изображения людей. Большинство плит покрывали полустертые орнаменты и надписи. И Джамиля вспомнила выгравированную старинной вязью надпись на клинке, доставшемся Коське от князя Автандила. Надписи на плитах были похожи и не похожи на ту вязь.
          И сначала ей показалось, что выпал снег. Что плиты вдали от дороги усыпаны снегом. И чем дальше от дороги, тем больше снега там было. Будто в центре кладбища вздымался большой, сплошной снежный холм. Кладбище действительно имело форму холма или кургана. Только то был не снег. Поднявшись немного на холм, Джамиля поняла, что это было. Это были цветы. Белые.
                Джамиля увидела небольшое строение цилиндрической формы. У этого строения сохранилась даже крыша, только стояло оно немного наклонившись, хоть и прочно. Подойдя ближе, Джамиля поняла, почему оно так хорошо сохранилось. Оно было высечено из единого каменного куска.
          Джамиля вошла внутрь. В узком вертикальном пространстве было сухо, хоть и прохладно. «Можно ли развести здесь огонь?» - подумала Джамиля и огляделась. Но здесь не было ни хвороста, ни соломы, и нигде невозможно было раздобыть сухого топлива. Джамиля стряхнула воду со своей одежды, и снова закуталась. Ее клонило в сон. Она подумала, что здесь можно поспать пару часов.
      Но она проспала дольше, и проснулась от голода. Утолив голод, она снова вышла наружу под дождь, в мутный день. И побрела вглубь развалин по древней, поросшей травой улице.


. . .

-...И что теперь? - язвительно улыбалась Алия. - Будешь умолять о пощаде?.. Давай-давай, я посмотрю, на что ты способен...
-Не надо казаться хуже, чем ты есть, - сказал Амиран.
-А ты хотел бы, чтобы я была с тобой шелковой после всего, что ты сделал? - усмехнулась Алия.
-Мне все равно, какой ты будешь со мной, - сказал Амиран, - но своего облика ты искажать не должна. Перед самой собой ты должна отдавать себе в этом отчет.
- «Должна, должна»! Да какое ты право имеешь говорить, что я что-то должна! Это ты должен, потому что ты говоришь и поступаешь, как раб!
-Свои долги я знаю. Видимо, я и вправду совершил предательство. И я отвечу за него. Но не перед тобой.
     Алия сощурилась на него. Что-то заставило ее поколебаться. Но она еще не понимала, что начинает терять свою власть.
-Потому что ты сама не имеешь права судить, - продолжал Амиран. - Не ты судья в этом. И то, что происходит между моей душой и Богом, это отношения только мои с Ним. И человек, который не понимает этого, как не понимаешь ты, и куражится, становится уродлив.
     Алия рассмеялась.
-Да, конечно, добрый Боженька всё простит и по головке погладит, когда ты попросишься к нему под крылышко...
-Я говорю сейчас не об этом. Я говорю о тебе.
-А что ты можешь обо мне говорить? Ты что, сам мне судья?..
-Нет. Я не судья.
-Так какое ты имеешь право читать мне здесь проповеди? Что, о спасении моей души заботишься? Обратить грешницу хочешь? Это смешно!
-Ты не грешница, - сказал Амиран.
-Все вы так говорите! Ну так иди и пой свои песни баранам! Они тебя охотно послушают! И будь бараном, одним из них!
    Амиран видел, что продолжать этот разговор бессмысленно. «Я не умею ничего ей сказать так, чтобы она поняла, - думал он. - Может, если бы на моем месте был кто-то мудрейший, он смог бы...» Алия еще что-то говорила, резко и грубо, не стесняясь в выражениях. Было заметно, что разговор с Амираном привел ее в бешенство. Амиран молчал. Он опустился на пол и закрыл глаза. «Я не хочу тебя видеть», - тихо сказал он...


. . .

     Джамиля брела по разрушенному древнему городищу, а развалины всё не кончались: то сбоку от дороги тянулся фундамент гигантского здания, и Джамиле он казался похожим на лабиринт, то впереди возвышались обломки колонн, и капители их лежали рядом, у их оснований, наполовину вросшие в землю. Джамиля видела площадь, обрамленную руинами зданий, отколовшуюся голову монумента с всё тем же характерным, выразительным лицом человека древней расы, и эту голову увенчивало подобие причудливого шлема или короны. Верхняя часть туловища скульптуры лежала неподалеку, и сохранившаяся кисть левой руки придерживала плащ на плече. Джамиля поискала еще обломки, но их не было, и она так и не узнала, что было в правой руке древнего короля. Но лицо изваяния отчетливо запомнилось ей. И это лицо стало преследовать ее неотступно, а вслед за ним сквозь дождь будто проступили другие лица.
    И теперь она шла, сопровождаемая невидимой свитой. Свита держалась на почтительном расстоянии, только древний король обогнал ее и будто показывал путь. Но и он был почтителен по-королевски, и в то же время Джамиля чувствовала его незримую поддержку. Как ни странно, она совершенно не боялась, и сама удивлялась себе, ведь ее всегда страшили рассказы о призраках. Но сейчас ее даже радовал этот странный кортеж, с ним она не чувствовала себя одинокой. «Здесь всех так встречают?» - подумала она. Древний король будто улыбнулся ее вопросу, хоть она не видела теперь его лица, он шел впереди и не оборачивался. Он прошел еще несколько шагов и взглянул на нее через плечо, и она увидела, что он действительно улыбается. И за какое-то мгновение до исчезновения короля и его свиты Джамиля ясно поняла, что они все сейчас покинут ее. Вокруг опять был один серый дождь. Джамиле вдруг подумалось, что небо смотрит на нее сверху. Небо и вправду смотрело. Смотрело дымно-серыми глазами Ита. Из туч лился дождь. «Эти глаза способны плакать?» - подумала Джамиля. «Не плачь обо мне», - сказала она небу. И ей показалось, что дождь на минуту утих.
     И Ит, и древний король со своей свитой будто вдохнули в ее душу новые силы. Джамиля шла по городищу до вечера, и когда стемнело, нашла себе укрытие среди развалин.
      Ночью она видела сон, и в том сне ей казалось, что она всё идет и идет по древнему городу, только город был не разрушенным, но таким, каким его знали в прежние времена. Город был полон людей, люди спешили по делам, собирались на площади, ходили друг к другу в гости. На улицах играли дети, и какой-то ребенок подбежал к Джамиле и потянул ее за руку. И они поднялись в воздух и полетели. Они видели город сверху, потом поднялись еще выше и оказались над равниной. И тучи будто окутали их серым, мягким и теплым плащом, и Джамиле показалось, будто она — младенец в колыбели, и спит подле матери...


     «Цветок растет в горах на белых камнях, и снег засыпать не смог этот цветок, туман хранит его, и ничего не может прервать его рост в пространстве меж звезд, и сам он нежен и прост...» - Такая песня приснилась Джамиле под утро, и странный голос, женский или детский, а может, ангельский всё звучал у нее в сознании, пока сон окончательно не развеялся. Джамиля огляделась, не понимая, где находится. Над ней нависал красноватый каменный свод. Дождь журчал и стучал о камни и траву, будто продолжение ритма той песни. 
     Часа через два после завтрака Джамиля вышла за пределы города. Она остановилась и оглянулась в последний раз на развалины. У подножия обломков колонн, оставшихся от городских ворот, прощально качались под ливнем белые цветы.
     Снова впереди простиралась каменистая, холмистая равнина, снова над головой нависали тучи, но в тучах Джамиля теперь чувствовала что-то родное. Дождь оказался не так страшен, как ей представлялось вначале. Он мерцал и звучал, и окутывал прозрачным покрывалом. Казалось, струи дождя можно раздвигать и раздвигать, как завесу, мягкую и таинственную. Именно, какая-то тайна, немного грустная, но спокойная присутствовала в дожде, и Джамиля все более проникалась тихим умиротворением.
      И снова у нее возникло ощущение больших, невидимых, дружеских и хранящих ладоней по обеим сторонам от себя и за спиной. Теплых и мягких, окутывающих ее крыльев, защищающих и согревающих. И теперь это ощущение ее не испугало. Она научилась проще относиться к таинственным силам, и обращалась к ним как к друзьям. И в то же время думать о том, что и кто это, что они собой представляют, у нее не было сил. «Что было бы, если бы мы до конца представляли себе мир, в котором живем? - подумалось ей. - Достаточно понимать, что этот мир добр...» И действительно, на своем пути она еще не встретила зла.
     День тянулся и тянулся, путь продолжался, всё длилось, но течение времени почти не чувствовалось. Съестные припасы, взятые в дорогу, у Джамили кончились, и она пообедала и поужинала той самой змеиной капустой, о которой ей рассказывал Старший. Листья были сочные, пропитанные влагой, и заменяли и пищу, и питье. «Несколько дней на такой еде прожить можно», - подумала Джамиля. Только когда стало темнеть, Джамиля начала ощущать время. Надо было готовиться к ночлегу.
     Джамиля укрепила в земле жерди, как учил ее Старший, и натянула на них ткань. Внутри сразу же образовалось уютное, защищенное пространство. Она проверила жерди несколько раз, насколько прочно они стоят. Ветра не было, можно было не опасаться, что палатку собьет вихрем. Джамиля сидела внутри своей палатки, еще не расстилая второго куска ткани на земле, и вспоминала. Но прошлое будто отодвинулось далеко-далеко, и она поняла, что слишком сильно изменилась с тех пор. Изменилась, но сущность осталась прежней. И эта сущность просто все более раскрывается, как раскрывается бутон, превращаясь в прекрасную розу. Бутон ее сущности только приоткрылся. И всё равно за это время будто прошли века.
     Она никогда не забывала о цели своего странствия. Любовь к Амирану вела ее, будто река ее жизни стремилась достичь океана. И Джамиля продолжала верить. Стараясь не представлять того, что будет впереди, стараясь не тревожиться и не бояться. Она верила словам Шалвы, она верила твердому обещанию Ита, она верила миру и своему сердцу, направляющему ее путь. И гнала от себя мысль, что все это может не сбыться. Вера придавала ей сил, любовь устремляла вперед.
     И сейчас, сидя под навесом посреди безлюдной равнины и слушая дождь, она отрешилась от мыслей о будущем. Ей надо было пережить эту ночь, надо было уснуть и набраться сил. Чтобы наутро идти дальше.


. . .

     Нет, то была не ненависть, не презрение, даже не отвращение. То по-прежнему была боль. Алия ушла. Амиран сидел на полу, закрыв глаза, потом бессильно опустил голову на руки. В своей душе он чувствовал пустоту. Он не мог ни о чем думать, в горле стоял ком, дышать было трудно, но физической духоты он почти уже не замечал. Какое-то время он не мог осознать себя, своего тела, будто провалился куда-то.
      И, как оказалось, это длилось не один час. Вернее, обесточенность, опустошенность перешла в сонное забытье. Сон без сновидений оказался спасением.
       Он не знал, день на дворе или ночь. Даже пробудившись, он не открывал глаз. Он пытался сосредоточиться. Пытался углубиться в свое сердце. Потому что сердце его по-прежнему любило и не обвиняло. И он вспоминал все, что связывало его с Алией, вспоминал, пытаясь понять его истинность. Он хотел оградить Алию от ее собственного зла. И потому молился, потому воскрешал в своей душе ее облик таким, каким его всегда видел, прекрасным и светлым. Но какая-то часть его души или же какая-то сила отстраненно смотрела на эти попытки, и он начинал осознавать: чем больше он старается оправдать, тем более возвышается над Алией, возвышается духом, вне всякой гордости и суда; ему было стыдно и хотелось умалиться, но весы Справедливости действовали неумолимо, помимо его воли и вопреки ей,  и самое глубокое и искреннее оправдание превращалось в обвинение...



   Часть 3.

      И Алия ушла из его памяти. Даже когда она стояла вот здесь, перед ним, в этой странной, причудливой комнате, увешанной коврами, он смотрел на нее и не видел ее. «Должно быть, это из-за ее стены», - думал Амиран. Но стена по-прежнему давила и угнетала его. Потому что однажды, во сне, он увидел себя в горах. Была ночь. Он стоял почти на самой вершине, на голом камне, и смотрел в небо. Но будто звезда упала с неба на камни, молочно-белая капля, как слеза Невесты, белой Второй луны. И, следя за звездой, Амиран посмотрел вниз. Но не в пропасть. Он посмотрел на камень скалы у себя под ногами, и увидел цветок. Тот цветок едва держался на камне, и Амиран не мог понять, за что он держится. «Эдельвейс», - вспомнил Амиран название цветка. Но он не помнил, растут ли эдельвейсы в этих горах. И цветок был хрупким и нежным, но сопротивлялся, сопротивлялся вихрю, налетевшему неизвестно откуда, и Амиран бросился к этому цветку и укрыл его от ветра ладонями... и проснувшись, он долго плакал от нежности и жалости к этому цветку...


. . .


   Джамиля стояла посреди вихря и не знала, что делать. Ей было страшно. Черная тьма заволакивала всё вокруг и металась спиралями и смерчами. Но будто столб света, окруживший Джамилю защитной стеной, не давал тьме приблизиться к ней. Кто послал ей эту защиту? Тьма налетела внезапно, и тогда Джамиля вспомнила Ита. Она позвала его.
   Тьма была живая. Она свивалась в драконоподобное существо. Дракон кружился и ревел, распадался на части и снова появлялся, и порой его рассекали яркие бело-огненные полосы. Будто лезвие светового меча разрубало дракона, и он еще больше ревел и ярился.
   Все это продолжалось очень долго. Так казалось Джамиле, что очень долго. Час, или два. Иногда представлялось, что из темной тучи-дракона льется кровавый дождь. Иногда будто пожары вставали от земли и снова гасли. Дракон вился вокруг светового столба, защищавшего Джамилю, но свет, видимо, причинял ему боль. И тогда он кричал пронзительным криком и отшатывался, и снова кружился и метался.
   И его пронзал световой стержень. Свет будто исходил из точки, лезвием проницая тьму. Дракон метался как на привязи, насаженный на горящую иглу. Происходящее было даже красиво, оно завораживало. Так бывает прекрасен шторм, гроза, пронизанная молниями, или извержение вулкана.
   Но Джамиле было страшно. Она не знала, сколько это все может продолжаться и чем оно закончится. Она не представляла, будет ли вообще этому конец. Свет все сражался с драконом, и непонятно было, что или кто возьмет верх. Но дракон вдруг испустил последний страшный крик и распался, разлетелся хлопьями пепла, и хлопья медленно оседали в ставшем вдруг безветренным пространстве. Они были похожи на черных птиц или на тех бабочек, что жили когда-то в горах князя Автандила, хоть Джамиля никогда и не видела этих бабочек. Но от них становилось душно.
   И когда хлопья тьмы очистили воздух, Джамиля увидела послегрозовое небо. Сине-серые тучи, просвеченные ало-золотыми лучами заходящего солнца. Дождь уходил. И самый яркий солнечный луч вонзался в фигурку человека, стоящего на камне, или, напротив, исходил из рук этого человека. Это был меч, который держал в руках воин. Воин, сражавшийся с драконом и победивший его. Джамиле показалось, будто она попала в древнюю сказку. Фигура человека была темна против солнца, но раскаленный меч светился, понемногу теряя свой жар, остывал постепенно, пока не стал обычным, серебристого отблеска, стальным.
   Джамиля посмотрела вокруг. Она не стояла больше в световом столбе. И земля была покрыта удушающим пеплом и пропитана кровью дракона.
   Так вот какие битвы происходили, пока она шла по дождливой равнине и по развалинам древнего города. Дракон убит, или он еще вернется? И кто тот воин, что сражается с ним?.. Не обращая внимания на кровавые лужи и пепел под ногами, Джамиля попыталась нагнать уходящего воина, но воин исчез, и больше она не видела его.



   Джамиля вышла из полосы дождя. Когда кончились кровь и пепел, земля под ногами стала сухой, поросшей жухлой травой. Солнце зашло. Совсем к ночи Джамиля увидела вдалеке слабый огонь костра. Ей вспомнилось, как она сидела ночью у костра в лесу с Итом, и она доверчиво пошла на огонек и скоро подошла к сидящему у костра человеку. Но то был не Ит. Человек вначале показался ей незнакомым, и только присмотревшись Джамиля поняла, что уже встречала его раньше. Перед ней у огня сидел тот, кого она окрестила Младшим.
    Встреча с ним обрадовала Джамилю: равнина угнетала ее своим безлюдием. Но Младший, как и при первой встрече, был неразговорчив. На нем была та же холщовая одежда, в которой он ходил у себя дома, или похожая на нее, свой теплый плащ он постелил на землю и сел на него, и Джамиля сильно удивилась, увидев лежащие рядом так не соответствующие его мирному виду латные рукавицы. За спиной Младшего стояла уже приготовленная на ночь палатка на жердях, вроде той, что делала себе в пути Джамиля, сам же он пек на костре какие-то клубни. Он только ответил на приветствие Джамили, и снова обратился к костру и стал по-хозяйски его ворошить. Джамиля села рядом. Младший предложил ей долю ужина, а у нее ничего не было, чем можно бы его угостить. Пришлось смириться. У него еще оставался сыр, он нарезал его походным ножом и положил перед ней.
   Джамиле вдруг захотелось хоть с кем-то поделиться пережитым за последние дни, излить кому-то душу после одиночества равнины. Она стала рассказывать Младшему какие-то эпизоды своего странствия, рассказала о встрече с Итом, о князе Автандиле и о Коське, о древнем городе, о драконе, или  то был не дракон, она сама не понимала, что это было… Младший молча слушал, и речь ее будто вливалась, проваливалась в его молчание. Джамиле это понравилось, как-то тепло и хорошо становилось от такого молчания. Она чувствовала, что ее слышат, что ее понимают.
   Но сам он ничего не сказал ни о себе, ни о ее рассказе. Только произнес будто между прочим, когда она назвала Ита, не упоминая его имени, «один человек»:
-Он не человек.
   Джамиля осеклась. Ей вспомнилось, как мастер Бертран говорил про князя Автандила, что тот не человек. Ит – не человек? Кто же он тогда? До сих пор она считала его человеком, хоть была уверена, что он могущественный маг.
   Младший заметил ее замешательство.
-Он очень добрый, - сказал он, будто желая ее утешить. – Верь ему.
   Но Джамиля вспоминала, как она в последнее время обращалась к Иту за помощью. Ей стало странно. Она и вправду обращалась к нему не как к человеку.
   -Он мне помог, - сказала Джамиля. – Окружил меня стеной из света, и дракон не смог ее одолеть. – И тут же подумала, до какой степени сказочно звучат ее слова, и что Младший наверняка ей не поверит. Но Младший совершенно обычно сказал:
-Он не сам помог. Он только соединил силы любящих.
   «О чем это? – не поняла его Джамиля. – Почему они все говорят загадками?..»
   Младший поставил Джамиле ее палатку, и у нее уже не было сил ни помогать ему, ни продолжать разговоры. Она забралась под свой навес и заснула.
   Наутро, проснувшись, она не увидела ни Младшего, ни его палатки.


   Джамиля шла по равнине, дождя не было, но солнца тоже не было, небо сплошь затянули тучи, и Джамиля опасалась, что снова начнется дождь. К полудню по левую ее руку стала сгущаться какая-то хмарь, превратилась в плотную тьму, и ветер принес по равнине удушающий запах и вонючий дым. Между небом и землей снова шло сражение. Джамиле стало страшно, и вместе с тем ей опять захотелось увидеть фантастическую картину, дракона, смерчи и воина со световым мечом. А может, этот воин – тоже не человек? – вдруг подумалось ей. Оглядываясь на клубящуюся тьму и рассекающие ее лучи, Джамиля ускорила шаг.
   Битва с тьмой осталась в стороне, но воспоминание о ней заставляло Джамилю содрогаться. Но не успело зайти солнце, как впереди показались низенькие глиняные домишки. Джамиля наконец-то дошла до деревни.
  Это была та самая деревенька на востоке, которую показывал ей на своей начерченной от руки карте Старший. Пара десятков домов-мазанок, где жили люди, промышлявшие гончарным ремеслом, да несколько пастухов. Гончары отвозили сделанную ими посуду в небольшой город на юго-востоке. Безлюдье закончилось, это уже была цивилизация.
   Джамиля успокоилась и обрадовалась. Значит, она не сбилась с пути и пришла правильно. Здесь можно было немного отдохнуть.
   Она постучала в крайний дом. Дверь открыла старуха и довольно неприветливо посоветовала идти к некоему Рустаму, он, мол, принимает странников, и указала на мазанку, ничем не отличавшуюся от прочих. Только к нему уже нынче заявился один, - добавила старуха, - не твой ли дружок?.. Джамиля обиделась на старуху и пошла к Рустаму.
   К ее изумлению, дверь ей открыл Младший. «Так это ты – Рустам?» - хотела уже спросить Джамиля, как он предупредил ее вопрос и сказал, что хозяин, то есть Рустам, вышел во двор.
   Младший усадил Джамилю за стол и сел сам, и поставил перед ней тарелку с супом.
-Это же твой суп, - сказала Джамиля.
-Ничего, Рустам придет и приготовит мне еще. Кушай, я из этой тарелки еще не ел.
   Джамиле стало как-то обидно. Она хотела было возмутиться, сказать Младшему: «Что же ты меня бросил?», но тот будто прочитал ее мысли и чуть улыбнулся краем рта, и Джамиля устыдилась и не стала ему ничего говорить. Но обида осталась. Ей припомнилось, как Старший говорил про своего брата, что тот, мол, ушел, надо ему. Ну так надо – значит надо. Если ему надо, то и спрашивать нечего. Вольному ветру репей не помеха. «Ну и пусть шатается где хочет, коли такой бродяга, - в сердцах подумала Джамиля. – Раз уж он всё равно сюда шел, так могли бы и вместе идти…»
   Дверь отворилась, и в дом вошел хозяин, Рустам, немолодой уже, маленький, вёрткий, и бросил на деревянную скамью тяжелую латную рубаху.
-Ну вот, Пётр, я твой доспех почистил, - сказал Рустам. – А то весь в копоти был.
-Да я бы и сам почистил, только отдохнул бы немного, - отозвался Младший, которого, как оказалось, звали Петром.
-Да что тут, - сказал Рустам. – Отдыхай. Нелегко тебе пришлось.
   Рустам подошел к столу.
-Здравствуйте, барышня, - сказал он Джамиле, будто давно ее ждал.
   Джамиля, забыв об усталости и голоде, смотрела на Петра. Когда он встретился с ней взглядом, ей показалось, что в глазах Младшего на мгновение блеснули искорки юмора. Но потом она решила, что ей только показалось. Взгляд Петра был спокоен, отрешенно-прозрачен и непроницаем в одно время, и спокойствие было для него столь же естественным, как твердость для камня.



   Светлые, серо-голубые глаза Петра стали напоминать Джамиле какой-то горный камень вроде хрусталя, в глубине которого тихо мерцает свет. Раньше она не присматривалась к его глазам, и теперь удивлялась, как могла этого не замечать. Она сидела и наблюдала, как он ужинает, понемногу смеркалось, тучи к вечеру разошлись, и Джамиля подумала, что ночь будет звездной и холодной. Петр у Рустама был как у себя дома, и, должно быть, они были хорошими друзьями. Рустам поделился с ним тушеными овощами взамен отданного Джамиле супа, быстро поел и пошел что-то доделывать по хозяйству. А Петр не спешил. Джамиле даже показалось, что он не очень голоден, но присмотревшись, она поняла, что он просто очень сильно устал, хоть внешне это было почти не заметно. Когда стемнело, пришел Рустам и принес лучину.
-Ложись, Петр, - сказал Рустам. – Я тебе постелю.
-Сначала барышню обиходь, - ответил Петр. – Где мой меч?
-Там, где ты его оставил, я к нему не прикасался. Неужели опять куда-то пойдешь?
-Нет, - устало сказал Петр. Он встал и вышел в сени, за своим мечом. Джамиле его меч показался огромным. Петр внимательно осмотрел лезвие клинка, уселся и стал его чистить.
-Ты же уже чистил, - сказал Рустам.
   Петр не ответил.
-Обувь барышни лучше выбросить, - наконец сказал он. – Драконья кровь едкая. Надо найти ей другие сапоги.
-Ложись, - повторил Рустам. – А то будто снова в путь собираетесь.
-Сейчас лягу, - продолжая осматривать меч, отозвался Петр.
-Да что ты увидишь там в темноте, - проворчал Рустам и пошел устраивать постель Джамиле.
-Барышне хорошо бы в травяной бане вымыться, - сказал Петр ему в спину.
-Хорошо, будет баня.
   Баня у Рустама была довольно странная, на разогретых камнях. Джамиля и не думала, что такое может быть. После бани ее стало неудержимо клонить в сон. Она улеглась и проспала, будто провалившись, почти до полудня следующего дня.
    Проснувшись, Джамиля умылась, поела каши и снова стала засыпать. Она ничего не могла с собой поделать. Так она отсыпалась и отъедалась около полутора суток. Петр же за это время куда-то уходил. Неужели опять сражался с драконом? – думала Джамиля.
-Рустам, неужели он опять пошел на равнину, к дракону? – даже спросила она сквозь дрему Рустама.
-Нет больше дракона, - сказал ей Рустам, как ребенку. – Спи.
   Но перед глазами у Джамили проносились какие-то вихри, смерчи, огненные сполохи, пока она не уснула.
   Джамиля проснулась после обеда. Рустама в доме не было, но зато появился Петр.
   Хоть в нем и чувствовалась большая физическая сила, Джамиля никогда не назвала бы его воином. Слишком он был спокоен и умиротворен. Такими могли быть отшельники, ушедшие от мира, которым нет дела до людей, да он и был отшельником. И Джамиле трудно было представить, что этот человек способен сражаться. Однако постепенно она стала замечать в Петре и другое. Этот человек был не только устойчив, но и стоек. Если такой вознамерится тебе противостоять, то его не сдвинешь. И в то же время он мягок и способен обтекать тебя подобно воде, отступать и возвращаться, он подвижен, и, в общем, легок на подъем. В нем не было укорененной приземленности крестьянина, он ни за что не держался и ни на что не опирался, но в то же время твердо стоял на ногах. Он чувствовал себя естественно в любой обстановке, в любом окружении. Он и среди врагов сидел бы спокойно и улыбался, но в то же время не терял бдительности. Но странно казалось представлять его среди врагов, он выглядел очень мирным и дружелюбным, он хоть и был отстранен, но не холоден. По отношению к Джамиле он даже был заботлив, но в его заботливости не было ни малейшей навязчивости или заинтересованности. Заботливость его была точна, безупречна. Этот человек будто в каждое мгновение жизни знал, что нужно делать.
   И при этом он был очень молчалив. Но молчание его не было в тягость. Это было какое-то говорящее и понимающее молчание. С ним можно было просидеть в безмолвии час или два и уйти с ощущением наполненности, как после хорошей, глубокой беседы. Джамиля весь остаток дня смотрела, как он хозяйничает в доме Рустама, как разводит огонь, как смотрит в окно, как чинит свою одежду. Слабость ее не проходила. Только под вечер она выбралась из постели и присоединилась к ужину. И тогда решилась задать Петру вопрос.
-Что такое этот дракон? – спросила она.
-Это долго объяснять, - сказал он. – Но в двух словах – это порождение человеческой злой воли.
-Он живой?
-Можно сказать, что живой.
-Его что, кто-то создал?
-Не совсем.
-А откуда он появился?
-Он родился из мысли и стихийной материи.
-И ты его убил?
-Его невозможно убить. По крайней мере я это сделать не способен. Говорят, его можно сжечь мыслью, но я этого не могу.
-А кто-нибудь может?
-Если и может, то вряд ли станет это делать. Ибо такая мысль будет разрушительнее самого дракона.
   Джамиля вспомнила световой меч, пронзающий клубы тьмы.
-С ним трудно сражаться? – спросила она.
-Трудно, - ответил Петр. – Потому что не знаешь, когда это закончится.
   Джамиля посмотрела на висящий на стене тяжелый меч Петра. Большой, но самый обычный. Стальной. Откуда же тогда был свет? Спросить его об этом? Но она постеснялась спрашивать. Она решила, что лучше потом улучит минутку и рассмотрит этот меч поближе, а то и потрогает. Может, это волшебный меч. Вокруг нее уже было столько волшебного. Нет, привыкнуть к этому невозможно. И более всего ей было не по себе от мысли, что и Ит может оказаться не человеком, каковым уже оказался князь Автандил. А Петр? Может, и он не человек? Разве человек способен вот так сражаться с драконами?..
-Петр, а может, ты тоже не человек? – спросила Джамиля.
-Я только человек, - ответил Петр. – Самый обычный человек.
   «Если он – самый обычный человек, то что же тогда говорить о магах? – недоверчиво покосилась на него Джамиля. – И если самые обычные люди таковы, то и Ит тогда – человек».
   Эта мысль ее утешила, и она забралась обратно в постель и с легким сердцем заснула.


