1. Заколдованный в камне

Тая Файнгерц
1.

Он стоял перед Конрадом уже почти совсем безоружный, но продолжал сопротивляться. По телу хлестали энергетические бичи, и он мог противопоставить им только часть оставшегося у него щита. Меч был давно разбит в щепки, и в голове болезненно отдавалась вибрация. Он держался только предельным усилием воли, противодействуя натиску одним напряжением сердца, еще продолжавшего сохранять остаток щита, и знал, что ему не выжить.
Конрад был зол на его упорство, и это заставило Марка внутренне усмехнуться. Конрад почувствовал его усмешку и совершенно взбесился, что несколько ослабило волю мага, сделав удары беспорядочными, и Марку удалось немного выровнять и укрепить щит. Конрад понял свою оплошность и в ответ оскалился холодно и зло, и теперь уже хладнокровно наносил удар за ударом, рассчитывая каждое движение, каждую мысль. У него не получилось в свое время сломить волю Марка и завладеть его сознанием, потому он убивал его физически, энергиями. Марк видел большую опасность и позор в том, чтобы попасть в рабство воли Конрада, чем чтобы вот так умереть. Он не подчинился, и считал это победой.
Прошло уже более трех лет, как в магическом поединке с Конрадом погиб его отец, Альберт из рода Альмандинов, и продолжая битву отца, от руки того же Конрада несколько месяцев назад пал старший брат, Микаэль. Теперь настал черед его, Марка. И он принял брошенный ему вызов, даже зная, что его сил недостаточно для того, чтобы одолеть мага. Он был последний из Альмандинов и должен был отстоять честь рода.
До сих пор существовал только один человек, способный одолеть Конрада или по меньшей мере равный ему. Этим человеком была Элиа. Но об Элии никто давно уже не слышал. Говорили даже, что она покинула Заповедную Гору, говорили и о том, что она умерла, хоть и знали, что Элиа умереть не может. Марк ни на что не надеялся. Волшебники из рода Альмандинов противостояли Конраду с самого начала, со своего прихода на эту планету, но Элии никто из них не видел, хоть о ней давно и много говорили.
Марк почувствовал резкую боль в позвоночнике: осколок щита его был разбит, и, весь обожженный, отброшенный силовой волной, он ударился спиной о скалу, а сила все вминала и вминала его в камень, так, что под ее натиском дробились кости. У него стало темно в глазах, он почувствовал внутри себя равномерный гул, к горлу подступила кровь и в висках напряженно застучал пульс. После невыносимой боли пришла странная потеря чувствительности, вернее, он чувствовал теперь одно только свое сердце, раскаленное и пылающее, сильно и мерно отбивающее ритм. «Моего сердца он не смог одолеть», - было последней его мыслью…


Он приходил в сознание медленно. Сначала ему казалось, что это падают капли воды. Потом он различил, что падение капель происходит в его собственном теле. Но он почти не чувствовал тела, только по влажным плечам проходил озноб от ветра, и вода охлаждала ожоги. Он понял, что идет дождь, что он слышит биение собственного сердца, и что не может пошевелиться. Голова раскалывалась от боли, Марк прижался затылком к холодному влажному камню и почувствовал на затылке кровавую ссадину. Хотелось пить, но капли дождя отдавались привкусом крови. «Странно, что он не убил меня», - подумал Марк, но через минуту все понял. Ниже уровня сердца все его тело было вбито в скалу и сделалось камнем. Конрад применил заклятие стихий. Потому Марк почти ничего не чувствовал, только холодную давящую тяжесть. То, что было живым, стало мертвым. Он попробовал произнести заклинание стихий, но оно не освободило его, причинив только лишнюю боль. Превозмогая боль, он попытался снова, но безуспешно. «Конрад умеет ненавидеть», - подумал Марк…
Он не знал, сколько времени прошло в таком состоянии. Дни сменялись ночами, жара холодом, местность была пустынна. Иногда он видел ящериц, гревшихся на солнце. У подножия скалы медленно разрастался терновник, так, что почти ничего перед глазами уже невозможно было различить из-за густого сплетения его веток. Никто не ходил этими тропами, ни люди, ни звери.
Но в один из осенних дней Марк смутно увидел идущую по тропе женщину. Темно-синий плащ ее слегка развевался от ветра, и капюшон покрывал голову. Женщина подходила все ближе и наконец остановилась перед ним, вполоборота, обратив к нему лицо. В ее лице что-то дрогнуло, и, раздвигая колючие ветки терновника, разрывая их, не обращая внимания на иглы, рвущие одежду, она пошла к его камню, приблизилась вплотную.
-Кто это сделал? - спросила она. Марк видел ее глубокие глаза цвета темного сапфира и царапины на щеке.
-Уходи, - сказал Марк. Он понимал, что женщина хочет ему помочь, и понимал, что этим она подвергает себя слишком большой опасности.
Но она положила ладонь на камень. Марк ощутил вибрацию, сначала слабую, потом сильнее. Женщина явно была магом и знала заклинание стихий. Воля ее была сильна и способна раздробить на глыбы эту скалу, но снять заклятие с Марка она не смогла. Не желая причинять ему боли, она слегка отодвинулась, и наклонившееся лицо ее, и темно-золотые волосы, выбившиеся из-под капюшона, будто потемнели.
-Это сделал Конрад, - глухо сказала она. – Жди, я приду.
-Тебе нельзя в это вмешиваться! – в отчаянии хотел остановить ее Марк, и он проклинал свою беспомощность. Дорого бы он дал, чтобы только она никогда не проходила этой дорогой…