   Еще дня два Джамиля чувствовала слабость и даже не выходила во двор. В доме Рустама ей было уютно. Петр хозяйничал здесь и опекал Джамилю, и ей хотелось, чтобы он остался с ней подольше.
-Петр, ты здесь еще побудешь? – спросила его Джамиля.
-Да.
-И что ты будешь делать?
-Подожду, когда ты отправишься своей дорогой, и пойду своей.
-Обратно к брату, через равнину?
-Да.
-И снова будешь сражаться с драконом?
-Нет. Ко мне он не приблизится.
-Он тебя боится?
-Он подстерегает только беззащитных девушек вроде тебя, - улыбнулся Петр.
-Серьезно?
-Серьезно.
   И все же Джамиле показалось, что он пошутил. Или же за его словами стояло что-то, чего она не знала.
   Джамиле было трудно понять Петра. Но если поначалу ей еще казалось, будто Петр ее слегка разыгрывает, то сейчас она видела, что это не так. Он был совершенно прозрачным, простым и естественным человеком. Он ничего не выдумывал про себя и ничем не представлялся. Он бы, наверное, удивился, если бы Джамиля заговорила с ним о розыгрыше, - но нет, не удивился. Он слишком хорошо знал людей и понимал, что они могут думать и видеть всякое. Но он наверняка не принял ее тогда всерьез. Его спокойствие и ровность не нарушились, он действительно был таким, каким был. Он понимал людей без слов. И ему было безразлично, понимают ли его.
   Петр, похоже, был одинаков со всеми, со знакомыми, с малознакомыми. Между ним и Рустамом происходили такие же недолгие простые беседы, обмен фразами.
-Как ты обратно пойдешь? – спросил Рустам.
-Так же.
-А Вадим не придет?
-Нет.
-Жаль. Вадим хороший знахарь. Давно он у нас не был.
«Так значит, его брата зовут Вадим», - догадалась Джамиля.
-А что, у вас что-то случилось? – спросил Петр.
-Да нет, ничего.
   И все же это была открытость, а не замкнутость. Но такая открытость пропускала все сквозь себя, ничего не задерживая.
   Джамиля всё больше наблюдала за Петром. Всегда ли он был таким? – задавалась она вопросом. Создавалось впечатление, что ни у него, ни у его брата не могло быть в жизни никаких потрясений, что у них всегда все шло ровно и гладко. Но вряд ли это так, понимала Джамиля. Иначе Петр не мог бы побеждать драконов. На что еще способны эти люди? Она исподволь присматривалась к Младшему. Да, он кажется уравновешенным и умиротворенным. И если он что-то решил, то будет действовать спокойно и без колебаний, с мягкостью и напором волны. Он не избегает препятствий, но и не ищет их. Он совершенно естественно поддерживает всех и вся, с кем или с чем сводит его судьба. Но ему ни от кого ничего не нужно.
   При взгляде на Петра Джамиле вспоминались сказки про добрых и сильных великанов, которые помогают людям, но никому не известно, как они живут и чем поддерживают свою жизнь, теплом ли огня, светом солнца или, может быть, росой… Они появляются неизвестно откуда, когда в них нуждаются, и так же незаметно исчезают, исполнив свою задачу. При всей своей физической силе Петр, конечно, великаном не был, но Джамиле виделось в нем что-то сказочное. Ей казалось, что вокруг него все происходит легко и само собой. Она была еще слишком неопытна и не представляла сложности человеческой жизни и человеческой души. Она не знала, сколько нужно пройти испытаний, чтобы достичь мира.
   Как-то в отсутствие Петра Джамиля осторожно подошла к его мечу, по-прежнему висевшему на стене. Интересно, сколько весит этот меч, подумала она, но снять его со стены не решилась. Сталь меча тускло поблескивала  при свете огня очага. Да, обычный меч. Простая рукоять. Ровный широкий клинок. Нет ни надписей, ни каких-нибудь магических знаков. Ни на рукояти, ни на клинке ни узоров, ни рисунков.
   Джамиля робко прикоснулась к клинку. Холодный. Почти ледяной. И не нагревается. Она не заметила, как за спиной ее появился Петр. «Будет ругаться», - подумала Джамиля. Но Петр только молча смотрел на нее с понимающей улыбкой. Однако он ничего не рассказал про свой меч и ничего не объяснил.
   Джамиля снова стала собираться в путь. Ей захотелось, чтобы приснился вещий сон. Но сон не снился, и она все откладывала и откладывала свое странствие. Но за это время она хорошо отдохнула. И когда сон наконец приснился, она обрадовалась ему. Хоть этот сон и не ответил ей на ее вопросы.



   Амиран находился в какой-то душной тьме без границ и очертаний и уже не понимал, что это, явь, сон или колдовство. Он не знал, что делать и куда идти. Но вдруг впереди, сначала едва заметная, обозначилась слабая белая точка. Амиран пошел на нее, точка почти не увеличилась, но превратилась в белый цветок эдельвейса. Цветок казался удивительно отчетливым, до мельчайших, подробнейших изгибов лепестков, цветок плавно поворачивался и плыл в пространстве, и он не имел ни стебля, ни корней. Амиран не понял, что двигалось, тьма ли вокруг, цветок или он сам, но это было движение, хоть и не шаги. И внезапно он оказался в простом, вроде деревенского, незнакомом доме, и в том доме все спали. И он будто летел под низенькой крышей того темного дома, вернее, медленно опускался сверху, подобно тому, как опускается подброшенная вверх легчайшая прозрачная ткань. Ему казалось, что он действительно прозрачен, почти невидим. И он увидел лицо Джамили. Она спала. Он опустился рядом с ее кроватью и все смотрел и смотрел на нее, и ему хотелось навсегда остаться подле нее, пусть даже и призраком, каковым он себя теперь чувствовал.
   Джамиля чувствовала во сне чье-то присутствие рядом с собой, присутствие бесконечно родное, и ей не хотелось терять этого чувства. Она не понимала вначале, кто это был. Но это не мог быть отец, не мог быть Шалва или Петр, не мог быть даже Ит. Она будто никогда не знала пришедшей к ней сейчас души, и в то же время будто знала всегда. Перед ее глазами встало лицо Амирана, и она пробудилась от волнения, понимая, что к ней приходил именно он.



   Ей хотелось снова заснуть, снова почувствовать рядом с собой своего возлюбленного, но у нее не получалось. Она лежала в полудреме и наполовину бессознательно вспоминала лицо Амирана и свое чувство во сне. Медленно светало. Рассвет окончательно прогнал все остатки дремоты. И Джамиля встревожилась. Что с Амираном? Почему он приходил к ней? Ему плохо? Трудно?.. Она села на постели. В доме никого не было, кровать Петра была застелена, а Рустам и вовсе ночевал в отдельной пристройке. Джамиля встала и отворила дверь на улицу. Было прохладно и ясно. Только совсем далеко в небе, в стороне завивались легкие перистые облака. «Должно быть, Петр ушел за водой», - подумала Джамиля.
   Петр и вправду ушел за водой. Минут через пять он явился с двумя полными ведрами.
-Петр, - сказала ему Джамиля. – Мне уже пора идти дальше.
-Прямо сегодня? – спросил Петр.
-Хотя бы завтра, если не сегодня.
-Сегодня вряд ли успеешь.
   Петр стал растапливать печь.
-Кашу на завтрак будешь? – спросил он.
   Вместе они сварили кашу и вместе позавтракали: Рустам до полудня не явится, сказал Петр. Джамиля достала свою дорожную сумку.
-Сапоги тебе нужны, - сказал Петр. – Я пойду поспрашиваю, может, и найдется что.
   Петр ушел, и Джамиля осталась в доме одна.
   Она вынула из своей сумки карту, нарисованную старшим братом Петра, и стала ее рассматривать. «Сейчас мы находимся вот здесь, - думала она, глядя на обозначенную на карте деревушку. – А дальше что? Опять равнина?..» Дальше и вправду был какой-то пустырь. Но он был гораздо меньше той равнины, что Джамиля уже прошла, и кончался подле гор. Линия, обозначавшая предстоящий путь, проходила через этот пустырь и соединяла деревушку с рисунком замка. «Что за замок?» - подумала Джамиля. Замок стоял у подножия гор или даже в горах. Далее путь шел вдоль гор на восток и упирался, кончаясь, в точку. И Джамиля тоже уперлась взглядом в эту точку. Действительно ли это цель и конец странствия? Откуда Старший мог знать? И знал ли он, или нарисовал эту точку просто так?
   Джамиля достала из сумки компас. Правильный восьмиугольник из прозрачного камня больше напоминал какое-то украшение, чем предмет простого обихода. «И не жаль ему было отдавать», - подумала Джамиля. На камне были вырезаны лучи сторон света, и в центре этой звезды, помещенная внутри камня в прозрачную жидкость, подрагивала магнитная игла. «Надо бы вернуть ему такую дорогую вещь, - подумала Джамиля. – Только как?»
   Она отложила компас. Пока никого не было, она решила сама похозяйничать в пустом доме.
   Но Петр вернулся довольно скоро. Джамиля не успела даже пол помыть. Сапоги он достал, будто они его уже ждали. Но сапоги эти были Джамиле немного велики. Чтобы в них удобно ходить, следовало обмотать ноги плотной тканью.
   Джамиля хотела расспросить Петра о том, как ей идти дальше, но он сам заметил разложенную на дорожной сумке Джамили самодельную карту. Он взял ее в руки и стал изучать.
-Вот это – замок князей Ивана и Радомира, - сказал он Джамиле. – Будет хорошо, если ты остановишься у них. Они – стражи горного перевала.
-А за горами что? – спросила Джамиля.
-За горы тебе не надо, - сказал Петр. – Да и нет там ничего. Там берег и море.
-Что же это тогда за перевал, что его надо сторожить?
-Много будешь знать – скоро состаришься, - сказал Петр.
   Но Джамиля почувствовала себя перед ним совсем ребенком, и ей даже подумалось, что «состариться» было бы неплохо.
-Иди дальше вдоль гор на восток, - сказал Петр. – Иван и Радомир тебе укажут дорогу. А потом и другие помогут.
-А кто они такие, эти князья? Какие они? – спросила Джамиля.
-Хорошие, - сказал Петр.
-Ты их знаешь?
-Мы дружим. Я тебе письмо к ним напишу, чтобы они тебя приняли.
-Ты говоришь, они стражи. Они воины?
-Да. Только не надо больше спрашивать, кого и от чего они сторожат.
-Чтобы дойти до замка, нужно опять через равнину идти?
-Да, это такая же равнина. Здесь ходьбы около двух дней. Если рано выйти, будет только одна ночевка, к следующей ночи уже дойдешь до замка.
-Хорошо бы так, - сказала Джамиля, вспоминая уже преодоленную равнину с камнями, змеями и драконами. Она поежилась. «А драконов там больше нет?» - хотелось ей спросить.
   Петр наверняка понял ее чувства, но ничего не сказал. Он вернул ей карту и поднялся. Какое-то время он стоял у окна, задумчиво смотрел на улицу, чуть прижмурив глаза от света, и легко улыбался. «Какая хорошая у него улыбка, - подумала Джамиля, глядя на его профиль. – Интересно, о чем он думает?» Но Петр скоро отвернулся от окна и, по всему судя, собрался готовить обед, и Джамиля стала ему помогать.
   Рустам пришел немного раньше полудня, и они втроем пообедали. Потом Петр посоветовал Джамиле собрать вещи в дорогу и прилечь отдохнуть. Провизию на дорогу он обещал положить ближе к вечеру, а жерди и ткань для ночной палатки забрал, сказав, что они не понадобятся.
-Но ведь на равнине ночевать придется, – возразила ему Джамиля.
-Переночуешь.
   Как-то не похоже это было на обычную заботливость Петра.
-Как я переночую?
-Увидишь. Так тебе все и скажи.
   И Петр посмотрел на Джамилю и неожиданно тихо рассмеялся.
-Да не волнуйся ты, – сказал он. – Нет там ничего страшного. И драконов тоже нет.
    И все-таки Джамиля его решительно не понимала.
-А компас мне тоже не понадобится? – спросила она.
-Компас оставь себе. Это подарок.
   Вечер был очень спокойным, тихим, и ночью, когда Джамиля заснула, ей не снилось ничего.

. . .

   Проснувшись, Амиран снова осознал себя в душной темноте. Была ночь. Он уже чувствовал камень пола под собой, чувствовал свое тело. Ему хотелось, чтобы каменный пол был прохладнее. Он понял, что все так же находится в обиталище Алии. Вытянув вперед руку, натолкнулся на стену и едва сдержал стон из-за обжигающей боли. Им овладело какое-то отчаяние, и он снова сжался и снова попытался забыться. Но темнота все больше и больше угнетала его.
   Он вспомнил, как вчера днем от безнадежности бился об эти стены. Как потом рухнул и провалился в бессознание. И после этого пришла темнота. А сейчас у него просто уже не осталось сил биться о стены.
   И он ушел вглубь себя и стал искать в глубине хоть какой-то свет. Что могло быть этим светом? Раньше он чувствовал свет в своей любви. А сейчас любви к Алие не осталось больше, и даже не было жалости. Но перед его мысленным взором из темноты вновь возник белый цветок эдельвейса.

. . .

   Джамиля встала затемно, но Петр проснулся еще раньше и уже успел приготовить завтрак. Джамиле не хотелось есть, но он настоял. Он помог ей собраться, и она, открыв дверь, посмотрела в сереющее небо, пытаясь угадать, каким будет день. Небо было ясным, на нем догорали последние предутренние звезды.
   Джамиля поблагодарила Петра за заботу и собралась идти, но он вышел с ней, сказав, что проводит ее немного. Она обрадовалась его обществу: ей было как-то тоскливо снова идти одной по безлюдью. Но деревенька скоро кончилась, и Петр остановился.
-Счастливого пути, - сказал он, помогая ей надеть на плечи дорожную сумку.
-Спасибо тебе, - сказала ему Джамиля. – И спасибо, что защищал меня от дракона.
-Пожалуйста, - спокойно и просто ответил Петр, будто это было самым обычным делом.
   Джамиля пошла вперед по заросшей травой тропке, зная, что скоро тропа кончится, и от нее не останется и следа. Когда она, пройдя немного, обернулась назад, Петр все еще стоял у края деревни и смотрел ей вслед.
   Тропа упиралась в речку, куда жители деревни водили поить скотину. Джамиля поискала глазами мостик или хоть какую-то лодку. «Есть ли здесь переправа?» - подумала она. Озадаченная, она медленно побрела по берегу реки.
 -Эй, есть тут кто живой? – вдруг услышала Джамиля голос, как ей показалось, очень отдаленный. И правда, кричащий человек был довольно далеко, он шел по тропе к реке, но Джамиля поняла, что он видит ее: местность просматривалась насквозь. «Наверное, искупаться вышел», - подумала Джамиля, хоть купаться в такую холодную погоду решились бы немногие. Но человек свернул с тропы и направился наискосок прямо к ней.
   Джамиля испугалась. Мало ли что ему нужно. Может, он вот так всю дорогу за ней шел. Бежать до деревни? – далеко. Звать кого-нибудь? – вокруг ни души. Она огляделась и увидела в траве суковатую палку. Схватила палку и пошла быстрым шагом прочь, обратно, к деревне, минуя тропу. И тут до нее долетели слова песни:

                Выходил князь-солнышко
                Из-за горы крутой,
                На мир поглядеть,
                Светом посветить,
                Улыбался князь-солнышко
                Полям да лесам,
                Рассекал лучом-мечом
                Тучи черные…

   Джамиля прекрасно знала эту песню. Это было вступление к старинной героической былине, но песня эта могла звучать и отдельно, и часто пелась как напутствие воину, сражавшемуся за благое дело, или человеку, замыслившему добро. Также она пелась и детям. Джамиля остановилась. Голос певца был звонким и чистым, и в нем звучала радость.
   Человек приблизился к ней, и Джамиля устыдилась, что думала о нем дурно. На вид это был крестьянин или пастух, пожилой, с дорожной сумкой за плечами. Волосы его были седы, но брови черны, и из-под них смотрели на Джамилю теплые, лучистые карие глаза. Человек пел и улыбался, и было видно, что его радует утренняя свежесть и ясное небо.
   Он легким шагом подошел к Джамиле, взгляд его упал на палку, что она сжимала в руке, и Джамиля услышала его негромкий, очень чистый смех. Но она все же не выпустила палку из рук.
-Доброе утро, - сказал человек.
-Доброе утро, - ответила Джамиля.
-Напугал я вас? – спросил человек, кивнув на палку.
   Джамиля не знала, что отвечать.
-Да, вы правы, народ разный по земле ходит, - сказал человек. – От иного и поостеречься не грех. Далеко собрались?
-В Ликтану.
-К Ивану и Радомиру в гости?
-Да.
-Ну, эту дорогу я знаю. Там в деревне мой двоюродный брат живет. К нему я сейчас и направляюсь.
   Он смотрел на Джамилю веселыми, лучистыми глазами, но первый ей своего общества в дороге не предлагал.
   Джамиля успокоилась. Более того, ей уже не хотелось терять своего случайного попутчика.
-А как через реку перейти, вы знаете? – спросила Джамиля.
-Пойдемте.
   Они прошли немного, река слегка изгибалась, и за ее поворотом виднелся деревянный, казавшийся очень ненадежным, мостик. Джамиля не была уверена, можно ли по нему идти.
-Этот мост только на вид такой шаткий, - сказал ей ее спутник. – Если вы позволите, я вас по нему проведу. Смотрите под ноги, не оступитесь.
   Он взял ее за руку, и она неуверенно ступила на мостик. Нескольких досок не хватало, но остальные держались прочно. Джамиля видела через прорехи, как внизу под мостом течет вода.
-Ну вот, - сказал человек, когда они перешли через реку. – Меня зовут Валентин. Будем знакомы?
   Джамиля представилась.
-Вы, видно, издалека идете, - сказал Валентин.
-Да.
-А я тоже не отсюда. В гостях здесь был.
-А откуда вы?
-Из Ликтаны.
-Так вы Ликтану знаете?
-Знаю немного.
-А знаете такую Алию? – Джамиле не хотелось произносить этого имени.
-Знаю двух женщин с таким именем. Одна как раз живет в деревне по соседству с моим двоюродным братом. Толстуха Алия, добрая мать семейства. Хорошая женщина, приветливая. Если вы к ней, то я рад за вас.
-Наверное, я иду к другой, - сказала Джамиля.
-А другая – старая Алия, ей уже за девяносто. Мудрая женщина, прозорливая, к ней многие в ее пещеру за советом ходят. Это отшельница, живет в горах. Если надо, она и лечить умеет. Да, наверное, вы к ней. Случилось у вас что?
-Да нет, ничего, - сказала Джамиля.
   Валентин ни о чем больше ее не расспрашивал. Они шли берегом речки, потом свернули восточнее. Река осталась позади. Солнце светило в лицо, и Джамиля замечала, что Валентину, должно быть, снова хочется петь про князя-солнышко.
   Он и вправду весь будто светился радостью. «Может, у него праздник какой, или внук родился», - думала Джамиля. Валентин шел легко, ритмично, и явно наслаждался простором и свежим ветерком, поднявшимся после утреннего затишья. Однако равнина делалась все более каменистой. И в траве то и дело скользили змеи.
    Джамиля распугивала змей своей суковатой палкой, которую так и не выбросила, Валентин же шел спокойно, без всякого посоха, и скоро стал тихо напевать. Он не сбивался ни с ритма песни, ни с ритма шага, камни будто не мешали ему. Но пел он не про князя-солнышко. Эта странная песня на незнакомом языке сплеталась каким-то узором, вязью, как древняя надпись. Джамиля еще не слышала таких песен.
   Казалось, что песня помогает Валентину идти. Джамиля стала прислушиваться к переплетениям мелодии, и постепенно сама перестала замечать дорогу. Она шла всё ровнее, камни и змеи будто исчезли. Теперь Джамиля тоже могла оглядеться, полюбоваться солнцем, вдохнуть побольше воздуха. Она стала замечать синее, глубокое небо без облаков, наклонившееся светящейся, бездонной чашей, взгляд тонул в этом небе, и из сердца уходила всякая тревога.
   Около полудня сделали привал. Пообедали, и Валентин накрошил немного хлеба себе на ладонь. Джамиля заметила, что в небе над ними летают две небольшие птицы. «Они не станут клевать, они дикие», - хотела она сказать Валентину, но одна из птиц вдруг снизилась и пролетела совсем близко. Потом и другая почти задела своим крылом плечо Валентина и опустилась рядом на траву. Валентин бросил птицам крошек.
-Я их всегда в дороге кормлю, - сказал Валентин. – Иногда и с ладони клюют.
-Как они вас не боятся? – удивилась Джамиля.
-Они все понимают.
   Джамиля подумала, что этот человек со своими песнями и звонким голосом и впрямь, должно быть, родствен птицам. До сих пор она еще не видела, чтобы дикая птица клевала с руки.
-Вы птиц любите? – спросила Джамиля.
-Не только птиц. Мир прекрасен!
   Валентин расправил плечи и глубоко вздохнул. Для него и вправду мир был прекрасен, и он наслаждался каждым днем жизни, каждым лучом солнца.
   На Джамилю ощутимо действовала его радость. Она и сама стала чувствовать какое-то особо приподнятое состояние. Она стала догадываться, что не какой-то особый праздник или радостное событие случилось у Валентина, но что для него каждый день – праздник и великий дар.
-В чем секрет вашего счастья? – не утерпела она спросить.
Валентин негромко, легко рассмеялся.
-Секрет? – переспросил он. – Я не думал об этом. Я просто принимаю всё как есть.
-И у вас не было в жизни потерь, не было разочарований?
-Потери были, разочарований не было. Мне не свойственно разочаровываться. Разве можно в чем-то разочароваться?
-Но если вас обманут, или предадут?
Валентин пожал плечами.
-Человек таков, каков есть, - сказал он. – Не больше и не меньше. Нам пора идти.
   «Вот еще одна загадка, - думала Джамиля, собирая остатки трапезы. – Не люди, а чудеса, что один, что другой…» Она приходила в растерянность от обилия впечатлений, и чем дальше, тем больше чувствовала себя младенцем.
   И она решила, что не будет больше пытаться разгадывать чужие загадки. Что просто оставит все как есть и попробует так же радоваться жизни, как это делает Валентин.
   Она шла и слушала голос Валентина, негромко поющего все ту же песню со странными словами на странную мелодию. Ясный прохладный день, прозрачный, чистый купол неба, пустынная земля – все переливалось, как хрусталь, и холод бодрил. Пусть ноги уже устали от ходьбы, Джамиля перестала замечать это. Солнце стало опускаться, небо пошло полосами, голубой, зеленоватой, желтой… Солнце заходило медленно, будто нехотя. Джамиля не видела, как оно заходит, но смотрела вперед, на восток. Но еще до первых звезд Джамиля увидела какие-то две полуразрушенные то ли хижины, то ли два шатра, куда уверенно держал путь Валентин. Она вспомнила Петра, что он и не беспокоился о ее ночлеге. Но ведь она идет с попутчиком, знающим дорогу, а что было бы, если бы она шла одна?
   Больше всего это напоминало шатры, оставленные кочевниками. Но Джамиля не обрадовалась, увидев лежащий неподалеку наполовину истлевший скелет коня.
-Ну и что, - сказал Валентин, проследив направление ее взгляда. – Пусть себе лежит.
-Мы здесь ночевать будем? – спросила Джамиля.
-Больше негде, - отозвался Валентин.
-Тут что, и люди погибали?
-Это было давно, - сказал Валентин.- И людей тех похоронили в земле.
-Что здесь происходило?
-Ничего.
   И Джамиля видела; что Валентин не хочет об этом говорить.
-Нехорошее какое-то место, - сказала она.
-Самое обычное.
-Лучше уйдем отсюда.
   Они стояли внутри обветшавшего шатра, и узорчатая плотная ткань этого шатра зияла прорехами.
-Хорошо, уйдем, - сказал Валентин. – Подожди немного.
   Он срезал ножом кусок ткани с полога над дверью, аккуратно сложил, замотал в какое-то полотно, что достал из своей сумки.
-Пойдем, - сказал он Джамиле.
Они вышли наружу. Валентин в последний раз окинул взглядом оставленные шатры.
-А вообще-то это место не страшнее остальной равнины, - сказал он.
   Так напугавшие Джамилю шатры остались далеко позади и уже совсем стемнело, когда они остановились на ночлег. Джамиля понимала, что эту ночь придется провести под открытым небом.
   Валентин развел костер, и они стали готовить ужин. «Да сожги ты эту ткань с того ужасного шатра», - мысленно взывала к Валентину Джамиля. «А может, он и не держит этот обрывок у себя и давно уже выбросил?» - тут же подумалось ей.
-Валентин, - позвала она его, - зачем ты ткань у входа в шатер срезал?
-Передам родным владельца шатра. На той ткани его герб. А тебя это очень угнетает? – сказал Валентин, тоже переходя на «ты».
-Теперь уже не очень. Ты знал этого человека?
-Немного знал.
-Хороший человек?
-Хороший. Да ты не думай о плохом. Люди не умирают.
-А птицы?
-Тоже нет. Никто и ничто не умирает.
-Откуда ты знаешь?
-А ты разве не знаешь этого?..
   И Валентин оторвался от костра и окинул взглядом темную пустошь, потом поднял лицо к небу, где ясно высветились ночные созвездия. Звезды в ясном небе были большие, мерцающие, будто очи с лучами-ресницами. Джамиля тоже подняла взгляд от костра и поразилась звездной бесконечности. Она услышала негромкий голос Валентина:

                Над горными вершинами
                Играют вихри мглы,
                И тропами старинными
                Спешат домой орлы.
                Они летят, спускаются
                Со всех концов земли,
                А в небе зажигаются
                Ночные корабли.
                И странники далекие
                На всех своих путях
                Мечтают, одинокие,
                О звездных кораблях…
               
                Они плывут в бескрайности
                Невиданных миров,
                И светятся от радости
                Моря без берегов.
                И мы уходим в странствие,
                Когда настанет срок
                Покинуть землю малую
                Для вечности дорог…




. . .


  Песня была долгая, очень долгая, о мирах, о созвездиях… Джамиля заснула под нее. Хоть поначалу ей думалось, что она не заснет, а всю ночь будет смотреть на звездное небо. И она продолжала смотреть на звездное небо, но уже во сне. А на земле посреди равнины горел костер. Валентин сидел у костра, но будто даже и не топил его, и казалось, что огонь горит сам по себе. И тогда у костра появился еще один человек. Джамиля вначале не поняла, кто это. Но когда этот человек поймал на ладонь язычок пламени и поднял над костром, Джамиля узнала в нем Ита. Ей захотелось его позвать. Он был совсем рядом. Но почему-то она не могла его звать, хоть и почувствовала, что он ее слышит. Пламя костра вдруг разрослось перед ее глазами, и Джамиля увидела картину пожара, какого-то столпотворения или битвы. И увидела будто себя с цветком в руке, и перед ней расступались люди и даже пламя.
-Это картина из твоего прошлого, - будто сказал ей Ит. – Когда-то ты была принцессой Каур. И это был другой мир. Не та планета, где ты живешь сейчас.
   И снова до ее сознания донеслась плавная, будто покачивающаяся мелодия песни Валентина.
-Где это было? – спросила Джамиля. –Это мир, где живет Абелисса?
-Нет. Это был еще один мир. Другой.
-А Амиран там был?
-Был. Он был твоим рыцарем. Вернее, даже не твоим рыцарем, а просто рыцарем, одним из многих. И он очень любил тебя. Но он робел перед тобой. Ибо ты была принцесса, а он – только рыцарь. Он и думать не смел о том, чтобы стать твоим рыцарем, но знал, что отдаст за тебя жизнь.
   Голос звучал мягко, спокойно и плавно, и речь тоже была похожа на песнь.
-Ибо многие рыцари и воины были готовы отдать за тебя жизнь. И многие смотрели на тебя с преклонением и почтением, и не смели приблизиться. И быть подле тебя для многих была великая честь.
-А как звали тогда Амирана?
-Тариэл. Это звездное имя, распространенное в мирах. Но на той планете оно было именем обычным, человеческим.
   Так слушай же дальше. Тариэл был самым обычным, простым рыцарем, одним из многих. Но принцесса Каур любила его как единственного. Он не знал об этом. И она не говорила ему. Ибо она была принцесса, а он – простой рыцарь. И она знала, что отец выдаст ее замуж за принца, короля или раджу, каких много, а не за ее единственного, но простого рыцаря…


   …Перед ее глазами проходили картины и образы, лица людей, обрывки каких-то событий… Человек, одетый в странные одежды, с головным убором из смотанной во много раз полосы ткани, заколотой брошью с сапфиром, этот человек был ее отцом, он был правителем, раджой, он смотрел на нее строгим взглядом, и она робела перед ним… Женщина в голубых одеждах, расшитых серебряной нитью, лицо ее мягкое и ласковое, но и это лицо может становиться властным и гордым… Огромная процессия, объезжающая столицу, семья правителей – она, еще девочка, ее мать и отец – в паланкинах, укрепленных на спинах огромных слонов… Она, уже девушка, принцесса Каур, сидящая на коне, и ее сопровождает свита рыцарей... И лицо, которое она никогда не сможет забыть, лицо ее возлюбленного, похожее и не похожее на его нынешний облик, но безошибочно узнаваемое среди бесконечного множества похожих и не похожих лиц… Они о чем-то говорят, и он держит ее за руку. Потом вдруг отпускает ее руку и вскакивает на стоящего рядом коня, и куда-то уезжает. Она волнуется о нем. Его приносят в ее дом раненого… Она прячет его, никто не должен знать, что он у нее. Но какие-то люди врываются к ней и уводят его… Много, много увидела она за эту ночь. Он сражается в битве, и она знает об этом… Отец гневается на них и запрещает им видеться… Она отстаивает своего любимого, когда на него возводят ложное обвинение… Чем все это могло кончиться? – Джамиля не помнила этого. Будто и не было никакого конца. Будто была одна вечность, вечность их свиданий, их встреч, пусть даже расставания следовали одно за другим… Да, они любили друг друга. И это было вечностью.
   Амиран видел перед собой странный город, город с дворцами, облицованными белым камнем, со странными храмами, будто башенками, вырезанными из камня и сплошь унизанными фигурами божеств… Он видел процессии, возглавляемые правителями на слонах, видел битвы, лица соратников и врагов, и видел единственное, любимое лицо… И он узнал это лицо, хоть оно было и не таким, как в нынешней жизни. И та жизнь была другой жизнью, и он видел даже еще больше, гораздо больше, он жил эту жизнь час за часом, день за днем, хоть эта жизнь, будучи долгими годами, уместилась в несколько часов его сна…


   Джамиля проснулась на рассвете, от утренней свежести. Костер еще горел, и Валентин ворошил его длинной веткой. Джамилю удивило, как могло хватить скудного запаса хвороста на целую ночь. Но она вспомнила, что видела во сне Ита. Может, это он сделал так, что огонь не погас? Валентин посмотрел на нее, когда она привстала с земли, и сказал, будто прочитав ее мысли:
-У нас был гость.
-Да. Был, - задумчиво отозвалась Джамиля.
   Что еще она видела во сне? – она не могла всё до конца вспомнить. Ит рассказал ей какую-то историю. Историю ее прошлой жизни. И в той жизни они с Амираном любили друг друга. Вот и всё, что осталось в ее памяти. Но в этом была такая полнота и такая сила, такая реальная мощь, что это не могло быть обычным сном или выдумкой. Эта другая реальность была неопровержима. И она наполнила силой все существо Джамили.
   И все же ей хотелось полностью вспомнить свой сон. Он остался проблеском какой-то красоты, красоты другого мира, другой жизни, красоты истинных человеческих чувств… Неужели мы и вправду были способны на такое? – подумала Джамиля. Она попыталась возродить в своей душе испытанное во сне, эти чувства, эти картины, но зрительных картин больше не возникало. Джамиля только чувствовала что-то новое в своей душе, или, может быть, бывшее и раньше, но неизвестное ей до сих пор, и, углубившись в себя, она задумалась.
   Весь дневной путь по равнине прошел в этой задумчивости, в этом молчании. Валентин тихо напевал в такт шагам, и Джамиле это только помогало, настраивало на внутренний ритм. Но воспоминание о прожитой ночью жизни понемногу рассеивалось, растворялось и уходило, и к концу пути Джамиля уже просто молча рассматривала окрестности, идя рядом с Валентином.
   Ибо они дошли до деревни. Деревня была довольно большая, дома новые, крепкие. Кто-то еще работал на огороде, но большинство уже отдыхали. Старики выходили на крыльцо посидеть после дневных трудов, под деревьями стайками собиралась молодежь. Валентина здесь знали, с ним здоровались. Они подошли к небольшому белому дому с синими наличниками окон, дверь дома была открыта, и сбоку какой-то человек возился на огороде.
-Левон! – позвал его Валентин. – Здравствуй. Вот я уже и вернулся.
   Человек разогнулся и посмотрел на Валентина как-то равнодушно. И Джамиле трудно было поверить, что это был его брат, пусть даже и двоюродный.
   Двоюродный брат Валентина был помоложе, такой же невысокий ростом, но более плотный по сравнению с легким, быстрым Валентином. Его черные с редкой проседью волосы были коротко острижены, тогда как Валентин свои довольно длинные седые волосы собирал сзади в хвост. Но совсем не это делало братьев столь разными. У брата Валентина не было таких теплых, лучистых глаз, глаза его были самые обычные, чем-то озабоченные. Лицо его казалось почти угрюмым, будто недовольным, тогда как подвижное лицо Валентина светилось радостью. Валентин был будто разомкнут, готов принять в себя каждого, тогда как Левон осторожно, с оглядкой огораживался от всех и вся. Он будто и не радовался никому и ничему, даже пришедшему к нему в гости брату, все думал о чем-то своем и, должно быть, постоянно опасался ущерба. Джамиля решила, что эти два человека, Валентин и его брат, хоть и родственники, но душевно не близки друг с другом. Глядя на Левона, она не могла представить, чтобы этот человек когда-нибудь пел.
   Валентин, должно быть, догадался о ее разочаровании.
-Он хороший человек, - сказал Валентин про своего брата. – Он только много тревожится.
   Джамилю эти слова удивили.
   Но наблюдая за общением двух братьев, она стала замечать, что Левон заметно успокаивается в присутствии Валентина, а Валентин хорошо его понимает и старается опекать.
   Левон до недавнего времени был слугой в замке князей Ивана и Радомира. Но у него умерла жена, и по его просьбе его отпустили жить в отцовский дом, в деревню, на службу же в замок пошел его подросший сын. По всему судя, после смерти жены он до сих пор не мог оправиться.
   Когда Джамиля узнала об этом, то пожалела о своих поспешных выводах относительно этого человека.
   Ужин и ночлег всем троим устроил Валентин. Левон был довольно безучастен к происходящему.
-Как же он вообще здесь один живет? – спросила Джамиля Валентина.
-Ему помогают, - сказал Валентин. – Это сейчас я пришел, потому никого и нет.
-А ты у него останешься? – спросила Джамиля.
-Останусь, поживу немного. Но и тебя могу проводить, если тебе к старой Алие надо. Потом снова сюда вернусь.
-Не надо, не провожай.
-Как хочешь. Но местный народ к Алие ходит. Могу найти тебе попутчика. Хотя бы соседа, Себастьяна спрошу, он, помнится, собирался.
-Я сама дойду, - сказала Джамиля.
-Что ж, как хочешь, - снова сказал Валентин.
   Он не стал настаивать, чего так опасалась Джамиля. Кто он был? Такой простой, веселый и светлый человек, - думала Джамиля, - крестьянин или пастух. Она не знала, что Валентин был магом из Ликтаны. И что он был другом Петра, и Петр встретил его случайно и перепоручил ему Джамилю. Иначе Петру пришлось бы самому сопровождать ее через равнину: на этой равнине могли встретиться малоприятные неожиданности. Но Валентин шел к своему брату, он взял все на себя, и Петр стал спокоен. Валентин оберегал Джамилю в пути своими песнями, к нему не могло приблизиться зло. Но он действительно был уверен, что Джамиля идет к старой отшельнице. Он мог бы ее проводить, но придерживался одной из негласных заповедей волшебников: не предлагать, если не просят.
   Джамиля осталась ночевать в деревне у Левона, собираясь утром идти в замок князей Ивана и Радомира. Ей сказали, что до замка идти недалеко, и Валентин обещал наутро показать путь. Весь остаток вечера она слушала его песни, она сама попросила его петь, понимая, что нигде больше не услышит таких песен…



. . .

   Было раннее утро, холодное, свежее, солнце еще не поднялось из-за гор. Джамиля шла в замок, деревня осталась позади. Она с трудом различала тропу, широкой дороги не было, одна поросшая травой тропка, которую пересекали идущие в разных направлениях белые гравийные дорожки. Но Джамиле объяснили, что все они ведут мимо замка. Ей указали две горные вершины, вернее, два каменных холма, и сказали, что надо идти на просвет между ними. И когда она подошла ближе, то увидела замок. Замок и был как бы мостом, соединявшим между собой эти две каменные глыбы, он прочно вписывался в гору, будто вырастал из горы, устойчивый, приземистый. Массивные круглые башни с зубцами, зубчатые мощные стены. Замок больше походил на крепость. Если ехать мимо на скорости, то его среди горного ландшафта можно было и не заметить.
   Джамиля подошла к воротам из серого камня, такого же, как и камень скалы. У ворот стояли два воина. Джамиля поздоровалась с ними и попросила передать князьям Ивану и Радомиру письмо, что написал для них Петр.
   Она ждала у ворот недолго. Ворота открылись, и к ней вышел юноша, тоже в одежде воина, с медно-рыжими, густыми, блестящими на солнце волосами, будто шлем обрамлявшими серьезное, белокожее лицо, узкое, с редкими, очень мелкими рыжими веснушками. Юноша показался Джамиле почти ее ровесником, ненамного старше. Он поприветствовал Джамилю и просил ее следовать за ним.
   Они прошли во двор, миновали ряд строений, жилых или хозяйственных, и вошли в главное здание крепости-замка, двурогую башню из того же серого камня, но зубчатый край верхней площадки каждой из башен был отделан красноватым гранитом. Суровая простота и торжественность этого здания пришлась по душе Джамиле. Поднявшись по лестнице, она и молодой воин вступили, как было очевидно, в зал для торжеств, но в этот час зал был пуст. Такое же суровое, строгое помещение, без излишеств, серый камень, красный гранит и серебристый металл; верхняя створка окон – витраж золотистых тонов, единственный теплый отблеск, нарушавший величественную аскезу этого большого, тихого зала. И вдруг им навстречу из-за квадратной колонны выступил человек, точная копия медноволосого юноши-воина, шедшего рядом с Джамилей, такой же серьезный, с узким и бледным лицом, сосредоточенный. Оказалось, что это и есть князья Иван и Радомир.  Братья были близнецами.
   Джамиля не ожидала, что братья окажутся так молоды, им было едва за двадцать, и уж во всяком случае меньше двадцати пяти. Она думала, что увидит двух богатырей вроде Петра, только еще более воинственных. Однако в обоих братьях было нечто, отличавшее воинов, даже более того. В них чувствовалась какая-то особенная огненная сила, тонкая, стремительная и напористая, и в то же время сдержанная. То, что оба были рыжеволосые, только подчеркивало их родство с огнем.
   Джамиля совершенно не понимала, кто из братьев кто, так они были похожи. Различался разве что узор веснушек на лице. Но потом она все же пришла к выводу, что тот, кто посерьезнее, тот Иван, а более общительный – Радомир. По всему судя, Иван первый появился на свет. Но оба они производили впечатление духовно зрелых, ответственных людей, несмотря на юность. У них действительно был вид стражей, исполняющих какую-то важную задачу, состоящих на каком-то значительном служении. «Стражи горного перевала», - вспомнила Джамиля слова Петра. Оба брата, видимо, были увлечены своим призванием и уверены в нем, и оно наделяло их достоинством. Глядя на них, по сути, своих ровесников, Джамиля задумалась о том, а есть ли смысл и цель в ее собственной жизни.
   Она сказала им несколько вежливых приветственных фраз, как того требовал этикет, и добавила, что не желает отвлекать их от их обязанностей и обременять чем бы то ни было, и скоро отправится дальше. Братья предложили Джамиле комнату в крепости и дали ей одного из слуг, мальчика лет тринадцати. Мальчика звали Сандро, и он сказал Джамиле по секрету, что скоро станет оруженосцем. После обеда он поводил Джамилю по крепости и по двору, показывая все, что здесь есть, провел ее наверх башни, и Джамиля увидела горную панораму редкой красоты. Ей не хотелось оттуда уходить. Чем-то это напоминало ей родной замок, и она пробыла на башенной площадке до самой вечерней трапезы.
   После трапезы Джамиля снова вышла прогуляться во двор, уже одна. Во дворе у стены хозяйственной пристройки, явно отдыхая, сидел воин. «Вот кого я бы приняла за князя», - подумала про него Джамиля. Она подошла к нему, они разговорились. Воина звали Николай.
-Вы, наверное, из древнего рыцарского рода? – спросила его Джамиля.
-Нет, - сказал он, - я родом из крестьян. У нас в роду, конечно, люди были крепкие, но мирные. Отец мой был крестьянин, дед был крестьянин… Брат мой тоже… Брат мой старший все отцу помогал, ему со мной было неинтересно, я был маленький. А мне с младшими было неинтересно. Отец тоже хотел меня к хозяйству приспособить, но у меня не было к этому склонности. Я брал с собой детский меч, самодельную флейту и уходил в лес на весь день, и кто мог знать, чем я там занимаюсь… И однажды мимо нашей деревни проезжал рыцарь. Я встретил его в лесу. И мы с ним целую ночь просидели у костра, и он мне рассказывал о своей жизни. Наутро я пришел к отцу и сказал, что хочу уехать с рыцарем. Отец был очень занят, он явно не принял всерьез мои слова, а то и не расслышал их до конца, и он отмахнулся от меня, мол, езжай куда хочешь. Наверное, он думал, что я проедусь немного, погуляю и скоро вернусь. А я решил, что он меня отпустил, и с чистой совестью уехал с рыцарем. Вот так все и получилось.
-Сколько лет вам тогда было?
-Лет десять-одиннадцать, но выглядел я старше. Рыцарь привез меня сюда, здесь меня всему и научили. Аврелием звали того рыцаря. Он через несколько лет погиб в битве.
-Как же он мог вот так взять с собой мальчишку?
-А здесь люди прозорливые служат, - загадочно улыбнулся Николай. – Они знают, у кого какая судьба…
-И здесь были битвы?
-Не здесь. Аврелий погиб далеко отсюда.


   На следующий день она долго беседовала с князем Радомиром. Оказалось, что юный князь интересуется всем. Он поддерживал любые темы разговора и был жаден до нового, и Джамиле стало неловко, что она так мало знает и не может удовлетворить его интерес. Он заметил ее неловкость и ни о чем больше не расспрашивал. Ибо в нем говорило вовсе не праздное любопытство, но потребность живого, тянущегося к знаниям ума.
   -Благодарю вас за интересную беседу, - сказал он Джамиле. – Я очень многому у вас научился.
   И Джамиля удивилась, чему он мог у нее научиться, потому что видела, что это не просто вежливая фраза, и он говорит искренне.
  -У вас очень сильная душа, - сказал князь Радомир.
   Джамиля совсем смутилась.
   Чтобы отвлечь ее от смущения, он стал рассказывать о своей семье, отвечая доверием на доверие. Ибо история, которую он рассказал Джамиле, вовсе не предназначалась для ушей первого встречного.


   «Да, мы с братом княжеского рода, но у нас нет земель, - говорил князь Радомир. – У нас были владения, наследственная земля, передававшаяся из поколения в поколение, цветущие сады у подножия вулкана Гивия. Владения наши были совсем небольшие, город и несколько деревень. Но это был очень красивый город. Хоть все дома и даже крепость в нем были из дерева и глины. Ибо вулкан Гивий несколько раз извергался и губил и сады, и город. Но когда мы родились, Гивий был спокоен уже давно, наверное, более ста лет, и потому об извержениях почти забыли.
   Нашим отцом был князь Илия и дедом – старый князь Радагаст, мать нашу звали Марией. Наши отец и мать очень любили друг друга. Отец был воином, и когда нам угрожали степные племена, он сумел отстоять наши земли. Но это было еще до нашего рождения. И наш дед рассказывал нам об этом, когда мы были совсем маленькими.
   После тех войн настали мирные времена, и мы с братом помним их. Но и отец, и дед воспитывали нас как воинов. Нам с братом это нравилось. Мы все жили счастливой, полнокровной жизнью. Но внезапно – нам было уже лет по шесть – случилось некое странное, пугающее событие.
   Отец всегда был сильным, крепким человеком, он почти никогда не болел. С ним никогда не случалось никаких припадков, он хорошо себя чувствовал и в военных походах, и работая на строительстве в городе, полуразрушенном после войн с кочевниками. Тем неожиданнее было, что в один из вечеров он вдруг без всяких причин потерял сознание и пролежал без памяти трое суток. Вернуть его в сознание не удалось, пока он сам – уже на четвертый день – не очнулся. И, когда он пришел в себя, он не мог говорить. Он не мог ничего объяснить, не мог звука издать. Мы видели, что он полностью понимает, что с ним происходит, и дали ему лист бумаги и перо. И он попытался что-то написать, но почему-то не мог, то ли из-за слабости руки, то ли из-за каких-то непонятных нам противодействий. Мы – наш дед и мама – пробовали прочитать то, что он написал. Там было что-то про Гивий.
   После этого он несколько дней, все так же безмолвно, ходил по замку и все смотрел с балкона на вулкан Гивий и ночами – на звездное небо.
   Но через несколько дней, ранним утром его нашли без сознания на балконе. Перенесли в комнату, он пролежал так до полудня, и потом его дыхание совсем прекратилось, и стука сердца тоже не было слышно. Нам сказали, что наш отец умер.
   Когда его хоронили, нам с братом все казалось, что он жив, что его хоронят заживо. Мой брат бросился к гробу отца и стал кричать, чтобы его не хоронили, я присоединился к нему, и нас с ним оттащили от гроба отца и увели.
   Прошло больше года. И люди стали рассказывать о странной вещи. Они говорили, что видят ночами склонившуюся над жерлом Гивия фигуру человека, обликом точь в точь похожего на нашего отца, и сквозь тело этого человека просвечивают звезды. Мы вышли на балкон ночью и тоже увидели его. Он будто разговаривал с Гивием, склонившись над вулканом, будто что-то шептал ему в кратер. Потом он распрямился и медленно исчез.
   Наш дед подумал, что князь Илия приходит из-за того, что не найдет себе покоя, ибо ему в гроб не положили его меч. Дед взял меч, мы пошли в усыпальницу, открыли гроб и увидели, что тела отца там нет.
   И через два дня наш отец ночью пришел в сон к нашему деду Радагасту и сказал, чтобы все люди уходили из этих мест, ибо Гивий извергнется.
   И на третий день все уже при свете солнца видели огромного человека над вулканом, и тот человек обратил лицо к городу и долго смотрел на город сверху, и во взгляде его было сострадание. Постепенно этот облик растаял в пространстве. Мы с братом видели его. Это был наш отец.
   Люди стали уходить из города. Мы покинули город последними, послав предупреждение об извержении по деревням. Но там тоже видели человека над кратером Гивия.
   Так наши земли опустели. И Гивий извергся. Сейчас там пепел и лава. Нет ни цветущих садов, ни людского жилья».


   В рассказе князя Радомира было что-то испугавшее Джамилю, хоть голос его казался спокойным, даже торжественным. Он посмотрел на свою гостью и понял, какое воздействие произвел на нее его рассказ. Удрученный вид Джамили расстроил его.
-Во всем этом нет ничего страшного, - сказал он. – Да, люди часто пугаются таких вещей, как пугаются, например, сил природы…
-Как пугаются призраков, - сказала Джамиля.
-Это был не призрак, - возразил ей князь Радомир. – Потому что наш отец жив.
-Что же с ним произошло? – спросила Джамиля.
-Об этом я не могу вам сказать. Скажу только, что с ним не произошло ничего страшного. Наоборот. Всё было хорошо.
   Чтобы развеять гнетущее впечатление, князь Радомир предложил Джамиле выйти из крепости и вместе пройтись по горному склону, который она видела с вершины башни и которым долго любовалась.


. . .

   «Странно, что я прожил эту другую жизнь, - думал Амиран. – Эти дворцы, сражения, правители, едущие на слонах… Это и вправду где-то когда-то было? Или моя душа в тоске создала эти образы? И неужели я, ошибившись в Алие, не сознавал другой своей любви? Что здесь было изначальным, а что фантазией?..
   Или же душа моя просто желает спасения, и потому создает всё это… Откуда взялся белый цветок? Я никогда раньше не создавал таких образов… Алию я мыслил человеком и в образе сфинкса. Джамиля… я помню ее. Сейчас я стал вспоминать ее, еще ребенком. До сих пор у меня не было таких воспоминаний. Но как реальна оказалась эта пригрезившаяся, странная другая жизнь… А может, это не прошлое наше, а будущее?..
   Смогу ли я это забыть? И надо ли забывать это? Может, это единственный остров реальности посреди моря хаоса, каким была вся моя жизнь... Что такое этот цветок эдельвейса? Путеводный знак? Или этот белый цветок – только призрак, последнее утешение… Наверное, в нем нет даже надежды. Он лишь отголосок того, что предлагала мне судьба, и что я отверг. Он может утешить меня во сне, но наяву мне надеяться не на что, и это, в общем-то, справедливо. Это можно принять. И когда принимаешь, даже становится легче…
   Алия… я виноват перед нею, и мне ее жаль, несмотря ни на что. А что Джамиля? – то, что я видел про нее – только сказка и сон. И она, должно быть, давно уже вернулась в свой родной замок, к отцу и матери…»


. . .