Снова дни сменялись ночами, длилась осень, шли дожди, но перед глазами Марка неотступно вставало лицо той женщины, попытавшейся ему помочь, точеные черты, золотистая кожа и волосы цвета темного золота, глубокие и внимательные сапфировые глаза. В душе Марка поднималось отчаяние и тревога, безнадежная боль. Эта женщина явно пошла к Конраду, догадывался он. И, может быть, уже погибла в битве с ним… Зачем только судьба привела ее сюда?..


Утро было холодным и прозрачным. Камень и жухлые травы заиндевели. Солнце встало, резкое, как взмах меча. Оно почти не грело, только сияло. В воздухе стоял мороз.
Из-за холода Марк не мог спать в эту ночь, только недолго бредил, но солнечный свет отрезвил его. Ближе к полудню поднялся резкий, пронизывающий ветер, заледеневшие ветки терновника качались и издавали глухой звон. Чувствуя вокруг ледяной, насквозь пронизанный морозом камень, сам став этим камнем, Марк почти потерял сознание, когда вдруг почувствовал теплое прикосновение к плечу. Он сначала решил, что это снова бред, но прикосновение было живым. То лицо, которое он так часто представлял перед своим мысленным взором, лицо той женщины, за которую он тревожился и почти уже считал погибшей, въяве приблизилось к его лицу, и он ощутил тепло, через какое-то время даже жар, расплавлявший лед и холодную тяжесть. Перед глазами его всё пошатнулось, и царапая кожу о терновые иглы, он медленно, как через какое-то препятствие упал на землю перед тропой, вновь обретя чувствительность и способность к движению, но еще слишком слабый, чтобы двигаться. Он лежал так какое-то время, лицом вниз, на земле. Вернее, не на земле. Он чувствовал под своим плечом и рукой плечо женщины, снявшей с него заклятие, и складки ее плаща. По груди будто проходил теплый поток. Марк слышал биение сердца женщины,  и постепенно оно становилось все более слабым, все более неровным. «Живи», - тихо, но властно сказала она. Слово прозвучало как заклинание. «Живи, - повторила она мягче и чуть улыбнулась. – Всё хорошо». Марк слегка приподнялся и увидел кровь. На уровне сердца у женщины была смертельная рана.


2.

Его называли безумным. Ничего человеческого ему не было нужно. Он жил в лесах, не желая видеть людей, часто куда-то шел, не разбирая, куда, когда заходил в города, от него отшатывались. Люди говорили, что им страшно смотреть в его глаза цвета грозовой тучи, и что никто не слышал от него человеческого слова, только стон или рыдание. Часто видели его слезы, которых сам он не замечал. Он снова уходил в лес. Зверей он не боялся, звери сами боялись его. Одежда его износилась до лохмотьев, и кто-то отдал ему свой старый плащ, но он забыл его взять. Ему действительно ничего не было нужно, и холод и голод отвлекали его от душевной муки. Он желал бы умереть, но та, что спасла его, умирая, передала ему завет жизни. Но у него не было силы жить, не было силы пережить ее смерть. Ведь он был Альмандином, а Альмандины умирают от любви.
Так прошло около пяти лет. Однажды он зашел в человеческое жилище и увидел висящую на стене лютню. Он снял инструмент со стены и заиграл. В этой музыке, в этой песне душа его наконец обрела выход. Скорбь нашла себе форму выражения, хоть после голос его сорвался, и он долго плакал. Хозяин подарил ему лютню. Он стал бродячим певцом.
С тех пор уже больше двух лет он ходил по городам и пел. Люди плакали от его песен, но души их возвышались и очищались. Порой его звали остаться, но он уходил, бродил по лесам, и потом приходил уже в другой город. Он почти перестал плакать, но его музыка была печальнее его слез. Марк, Всё потерявший, - так называли его люди.