   Джамиля сидела у окна своей комнаты в крепости и смотрела на горную панораму, на серые камни скал, освещенные лучами заходящего солнца, на медленно поднимающийся из лощин туман. Она знала, что завтра утром снова отправится в путь. Куда? Что ждет ее впереди? Как ни странно, она совсем не вспоминала то, что случилось со старым Тенгизом. Она видела в конце пути встречу со своим любимым, а не конец и не битву. Беседа с Радомиром во время прогулки мало что прояснила. Радомир не знал, кто такая Алия, не был знаком с Амираном. «На восток – значит, на восток» - подумала Джамиля. Радомир сказал, что по дороге ей могут встретиться горные отшельники, может, они знают. Также в горах восточнее замка он указал Джамиле несколько поселений. Там жили простые, мирные люди, виноградари и козьи пастухи. Джамиля смотрела на горы из окна. Туман из лощин поднимался все выше, солнечные лучи ложились на вершины гор. Вот одна гора, поменьше, полностью погрузилась в тень. Потом и другую заволокло сумраком и туманом. Только на самой высокой, далекой вершине рубином светился снег. Джамиле не хотелось спать, но следовало отдохнуть перед дорогой. Нет, она совершенно не боялась.



Часть 4

   Часто бывает, что идешь по дороге и видишь: вот корявое дерево, по которому хорошо замечать путь, вот межевой столб, а вот каменная баба. Это знаки, памятные для тебя, но они что-то значат и для другого путника. Или смотришь на небо и отмечаешь: это облако похоже на крокодила, а то - на сову. Но облака развеются, и кроме тебя их никто не увидит. А то бывает, что будто какая-то сила толкнет в грудь или заставит обернуться, и ты увидишь то, чего никогда не видел, - мгновенное, исчезающее, невидимое в следующий миг. И останется даже не внешний образ, но ощущение этой силы, внезапного озарения или слияния. Книги – всего лишь путеводные знаки. Читать книгу и не видеть того, что вокруг, того, что в тебе – то же, что, проезжая по прекрасной местности, уткнуться в карту-схему или отслеживать одни дорожные указатели. Главное всегда в тебе самом и в твоем восприятии мира, а не в словах на бумаге. Твоя душа наполняет слова и создает миры. Какова твоя душа, таким будет и твой мир. Но человек, написавший книгу или письмо, говорит: бывает вот это и вот то, бывает по-разному, мне это было интересно, у меня было так. А у тебя?
   Джамиля остановилась перед каменной плитой, на плите был выбит какой-то текст. То был не древний язык, не вязь. Эту надпись можно было прочитать. Джамиля отерла плиту от пыли и песка, забившегося в щели между букв, и прочитала следующее:
   «Год 15 от начала правления князя Луциана, написано Эриком, рыцарем. Я проезжал здесь и понял: только ты сам можешь себя отстоять. И только любовь может тебя спасти. Для моего брата Эдвина, который, быть может, еще жив».
   Какой-то человеческой драмой повеяло на Джамилю от этой надписи. Кем был этот рыцарь Эрик, и кем был его брат, наверное, тоже рыцарь? Камень, на котором была выбита надпись, был мягким, вроде известняка, и становилось ясно, что Эрик не рассчитывал на долговечность своего послания. Конечно, это делалось не для грядущих поколений. Предел одной человеческой жизни, жизни его брата, который, быть может, тоже проедет этой дорогой. Когда это было? Во времена некоего князя Луциана? Что это за князь? И прочитал ли Эдвин эти слова? Эти люди тоже жили или даже живут сейчас, и тоже любили или любят… «Если бы у меня хватило сил, чтобы выбить надпись на камне, я бы написала письмо Амирану, - подумала Джамиля. – И кто-нибудь прочитал бы это письмо и подумал о нас с ним, как я сейчас думаю об этих двух неизвестных братьях…» Да, кто-то оставляет вехи на своем пути. Чтобы помочь кому-то, близкому или неизвестному. Только кто пройдет этой дорогой?
   Надпись на камне пробудила в душе Джамили множество чувств, иногда противоречивых, и порой даже не связанных между собой. Образ морской волны, набегающей на круглый валун и стирающей с него песок; образ птицы, поющей в пустыне, когда никто не может ее слышать; образ человека, оставляющего завещание в пустом доме… Теплое чувство встречи и последующее – разлуки, когда это тепло будто рассеивается в пространстве… Желание человека быть понятым и неосуществимость этого желания… Сочувствие кому-то далекому,  может, тем же двум рыцарям-братьям, бредущим где-то по земле или в небе в вечности… Странные, но до глубины человеческие чувства. И их было так много, что Джамиля опустилась на соседний с этим камнем валун и стала вспоминать.
   Она видела перед своим мысленным взором родной замок, маму, отца, отец подкладывал поленья в камин, а она, девочка, просила его рассказать ей сказку про огника. Она видела сад, кусты роз и беседку с глициниями, она играла в той беседке с цветочной куколкой, и в это время ее позвали и сказали, что к ним в замок прибыли гости. Это был старый Тенгиз, который тогда совсем не был старым, и рядом с ним стоял Амиран, тринадцатилетний подросток, такой серьезный, но с такой открытой, доверчивой, немного смущенной улыбкой… И Джамиле всё хотелось его расшевелить, отвлечь от его серьезности, чтобы снова и снова видеть эту улыбку, появлявшуюся так редко… А он вдруг как-то нахмурился и опустил глаза, и сказал печальным и тихим голосом, что у него болеет мама. Джамиля разволновалась и тоже опечалилась, чуть не до слез, и неожиданно для себя обняла его, желая утешить. Но тут их позвали к столу. И при всех Джамиля не решалась больше заговорить с ним, и еще не понимала, что именно в этот день она перестала быть маленьким ребенком… Да, именно в этот день в душе ее поселилось серьезное, взрослое, глубокое человеческое чувство, - любовь…
   Они очень редко виделись до свадьбы, раза три или четыре. Джамиля замечала, как ее возлюбленный взрослеет, и вместе с тем в нем всегда оставалось что-то неизменное, и оно только ярче, отчетливее проявлялось. Или, может, Джамиля постепенно узнавала его всё лучше… Но что она могла узнать за короткое время этих почти мимолетных, редких свиданий. Она видела то, что и так с самого начала знало ее сердце. А сердце знало, что оно видит истинный облик Амирана, его ни на кого не похожее, неповторимое внутреннее существо. И этот облик был Джамиле дороже всего на свете…
   И однажды во время его приезда к ней она сплела ему венок из бело-розового вьюна. И он позволил ей надеть этот венок ему на голову. Но при этом он как-то грустно улыбнулся и долго смотрел ей в глаза, как перед прощанием. После той встречи они не виделись несколько лет, до самой свадьбы. Джамиля не знала, что в эти несколько лет Амиран познакомился и сблизился с Алией. И она ничего не знала об этом до сих пор.
   И она не хотела вспоминать свою печальную свадьбу. Не хотела вспоминать свое одиночество в замке Амирана после его отъезда, она сейчас чувствовала всё это так, будто в те дни была мертвой. И даже сейчас, в пути, она еще не жила, она, наверное, только рождалась, или стремилась к рождению… Ее путь виделся ей фантастическим, нереальным. Почти как сон наяву.
   Пора было идти. Джамиля поднялась с камня. У самой тропы из земли среди россыпи валунов росли чахлые, корявые невысокие деревца или даже скорее редкий кустарник. Листьев на нем не было, он был колюч. Джамиля достала из сумки хлеб, обернутый тканью, но есть не стала. Она оторвала от ткани узкую тонкую полоску. Расправив ее, Джамиля повязала эту ленточку на ветку куста. «На счастье в дороге», - сказала она.
   
. . .

   Ветер все больше усиливался, он гнал облака по небу, холодному, бледному. Но облака эти еще были белыми, не грозовыми. Когда она прощалась с князьями Иваном и Радомиром, братья предупредили, что буквально на днях уже начнутся предзимние грозы, - довольно странное явление природы, характерное для горных районов Ликтаны в это время года. После гроз резко холодает. Потому они дали Джамиле теплый плащ взамен ее старого, более легкого. Сейчас в этом плаще было даже жарковато, но без плаща она уже мерзла. Однако облака на небе начинали ее тревожить. Чем дальше, тем больше они громоздились, все выше и выше, похожие на башни, на корабли, и в конце концов приобрели форму наковален – знак, предвещавший близкую грозу. Джамиля боялась гроз. Это был иррациональный, неуправляемый первобытный ужас, изводивший ее с детства. День становился темнее, хоть до вечера еще было далеко. Джамиля стала подыскивать себе какое-нибудь укрытие или пещеру. Мысль о грозе уже заранее вызывала в ней дрожь.
   Тучи сгущались, наливаясь тяжестью. Джамиля увидела в скале узкий проем, щель между камней. За этими камнями было подобие грота или небольшой пещеры. Джамиля не хотела искать ничего больше: приближение грозы слишком пугало ее. Она забралась в пещерку и уселась около своей сумки. Ветер сюда не задувал, пещера была достаточно велика, чтобы в ней лечь. Через отверстие входа был виден край сумрачного неба. И Джамиля всё смотрела на это небо и так ушла в созерцание, что страх перед грозой почти прошел.
   Небо тоже смотрело на нее, смотрело дымно-серыми, отливающими синим сумраком глазами. Джамиля любила эти глаза, они обращались к ней однажды с сочувствием и пониманием. Вновь в ее памяти возник образ ночного костра в лесу. И она снова почувствовала рядом присутствие Ита. Глаза неба стали его глазами. И его мысленный облик, вырисовавшийся перед Джамилей на фоне туч, был серьезен и спокоен. И тут тучу с треском прошила узкая огненная стрела стремительно упавшей вниз молнии…
   Джамиля вздрогнула. Но ее спокойствие не поколебалось. Хлынул дождь, гром урчал и рокотал, то отдаляясь, то приближаясь, но Джамиля смотрела на небо, на грозу, так пугавшую ее обычно, и не чувствовала страха. Будто что-то обняло, защитило ее душу, как ладонями или крыльями. Ей даже показалось, что Ит сидит сейчас в пещере за ее спиной, и она непроизвольно оглянулась. Но в пещере никого не было. То было почти осязаемое, явное присутствие дружественной, хранящей силы, но сила эта казалась столь же естественной, как скальный свод над головой Джамили, защищающий от ветра и дождя.
   Молнии били почти вертикально, в землю, белые и огненные, и небо содрогалось от треска и грома. Тучи слились в сплошную, тяжелую серую массу, дождь лил шквалом. И все равно Джамиля чувствовала спокойствие в мире и в своей душе. Она никогда не смогла бы себе представить раньше, что мощь может быть настолько спокойна.
   Свежее дыхание грозы заполнило пещеру, Джамиля стала слышать грозу как глубокие вздохи, молнии становились все реже. Будто что-то мягкое окутало Джамилю, подобно одеялу, и она, сама не заметив того, стала дремать. Ее разбудил холодный воздух, идущий снаружи, она закуталась в плащ. Гроза уходила. На небе горел закат. И алое солнце вдруг показалось Джамиле огненным сердцем мира, внезапно раскрывшимся ей навстречу.
   Джамиля подошла к входу в пещеру и выглянула наружу. Солнце садилось в темно-синие тучи, пылающее, раскаленное. Джамиле показалось, что она сейчас упрется прямо в солнце, что почти возьмет его в руки. Но от солнца остался только неровный край над полосой туч.



   Тучи и грозы сопровождали ее всю дорогу. Но теперь она чем дальше, тем больше открывала в них какой-то новый, неведомый ей до сих пор мир, какую-то необычную, сильную и нежную душу. Душу загадочную, глубокую, в чем-то печальную, но без страдания, в чем-то нетерпеливую, но сдержанную и величественную, спокойную в своей мощи, радостную в своих порывах. Дождь был похож на слезы, но молнии – на смех. Радость и печаль здесь сливались в одно, и они были не человеческие. И за всем этим, за ливнем, тучами и сумраком скрывалось солнце-сердце, дарящее и чуткое сердце мира, солнце, рождающее жизнь, солнце-мать, солнце-отец. Когда тучи расходились и открывали небо, солнечное или звездное, закатное или утреннее, это было похоже на то, как если бы распахнулись врата в сокровенное, в святая святых.  Звездного неба Джамиля не видела, она спала в это время в пещерах, но солнце звало ее своим светом, и она приветствовала его. Она смотрела на омытый ливнем диск, на отблески играющих лучей во влажных травах и на камнях скал, и благодарила это солнце и это небо. Она прислушивалась к дыханию мира, к молчанию скал, к шепоту и голосам ветра, и везде находила одно цельное, нераздельное чувство, которое было ей близко и знакомо, и родственно. Душа природы уже была услышана ею однажды, но она тогда еще не отдавала себе в этом отчета. Эта душа, ни мужская, ни женская, а может, слияние того и другого, звучала своей глубокой, серьезной нотой, имела свою окраску и сущность, невыразимую в человеческом цвете, слове или каком бы то ни было символе. Но глядя на тучи, Джамиля часто будто видела перед собой лицо Ита, взгляд его серо-синих глаз. «Что для тебя этот мир?» - однажды спросила она мысленно этот пригрезившийся ей облик. И он будто улыбнулся. «Любовь», - будто услышала она ответ.
   Она шла уже дня три, в скальных пещерах гудел ветер, вихрь приносил и уносил грозу, было уже почти по-зимнему холодно. К полудню четвертого дня Джамиля подошла к маленькому горному селению в несколько домов. Глиняные хижины здесь соседствовали с пещерами, на пороге одной из хижин играл ребенок. Джамиля спросила у него, где взрослые, но мальчик, видимо, испугавшись ее, побежал в дом. Из хижины вышла женщина лет тридцати и поздоровалась с Джамилей.



   И всё смешалось, слилось в одно большое, подобное гигантской туче-башне, понимание или чувство, в одно впечатление, вобравшее в себя все мелкие детали, все шаги и все вехи ее пути вдоль гор. Джамиля заболела, но болезнь была какой-то странной, даже благостной. Скорее всего, это был просто упадок сил, может, легкая простуда, сопровождаемая жаром и слабостью. Джамиля чувствовала, что она не может больше идти, на какое-то время ей нужно было побыть в тишине и покое. Она лежала в хижине той самой женщины, что встретила ее, и грезила. Это был не бред. Это было созерцание собственной души, глубокое, медленное. Жар почти не мешал, слабость в спокойном положении не чувствовалась и скорее напоминала приятную истому. Есть почти не хотелось, и хозяйка отпаивала ее травами. Джамиля смотрела в глубь своего сердца. Она видела странные образы. Иногда ей казалось, что в доме кто-то есть, что кто-то ходит рядом или стоит у ее кровати. Открывая глаза, она не находила никого и жалела об этом, ибо присутствие чувствовалось дружественным. Как-то на рассвете в полудреме она увидела облик, будто поднявшись к нему навстречу. Облик бесконечно добрый, но столь возвышенный, что ее охватил трепет. Она пробудилась почти что в страхе. И вместе с тем в ее чувстве к нему было что-то невыразимо прекрасное. Это был не тот облик Ита – по-человечески простой – к которому она привыкла. Этот новый облик притягивал, но Джамиля не посмела бы созерцать его или находиться рядом. «Но, может, это и не относилось к нему?» - подумала Джамиля.
   После этого силы постепенно начали прибывать. Она уже могла подняться с кровати без головокружения, появился аппетит. Джамиля стала замечать происходящее вокруг. До нее стали доноситься звуки дома, крики играющих двоих детей, мальчика и девочки, и голос их матери, которую звали Юлией.


. . .

   Амиран смутно вспоминал сквозь полузабытье, он видел себя подростком в саду с глициниями, в саду, где вместе с ним была Джамиля… Воспоминание сделалось ярче, отчетливее, и теперь он будто снова вернулся в свое детство. Теперь реальностью стал солнечный день в горном замке, а темная ночь и душные стены его прозрачной темницы в обиталище Алии ушли в небытие… Светлый, солнечный день. Тогда он даже не замечал этого света, не ценил его. У него умирала мама. И когда эта девочка, Джамиля, которую он впервые в жизни видел, обняла его, ему захотелось расплакаться у нее на плече… Но их позвали обедать. Он сдержался. А она больше не подошла к нему. «Забыла…» - подумал он… Но потом он встретил ее еще и еще раз. И понял, что она ничего не забыла. Им было хорошо вместе…
   И сейчас он снова и снова возрождал в своей памяти это солнце. И беседку с глициниями. И вьюны у калитки в сад, бело-розовые, почти прозрачные… Только от нее он мог принять венок из цветов, ни от кого больше. От Джамили. Алие он бы этого не позволил.
   Но Алия никогда бы не стала этого делать. И он снова осознал себя в душной темноте. Солнце зашло. Исчезло. Он не мог больше забыться…


. . .
   
   Юлия сидела за столом у окна и чинила детскую рубашку. Ее муж, Ибрагим придет к вечеру, - уже знала Джамиля. Она еще не видела мужа Юлии, он ушел на несколько дней. Чем живут эти люди, как они живут? – пыталась она понять. Конечно, у них множество забот, у них хозяйство, земля, козы. У них дети. Где-то не очень далеко живут их родственники, к которым ушел Ибрагим. К Юлии заходили соседи, прибегали соседские ребятишки поиграть с ее детьми. Джамиля смотрела на них и думала, что когда-нибудь и у нее с Амираном будут дети. Юлия была простой женщиной, но в ней чувствовалось спокойствие и сила. Походка ее была гордой и естественной, движения точными, жизнь размеренной и гармоничной. Джамиля наблюдала за ее работой по хозяйству с удовольствием, в ее действиях не было не малейшей суеты. В ее общении с детьми тоже была своя красота и теплота. В ней действительно всё казалось красивым, хоть она об этом совершенно не задумывалась. «При дворе у такой женщины было бы много поклонников», - думала Джамиля. Но Юлия не была похожа на дам, живущих при дворах. Она жила свою жизнь, следуя естественному чувству, и вот она ждет своего мужа, коротая время за шитьем, а Джамиля пытается представить, какой он, ее муж. Действительно, каким таким может быть муж Юлии?
   Муж Юлии оказался внешне самым обычным. Но Джамиля почти сразу почувствовала, какой это добрый и мягкий человек. И тоже совершенно простой, но в чем-то красивый. Джамиля смотрела, как они общаются между собой, как укладывают спать детей, и немного грустила. Она чувствовала себя здесь чужой, лишней. И своего счастья ей еще надо было достичь.
   Она еще накануне решила, что завтра утром отправится дальше. Она была благодарна хозяевам, благодарна Юлии, что та приютила и лечила ее, но у этой семьи была своя жизнь, а ее зовет своя. И все же образ этой семьи, этого счастья запомнился ей своей простой гармонией и теплым внутренним светом. Конечно, у нее самой все будет иначе. У ее жизни другая красота, другая мелодия, другая окраска. Чужим счастьем она только полюбуется со стороны, и не станет им жить. Но у нее будет свое счастье. Не менее прекрасное. И ей приснилось ночью что-то прекрасное и счастливое, и голос сказал странную фразу: «Имя тебе укажет путь». Какое имя? – подумала Джамиля.
   Снова впереди лежала дорога, было холодно, и совсем немного осталось до наступления зимы. Но Джамиля чувствовала в душе радость. Мир казался очищенным, омытым и ярким, вопреки предзимнему сумраку, и Джамиля удивлялась своей радости и своему прояснившемуся после болезни видению. Знакомство с семьей Юлии воспринималось ею чем-то вроде обещания, что и у нее все будет хорошо. Гроза урчала и перекатывалась вдали, но она теперь не боялась гроз, грозы же стали короткими и редкими, часто сухими, без ливня, и Джамиля даже скучала по ним. Муж Юлии, Ибрагим говорил ей, что в горах Ликтаны и среди зимы могут сверкать молнии и греметь гром. Джамиля восприняла это почти как подарок судьбы, как дружеский привет. Горы, вдоль которых она шла, стали чувствоваться родными, они могли укрыть от дождя, могли приютить на ночь. Скалы и глыбы вставали перед ней подобно великанам, богатырям-охранителям и защитникам.
   В дороге ей встретилось еще два поселения подобных тому, в котором жила Юлия. В одном из них Джамиля остановилась на ночь. В другое зашла только пообедать: время было полуденное. Джамиля надеялась, что ей и дальше будут встречаться поселения. Но день клонился к вечеру, а вокруг были только пустынные горы  и холмистая равнина по правую сторону от тропы. Нужно было искать ночлег.
   Облюбовав себе небольшую пещерку внутри столообразной горы, покрытой жухлой осенней травой, Джамиля стала устраиваться на ночь. Пещера была у самого входа, за ней ветвились еще проходы и пещеры, но Джамиля подумала, что в них можно потеряться, и дальше не пошла. В этой же пещере даже лежала старая потрепанная циновка, и посреди был сооружен очаг из камней. Однако хвороста в ней не было. Джамиля наломала сухих веток кустарника и решила развести огонь. Она достала из сумки два кремня.
   До сих пор у нее не получалось добыть огонь с помощью кремня. Но тут она все же решила настоять на своем. Первые попытки были неудачны, кора, приготовленная для розжига, не загоралась, Джамиле стало жарко, но она не хотела сдаваться. Наконец кора затлела, и Джамиля осторожно подложила ее в пирамидку из хвороста и сухой травы. Трава подымила, но огонь постепенно разгорелся. Джамиля почувствовала себя опытным путешественником, умеющим разжигать костры. Хоть ее удача все же казалась ей случайной.
   Языки огня плясали перед ней, молчаливые и торжественные, и в их танце была какая-то радость. Джамиля решила испечь в костре несколько клубней, которые она собрала по пути, сырые клубни ей уже приелись. Хлеб, сыр и кусок пирога, которым ее угостили в деревне, она решила поберечь на завтра: в деревне она хорошо пообедала и была не очень голодна. Огонь перед ней плясал и радовался, как будто давно ждал, что ему тоже дадут пищу, и он сможет проявиться. Огонь был для Джамили загадочным существом. Она вспомнила, как Ит брал в руки огонь, как огонь менял цвет, но ведь это она видела во сне. Во сне может привидеться всякое. И в то же время Ит для нее стал каким-то повелителем огня, будто способным порождать огонь неведомым, одному ему известным способом. Джамиля пыталась понять, как можно общаться с огненными существами. Она слышала в детстве сказки про огников, живущих в пламени, и они почему-то представлялись ей в виде маленьких оранжевых человечков, хоть в сказках говорилось, что они похожи на змеек. Этих змеек еще называли саламандрами. Хорошо, пусть саламандра будет змейкой, но огник пусть будет маленьким царем со светящейся короной на голове. Пусть у него будет лицо человека и пусть он танцует, и руки и пальцы его пусть превращаются в языки пламени и испускают пламя. Огонь завивался в узоры и фигуры перед ее глазами, но в какой-то момент Джамиля почувствовала, что огонь в своей глубине спокоен, - спокоен, целен и напряжен, как и гроза, как и ветер. Что мятущиеся языки – только его развевающаяся и развеивающаяся, меняющаяся одежда. «Когда огонь гаснет, куда он уходит? – подумала Джамиля. – Он умирает, исчезает, перестает быть?..» Он не может перестать быть, - будто услышала она голос внутри себя. – Он только сбрасывает свои одежды. «Люди не умирают. Никто и ничто не умирает», - предстало перед ней лицо Валентина, и вспомнился костер под звездным небом посреди равнины и ее сон, или не сон, а другая жизнь…
   Костер догорел и погас – хвороста было совсем немного – и Джамиля, поужинав, легла спать. Перед глазами ее в темноте продолжало танцевать пламя. Этот танец успокаивал и навевал сны, от него веяло теплом, будто душа огня хотела утешить и поддержать ее посреди темной, пустынной ночи…



     И огонь превратился в ветер. Ветер усилился, уплотнился и стал вихрем, кружащимся в небе. Это уже была не дружественная стихия, это было слишком похоже на того дракона, что летал над равниной и кричал, пронзенный лучами света. Джамиля смотрела, как на белых камнях скалы вырастает белый цветок. Как он пробивается из расщелины, как росток его пускает листья, как появляется бутон и как он раскрывается вопреки вихрю и тьме, царящей вокруг. Цветок будто светился, и светились как снег белые камни. И Джамиля не понимала, как этот цветок способен удерживаться на камнях. Но присмотревшись, она увидела, что камни имеют очертания ладоней. Что это, должно быть, не камни. И она снова увидела огонь, вернее, огненный пульсирующий свет. Этот свет исходил из сердца, к которому примыкали ладони. Джамиля почувствовала трепет, как тогда, когда она увидела возвышенный облик Ита. Но она почувствовала его внутреннюю улыбку, - не насмешку, но ободрение. Перед ней снова был камень скалы, и на камне цвел эдельвейс. И она снова не понимала, как этот цветок удерживается на камне. Но ей стало спокойно. «Я тоже был камнем, я удержу», - услышала она тихий голос.



   Она проснулась с мыслью о нем. Он уже не раз загадывал ей загадки. Но Джамиля начинала понимать, что за этим просто стоит слишком много, столько, сколько не уместится ни в каких объяснениях и не исчерпается даже человеческой жизнью. Задумчиво, с чувством наполненности она шла по дороге навстречу восходящему солнцу.
   Она начинала осознавать, что Ит сопровождал ее всю дорогу, и она привыкла к его незримому присутствию, хоть ей и казалось, что это – только ее собственные мысли о нем. Джамиля часто видела перед собой мысленно его лицо; когда она сидела у огня, ей казалось, что он будто сидит рядом. Чем дальше, тем больше углублялся его облик в ее представлении. Раньше она его понимала гораздо меньше, и потому общалась с ним при первой встрече так запросто, и он сам был тем более прост и обычен с ней. Он не хотел ее ничем смущать. И позднее, когда он приходил к ней в сон, он казался просто человеком, хоть и волшебником. Он утешал, и поддерживал, и рассказывал сказки, как старший друг или брат. Но теперь Джамиля начала понимать, что он, наверное, и не волшебник вовсе. Но маг он или нет, это уже перестало быть для нее важным.
   «Может, он действительно не человек, - вспоминала она свои разговоры с Петром. – Но он не такой, как князь Автандил. Он как очень сильный и добрый владыка». И она задумывалась о том, что же такое его доброта. Простота, любовь, мужество, глубокая и сдержанная нежность. Сила и мягкая чуткость. Готовность встать на защиту, оберечь. Серьезность, и внутренняя улыбка, и понимание. Сострадание и вмещение чужой боли, и Джамиля чувствовала, что его сердце впустило ее в себя и приняло внутрь себя всю ее судьбу. И не только ее. Она знала в глубине души, что его сердце приняло и Амирана.
   И потому она была так спокойна за своего возлюбленного. Если ее не оставили, значит, и его не оставят. Бог весть что с ним и где он, но, наверное, о нем тоже заботятся. Ит говорил тогда так, будто знает о нем, и он не волновался за него. Он желал ему какой-то победы, преодоления испытания. Он говорил, что и Амиран, и сама Джамиля обретут дар. Он сказал ей, что Амиран будет ее ждать, и что он всё превозможет. Да, наверное, ему нелегко. Но ведь она идет к нему. Она старается не задержаться, чтобы он не обессилел. И осталось немного, совсем немного. Пусть он потерпит, ведь она так стремится к нему. Она придет к нему, и всё будет хорошо.


. . .


   День был тихий, безветренный, но небо сплошь затягивала серая пелена. Над землей стоял туман. Потому не было видно ни гор – только темное марево – ни холмов на равнине. Лишь ближайшие камни и скаты глыб, лоснясь, выступали из белой завесы, да тропа под ногами тянулась и тянулась, проясняясь с каждым шагом на расстояние вытянутой руки. Но когда туман разошелся, Джамиля увидела впереди и справа, очень далеко, за холмами равнины одинокую сине-сизую гору. Гора то выступала темным покатым силуэтом на фоне серого неба, то снова тонула в тумане, и Джамиля смотрела на нее уже очень давно, но принимала за тучу на горизонте. Казалось, что гора даже не приближается, так велико было расстояние до нее. Но когда гора полностью вышла из туманного облака, Джамиля смогла даже на сплошном сером фоне различить, что над ней курится дым. «Неужели вулкан?» - подумала Джамиля.
   К вечеру вулкан стал будто больше, приблизился, но не намного. На горизонте вспыхивали огненные сполохи. То ли огонь вырывался из жерла вулкана, то ли это были сухие зарницы. Джамиля просидела в каменном укрытии до темноты, глядя на эти сполохи, и потом отправилась спать.
   Наутро ее разбудил детский голос. Девочка лет шести умывалась в ручье и что-то напевала, как напевают дети, сочиняя на ходу. «Откуда она взялась?» - изумилась Джамиля. Это было похоже на то, как если бы материализовалась фея этого ручья, такого же звонкого и прозрачного, как голос ребенка.
-Юлия! – услышала она другой голос. – Иди сюда, будем завтракать.
-А к нам придет грустная дама? – спросила девочка.
-Ты у нее спроси, если она проснулась. Ну да ты ее, должно быть, и разбудила.
   Девочка побежала от родника прямо к пещере Джамили. На ее улыбающемся лице блестели капли воды.
-Здравствуйте, - сказала она Джамиле. – Пойдемте с нами завтракать.
-Разве так обращаются к дамам? – вышел из-за большого валуна пожилой, седой человек.
-А как? – спросила девочка.
   Человек подошел к девочке и обнял ее.
-Здравствуйте, - сказал он Джамиле. – Мы вчера за вами полдня шли, да только догнать не могли: очень уж вы были далеко. Это Юлия, моя внучка, а меня зовут Вит.
-Здравствуйте, - ответила Джамиля. – Меня зовут Джамиля. А откуда вы идете?
   Вит назвал какую-то деревушку, которую Джамиля, видимо, прошла, не заметив: наверное, она была в стороне от дороги.
-В этих местах много поселений? – спросила Джамиля.
-Как сказать… Вдоль этой дороги – не много. Но на равнине и в горах люди живут.
-Вы на восток путь держите?
-Пока – да. А потом свернем. Нам еще день ходьбы по Восточной дороге, может, чуть больше. Эту дорогу, по которой вы идете, называют Восточной. А вам дальше надо?
-Наверное.
-Куда же вам надо?
-К Алие.
-А это кто такая?
-Ведьма.
   Вит как-то отпрянул назад, и Джамиля пожалела, что своим ответом так напугала его.
-Она мне зло причинила, - сказала Джамиля. -  Мне нужно помочь одному человеку, который сейчас у нее.
   Вит посмотрел на нее с глубоким почтением. «Наверное, он меня за волшебницу принял», - подумала Джамиля. Если бы она знала, что волшебники никогда не говорят обычным людям и тем более случайным попутчикам о своих целях…
   Но Вит и сам не знал, что и кому могут говорить или не говорить волшебники. Как ему думалось, он ни разу в жизни не встречался с волшебниками, хоть один из них жил неподалеку от его дома и был знаком ему как пчеловод. Вит действительно принял Джамилю за волшебницу. Причем за волшебницу светлую и добрую, способную защитить от зла. «Как хорошо, что она нам встретилась», - подумал он. Теперь он был спокоен и за себя, и за свою внучку. Его чистая и прямая душа поверила Джамиле, и в этой душе было очень много детского.
   Девочка Юлия тем временем осмотрела пещеру, где ночевала Джамиля, выбежала наружу и теперь танцевала, глядя на небо. Джамиля не обратила внимания, что это уже вторая Юлия, что встречается ей в Ликтане. Девочка была для нее просто девочкой, веселым, жизнерадостным ребенком, и Джамиля радовалась ее смеху. Для Джамили детское счастье было подобно лучу солнца среди туч, присутствие Юлии виделось добрым знаком, и она была рада, что Вит и его внучка будут идти с ней еще хотя бы день по Восточной дороге.
   Они позавтракали вместе, поделившись друг с другом припасами. Правда, Джамиле делиться было нечем, кроме нескольких клубней земляной груши. Вит заметил это и сказал:
-Можно зайти в поселок около Черного камня, там накормят. У нас к странникам хорошо относятся.
-Я это заметила, - сказала Джамиля. – А что это за Черный камень такой?
-А про него легенда есть. Тот камень – это сума великана, что однажды прилег отдохнуть у горы. К нему прилетела вещая птица, разбудила его и сказала, что надо спешить, и он в спешке забыл свою суму. Говорят, в той суме было провизии столько, что близлежащая деревня питалась ею целый год. А может, он и нарочно суму там оставил. Доброе дело сделать хотел.
-Он во-от такой был! – сидя на земле, показала Юлия рост великана. Великан у нее получился размером с карлика, и Джамиля улыбнулась.
-Деда, а расскажи про красного голубя! – попросила Юлия.
-Ну да, голубь такой из той сумы вылетал, - сказал Вит. – По вечерам. Полетает, полетает, на гору взлетит и сидит там, что твой месяц ясный. А кто до горы той, до вершины, добирался, тот золотое яйцо находил.
-У того голубя еще золотое перо в хвосте было, - добавила Юлия. – И хохолок. И лапы мохнатые. А еще он песни пел. Ля-ля-ля… - и она снова что-то запела, и так пела, пока Джамиля и Вит собирали свои сумки. Они поднялись с земли, и Юлия вприпрыжку побежала вперед.
-Эй, стрекоза, - крикнул ей Вит. – Далеко не убегай, а то за тобой не угонишься…
   Но Юлия скоро утомилась. Она подождала, сидя на камне. Когда Джамиля и Вит подошли к ней, она разжала ладонь и показала им коричневого жука.
-Отпусти его, - сказал ей Вит.
-Это каменный гном, - сказала Юлия.
-Ну и пусть идет в свою пещеру.
-Он мне корону оттуда принесет?
-Принесет, принесет… когда большая вырастешь.
-Большая как тот великан?
-Ну, может, немного поменьше… Совсем чуть-чуть.
-А расскажи мне сказку, - потянула девочка за рукав Джамилю.
-Будешь рядом идти – расскажу, - сказала Джамиля. Юлия уцепилась за ее рукав, и Джамиле захотелось обнять ее, что она и сделала.
-Ну слушай. Жил один король. И он думал только о своем королевстве и о своих подданных, как бы сделать так, чтобы им было лучше, а о себе не думал. Потому он жил один, и не было у него королевы. Но однажды он задумался, что он все-таки король, и у него должен быть наследник. Стал он искать себе королеву. Посетил разные страны, посмотрел, как за горами короли живут. Да только ни одна из королевских дочерей ему не приглянулась. Загрустил наш король. Где ему искать свое счастье? И сидел он вот так у дороги и думал. А тут мимо серый волк пробегал. Захотел король догнать волка, и догнал его. А волк и говорит: «Я одно слово знаю, скажешь его, и в любое существо превратишься. Ведь я и сам не волк, я волшебник». И сказал волшебный волк ему это слово. Захотел король превратиться в лебедя, повторил слово, и превратился в лебедя. Полетел он далеко-далеко, за горы, сел на гладь зеркального озера, и осматривается. Вот видит он, идет девица к озеру купаться. Да не девица это вовсе, а фея. Взглянул он на фею и понял, что это его судьба. Вот и поплыл он к ней. А она тоже смекнула, что не простой лебедь к ней плывет, на то она и фея. Сказала она слово, и превратился лебедь в человека, в короля. Так узнал король другое слово, по которому обратно в людей превращаются. Но говорит фея: «За то, что ты подсматривал за мной, будешь ждать нашей свадьбы три года, три месяца и три дня, и только тогда я твой королевой стану». Но король и этому обрадовался, превратился снова в лебедя и полетел в свое королевство.
   И прошел один год. Тосковал король по своей фее, тосковал, да и не вытерпел. Превратился он снова в лебедя и полетел на зеркальное озеро. Плавал по озеру, плавал – не вышла к нему фея. Тогда стал он снова человеком и побрел по берегу. И видит: сидит у дороги старушка, семена цветов продает. Разговорился он с ней, и сказал: «Знаю я место, где волшебный цветок растет, оно совсем недалеко. Если пойдешь туда и найдешь цветок, и отнесешь ее фее, думаю, она тебя щедро отблагодарит». И указал он старушке место, а сам вперед нее туда пошел и в волшебный цветок превратился, ни на какой цветок не похожий. Нашла старушка цветок, выкопала и понесла фее. А фея увидела цветок и сразу поняла, что цветок не простой. Подарила она старушке плащ, узорным шитьем вышитый, унесла цветок к себе, сказала слово, и цветок в короля превратился. «Не могу я с тобой долго говорить сейчас, - сказала фея. – Вот стану твоей королевой, тогда наговоримся. А сейчас не до того. Грозит нам беда лютая. Чудище появилось в наших краях. Все живое губит и посевы да леса уничтожает. Ищем мы управу на чудище, а то превратит оно наши земли в пустыню». – «Пойду посмотрю, что за чудище», - сказал король, превратился в лебедя и улетел.
   Летал он, летал, искал чудище, и видит: лежит гора и ревет. Ревет, пыхтит, дымом черным исходит. Вот поднялась гора и пошла на лапах, и всё вокруг с грохотом рушится, а живые твари разбегаются. А позади чудища земля вывороченная и леса погубленные. Что с таким чудищем делать? Решил король узнать, откуда оно, такое, взялось, превратился в человека, ходил, расспрашивал, да только никто не знает. Наконец встретился ему старичок. Старичок как старичок, да только ростом в локоть, а борода на версту за ним по дороге тянется. «Чудище? – спросил старичок. – Да появилось оно из яйца муравьиного». – «Как же оно росло?» - «Да вот так и росло. Сидело внутри горы да гору ело. Когда съело гору, на белый свет вылезло». – «И как же с ним, таким, справиться?» - «А надо его обратно в гору превратить». – «Как же превратить его в гору?» - «А по слову волшебному». – «А ты это слово знаешь?» - «Знаю». И узнал король слово, и превратился он в лебедя, подлетел к чудищу и шепнул это слово ему на ухо. И чудище горой сделалось.
   Но надо было ему возвращаться, и улетел он снова в свое королевство. Жил там, жил, и вот опять тосковать начал. Прошел год, а он места себе не находит. Хочется ему фею повидать. И превратился он тогда в духа огня. В один миг проник в камин к фее и заплясал перед ней. Фея видит – не простой это огонь. Взяла она лучину и зажгла от огня, и сказала слово, и вот перед ней король стоит. «Можно к тебе огнем приходить и в лампаде светить?» - спрашивает. «Нет, - говорит фея. – Уговор есть уговор. А за чудище спасибо». На том они и расстались.
   И вернулся король в свое королевство, да только грустно ему было. Стал он в свободное время превращаться в огонь, плясать у людей в домах. И оказался он однажды в лесной избе, а была зима, холодная, снежная. Ту избу засыпало снегом доверху, и жил там человек. И осталась у того человека только малая охапка хвороста да одна спичка. Зажег он спичку, а она потухла, и не осталось уже ничего. Замерз бы тот человек, да только пришел к нему огонь и стал плясать в печи. Удивился человек такому чуду. И пока снег не сошел, приходил король огнем к тому человеку и согревал его.
   И вот исполнилось три года и три месяца и три дня. Приготовила фея праздничный светильник, и король в тот светильник огнем прилетел. И зажглось множество светильников в доме феи, и пришли к ней гости, духи лесов и полей, и волшебники, и гномы, и эльфы,  и ундины, - всех не перечесть… А король стал человеком, и справили они  свадьбу. И стала фея королевой, и королевство то было счастливо.
   Джамиля закончила свой рассказ. Она все смотрела вдаль, на равнину, и видела, как постепенно переместился вправо темный вулкан. Было уже около полудня.
-А я стану королевой? – спросила Юлия.
-Станешь, станешь… - сказал Вит.
-Мне гном корону принесет, - сказала Юлия. – Во-от такую…
   Джамиля посмотрела на далекий вулкан. Вершину его окутывали облака – то ли туман, то ли дым. Этот вулкан тоже показался ей похожим на короля в короне. Откуда ей пришла такая сказка, про короля? Она придумывала ее на ходу, следуя за возникающими в воображении картинами. Король-лебедь напомнил ей князя Автандила. Но король-огонь уже был совсем другим существом. Кто бы это мог быть? Юлия шла рядом, обхватив ее руку, и уже не смотрела по сторонам. Она притихла и, наверное, устала идти. Джамиля подумала, что надо бы остановиться, и сказала об этом Виту. Вит согласился. Они нашли место для привала и решили развести костер.
    Юлия плюхнулась на землю и стала зевать. Ее покормили, но она почти засыпала, и в конце концов Вит постелил ей свой плащ, она улеглась на него и заснула, подложив под голову свою полупустую сумку. Вит же пододвинулся ближе к костру, чтобы не мерзнуть.
-Какая здесь тишина, - сказал он.
-Да, - отозвалась Джамиля.
-По этой дороге разные люди ходят, - сказал Вит. – Я колдунов боюсь. Но коли вы с нами идете, так ничего и не страшно.
   Они говорили вполголоса, чтобы не разбудить девочку.
-Как вы живете, как вы жили? – спросила Джамиля.
-Как жил? Обычно. Как все живут. Родился, вырос, женился, потом дети, внуки… - Вит вздохнул. – Знаете, я вам сейчас поведаю кое-что о себе. Ведь вы волшебница, вам можно. Я никому этого до сих пор не говорил, и никому кроме вас не расскажу. После рождения наших детей, сына и дочки, моя жена стала мне изменять. Вернее, она полюбила другого человека и в конце концов ушла к нему. Я был знаком с тем человеком. Мне он казался обычным, и я думал, что он даже не очень-то в ней нуждается. Но она его действительно любила. А я по-прежнему любил ее. Однако она теперь жила совсем другой жизнью. Если бы она вернулась ко мне, я бы ее принял, и я нуждался в ней. Но она этого не понимала. Ей было бесполезно что-то говорить, ее душа меня не слышала, будто в ней не было ничего. Неужели ее душа настолько бедна? – думал я. Нет, у нее была богатая душа. Просто она отвернулась от меня и отдавала свои богатства другим… Вот и все. – И он умолк.
   Джамиля не знала, что на это ответить. Утешать? Промолчать? Что говорят в таких случаях? Но Вит, должно быть, и не нуждался в ответе. Он просто сказал все как есть. И, наверное, ему стало легче.
-Знаешь, - сказала Джамиля, - мой муж тоже любил не меня, а другую. И может быть, и сейчас ее любит. Я не знаю. Но она причиняет ему зло. И мне нужно уберечь от зла моего мужа. Будет ли он любить меня?..
-Так это твой муж сейчас у ведьмы?
-Да.
   Вит покачал головой.
-Хочешь, я пойду с тобой к ведьме? – сказал он.
-Тебе нужно внучку домой отвести.
-Это недалеко, я отведу и вернусь.
-И что ты можешь сделать?
-Не знаю.
-Ты же боишься колдунов.
-Я постараюсь их больше не бояться.
   «Этот пожилой человек в душе – ребенок, - видела Джамиля. – Зачем ему ходить к ведьмам?..»
-Не ходи со мной, Вит, - сказала она. – Всё равно ты там ничего не сделаешь. Мне одной проще будет.
   Он посмотрел на нее печально, и его взгляд чем-то напомнил ей Коську. Такая же верность и такое же бессилие.
-Да ты не грусти, - сказала Джамиля с улыбкой. – Что ведьма? Ничего она никому не сделает. А мой муж меня любит. Я знаю.
-Тебе бы к отшельнице Юлии сходить, - сказал Вит. – Живет тут в горах старица. Она прозорливая. Как до Черного камня дойдем, я тебе дорогу покажу. Оттуда недалеко. И как придешь к ней, подожди меня у нее. Я дня за два обернусь и приду. Вместе к ведьме пойдем.
   Джамиля видела, что отговаривать его бесполезно, и перевела разговор на другое.
   Она стала расспрашивать, как живут люди в этих местах, в горах, в его родной деревне. Он рассказывал, и Джамиля понимала, что люди везде люди. Но часто он говорил о вещах, казалось бы, незначительных, но в его изложении приобретавших окраску откровений. Он мог сказать что-то новое о простом колодце во дворе, о дереве в саду, мог увидеть нечто удивительное в обычном бытовом эпизоде. Взгляд его был непредвзят, он смотрел на мир с изумлением, непосредственно и открыто, как ребенок. И Джамиля даже чувствовала себя с ним за старшую.
   Разговор мало-помалу снова вернулся к отшельнице Юлии. «Юлия… - повторила про себя Джамиля ее имя. – Внучка Вита тоже Юлия. Это имя здесь такое распространенное? А может быть, это знаки? Может, именно это мне хотели сообщить в том сне: «Имя тебе укажет путь». И Джамиля понимала, что ей непременно нужно дойти до отшельницы Юлии. Ведь она даже не знала толком, куда шла и как выглядит ее цель. У кого она могла это узнать?
-Она знает судьбы и молится за людей, но она такая хрупкая, - рассказывал об отшельнице Вит. – Смотришь и не понимаешь, в чем душа держится… Я ходил к ней, она меня знает. Она помогала мне, она многим помогает.
-Ты ей не говорил про свою беду? – спросила Джамиля.
-Не говорил, но она догадалась. Я заболел тогда, и мне пришлось к ней пойти.
-Далеко до нее идти? – спросила Джамиля.
-От Черного камня по тропе часа два или три, да только тропу нужно знать. Там несколько троп. Одни кончаются тупиками, другие сворачивают к поселениям. Лучше жди меня в деревне у Черного камня, одна к Юлии не ходи. Я вернусь, и мы пойдем.
-Не хотелось бы мне ждать, - сказала Джамиля.
-Я скоро, - сказал Вит.
   Девочка Юлия заворочалась во сне, потом потянулась и открыла глаза.
-Проснулась? – спросил ее Вит.
-Да, деда… Дай мне яблоко.
   Вит достал из сумки яблоко.
-Мне гном во сне такое сказал! – говорила Юлия, грызя свое яблоко. – Он мне пещеру показал. Там камни драгоценные… Украшения, одежда красивая всякая… Гномья… И корона висит. Прямо в воздухе. И светится…
-Хочешь быть гномьей королевой? – улыбнулся Вит.
-А гномы хорошие, - сказала Юлия. – Они камни самоцветные добывают…
-Вот, теперь у нее еще и гномы, - сказал Вит, когда они тронулись в путь. – Уже больше месяца только о них и говорит.
   Юлия снова бежала впереди, но не очень далеко.
-Расскажи мне про твою ведьму, - вдруг сказал Вит.
-Я сама ничего о ней не знаю. – Джамиля взглянула на него. «Видно, он и вправду собрался идти со мной к Алие», - подумала она.
-Она, наверное, скверная, - сказал Вит. – А она всерьез колдует?
-Видимо, да.
-И что она может?
   Джамиля вспомнила смерть старого Тенгиза.
-Может убить, - сказала она.
-Убить и обычный человек может.
-Вит, забудь про нее, - сказала Джамиля. – Я не хочу о ней говорить. Зачем она тебе? Все равно ты к ней не пойдешь.
-Пойду, - сказал Вит. – Потому и спрашиваю.
-Перестань, - сказала Джамиля. – Я сама не знаю, что там у нее. Может, она и не такая уж ведьма, а, как ты говоришь, просто скверная.
-Хорошо бы так, - отозвался Вит.
   К ним подбежала Юлия.
-Смотри, деда! – она поднесла к его глазам поздний красный цветок.
-Где ты его нашла? – спросил он.
-А вон там. Там много!
   Джамиля посмотрела, куда указывала Юлия, и увидела холмик, горевший красным посреди серых камней.
-Эти цветы у нас редкость, - сказал Джамиле Вит. – Надо посмотреть.
   Они подошли к холмику. Посреди холма, весь заросший цветами, стоял камень.
-Это надгробие, - сказал Вит. – На камне надпись.
   «Отсюда вознеслась к звездам душа Эдвина», - прочитала Джамиля. Эдвин… Где-то она уже встречала это имя.
   И она вдруг вспомнила.
-Это был рыцарь, - сказала она. – У него был брат. И брат оставил ему письмо на камне. Не знаю, прочитал ли он это письмо.
-Ты была с ним знакома? – спросил Вит.
-Нет. Но я видела письмо его брата, Эрика.
   Ей стало грустно. Она стояла и смотрела на красные цветы. Как он умер? Погиб? Сколько лет ему было? Ей казалось, что лет ему было не очень много.
-У вас здесь были войны? – спросила она Вита.
-Нет. Даже старожилы не помнят.
-Хороший, должно быть, был человек, - вздохнула Джамиля. – Пойдем…
   Они шли, Юлия скоро опять притомилась и молча шагала рядом с Витом, держа его за руку.
-Уже немного осталось до Черного камня, - сказал Вит, когда они поравнялись с большой пальцеобразной каменной глыбой. Такие глыбы стали попадаться все чаще и чаще. Они были совсем темные, почти черные, камень скал был светлее. Создавалось впечатление, что эти глыбы кто-то принес сюда и поставил вдоль дороги.
   Когда дошли до Черного камня, уже наступали сумерки. Но камень еще был виден. Он и вправду походил на огромную, видавшую виды дорожную сумку. В выбоинах его рос мох.
   Юлия поковыряла мох и спросила:
-А великан за своей сумкой придет?
-Вряд ли, - ответил Вит. – Он, должно быть, давно уже сшил себе новую. Вон та тропа ведет к отшельнице Юлии, - указал Вит на тропинку, уходящую от камня к горам.
   Прошли еще немного, и вдалеке показалась деревня.
   Это была довольно большая деревня, больше тех поселений, что встречались Джамиле в этих местах до сих пор. Дома ее тяготели скорее к равнине, чем к горам. Когда они вошли в деревню, было уже темно, но Вит шел уверенно и скоро постучал в дверь одного из домов, смутно белевшего в темноте. Дверь открыла пожилая, но крепкая и бодрая, деловитая женщина. Она явно была знакома с Витом. Джамиля вошла в дом и тут же отметила чистоту и порядок в помещении с побеленными стенами и свежим деревянным столом посреди комнаты. На окнах висели белые занавески, на столе горела лучина. Сама хозяйка была в холщовом выбеленном платье, ее голову покрывала ажурная вязаная косынка.
-Ну как ты тут, матушка Людмила, не скучаешь без внуков? – спросил хозяйку Вит.
-Да некогда скучать, - сказала хозяйка. – Вон сколько дел… Велимир придет скоро, надо ему ужин разогреть… Вам тоже поужинать надо. То-то ты с Велимиром наговоришься…
-А что, он всё такой же певун?
-И-и, да его хлебом не корми, только дай волю… А что за барышня с тобой? Родная?
-Родная, родная…
-Племянница небось…
-Вроде того.
-Небось Мариина дочка…
-Мария тебе привет шлет.
   Так они говорили с хозяйкой, пока не пришел ее муж, Велимир. Увидев Вита, он расплылся в улыбке. Но Джамилю уже клонило в сон, она поужинала и ушла в комнату, и только смутные голоса доносились до нее. Она уснула под разговоры и песни. Но сон ее был тих, прозрачен и запомнился ей своей чистотой и ясностью.
   Она будто была одна в каком-то светлом, безлюдном месте, но безлюдие не угнетало, более походя на уединение. Подняв лицо, она безмолвно говорила с тучами, не голосом и не словами, но взглядом. И тучи отвечали ей таким же безмолвным взглядом без очей. И внезапно из туч опустился свет – то ли луч, то ли прозрачная молния – и Джамиля увидела, как в небо уходит бесконечная лестница, сплетенная из легких золотых шелковых нитей. Лестница слегка покачивалась под ветром. Она тянулась в высоту и не могла закончиться, и от взгляда на нее кружилась голова.
   Когда Джамиля встала наутро, ей показалось, что в доме кроме нее и Юлии никто не спал. Юлия умывалась во дворе и снова что-то напевала, а Вит собирался в дорогу. Он выглядел утомленным, должно быть, они с Велимиром и хозяйкой проговорили всю ночь. Но движения его были сосредоточенными, несмотря на то, что Велимир балагурил без умолку и то и дело к нему обращался. Вит посмеивался его шуткам, сам отвечал что-то, но глаза его были серьезны. Было видно, что ему не дает покоя какая-то мысль. Увидев Джамилю, он поприветствовал ее, отвлекся от своих сборов и усадил ее завтракать.
-Мы уже уходим, нам пора, - сказал он ей. – Чем быстрей я обернусь, тем лучше. Вернусь, и пойдем с тобой к твоей ведьме. Ты все-таки жди меня здесь, в деревне. Людмила хорошая женщина, никто тебя здесь не обидит. А к Юлии одна не ходи, а то с дороги собьешься. А я знаю дорогу. Подожди меня пару дней, и пойдем. Хорошо?
-Мне спешить надо, - сказала Джамиля.
-Если заплутаешь, больше времени потеряешь. Ну хорошо, или здесь встретимся, или у Юлии. Я скоро приду, нигде не задержусь. Ну, до встречи, мы пойдем.
   Джамиля проводила его и Юлию до порога и сама стала собираться. Да что тут  было собираться, она только подождала немного, чтобы Вит отошел подальше и не видел, как она покидает деревню. Дойдя до Черного камня, она свернула на каменистую тропу между холмов.
   Тропа петляла, становилась то шире, то уже. Сначала она шла, огибая большой холм, потом раздвоилась. Джамиля остановилась в раздумье. Ведь она даже не узнала толком, как идти к отшельнице. Надо было расспросить Вита или хозяйку, если только хозяйка знала… Джамиля пожалела о своей непредусмотрительности. Но она не хотела идти обратно, и пошла по одной из троп наугад.
   Белая гравийная дорожка стала обычной тропой, немного пыльной, поросшей травой по краям, потом она и вовсе закончилась. Джамиля постояла и повернула назад, и снова дошла до развилки. Пошла по другой тропе. Тропа снова раздвоилась, и Джамиля выбрала левую дорожку, сочтя, что она скорее приведет в горы. Но тропа расходилась снова и снова, и Джамиля уже запуталась, куда она ведет, и шла, не выбирая направления… Она уже подумала, что заблудилась окончательно, как впереди показалось селение из нескольких домов. Джамиля постучала в один из домов и спросила, знает ли кто дорогу к отшельнице Юлии. Ей стали объяснять дорогу. Надо было вернуться, миновать несколько поворотов… Она пошла, как ей указали, стараясь хотя бы запомнить, как вернуться обратно в поселок. Ей было ясно, что до деревни, где живет хозяйка Людмила, ей уже не добраться.
   Солнце поднималось все выше, время было почти полуденное. Джамиля подумала, что снова сбилась с дороги, ей было не по себе. Она уже хотела повернуть назад и идти в поселок, как впереди показалось будто движущееся белесое пятно. По дороге навстречу шла невысокая, худенькая старая женщина, опираясь вместо посоха на простую палку. Плащ ее был неопределенного цвета, и Джамиле подумалось, что когда-то этот плащ был голубым, но сильно выцвел и износился. Джамиля уже хотела спросить у нее дорогу, но женщина опередила ее вопрос.
-Я вышла тебя встретить, - сказала женщина.
-Так это вы – Юлия? – спросила Джамиля.
-Да, это я. Ну и заплутала же ты, дочка…
   Женщина пошла впереди, и Джамиля следовала за ней с облегчением. Она хотела сказать ей спасибо, но женщина не оборачивалась, и говорить в спину было неудобно.
   Шли, наверное, уже больше часа, холмы закончились, дорожка стала подниматься в гору. За поворотом показалась маленькая хижина, прилепившаяся к камням. Это и был домик отшельницы Юлии. По обеим сторонам хижины росли два корявых деревца с пышными кронами, обнимавшими стены, и вход темнел среди листьев, уже пожухших, но еще не успевших облететь.
   Старица провела Джамилю в хижину и сняла плащ. Джамиля посмотрела на нее и вспомнила слова Вита: «В чем только душа держится…» Она была удивительно хрупкая, почти прозрачная, тоненькая, как девочка. Голову ее обрамляли легкие, вьющиеся седые волосы, заплетенные в косу, на лице светилась улыбка в огромных голубых глазах. Глаза отшельницы и вправду были удивительные, лучистые, чем-то напоминаюшие глаза Валентина, но у того в глазах было медовое солнце, а у Юлии – бездонное распахнутое небо. В этой женщине не чувствовалось возраста, только хрупкость ее говорила о слабости старческого тела. «Как же она здесь живет?» - подумала про старицу Джамиля. Она не могла себе представить, что такая слабая, хрупкая старая женщина может жить одна в горах.
   Джамиля окинула взглядом хижину. Простая глиняная мазанка, почти без вещей, под потолком развешаны пучки трав.
-Как же вы здесь живете? – спросила Джамиля.
-Мне очень мало нужно. – С лица Юлии не сходила улыбка, и все оно будто светилось.
   Юлия подошла к очагу, развела огонь, чтобы нагреть немного воды. Джамиля вспомнила, что по дороге они миновали горный ручей, чистый, прозрачный, звонкий. Если прислушаться, то песнь родника доносилась даже сюда.
-Давай с тобой потрапезничаем, - сказала Юлия.
  Она положила на низенький стол несколько простых лепешек и поставила воду. После этого она села сосредоточившись на минуту и закрыв глаза. Посидев так, она протянула скромную трапезу Джамиле.
   Несмотря на простоту, этот обед насытил Джамилю, от него даже стало странно хорошо. Юлия же отломила себе только половину лепешки, и ей этого хватило. «Кушает как птичка», - подумала Джамиля. Она и сама обычно «кушала как птичка», только отшельнице Юлии пищи нужно было еще меньше.
   Джамиля рассказала Юлии, что побудило ее отправиться в этот путь. Отшельница слушала так, будто ей все было уже известно. При упоминании о «ведьме Алие» лицо ее будто затуманилось.
-Она не считает себя ведьмой, - сказала Юлия. – Она несчастная женщина.
   «Несчастная», - повторила про себя с возмущением Джамиля.
-Страсти не доведут ее до добра, - сказала Юлия. – Лучше не общайся с такими. Я молюсь за нее.
-Вы ее жалеете? – спросила Джамиля.
-Да, мне таких жаль.
-А вы знаете, что она убила отца моего мужа? И не только его?
-Она убила достаточно людей.
-И вы за нее молитесь?
-Да. У нее душа больная. Страшно представить, что ее ждет.
-Я не понимаю этого, - сказала Джамиля.
   После слов отшельницы Джамиля замкнулась и перестала расспрашивать про Алию. Она и вправду не понимала этого.
  Юлия не стала ей ничего больше говорить, не стала переубеждать. Она знала, что душе нужно дорасти до таких вещей, и знала, что душа по-своему права в своем протесте. В мире существует множество сил. Каждая сила действует в своем направлении. И только все они вместе образуют миропорядок.

. . .


-Ну что? – спросила Алия.
-Послушай, - сказал Амиран, не будучи уверенным, что она его слышит. Но она слышала каждое слово. – Зачем ты заставила меня всё забыть?
-Забыть?
-Забыть себя, свою волю, все то, что было мне дорого… Зачем тебе это? Ведь я тебе не нужен и никогда не был нужен.
-Ты еще спрашиваешь! – засмеялась Алия. – И что ты будешь говорить? Тебя, маленького и глупенького, обидели, поступили с тобой несправедливо и жестоко, и тебе сейчас плохо? Это смешно. Зачем ты мне был нужен? Сказать ли? Да нет, тебе этого не понять. Но ты был мне нужен тогда. А сейчас мне нужна твоя смерть. Потому что мне это уже надоело. Вот и всё.
-Тебе это доставит удовольствие?
-Да что тебе объяснять… Ведь я знаю, о чем ты здесь так мечтаешь. О той маленькой дурочке, с которой был знаком в детстве. Меня это бесит. Как смеешь! Предпочесть ее мне? Потому я тебя ненавижу сейчас. Потому ты мне больше не нужен. И ты меня больше не разжалобишь.
-Разве тебя что-то разжалобит? – ты только посмеешься… Почему ты такая?
-Что за вопросы, ты еще смеешь меня о чем-то спрашивать?
-Я спрашиваю, потому что не понимаю этого. Мне хочется это знать. Тебя обижали, предавали, ненавидели? Без причин человек не может так ожесточиться.
-Да я ненавижу этот мир, потому что этот мир всегда ненавидел меня! С детства! Мне всегда ставили в пример других, их всегда любили и поощряли больше, а чем они это заслужили? Мне нужно, чтобы мне воздали должное, чтобы этот ничтожный мир восхищался мной и ползал передо мной на брюхе! Меньшего мне не надо. А ты оказался заодно со всеми. Ты меня предал. Предал! И я тебе этого не прощу.
   Амиран видел, что она говорит искренне. И что уже не стесняется перед ним. Да, за этим стояла ее обида на весь мир. Она считала себя несчастной, обделенной, униженной. И она была таковой. Она говорила насмешливо, но за этим смехом стояли слезы. Слезы злые, слезы ярости и обиды. Она была похожа на ожесточенного звереныша, который укусит, если попытаешься его погладить и приласкать. Это был какой-то комок злобы и боли. И Амирану по-прежнему было ее жаль. Но он уже понимал, что ничего не сможет для нее сделать. И жалость его сделалась отстраненной, столкнувшись с таким отторжением.
-Я ненавижу тебя, и я никого больше не хочу любить. Я была к тебе слишком снисходительна. А ты такой же, как все. Такой же жестокий, бессердечный и расчетливый. Тебя поманили лакомым куском, и ты побежал. А я тебя любила… А сейчас ты мне противен. Какое право ты имеешь жить после этого. Ты не больше червя. И пусть твоя дурочка по тебе плачет. Видеть тебя не хочу…
   И она бросилась вон из комнаты.
   «Так вот почему она так долго не приходила сюда, - подумал Амиран. – Она понимала, что просто впадет в истерику при мне. Она гордая…»
   Он убеждался, что по-прежнему смотрит на нее как на человека. Человека страдающего, оскорбленного. Вопреки всем этим воплям, всему этому уже ничем не прикрытому уродству. «Неужели она хваталась за соломинку, рассчитывая на меня?» - подумал он.
   И что он может сделать? Он ничего уже не может. Его любили две женщины. Ни одной из них он не смог дать счастья. Он может только умереть.

. . .


-Алия поселилась в заброшенной крепости, в горах, - говорила отшельница Юлия. – Но прежде ты дойдешь до Обители Света. Сила должна тебя направить в Обитель. Я же не могу указать дороги, могу только дать направление. Это на севере, идти туда недалеко. Ты дойдешь, если будешь слушать свой внутренний голос. Колебания и сомнения не должны тебя смущать. Представь перед собой Свет, и иди к нему.
-Я не представляю, как это.
-Сядь вот сюда и закрой глаза.
  Юлия усадила Джамилю на спальный матрас и положила руку ей на голову. От этого прикосновения стало спокойно и светло, ясно на душе. Юлия убрала руку и слегка коснулась сердца Джамили. Они сидели так несколько минут. Не было ни одной мысли, ушли все тревоги. Но когда Джамиля открыла глаза, снова возникло непонимание.
-Не пытайся сейчас что-то представить, - сказала Юлия. – Тебя направят иначе.
   От Обители Света до обиталища Алии идти несколько часов, меньше суток, - говорила Юлия. – Тебе укажут дальнейший путь.
-И в нескольких часах ходьбы от Обители Света живет темная ведьма?
-Да.
-Но ведь это странно, - сказала Джамиля.
-Ничего странного. Там, где свет, там и тени.
   Стемнело, Юлия постелила Джамиле постель, а сама зажгла лучину и долго сидела перед ней. «Молится…» - подумала Джамиля…

   
   . . .

   Только сейчас он осознал, сколько боли взял на себя. Боль за Алию, боль за разрушенное счастье Джамили… И куда с этим идти, к кому? Кто здесь может помочь? Как распутывать этот клубок, каким мечом его разрубать? И пусть лучше он уйдет из этой жизни и унесет с собой эту боль… «Возьми это! – взмолился Амиран неизвестно к кому. – Возьми, забери, рассей, преврати в ничто, пусть этого никогда не будет!..» Он был способен только взывать вот так в пространство, без надежды, но для того лишь, чтобы только не поддаться окончательно этому ужасу… И порой даже наступало облегчение. Но он не мог замолчать внутренне, иначе его залила бы тьма. Он стал одной молитвой, одним внутренним голосом, и ни о чем уже больше не думал… И только один раз он забылся – надолго, нет ли, он не знал, - и видел себя идущим над пропастью по канату, и в руках у него был белый цветок…


. . .

   Проснувшись, Джамиля поняла, что во сне видела путь. Она несомненно его уже прошла. Но воспоминания о нем не осталось, только чувство. Она не могла бы сейчас восстановить эту дорогу перед внутренним взором. Джамиля вздохнула с огорчением. Это было то же, что пытаться идти с закрытыми глазами, повинуясь одному внутреннему чутью, ибо все остальное только помешает.
   Юлия предложила ей на завтрак такую же простую лепешку, что и вчера, и дала лепешку на дорогу. Джамиля собралась идти. Ей подумалось, что надо выходить как можно скорее, потому что к Юлии вслед за ней может прийти Вит. Этот человек уж точно придет…
     -Конечно, иди, - сказала Юлия, и Джамиля ясно поняла, что отшельнице известно про Вита. – Слушай свой внутренний голос. Я буду молиться за тебя…
   Отшельница проводила ее за порог и указала дорогу. Джамиля пошла по ней, придерживаясь северного направления и стараясь ни о чем не думать. Воздух был свеж и прозрачен, из-за тумана вышло солнце.
   Она шла будто по нити, боясь оступиться. Она бы смогла пройти по этой тропе с закрытыми глазами. Не отвлекаясь ни на что, будто что-то настойчиво тянуло вперед.
   Тропки ветвились, горы поднимались впереди, прошло уже несколько часов. Джамиля не хотела есть. Лепешка отшельницы Юлии, на вид такая простая и маленькая, будто влила в нее столько сил, сколько не давал никакой роскошный обед из нескольких блюд. Справа поднялась вершина горы, влажная, блестящая на солнце. Влево уходили заросли из корявых деревьев. Еще немного, и заросли кончились. Показался куст можжевельника, Джамиля сорвала с него несколько ягод. Погода была ясной, но к вечеру стали набегать тучи, и снова поднялся туман. День кончался. Перед Джамилей выросла скала, темная, окутанная солнечными бликами.
   Джамиля подняла глаза. С высоты на нее смотрел величественный, высеченный в скале лик, а может, то было не произведение рук человека, но творение сил природы. Джамиле этот лик показался прекрасным, хоть и суровым, и она долго стояла и смотрела на него.
   Солнце садилось, и по таинственному лику скользили тени и красноватые отблески. Поднимался туман, волокна его завивались вокруг каменного лика, как волосы, и должно быть, поэтому лик неожиданно сделался странно напоминающим Ита. Выражение его сквозь пелену тумана будто смягчилось, и в чертах проступила спокойная печаль. Джамиля пошла по направлению к этой скале, к лику, увенчанному диадемой из света красных лучей заходящего солнца, и увидела в камне узкий проход. Проход был загорожен вратами, темно-серебристыми, узорными и легкими на вид, но что-то предупреждало, что даже приблизиться к ним может не всякий.  Явление врат в скале изумило Джамилю почти так же, как явление лика.
   И тут же она увидела висящий на узкой раме небольшой колокол. И у нее не было сомнений, звонить в него или нет. Чистый и мягкий звук колокола ударился о камни скал и отразился прозрачным, глубоким эхом.


Часть 5

   -Мое имя Юлия, - с легкой улыбкой сказала Хранительница Света. Джамиле это уже не казалось удивительным. Другая Хранительница, пожилая, смотрела на нее теплыми карими глазами. Она представилась Урсулой.
   Сначала Джамиля приняла их за мать и дочь, хоть они не были похожи внешне. Юлия была тонкая, хрупкая, черноволосая, с голубыми глазами. Ее вьющиеся волосы были острижены, что казалось странным для женщины, они обрамляли голову будто темным ореолом, и Джамиля видела нежную, тонкую, изящную шею девушки. До сих пор Джамиля встречала только длинноволосых женщин. Юлия была белокожей и чем-то напоминала Джамиле князя Автандила. Урсула была седая.
   В Урсуле чувствовалось глубокое спокойствие и мудрость, и вместе с тем в ней будто хранился скрытый огонь. Сильный взгляд теплых, даже горячих карих глаз, очень сильный... Сильнее, чем у Валентина, но улыбка ее была проста. Джамилю поражала ее мудрость, - простая, но простая ли? Но во всем существе Урсулы чувствовалась какая-то цельность, однородность, как в капле воды. Невозможно было угадать, какого цвета были когда-то волосы Урсулы. Это были  прямые, длинные, толстые две седые косы почти до пояса.
   Джамилю поразила красота, очень точно, удивительно выражавшаяся в тонком старческом облике. Да, порой Урсула выглядела совсем старой, почти столетней, и в то же время напоминала Джамиле то Прекрасную даму из аристократов с выразительным и благородным лицом, то древнюю Старицу с юной душой и крепким телом и духом, то деревенскую мудрую Мать, главу большой семьи, вырастившую детей, внуков и правнуков. Ее дети ушли в мир, внуки растят своих детей, сыновей и дочерей, а она все равно не одна, не одинока, ибо у нее есть Всевышний, есть работа по дому, да и куда уйдут ее дети, внуки и правнуки? - они все здесь, вот они, в доме, и она помогает им, заботится о них и молится, если они далеко... Джамиля знала таких крестьянских женщин, Матерей и Стариц. Но Урсула была не старухой, и Джамиля не могла понять, сколько ей лет, и терялась с ней. Урсула выглядела женщиной пожилой и даже среднего возраста, хотя порой казалась девочкой, моложе Юлии...
-Как мне называть Вас? - смущенно обратилась к ней Джамиля.
-Можешь называть матушкой, - улыбнулась Урсула. - Матушкой Урсулой.
    Хранительницы взяли из рук Джамили дорожную сумку. Джамиля достала из кармана своего плаща компас.
-У тебя хороший компас, - сказала Юлия Джамиле. - Кто дал его тебе?
-Один человек. - Джамиля мысленно вспомнила, увидела перед глазами облик Старшего. Хранительница Света улыбнулась.
   Джамиля положила компас в сумку. Урсула собирала трапезу на стол.
   Юлии никто бы не дал больше двадцати пяти. Джамиля вспомнила князей Ивана и Радомира, стражей горного перевала. Те тоже были совсем юные, но в них светилась духовная сила. Юлия же напоминала какую-то звезду своим тонким, чистым свечением. Свет Урсулы казался более сдержанным и каким-то густым, медовым.   
   Трапеза была проста. Почти такая же, как у отшельницы Юлии. Джамиля спросила, знают ли Хранительницы старицу-отшельницу. «Да, мы ее знаем», - получила она ответ. Урсула убрала со стола и постелила белую скатерть. Джамиля смотрела на нее и видела, что движения ее легки, как у девушки, при всем ощущении ее опыта и мудрости, и казалось, что от нее почти осязаемо истекает сила и медовая сладость и свежесть. Урсула была солнечная.
   Перед Юлией Джамиля робела даже больше, чем перед Урсулой, Юлия казалась строже. Но когда она улыбалась, все преграды между нею и Джамилей сразу же исчезали. А улыбка ее была очень мягкая, прозрачная, очень естественная на этом лице.
-Что привело тебя сюда? – спросила Юлия.
-Я иду к моему любимому мужу, - сказала Джамиля. – Он находится у Алии. Вы знаете Алию?
-Должно быть, это та, что живет в скальном замке, - сказала Юлия. – Ее действительно зовут Алия. И она удерживает у себя силой одного человека. Ты идешь к нему? Ты хочешь ему помочь?
-Да.
-Ты любишь его? Это твой муж?
-Да.
-К ней уже приезжал один человек, судя по всему, отец твоего мужа. Алия наслала на него болезнь.
-Вы это знали? Почему же вы не помогли ему?
-Мы не могли его остановить. Мы посылали к нему человека с предупреждением, но он не послушал.
-Как бы он послушал, когда для него это было делом чести.
-Мы тоже так поняли. Он ехал тогда в очень неблагоприятное для него время. Наш гонец советовал хотя бы подождать. Больше мы ничего не могли для него сделать.
-Алия убила его. Вы это знаете?
-К сожалению, да.
-Как же вы не могли ничего сделать?
-Невозможно помочь человеку, когда он сам этого не хочет.
   Джамиля вздохнула. Она знала характер старого Тенгиза. Характер нетерпеливый и упрямый, порой взрывчатый. Таким бывает трудно смирить себя.
-И про Амирана вы тоже знаете? – спросила Джамиля.
-Мы не знали имени твоего мужа. Но мы знали, что у Алии находится один человек. Человек очень чистый и с сильной душой. Но судя по всему, он еще слишком молод. В этом человеке залог прощения для Алии, и потому мы наблюдали. Это должно было каким-то образом разрешиться, хоть никто бы не допустил гибели этого человека. Но вот пришла ты. И теперь стало ясно, к чему все двигалось.
-К чему?
-У тебя все получится, - сказала Юлия. – Если ты только не будешь спешить, как спешил отец твоего мужа.
   Но Джамиля почувствовала, что ей становится страшно. Однако она заставила себя превозмочь страх.
-Замок, где живет Алия, находится в горах, не так уж и далеко, - продолжала Юлия. - Ты уже отсюда можешь увидеть его. Тебе даже покажется, что он совсем близко, но идти туда придется целый день.
   Это старинный скальный замок. Этот замок изначально – не темное место. Там был сторожевой пост, охранявший вверенную ему территорию, но не от врагов в человеческом обличье, а от злых сил. Потом была построена наша Обитель, и воины покинули скальную крепость. Только временами в пустующем замке поселялся кто-то из отшельников. Алия пришла в этот замок совсем недавно, меньше года назад, - себе на беду.
-Как же вы ее там терпите?
-До сих пор ее срок не настал. Однако сейчас все должно измениться.
-А Амиран был у вас?
-Нет. Он ничего про нас не знает.
-Что с Амираном? – спросила Джамиля.
   Юлия села выпрямившись и закрыла глаза.
-Плохо ему, - сказала она через несколько минут. – Но сейчас ты не можешь идти, сейчас почти уже ночь. Завтра тоже не ходи. Послезавтра утром можно. Дойдешь к вечеру, но только не входи в обиталище Алии в темноте, дождись следующего утра. Тогда будет благоприятно. Иначе с тобой случится то же; что и с отцом твоего мужа. А сейчас ложись, отдыхай. Спокойной ночи.


   Джамиля спала беспокойно. Ее одолевали тревожные предчувствия, ей было страшно. Но стены Обители, обстановка комнаты, где она спала, растворяли тревогу и страх, и она успокаивалась. Окружающее будто говорило ей: «Не волнуйся, все будет хорошо».
   Она проснулась от света, льющегося в низкое окно. У окна на полу стояли два горшка с комнатными розами, розы цвели, и по комнате разливался их тонкий, нежный аромат. Джамиля подошла к окну и погладила цветы роз. В окне были видны горы, розовые от рассветного солнца.
   Джамиля осторожно приотворила дверь своей комнаты и выглянула наружу. В коридоре никого не было. Она вышла на улицу. Было свежо. Постояв на крыльце без плаща, она зябко поежилась и вернулась обратно в дом.
   «Куда могли уйти Хранительницы?» - подумала Джамиля. Она стала бродить по дому, ища их.
   Обитель представляла собой систему скальных пещер, соединенных коридорами. Она была довольно обширна. Пещеры имели вид жилых помещений, келий, Джамиля шла по переходам и видела в стенах двери, запертые или открытые, переходы были освещены светильниками. И вот переход немного расширился, и впереди открылся большой, просторный зал. Весь зал был залит ярким светом, но было непонятно, откуда исходит этот свет. Это был не свет солнца; мягкий, несмотря на яркость, он просвечивал кристаллы пещеры, росшие вверх и свисавшие с потолка. В каменных углублениях горели огни. Пещеру наполнял аромат, неизвестный Джамиле. В глубине этого пещерного зала на постаменте горел большой огонь, и около него стояла Юлия.
   Джамиля устроилась у входа, чтобы ей не мешать. Юлия пела странную песню, какой-то торжественный гимн. Закончив, она помолчала некоторое время, поклонилась огню и медленно пошла к выходу. Заметив Джамилю, она улыбнулась ей.
-Доброе утро, - сказала Юлия.
-Доброе утро, - ответила Джамиля. – А где Урсула?
-В саду.
-Здесь есть сад?
-Есть. Если хочешь, после трапезы я тебя туда отведу. Но сейчас там только поздние осенние цветы.
-А что еще здесь есть?
-Много всего. Но в рабочие помещения тебе заходить не надо. Да ты и не поймешь там ничего.
-А тот зал, откуда мы вышли, это святилище?
-Можно назвать и так.
-Очень красивый зал.
-Да. Эти кристаллы здесь росли веками. Существует легенда, что когда-то в этой скале служил бессмертный маг.
-А где он сейчас, если он бессмертный?
-Ушел в другие миры.
-В теле?
-Нет. Он оставил земное тело. Наша планета отпустила его.
-Давно это было?
-Давно. Это очень древняя скала. Вообще горы Ликтаны древние. Они сформировались задолго до катаклизма. И еще тогда, в глубокой древности, здесь жили волшебники.
-Расскажи мне о древних, - попросила Джамиля.
-В древности был Северный континент и Материк, - рассказывала Юлия. – И самые древние люди жили на Северном континенте. Тогда климат планеты был очень жарким, и на Материке жить было невозможно. Но планета стала остывать. Люди начали переселяться на Материк, и многие из них забыли свои корни и лишились магических способностей. Ибо жители Северного континента были магами и могли управлять стихиями и энергиями. Только те, кто стал жить в горах Ликтаны и Эйги, сохранили науку волшебства, и она передавалась по наследству. Но планета остывала все больше, и тогда маги Северного континента стали говорить с планетой. Они просили планету позаботиться обо всем живом, о всех существах, ибо все живое могло умереть от холода. И планета ответила им. Она сказала, что ей нужна помощь. И самые сильные маги Северного континента обещали оставаться на континенте, помогать планете и защищать ее. С Материком они были связаны через волшебников Ликтаны и Эйги. Так они поддерживали планетное равновесие.
    Древние называли нашу планету Эллаатара-Мирра, Великая Мать, или точнее: Великая Светом Души Звездная Мать. У нашей планеты есть Хранители. Двое из них пришли из Высших миров. Про них рассказывают много легенд, и, наверное, ты слышала эти легенды, или еще услышишь. Люди знают их имена на праязыке. Элиа – «душа света», «солнце». И Ит – «огонь молнии», «огонь, пришедший с неба».
   Джамилю потрясла последняя фраза Юлии. Неужели она встретила в лесу в самом начале своего пути Хранителя планеты? Нет, этого не может быть. Наверное, это какой-то другой человек, носящий то же имя. Человек или существо. Высшее существо? – может быть… Но чтобы сам Хранитель?..
   В конце концов, она давно уже отказалась от всех попыток понять, кто же такой Ит. Она знала, что он добр, что он ей помогает. Она воспринимала его таким, каким знала. И довольно. Ей этого вполне достаточно…
   Однако после слов Юлии всё как-то встало на свои места. И слова Петра, и разные облики Ита, что она видела в снах и мысленно, и его необъяснимое знание, и ощущение его незримого присутствия и помощи. И всё же Джамиля не представляла себе до конца, что это может быть «сам Хранитель». Может, не он сам. Может, кто-нибудь посланный им. Есть же у королей и владык подчиненные и помощники. И тогда спасибо Хранителю, что он позаботился о ней и кого-то к ней послал…
   Да, за такую заботу можно только благодарить. Это было то же, как если бы солнце спустилось к ней с неба, но ведь солнце не может спуститься с неба. У солнца своя жизнь и свои заботы, и все же оно приняло участие в ее судьбе. Но ее судьба – всего лишь малая капля в бесконечном океане. Нет, солнце осталось на небе. Значит, это был только один из его лучей…
   Юлия внимательно наблюдала за ней. Она видела, что в душе Джамили что-то происходит. Она не читала мыслей своей гостьи, соблюдая обеты, но стала догадываться, что, наверное, Джамиля видела Хранителя планеты, встречалась с ним. Она явно ничего о нем не знает, думала Юлия. Не слышала ни легенд, ни песен. И не ведает, что он может ходить среди людей как один из нас, хоть встреча с ним очень редка. Что-то есть в этой девушке, что кажется таким простым и беззащитным, но на самом деле является силой. Может, она и вправду видела его. Она нежная. Нежные – любимцы судьбы…
   Джамиля хотела было спросить Юлию: «Какой он, Ит?», но постеснялась. Что бы ответила ей Юлия, если только она это знает? «Такой, как лик на скале перед входом в нашу Обитель…» Так ли это?..
-Прости, я опять услышала твой внутренний вопрос, - сказала Юлия. – Но ты сама хотела спросить меня об этом. Да, ты права. В лике на скале иногда видят то черты Ита, то черты Элии… Ты видела Хранителя?
-Не знаю, - сказала Джамиля.
«Да, она его видела, - подумала Юлия. – И это значит, что мы должны ответить на все ее вопросы, на которые она захочет получить ответ. И что мы можем ей доверять».
-Откуда появился этот лик на скале? – спросила Джамиля.
-Никто этого не знает точно. Говорят, что он возник в момент катаклизма.
-Это не творение рук человека?
-Нет.
-Я ничего не знаю о катаклизме. Расскажи мне о нем.
-Тогда нашей планете угрожали разрушительные силы, - сказала Юлия. – Материк и Северный континент могли уйти под воду, и все живое погибло бы. Маги Северного континента противостояли разрушению, но их сил стало недостаточно. И тогда нашей планете пришла помощь из Высших миров. Ит и Элиа пришли на планету в момент катаклизма, и остались здесь. Материк же и остаток Северного континента соединились, и с тех пор имеют такие очертания, как сейчас.
   Джамиля снова вспомнила облик Ита и лик на скале.
-Наверное, не случайно ваша Обитель была основана именно здесь, рядом с этой скалой, - сказала она.
-Места всех Обителей и всех наших крепостей не случайны, - сказала Юлия. – Сама планета подсказывает нам эти места.
-А как можно говорить с планетой?
-Каждая живущая здесь душа уже с нею говорит, только может не сознавать этого. И сама планета чаще всего только смотрит со стороны на людские дела, как смотрят на игры малых детей. Дети бывают так увлечены своей игрой, что ничего вокруг не замечают.
   «Может, я даже что-то слышала, когда шла сюда, - подумала Джамиля. – Слышала душу ветра, душу грозы и скал… Но это очень много для человека». И она подумала о том, какой же силой должны были обладать древние.
-Древние были могущественные… - задумчиво сказала Джамиля. – Почему сейчас люди не  такие?
-Считается, что древние пришли сюда из других миров, - сказала Юлия. – Это были мудрые души. Но потом среди человечества стали рождаться и другие души, более юные, не имевшие такого опыта. Древние подготовили для них место на нашей планете.
-Я, наверное, еще совсем юная душа, - сказала Джамиля…
-Тебе позавтракать надо, душа, - улыбнулась Юлия. – Пойдем.
   После завтрака Юлия повела Джамилю в сад. Сад казался пустым и прозрачным. Только кое-где горели красным поздние цветы. Урсула сгребала с тропинок опавшие листья. Урсула не захотела уходить из сада, и Юлия с Джамилей пошли в Обитель без нее.
-Когда я шла сюда, еще в начале пути, в горах я побывала в замке одного человека, - сказала Джамиля. – У него тоже был сад. И было озеро с лебедями… - Джамиля вспомнила лицо князя Автандила.
-Мы знаем о нем. Сейчас его уже нет на нашей планете, он отправился в свой мир, - сказала Юлия.
-Он человек?
-Да.
-Мне говорили, что он не человек.
-Наверное, тот, кто тебе это сказал, имел в виду, что он не принадлежит эволюции нашей планеты, или почти не принадлежит. Это действительно так. Но у него такая же душа, как и у всех нас.
-А у того, кто мне это сказал, тоже такая же душа, как у нас?
-Откуда мне знать? Я же не знаю, кто тебе это сказал. Если это не бездушная сила, то да.
   Джамиле стало не по себе от ее слов. Но она сказала:
-Он добрый.
   Юлия внимательно взглянула на нее.
-У него есть душа, - с глубоким утверждением и какой-то благоговейной сердечностью сказала Юлия.  – Это великая душа. Не волнуйся.
   Ее слова успокоили Джамилю. Было видно, что Хранительница Света знает, о чем говорит.
-А потом я познакомилась с другим человеком, и у него был брат, - сказала Джамиля. – Этот человек сражался с драконом на равнине.
-Значит, ты была у Вадима и Петра, - сказала Юлия. – Они оба очень сильные люди, и духом и телом, и много делают.
-А того, что провожал меня до замка Ивана и Радомира, звали Валентином.
– Светлая душа, - отозвалась Юлия. -  Он и сам не знает, сколько от него добра миру.
-Он что, не простой человек?
-Не самый простой, - улыбнулась Юлия. – Мы называем таких людей эл, «человек Света».
-А посреди равнины, еще до того, были развалины древнего города. Было кладбище с белыми цветами, и разбитое изваяние короля. И призраки того короля и его свиты сопровождали меня.
-Это были не призраки, - сказала Юлия. – Твоя мысль коснулась души этого древнего правителя, и он поддержал тебя, послав в твое сознание мыслеобразы.
   Джамиля вспомнила рассказ князя Радомира об огромном человеке над кратером вулкана Гивия.
-Это тоже был не призрак, - сказала Юлия. – Это было знамение.
-Князь Радомир говорил, что его отец жив, - сказала Джамиля.
-Да, князь Илия жив. Князь Илия – Хранитель Гивия и наш помощник. Его душа тогда вошла в резонанс с вулканом, но это было для всех неожиданно. Души непредсказуемы, и мы сами не знали, что обретем такого помощника в лице князя Илии. Но нужно было вызволить его из усыпальницы, куда его заживо погребли, мы вывезли его оттуда, и теперь он живет в одной из наших обителей. Иван и Радомир встречаются с отцом, он их наставник.
-Какой он, князь Илия? – задала вопрос Джамиля, и перед ее глазами на минуту встал облик рыжеволосого гиганта.
-Да, он примерно такой, - сказала Юлия. – Похож.
-А его сыновья?
-Его сыновья учатся.
-Они стражи?
-Да. Это трудное место. Далеко не самое опасное, но им по силам.
-Я видела вулкан вдалеке, когда шла по Восточной дороге.
-Это и был Гивий. У него есть брат на западе, вулкан Орий. Но в момент катаклизма Орий ушел под землю, и на его месте сейчас озеро Оллерна. Только посреди озера остался кольцеобразный остров – кратер Ория.
-Орий извергается?
-Нет. Орий потух.
-Я боюсь, - вдруг сказала Джамиля.
-Чего ты боишься?
-Боюсь идти к Алие. Я не представляю, что там будет.
-Не думай об Алие. Думай о своем любимом.
-Я думаю. И я очень хочу его увидеть… Что с ним?
-Он тебя любит, - сказала Юлия. – Потому что он вспомнил тебя.
-Я тоже вспоминаю. Вспоминаю, как мы с ним встречались в нашем детстве… Но когда я увидела его на свадьбе, мне показалось, что он изменился. Хоть я по-прежнему его любила. И то, что я всегда видела в нем, оставалось неизменным. Но он был каким-то чужим. Он больше не думал обо мне.
-Его жизнь повела его другими путями, - сказала Юлия. – Его встреча с Алией тоже была неслучайна. Эта женщина когда-то имела большое влияние на него, и уже тогда она причинила ему немало зла, но он оставался чист. Но сейчас ее власть над ним пришла к концу. Эта связь исчерпала себя. А ты ему нужна. Он знает тебя в Вечности. И вы всегда любили друг друга.
-Спасибо, - сказала Джамиля. – Ведь на самом деле я сомневалась, нужна ли я ему, ждет ли он меня. Я просто чувствовала, что с ним происходит что-то нехорошее…
-Пойдем, я покажу тебе кое-что, - сказала Юлия.
   Она свернула, не доходя до Обители, и пошла вдоль скалы по узкой тропинке. Немного обогнув скалу, она указала Джамиле на вход в пещеру. Вход загораживала металлическая дверь. Юлия повернула какой-то тайный замок, - Джамиля сама не поняла, что именно она сделала, - и потом толкнула дверь, и дверь открылась. В пещере было темно, но постепенно, неизвестно каким образом, в ней стал разгораться свет. И Джамиля стала различать то, что было в пещере.
    Пещера была совсем небольшая, она была почти пуста, только посредине ее возвышалось подобие постамента. Чем-то это напоминало Джамиле саркофаги в усыпальницах. Джамиля подошла ближе. Перед ней на низком ложе лежал человек в воинском облачении, с мечом вдоль тела, и рукоять меча покоилась на его груди. Меч этот очень напомнил Джамиле меч Петра, такой же большой и простой. Шлема на голове воина не было. Воин был очень красив, Джамиля еще не видела таких красивых людей, но вместе с тем красота его была очень необычной: это была красота человека древней расы. Он лежал не двигаясь и, казалось, не дышал.
-Он умер? – спросила Джамиля.
-Он спит, - сказала Юлия. - Это Файэлиэн.
-Его так зовут?
-Да.
-А кто он? И что с ним произошло? Почему он здесь?
-Пойдем наружу, - сказала Юлия.
   Они вышли, и Юлия начала рассказывать.
-Это был выдающийся человек, очень сильный духовно, и с юности обладавший большой мудростью. Он был сыном правителя, и он мог бы стать великим королем. Но он был младшим сыном в семье короля.
   У него был старший брат. Наследовали престол обычно старшие. Старший сын, как правило, вел дела государства, а младший обеспечивал безопасность на границах. Так повелось исстари, и считалось, что старшие дети обычно более властные, а младшие более гибкие и дипломатичные. Конечно, это не всегда было так.
   Файэлиэну посчастливилось жить в мирное время. Но мир этот был и его заслугой: он был мудр и понимал сердца людей, и до войн с соседями дело не доходило. Однако и военную науку он знал хорошо и был одним из искусных воинов-магов. Его не боялись, его ценили. Но сам он предпочитал уединение многолюдным собраниям, и мирская слава не имела для него никакого значения.
   Да, люди любили его. Но многие замечали, что и король любит его больше, чем своего старшего сына. Потому появились слухи, что отец сделает своим наследником его, а не его брата. Но сам Файэлиэн не хотел этого.
   Брат его был человеком долга. Он считал для себя за честь стать правителем. Он хотел управлять страной, он видел в этом свое призвание. Но оказалось, что есть лучший, чем он. Файэлиэн был способнее, мудрее, он лучше решал дела. Он обладал обаянием и имел влияние на людей. Если бы Файэлиэн прямо сказал, что хочет стать правителем, его бы объявили наследником без возражений. Но Файэлиэн не изъявлял такого желания. Живя в столице, он видел, как относятся здесь к нему и как относятся к его брату. Его брат постоянно оказывался в его тени. Но сам Файэлиэн понимал своего брата и сочувствовал ему. Брат его был достойным человеком и только хотел справедливости по отношению к себе. Он считал, что младшему просто повезло с рождения, что он родился счастливчиком, с умом, красотой и талантом, и все его любят, тогда как ему самому приходится все время завоевывать людскую любовь. Если бы Файэлиэн продолжал жить в столице, его брату не уделяли бы должного внимания. Потому Файэлиэн покинул столицу и стал жить в пограничной крепости.
   Ты видела его. Древние люди времен расцвета своей расы вообще были очень красивы. А Файэлиэн был удивительно красив даже по меркам своей эпохи. Но красота порой становится злым роком. Кроме того, он обещал стать великим правителем. Это понимали многие, не только его отец. Тогда как его брат стал бы правителем хоть и хорошим, но не выдающимся.
   Человеку нашего времени трудно представить, какими были древние люди. Они были и похожи, и не похожи на нас. Они очень много чувствовали, много понимали, мир для них был очень глубок, многомерен, они были магами. Файэлиэн очень любил своего брата. Брат же его очень сильно страдал. И гордость не позволяла ему доверяться младшему, он считал, что у того все есть и что будет уже благодатью сверх всякой меры, если имеющий станет покровительствовать неимущему. Так что на самом деле у них были сложные отношения. Какие-то отголоски психологии древних можно найти в некоторых современных кодексах чести. По ним трудно жить и легко умирать.
   И положение дошло до крайности, когда их отец, старый король, смертельно заболел и в несколько дней скончался. При дворе короля была одна дама, дочь мага, - а надо сказать, что высокие маги в древности почитались почти наравне с королями, - которая буквально погибала от страсти к Файэлиэну, и она в отчаянии пустила слух, что Файэлиэн наслал болезнь на своего отца. Подозрение упало на благоприятную почву. Старший брат был принужден взять младшего под стражу.
   Древние иначе относились к смерти. Они не боялись ее. Они знали больше, чем знают нынешние люди. Но древние и не стремились приблизить свой конец. Они любили жизнь. Однако чем больше они любили жизнь, тем легче могли с ней расстаться.
   Потому они часто не сопротивлялись, когда дело касалось только их самих. Древние были очень сильные люди, но для них честью было уступить, а не настоять на своем. Никто из них не стал бы оправдываться и защищать самого себя, если только от этого не зависело что-то вовне. Ради одного себя никто из них не стал бы отстаивать справедливость. Они считали, что если они правы, то правоту доказывать никому не надо, она сама говорит за себя. Даже в самых запутанных и противоречивых делах обвиняемый мог только сказать все как есть, но порой и этого не делал, чаще всего щадя своих обвинителей, ибо за ложное или несправедливое обвинение тоже надо было нести ответ перед судом. Файэлиэн тоже был таков. И он пожалел несчастную даму, и без того страдавшую от безнадежной любви. Он не стал опровергать обвинения.
      Хотя, в сущности, подозрение было пустячным. Многие, хорошо знавшие Файэлиэна, не верили этому обвинению. Да и по всей логике, ему была бы невыгодна смерть отца, пока его отец не объявил его официальным наследником, а король собирался это сделать. Так что подозревали бы скорее его брата, чем его. Файэлиэн это тоже понимал, и знал, что брат его ни в чем не виновен. Еще и поэтому он молчал. И он не самоутверждался. То, что для его брата было бы счастьем – власть – для него самого обернулось бы злом. Если бы он был в семье старшим, все было бы иначе. Но в его обстоятельствах получалось так, что даже стремясь уступить брату, он находился в позиции сильного. И его брату это было унизительно.
   Если бы отец открыто объявил Файэлиэна наследником престола, он узаконил бы его положение и старший брат бы смирился, но старшему было бы очень больно. Король не успел это сделать. Файэлиэн чувствовал, что своим существованием посягает на чужие права, на права брата. Он передумал о многом, пока был под стражей. И ему все отчетливее представлялось, что лучше уйти в изгнание.
   Обвинение, выдвинутое против него, не было ни подтверждено, ни опровергнуто. Такое положение дел могло длиться долго. Но когда он находился под стражей, ему было видение. И, судя по всему, видение это было грозным. После него Файэлиэн несколько дней провел в болезни. Его расспрашивали о том, что же случилось, но он никому ничего не рассказал и только стал еще более молчалив. И вместе с тем все вокруг видели, что он будто преобразился. Древние маги знали такие преображения. Человек будто становится вдохновленным Высшей силой. И к таким людям относились по-особенному.
   И когда после этого Файэлиэн объявил о своем решении предстать перед судом, все понимали, что это будет уже не суд. Ибо они видели, что им движет какая-то глубокая мысль, и что он сделал выбор.
   И это действительно был уже не суд. Это было его прощание.
-Я ухожу, - сказал он. – Не имеет значения, будет ли доказана моя вина или не будет, не имеет значения, останется  после меня доброе имя или нет. Мой отец умер своей смертью. Больше я ничего не могу сказать об этом. И прошу только, чтобы никто никого ни в чем не обвинял. Но я ухожу, потому что таков мой выбор, и потому, что уже не принадлежу себе. Меня ведет моя судьба. Меня ведет Сила, воля которой и для вас очевидна, и против которой никто идти не может. И потому никто и ничто не способно препятствовать мне, и я сам избираю свой путь. Мое время не приняло меня. Но меня ждет другое Служение. И в нем я найду применение своим силам и удовлетворение своей душе.
   И он взял с собой судей и воинов и пошел к пещере в скале. И, войдя в эту пещеру, приказал завалить ее вход камнями.
   Кто-то думал, что он знает потайной выход из скалы. Кто-то посчитал, что он захотел умереть, и говоря о Служении, имел в виду Служение в ином мире. Но никто не входил в ту пещеру, почитая его волю. Потом люди покинули эти места, и об этой пещере никто больше не знал. Но Файэлиэн оставался там. Он ввел себя в то состояние, в котором и пребывает до сих пор.
   Там его и нашли наши Наставники – в скале. Его историю прочитали по кристаллу, что был у него на груди.
-Это какой-то особенный кристалл?
-Нет. Обычный горный хрусталь. Мы тоже носим такие кристаллы. А в древности их носили все. По такому кристаллу можно прочитать всю жизнь человека в мельчайших подробностях. Древние надевали такой кристалл на младенца с самого рождения. Этот кристалл был с человеком всю жизнь. После смерти человека древние помещали его кристалл в изолирующий футляр и клали в хранилище, где находились кристаллы и его предков. Таким образом сохранялась информация об их жизнях. Существовали маги, которые могли считывать информацию с кристаллов.
   Наши Наставники могут читать кристаллы. Если уметь, то можно прочитать в кристалле даже то, что Файэлиэн увидел в будущем. Наверное, Наставники это уже сделали. Наставники могут его разбудить, но считают, что еще не пришло время.
-Но ведь таким кристаллом могли бы воспользоваться и судьи, чтобы установить истину.
-По законам судьи не имели права этого делать. Это странно, но законы древних были таковы.
   Джамиля положила ладонь на металлическую дверь пещеры.
-Можно мне еще раз посмотреть на него?
-Посмотри.
   Вместе с Юлией она снова вошла в пещеру. Она долго рассматривала лицо спящего воина, запоминала его. Это лицо было спокойно, как не может быть спокойно лицо ни одного из живущих, но спокойствие мертвых тоже иное. В прекрасном и необычном облике спящего было одушевленное, светлое и бесконечно глубокое спокойствие, покой, за которым скрывалось что-то неведомое.
-А ему снятся сны? – спросила Джамиля.
-Не знаю, - сказала Юлия. –Может, его душа странствует в иных мирах, может, она пребывает в Свете…
   Юлия медленно провела рукой над лицом Файэлиэна.
-Должно быть, он отправился в будущее ради помощи, - тихо сказала Юлия. – Вот видишь, на какие деяния решаются люди…
   Юлия заперла дверь в пещеру и повела Джамилю в Обитель. «Она показала мне это и рассказала обо всем, чтобы придать мне мужества, - думала Джамиля. – Действительно, такое запомнишь на всю жизнь…» Облик древнего воина продолжал стоять у нее перед глазами. Что вело его такими путями, какая Сила? Ведь он оставался свободен, он сам говорил, что выбрал свой путь по своей воле… «Я тоже отправилась в путь по своей воле, - подумала Джамиля, - но не в моих силах было его пройти… И осталось немного. Если до сих пор меня хранили, то сохранят и впредь, - и меня, и Амирана…»
   «Простая и чистая душа, - думала Юлия про Джамилю. – И мудрая по-своему… Да, наверное, и вправду эта душа еще совсем юная. И она еще ничем не искажена. Да поможет ей Всевышний и впредь проходить свой путь в чистоте…» - Ибо Юлия знала разные пути и разные судьбы. Знала и взлеты, и падения, и преодоления, поражения и победы. Ее душа была древней, и помнила многое. Но ее душа вновь обрела свою ясность, и ничем не была отягощена.
   После обеда в трапезной Джамиля ушла в свою комнату. Ей хотелось в одиночестве осмыслить свои впечатления. Но ей не хватило спокойствия для этого: когда она осталась одна, ее опять начали одолевать страхи. Потому она снова разыскала в Обители Юлию. Ей было легче говорить с кем-нибудь о чем-нибудь, чтобы отвлечься от тягостных предчувствий.
-У Файэлиэна меч почти такой же, как у Петра, - сказала Юлии Джамиля.
-Да, - ответила Юлия. - Это древний меч, таких мечей осталось совсем немного. Сейчас нам известно три таких меча, говорят, есть и другие, но никто не знает, где они. Из известных трех один находится у Вадима и Петра. Другой хранится у отшельника Линкаса. Третий – меч Файэлиэна. В наше время почти никто не владеет таким оружием. Петр умеет сражаться таким мечом, но неизвестно, где он этому научился. Отшельник Линкас обучился этому у своего наставника. Файэлиэн – древний воин, и в древности воины сражались световыми мечами. Но Файэлиэн спит.
-Световой меч?
-Такой меч действительно называется световым. Он собирает и проводит пространственную энергию, которая исходит из него в виде луча света. Воин притягивает энергию в меч, регулирует ее и направляет. Все это надо уметь. Ты видела меч Файэлиэна, видела меч Петра, они очень простые и почти одинаковые. На них не пишут никаких знаков и не наносят никаких рисунков, и поверхность их должна быть идеально гладкой, чтобы течение энергий не искажалось.
   Джамиля вспомнила Петра, представила на минуту его огромный меч.
-Он, наверное, очень тяжелый, - сказала Джамиля.
-Только на вид кажется, что этот меч тяжелый. На самом деле такие мечи легкие. Во всяком случае, они легче обычных стальных мечей таких же размеров. Но световой меч в работе постоянно меняет свой вес. При сильном напряжении он может становиться очень легким, и тогда нужно уметь не выпустить его из рук.
-Мне показалось, что он стальной, - сказала Джамиля.
-Это не сталь. Это особый металл. Такого металла не существует в природе.
   Джамиля задумалась. В этом мире живут воины, происходят сражения… Неужели невозможно без битв?
   Она не видела сражений кроме сражения Петра с драконом, она не была свидетелем войн. Война ужасна. Она не владела никаким оружием и не представляла, как можно сражаться. Она уже понимала, что битвы могут быть разными. Иван и Радомир тоже воины, но их битва не похожа на человеческую войну. И они испытывают радость, исполняя свое предназначение. Может быть, преодоление тоже можно назвать битвой… Но в том, что Джамиля чувствовала в себе, не было ничего воинственного, как нет ничего воинственного в разворачивании цветка. И она уже видела этот цветок. Цветок своей души, нежный и вечный. И эта вечность, эта неуничтожимость и красота были неопровержимы.
   И она уже понимала, что никакая человеческая война, никакая угроза, никакая смерть не повредит ей. Никакой враждебный вихрь не имеет над ней власти. Душа останется в свете, чистая и прекрасная. Пусть даже вокруг будет кромешная ночь.
   Но видение кромешной ночи вновь устрашило ее. За окном начинало темнеть. Скоро пришла Урсула, они с Юлией зажгли светильники. Вечер опустился на скалы, окутал Обитель. Юлия затеплила огоньки у входа. Безмолвие Обители было каким-то особенным, не похожим на тишину гор или равнины. «У Обители тоже есть своя душа», - подумала Джамиля.
-Тебе многое предстоит, - сказала ей Урсула. – Давай посидим в молчании.
   Урсула села на скамью. Джамиля осталась у окна, за столом. С другой стороны стола подсела Юлия.
   Джамиля чувствовала, что обе Хранительницы стараются передать ей какую-то силу. Она закрыла глаза. В ее душу стало проникать нечто, похожее на уверенность, на утверждение. Ощущение было плотным и очень реальным. Оно поглощало малейшие колебания в ее существе, давало устойчивость. Где-то в сознании еще оставалась тревожная мысль, но она отодвинулась. «Все будет хорошо», - будто говорили ей. Но Джамиле не верилось. От своих страхов она до конца не смогла отрешиться.
   Но все же она успокоилась. Обстановка Обители чувствовалась дружественной, хоть и не хотелось думать о том, что будет, когда Обитель останется позади. Урсула встала и начала готовить вечернюю трапезу.
   Ужинали тоже в молчании. Светильники наполняли трапезную оранжевым светом, огоньки дрожали в стекле окна. О том, что за окном, Джамиле хотелось забыть, хоть она и понимала, что там нет ничего враждебного. Но почему-то темнота стала угнетать ее. Внутри Обители она чувствовала защиту.
   Юлия подошла к ней и обняла за плечи.
-Желаю тебе спокойных снов, - сказала она. – Пойдем, я провожу тебя в комнату.
   Джамиля легла и неожиданно для себя очень быстро уснула. И во сне ей действительно было спокойно.


   Когда она проснулась, то не сразу поняла, где находится. Обстановка комнаты показалась ей такой мирной, родной, что она будто ощутила себя в своем замке. В окно светило солнце, цвели розы в горшках на полу, на столике стоял глиняный кувшин, простой, без рисунка. Стеклянный светильник в форме кристалла был потушен. Только по этому светильнику Джамиля определила, что находится в каком-то необычном месте: нигде больше она не встречала таких светильников. Она вспомнила, что позавчера пришла в Обитель, и что нужно отправляться в путь. Идти навстречу неизвестному, тому, чего она так страшилась. По спине у нее пробежал холодок.
   Но она взяла себя в руки. Джамиля собрала свою сумку, вышла из комнаты и направилась в трапезную. Урсула и Юлия уже были там.
   Юлия посмотрела на нее внимательно, серьезно и даже торжественно.
-Иди так, будто ты уже все преодолела, - сказала она. – Но при этом не расслабляйся. Тревожиться не о чем.
   Урсула поставила завтрак на стол. Она уже собрала для Джамили продукты на дорогу.
-Я пойду, - сказала Джамиля после завтрака. – Спасибо вам.
   Юлия вышла с ней, и вместе они шли вверх по тропе около получаса. На вершине каменного холма Юлия остановилась.
-Смотри, - сказала она и указала рукой на скалы. И Джамиля увидела далекий, наполовину разрушенный замок. Она поняла, что прямой дороги до замка нет, и Юлия стала объяснять путь.
-Не входи туда в темноте, - снова предупредила Юлия. – Переночуй сегодня в какой-нибудь пещере. Может, ночью получишь весть. И когда вы с Амираном уйдете оттуда, бегите к нам, в Обитель. Мы вас защитим.
-Спасибо, - снова поблагодарила Джамиля.
-До встречи! – сказала Юлия.
  Хранительница Света повернулась и стала спускаться с холма. Джамиля провожала ее взглядом какое-то время, потом посмотрела на казавшийся игрушечным от расстояния замок и пошла по тропе, ведущей вперед.
   Пока она шла, она не думала о том, что будет. Она даже могла любоваться окружающей красотой, величием гор, освещенных лучами солнца. Тропа вела вниз, потом вверх, изгибалась, спускалась в лощину… Джамиля уже не видела замка, но помнила, где он. Юлия объяснила путь так отчетливо, что Джамиля будто видела его перед собой.
   Она сделала короткий привал ближе к полудню. Особо задерживаться не стала, но и не слишком спешила: во всем существе ее утвердилась какая-то решимость. Она четко представляла дорогу и шла вперед внимательно и без колебаний.
   Стал спускаться вечер. Замок уже был близко. Джамиля вышла из-за скальной гряды и увидела его, будто гнездо дракона, прилепившееся наверху. Полуразрушенные стены, обломок крепости, когда-то, наверное, мощной. Вид у этой крепости раньше, должно быть, был суровый. Но сейчас от нее осталась только часть стены и башня, будто вросшая в скалу. Джамиля поискала тропу наверх. Но было уже темно, и она оставила поиски, казавшиеся безрезультатными. У подножия скалы она заметила пещеру, и решила провести там ночь.
   Она поужинала и легла, но ей не спалось. Огонь она не решилась разводить, было темно и прохладно. В темноте возродились страхи. Что будет, когда она придет к Алие? Как она станет говорить с Алией, что станет делать? Да и что можно сделать? Это не поединок воинов, где все решается мечом. Алия умеет колдовать, а что она может противопоставить этому? Хитрость? Осторожность? Храбрость? Силу? Сильной она себя не считала, хитрость почитала низостью. У нее есть только ее любовь. Но ведь это не сказка, где все решается будто по мановению руки. Это явь. Разве возможно надеяться здесь на чудо?
   Но на что еще остается надеяться? Юлия была так спокойна, когда прощалась с ней. Будто знала наверняка, что все сложится хорошо. И она, и Урсула постоянно пытались поделиться с Джамилей этой уверенностью. Но ведь сама она совершенно ни в чем не уверена и ничего не знает. Страхи уже стали перерастать в панику, темнота угнетала, ее охватила дрожь. В сознание проникало что-то темное, душное. Будто какие-то голоса насмехались, дразнили. Может, это уже начинается колдовство? Джамиля сжалась в углу пещеры.
   Зачем только она пошла сюда одна, взяла бы с собой хотя бы Вита. Ведь он сам предлагал. Пусть он тоже ничего не умеет и не знает, но с ним не было бы так страшно. Может, напрасно она отказалась от его помощи, может, как раз это могло бы что-нибудь изменить… Ей захотелось позвать кого-нибудь на помощь, вернуться обратно в Обитель, попросить пойти с ней Юлию или Урсулу. Они ведь наверняка волшебницы. Но они и так позаботились о ней, и если не сделали большего для нее, значит, этого не надо. Ведь они не могут отпустить человека на погибель. Но почему они были так уверены в ней? Ведь она не воин и не волшебница, она самый простой, слабый человек. У нее нет ни силы, ни мудрости, ни волшебства.
   Да, у нее есть только ее любовь. Больше ей опираться не на что. Она знает, что уже не может повернуть назад, значит, надо идти до конца. И будь что будет.
   Ей все же удалось уснуть, тьма будто отступила. Хоть голоса какое-то время еще дразнили и насмехались, и что-то клубилось черным удушливым вихрем. Но все это исчезло. Она будто стояла снаружи пещеры, под звездным небом. И небо было чистым и прозрачным, как темный кристалл, и лучи звезд будто очерчивали его грани. На ее плечо будто легла дружеская рука. И она увидела Ита. И удивилась, почему же сразу не позвала его. Он пришел без зова, и теперь смотрел ей в лицо, и она видела, что он все знает. И она стала говорить ему о своем страхе, обо всей тьме и ужасах, что ее угнетали, она будто плакала, она жаловалась ему, но это жаловалась не она, это жаловалась ее душа, без звука, без слов. В словах такое было бы невозможно выразить. Но Ит будто обнял, прижал к себе ее душу, будто взял ее на руки, утешая, и теперь она чувствовала тихое отчаяние и все ту же решимость. Тогда в ее душу проник свет. Свет был утверждением вечности, неуничтожимости. Джамиля забыла об Алие, забыла обо всем, что вообще было на земле, кроме Амирана. Она видела перед собой его лицо. Вернее даже, она видела его душу, не имеющую облика. Но она знала, что это он. Она любила его. И она шла к нему, хоть уже и не надеялась соединиться.
   Она увидела скальный замок. Ни тропы, ни ступеней лестницы, только крутая скала.
-Я буду с тобой, - сказал ей Ит.
-Но ведь ты не сможешь меня провести, - сказала она.
-Почему? Проведу, - сказал он.
   Джамиля посмотрела в его лицо, и ей показалось, что оно изменилось. Она уже не могла составить себе ясного представления о нем. Но вместе с тем лицо это будто стало еще более реальным, как если бы это был уже не сон.
-Это правда, что ты – Хранитель нашей планеты? – спросила Джамиля.
-Да, правда.
   И звездное небо будто растаяло, и она почувствовала камень пола и стены скальной пещеры. Проем входа пещеры был наполнен серым предутренним светом.
   Джамиля не могла больше здесь находиться. Она встала, взяла свою сумку и вышла наружу. Небо было облачным. Оглядываясь, не наблюдает ли за ней кто, она осторожно пошла разыскивать тропу наверх, к замку.
   Никакой тропы она не находила. Но сбоку от замка она увидела нечто вроде естественного, сложенного из камней подобия ступеней. Здесь можно было бы попробовать подняться. Джамиля не умела лазить по скалам, как лазили мальчишки, жившие в окрестностях ее родового замка, но ей казалось, что это не очень трудно. Она все-таки выросла в горах, она чувствовала опору и поддержку в камнях и скалах. Она сняла с плеч свою дорожную сумку и спрятала ее между камней, и начала подъем.
   Вначале карабкаться было удобно. Но уже на достаточной высоте ухватиться стало не за что. Джамиля посмотрела вниз и испугалась. Она висела на скале и не представляла, ни как двигаться дальше, ни как спуститься. Она стала искать выбоины в камне, выступы, но камень над ней был слишком гладким, она смотрела вверх и видела край неба, затянутого тучами, пучок травы на уступе, до которого не могла дотянуться, она попыталась нащупать выступ внизу, попробовать слезть, но не смогла. От бессилия ее охватила дрожь.
   Предзимний ветер продувал насквозь, холодил вспотевшее от усилий тело. Джамиля прижалась к камню и заплакала. Она не знала, что делать. Вот так все и кончится, подумала она. Нет, она, конечно, соберется с силами и попытается спуститься со скалы. Только получится ли?
   И вдруг что-то коснулось ее лица. Что-то мягкое, шелковое. Неожиданно Джамиля увидела свисающую сверху веревочную лестницу. До того ее не было. Наверху кто-то есть? Она вспомнила свой сон, вспомнила обещание Ита быть с ней. Может, это он там, на скале, и спустил ей лестницу, и ждет ее? Она улыбнулась сквозь слезы. А может, там и не он. Может, там Алия. Но кто бы там ни был, лестница была единственной надеждой. Джамиля потянула лестницу на себя, чтобы проверить, насколько надежно она держится, ухватилась за нее и стала подниматься.
   Когда она взобралась, то увидела, что наверху нет никого. Лестница была обвязана вокруг стоячего камня, и этот камень Джамиля сначала приняла за человека. Однако это был только камень. Она обхватила его, чтобы удержаться, и ей показалось, что этот камень теплее остальных.
   Джамиля лежала на площадке скалы и слушала, как колотится ее сердце. Но вдруг снизу послышались и другие звуки. Голоса людей, как ей показалось, нескольких мужчин и женщины, громкий разговор, резкий смех. Она осторожно подобралась к краю площадки и посмотрела вниз.
   Внизу и чуть впереди из скалы выходили люди. Они вели за собой коней. Неужели в этой скале есть проход? Джамиля уже проходила это место, ища тропу наверх, и ничего не заметила. Должно быть, там тайные ворота. Она не могла разглядеть лиц людей, но видела, что это дама в сопровождении четырех кавалеров. Громкий, самодовольный смех дамы, довольно грубые голоса ее спутников навели Джамилю на мысль, что это и была Алия со своими рыцарями. Так ведут себя сотрапезники, прокутившие всю ночь, и наверняка они выпили много вина. Но откуда они появились? Они пировали в замке? Если так, то проход в замок находится внутри скалы. Наверное, там лестница, вырубленная в камне. По ней они и спустились.
   Значит, это, скорее всего, Алия. Она покинула замок. Джамиля смотрела, как компания подвыпивших людей садится на коней, как они, не торопясь, шагом спускаются в лощину. Погулять поехали, развеяться после веселой ночи? Хорошо, если так. Джамиля встала и пошла к замку, крепостная стена была совсем рядом.
  Она осторожно выглянула из-за стены. Может, кто-то еще оставался в замке? Но все было тихо. Только слабо свистел ветер.
   На стену вели полуразрушенные ступени. Не доходя до верхней площадки, Джамиля свернула к замку по лестнице, что соединялась с балконом башни. Лестниц между стеной и башней было много, часть из них была разрушена, но все они представлялись каким-то причудливым лабиринтом. Однако в их расположении угадывалась некоторая правильность. Джамиля подумала, как жили здесь воины, когда замок еще был крепостью, и для чего была построена такая своеобразная крепость. Может, сама ее конструкция была своего рода магическим знаком? Она ступила на балкон. Внутрь башни вели сводчатые арки. Нет, замок не охранялся. Он был совершенно пуст.
   «Где Алия могла запереть Амирана?»  - подумала Джамиля. Обычно тюремные помещения находятся внизу. Джамиля стала искать лестницу вниз, но коридор вел прямо, и по бокам его зияли все те же арки. Часть проходов была занавешена тяжелыми коврами, из-за ковров сквозило. Коридор привел в круглый зал, зал имел совершенно нежилой вид. Замок был большим и казался довольно запутанным. Чтобы обойти его весь, требовалось немало времени. Должно быть, жилище Алии занимало в нем совсем малую часть.
   Джамиля подошла к одной из арок и отогнула край загородившего ее ковра. В этом проходе, как ей показалось, были какие-то признаки жизни: отсюда пахло травами или чем-то, что вызвало у Джамили противоречивые чувства. С одной стороны, запах был довольно приятным, хоть и несколько приторным и слишком густым, но с другой, в нем было что-то вульгарное. Джамиле это напомнило духи старой кокетки, желающей привлечь поклонников. Ей хотелось побыстрее миновать это место, но она решила осмотреть все, что здесь есть. По сторонам коридора она нашла несколько пустых комнат, полных ковров и вещного хлама. Металлическая посуда и прочая утварь, витые подсвечники, зеркало в рельефной широкой раме с головами каких-то существ, платье, покрывала… Все это лежало в беспорядке или громоздилось на креслах, скамьях, шкафах… Еще одна комната по всем четырем стенам была увешана зеркалами, и посредине ее стоял металлический столик на гнутых ножках. Следующая комната была спальней. Под балдахином посреди нее вздымалось ложе, Джамиля подошла и заглянула под балдахин, ложе было пусто и неубрано. Далее коридор переходил в узкую лестницу, ведущую вниз.
   На лестнице сквозило. Джамиля с облегчением вдохнула прохладный воздух: запах в комнатах и коридоре в конце концов стал вызывать у нее дурноту. Ветер свистел в трещинах каменных стен. Высоко под сводом светились маленькие окошки-бойницы.
   Она спускалась по лестнице не очень долго. Лестница упиралась в площадку, слева были две закрытые двери. Джамиля отворила одну из них и сначала ничего не увидела: в помещении было темно. Она провела ладонью по стене и нащупала ковер. И неожиданно для себя она позвала в пространство:
-Кто здесь?
-Зачем ты пришла? – услышала она голос. Сердце ее очень сильно забилось: это был голос Амирана.
   Она бросилась вперед, на голос, и скоро отыскала его в темноте, он сидел на полу, и поначалу он сжался, отпрянул от ее прикосновения.
-Алия? – спросил он, держа ее обеими руками за запястье.
-Ты что? – сказала Джамиля. – Это не Алия, это я.
-Джамиля?.. – в голосе его было изумление, он потянулся рукой к ее плечу, положил ладонь на ее лицо. Да, теперь он верил. Это не могла быть Алия. Джамиля взяла его руку и поцеловала в ладонь.
-Пойдем отсюда, - сказала она.
   Он сделал движение, будто что-то пытался ощупать в пространстве.
-А стены? – спросил он.
-Какие стены? Здесь нет никаких стен, - удивленно рассмеялась Джамиля. – Пойдем!
   И он взял ее за руку и тихо, покорно, как ребенок, пошел за ней.


Эпилог

   Алия и ее кавалеры ворвались в Обитель Света ночью, Урсула и Юлия ждали этого. Джамиле и Амирану они запретили выходить к Алие. Джамиля слышала только их голоса, резкий, требовательный голос Алии, переходящий в крик, грубые крики кавалеров, и спокойный, чуть насмешливый, отчетливый голос Урсулы. Голоса Юлии она не слышала. Кавалеры Алии грозились разгромить Обитель, а сама Алия угрожала какими-то ужасами. И внезапно посреди угроз, будто рассекая их подобно мечу, зазвучала песня. Песня звонкая и грозная, хоть и не громкая, звенящая в пространстве, чистая, как свежий ветер из распахнутого настежь окна. Угрозы стихли, а песня продолжала звучать, и казалось, что стены Обители вибрируют от этого звука, а среди ночи будто взошло солнце.
   Утром все закончилось. Джамиля не видела происходящего, не знала, куда делись Алия и ее кавалеры. В комнату к ней и Амирану вошла Юлия. Хранительница Света казалась спокойной, на лице ее была легкая улыбка.
-Вот и все, - сказала она.
-Вы ее убили? – спросил Амиран про Алию.
-Зачем? – сказала Хранительница Света. – Урсула доставит их всех в одну из ближайших крепостей и к полудню вернется.
-А они не причинят ей зла?
-Не смогут. Да и потом, их встретят, из крепости уже послали служителей.
   Юлия подошла к окну, где стояли комнатные розы, и провела ладонями над их цветами. Джамиле показалось, что между розами и ее руками будто рассыпается светящаяся пыльца.
   Юлия обернулась к Амирану.
-Ты не должен больше о ней думать, - сказала она ему про Алию. – И не должен больше ничего на себя брать. Связь между вами расторгнута. Она для тебя отныне чужой человек, и ты можешь только издалека желать ей добра.
   Амиран сказал, что хотел бы поговорить с Хранительницей Света наедине. Джамиля вышла на улицу и стала смотреть, как разгорается солнце.
   Позже, к полудню, прибыла Урсула. Она выглядела уставшей и отправилась спать. Джамиле хотелось многое спросить у Юлии, но она боялась утомить Хранительницу Света, и без того выдержавшую ночью сражение с Алией. Однако Юлия согласилась ответить на ее вопросы и сказала, что у нее для разговора достаточно сил.
   Амиран присутствовал при их разговоре. Он узнал о странствии Джамили, обо всём, что встретилось ей на пути. И он знал теперь волю своего сердца и свою любовь, знал великое преклонение и благодарность, и знал, что и его, и Джамилю никогда не оставят. Слишком многое прошло в его душе за время пребывания у Алии, и душа стала мудрой и сильной, и обрела свое сокровище…
   Они гостили в Обители несколько дней. И Амиран рассказал Джамиле про цветок эдельвейса, что представлялся ему в темноте, рассказал о своем сне или о другой жизни, которую он прожил во сне… Она только улыбалась, слушая его. Она обрела свое счастье и утвердилась в своей любви. И она понимала теперь, о каких дарах говорил ей в ночном лесу у костра Ит.
   Пора было возвращаться. Но один вопрос не давал покоя Джамиле, вопрос, который она до сих пор не решалась задать. И Джамиля спросила про Хранителя планеты.
-Ты встретила его в этом облике, - сказала Юлия, - но на самом деле он не такой. Для него быть таким – все равно что представлять себя деревом или птицей. Но иногда он любит рассказывать людям сказки…

. . .

   Они вернулись короткой дорогой, но на обратном пути Амирану пришлось сражаться. Он уже испытал свою любовь, но теперь он испытывал свою силу. И он был готов унести Джамилю хоть на край света, в волшебную страну, чтобы только она была счастлива…
   Они жили долго и счастливо в родовом замке Амирана, и у них родились трое сыновей и дочь. Старший сын получил в наследство владения отца. Средний пустился в странствия и достиг северных земель, и там обучался у волшебников. Вернулся он с невестой, и потом обосновался в горах Ликтаны, приняв служение. Младшему сыну родители Джамили завещали свое княжество.
   Дочь Амирана и Джамили стала женой одного из западных владык и мудрой королевой. Ее родные, братья и родители изредка навещали ее. И она сама не забывала свою родину, и порой приезжала в горы, в отцовский замок. И однажды она приехала и застала там только старшего брата и его семью. «Где отец и мама?» - спросила она. Брат улыбнулся улыбкой печальной и светлой и показал ей мраморное надгробие с вырезанной на камне многолучевой звездой. «Они ушли в один день», - сказал он. Вокруг надгробия цвели белые эдельвейсы.

2015



ПРИЛОЖЕНИЕ

О Хранителях планеты


  Хранящие силы проявлялись на планете в разных формах. Ведь всё в Космосе со всем связано. И малые планетные Хранители разных степеней были связаны друг с другом и с Великими Космическими Покровителями и Помощниками. Но непосредственных Хранящих сил, пришедших из Высших Миров и остававшихся на планете, было немного…
     Во время Великого катаклизма, когда Северный континент и Южный материк планеты с живущими на них людьми были спасены Существами, пришедшими из Космоса на зов, случилось следующее. Зов был послан из Полярной крепости женщиной, воительницей и магом, и достиг своей цели, при том, что многие и раньше пытались совершить подобное и платили жизнью, но на их зов не было ответа. Космические Силы поддержали планету, и двое из Них приняли обет остаться и хранить этот мир, объединяя его с силами Высших Миров. Эти двое были те, кого впоследствии люди этого мира знали под именами Ита и Элии. Но Ит, дух мужской полярности, спускаясь на планету в момент катаклизма, закрыл ее собой от разрушительных сил, и потому утерял всю свою мощь, и долгое время никто не знал, что с ним. Но обитаемая часть планеты и люди на ней были спасены. Северный континент частично разрушился и соединился с Южным материком, и маги, способные видеть планету из Космоса, говорили, что изменившийся материк приобрел очертания головы и плеч человека в развевающемся плаще.
   Элиа приняла облик женщины. Планета, которую древние называли Великой Матерью, «родила» на Северном полюсе Заповедную Гору. Это было живое образование с особой формой сознания, выполняющее функцию щита и связи с Высшими Мирами. Почти на самой вершине Заповедной Горы (Горы Вирья) красуется Полярная крепость, ибо Гора, вырастая, подняла ее на себе. Элиа стала жить на Заповедной Горе, осуществляя связь с Мирами и защищая Великую Мать от разрушения.
      Ит, поскольку был связан обетом с планетой и духовно связан с Элией, в течение долгого времени воплощался среди людей на планете, пока не воплотился как Марк, Последний Альмандин. Тогда он вновь обрел свою силу, в той мере, в какой это было необходимо для исполнения его планетной задачи.
      Альмандины тоже были хранящей силой, пришедшей из Высших Миров. Когда планетное равновесие нарушилось из-за прибытия Конрада, род Альмандинов взял на себя роль противовеса. Элиа на Заповедной Горе была статичным Щитом, Альмандины — динамичным. Большая часть их жизни проходила в странствиях. Когда Конрад одержал победу над Марком и род Альмандинов, казалось бы, пришел к своему концу, динамичное равновесие планеты было нарушено, и Элии пришлось покинуть Заповедную Гору, предварительно «заякорив» ее и поручив на время другим Хранящим Силам. (Ей и раньше приходилось прибегать к этому в критические для планеты времена). Спускаясь с Горы, Элиа утеряла значительную часть своей силы и Высшего сознания, все более «очеловечиваясь». Она одолела Конрада и освободила Марка, но потеряла при этом физическое тело. Но она понимала, что должна снова вернуться к Марку в человеческом облике, и потому воплотилась как Анна, младшая дочь герцога Килленского, в Западном королевстве.
      На самом деле Высшие существа, принимая человеческие воплощения, становятся людьми почти в полной мере. У них может сохраниться частичная память и сила, как сохранялась у Элии-Анны, но может и ничего не сохраниться, как Ит в своих человеческих воплощениях отличался от остальных людей только высотой и чистотой своего духа, не имея никаких «сверхъестественных» способностей. И когда Элиа говорила Марку о возможной в будущем физической гибели (без утраты сознания), она исходила из своего человеческого опыта, но еще не из Высшего сознания. Она тогда говорила как человек. Но физически погибнуть они оба с тех пор уже не могли. Вернувшись на Гору, они полностью восстановили свои возможности как Хранителей планеты, хоть эти возможности и были ограниченны по сравнению с их духовным существованием до принятия обета. Тем не менее их сила была великой. Говорят, что Элиа никогда не покидает Заповедную Гору, Ита же можно встретить под видом обычного человека, «но пути его никому не ведомы». Это действительно так. Ит почти все время физически находится в странствии, чтобы быть там, где требуется его непосредственное присутствие. Он не ограничен «человеческой» природой и обладает способностью преодоления пространства, которой обладали уже «зеркальные» маги и Альмандины, и владеет другими тайнами. С людьми он общается очень просто, и большинство из них не знает, кто он. Ит не теряет своей силы и Высшего сознания, поскольку он и Элиа — единое Сознание, и потому про них также говорят, что «они никогда не разлучаются». Они постоянно пребывают вместе на Высших планах, и их деятельность проходит через эти Планы и соединяется с работой Великих Космических Сил.


КРАТКИЙ СЛОВАРЬ


ЭллаатАра-МИрра - "Великая Светом Души Звездная Мать" (Земля)

Мирра - Мать. Детское и ласкательное произношение - миа."ЛИ Ана мЕйю, мИа, - "Я люблю тебя, мама".

Эл - Творящий Свет. Элиа - женская ипостась Солнца, Душа Света, Душа Солнца (см. также "Сказания о Людях Света")

ТАра - Звезда.

ТАриэл - Звездный Свет.

Таэл - видящий во Свете, ясновидящий.

Тар! - Узри! Бди! Распознавай! (воен)

Вир! - Сражайся! (воен.) Эти глаголы в повелительном наклонении звучат как приказы.

НАр Ин НИртьявас - "храни чистоту" (не только свою, но и каждую). Применительно к мечу - "не запятнай себя и стой на защите всего чистого".

Вартьяс тЭлла-вИн - "Страх бессмыслен, бесполезен, не имеет основания". ВАртьяс - "страх". Т(а)Элла - ясновидение, плюс -вИн - отрицательная частица. "Страх лишает ясности вИдения".

Эльрад - Радость Света (Свету), Высокий Свет Радости.

Вартьяс - "страх". Вар (вира) - "воин". Вартьяс - "то, что противно воину, недостаток воина". Вара - свара, война, "варево", в котором преображаются людские массы, "каша людская", месиво.

Гора Вирья - "гора воинов (простореч.), обитель воинов". Названа так, поскольку там находится Полярная крепость.

Ораи (глагол) - "грозить". Оро (имя разбойника) - "Гроза (этих мест)". По случайному совпадению имя Оро оказалось созвучно итальянскому и проч. oro - "золото". Орать - по-русски и "кричать, грозить", и по-латыни "молиться", и по старославянски "пахать", и т.д.

Орий - "Грозный".

Гивий - "Вспыльчивый, гневный".

Оранделла - "земли вокруг Ория". Эллана - "земля, прародительница". Фамилия Орендель - производное от Оранделла.

Барна - название реки, переводится как "буйная", что не соответствовало самому характеру этой реки. Герцогство Барна, как и река, скорее получило название от фамилии Баррен - "буйный", по-русски созвучно с "барин"). Баррены были основателями и захватчиками этих земель, отвоеванных ими у местных племен.


Килления - от названия реки Киллена, "глубокая, в которой можно утонуть, убившая много людей", - при переправе через эту реку погибло множество первопроходцев. (Потому герцоги Килленские не любят водную стихию, ни рек, ни морей).
Основателем герцогства Килления был Гудвиг, выходец с севера, как и его ближайший друг и соратник Илан,основатель Леарны (Леарна - изначально тоже название реки, "играющая, звенящая, многоструйная"). Потому между династиями Киллении и Леарны во все времена была глубокая дружба.

Марра - "темно-синяя,туманная, марево" - название реки, самой большой в Западном королевстве.

Анкалина - от имени, вернее, прозвища Аникаллен - "гордый, властительный". По созвучию - "уникальный", "ника" - "победа". Так прозвали своего предводителя его друзья и подданные, весьма его уважавшие. Аникаллены помогали правителям Оллерны и потом Оранделлы справляться с захватчиками. Годоны же, ставшие преемниками Аникалленов, оказались непримиримыми врагами Оранделлы.


Эль - Один.Божественных имен на Западе предпочитают не упоминать, чаще говорят: Небо, благодарение Небу. Слово Бог иногда бывает в употреблении (Богатство, Бхога - "блаженство").


Али Ллах - "Единственный (Один), Достойный почитания, Божественный" (Аллах, "аль" - единственное число).

Аллагард - "Асгард, Агартха" - "Город Бога, Сад Бога, Воинство Бога". "Гард" одновременно может переводиться как "сад", "город", "гвардия, воинство".

Агарта (Агартха). - Арта (артха) - парсийское Истина, правда. Арт - "искусство", "в красоте истина, правда, искусство должно быть красотой истины и внутренней правды". Тогда Агарта - "Прекрасный город, истинное место"; гарт (гард) - укрепленный сад. Аг - Агиос (греч.) - "святой".

Аллагорт - "взращивающий Божественный сад, защищающий Божественный град (город, обитель)". Имя правителя-воина.

Алла-Вак - "Божественная Речь" (Алавашка).