-Сначала эти песни потрясают до слез, но потом на душе становится так светло, - говорил юный герольд своему господину, герцогу Килленскому. – Никто не знает, кто он и откуда, знают только имя и прозвание. Никто не знает и того, что с ним произошло, но все давно уже согласились, что скорее всего он потерял возлюбленную. Его песни похожи на баллады или плач о вечной разлуке. Он приходит в города, ничего не имея, кроме лютни и своей музыки, и многие бы желали, чтобы он остался у них. Но его не удается удержать на одном месте. Он пришел в наши края позавчера, и вчера вечером я его слышал. Если получится, я бы привел его к вам, мой господин, но он не поет при дворах.
-Приведи, - сказал Эдгар, герцог Килленский. – Я тоже уже не раз о нем слышал. Мне бы хотелось послушать его песни, если он согласится играть. Может, я сумею ему чем-то помочь.
-Чем тут поможешь? – печально возразил юный герольд. – Кто возвратит ему его потерю?..

При таком богатом дворе Марк был впервые, но он не замечал роскоши. Было ему безразлично и скопление пышно одетого люда, и разговоры придворных, и присутствие их господина. К нему на улице подошел юноша, и он пошел за ним, потому что кто-то хотел услышать его песни. Ему было все равно, куда его поведут.
Он пел, как всегда, углубившись в себя и свободно импровизируя. Он никогда не знал, чем закончится каждая из его песен, но безошибочно чувствовал, когда она кончалась. В наступавшей тишине он слышал дыхание зрителей. Ему не хотелось, чтобы люди плакали, но иначе не получалось. Но кто-то хотел его слушать, и потому он пел.
В тот вечер родилась странная музыкальная тема. Он повторил ее несколько раз, будто не желая с ней расставаться, и она разрослась, став основой, опорой стиха. Он снова забылся в импровизации и ни о чем уже больше не думал, и даже ни о чем не сожалел. На время песни он отрешался от самого себя, от боли сердца, от своего горя, пусть даже и выражал его. Он освобождался на время, изливаясь вовне, чтобы, когда песня закончится, снова замкнуться и замолчать. И на этот раз, когда он закончил играть, вокруг стояла тишина, такая же, как и в его душе.
Он уже хотел встать, как вдруг к нему подбежал ребенок, девочка лет шести, и эта девочка с глазами, полными слез, бросилась, обнимая, ему на шею, стала гладить по волосам, и все неудержимо плакала, плакала так, будто вот-вот его потеряет. Он взглянул в ее сверкающие от слез глаза цвета темного сапфира, коснулся темно-золотых волос и на минуту будто увидел в детском лице лицо той, что спасла его ценой собственной жизни. «Мне показалось», - подумал он. Девочка спрятала лицо у него на груди и все дрожала от плача, и он гладил темно-золотые волосы, сам не желая ее отпускать, чувствуя, как душа его внезапно раскрылась навстречу этому ребенку, как если бы он обрел самое дорогое в мире сокровище.
-Это Анна, моя младшая дочь, - негромко сказал подошедший к ним герцог Килленский. И сам умолк, не желая ничего добавлять, видя, что его не слышат.


-Анна не говорит с рождения, она даже не кричала младенцем, - говорил герцог Килленский. – У нее будто нет голоса, и врачи считают, что такую врожденную немоту излечить невозможно. Но ей только шесть лет с небольшим, может, всё еще впереди… Но Анна странный ребенок. Я сам часто не понимаю ее, тем более что она молчит. У нее нет друзей, она почти всегда одна. Старшую сестру она любит, но Миранда сама не играет с нею, она ее совершенная противоположность. Лет с пяти Анна незаметно исчезала, так, что ее не могли найти, оказалось, она одна уходит в лес или к морю и подолгу гуляет там. Она приносит из леса древесные корни странной формы, похожие на животных или людей, также с побережья причудливые камни, обточенные водой, и возится с ними. Недавно она смастерила небольшую куклу, похожую на нее саму, но больше я этой куклы не видел, должно быть, она ее прячет. Но об ее игрушках больше знает ее мать и моя супруга, герцогиня Маргарита. Хотя моя жена тоже не всегда понимает ее, она ее любит, да и я очень люблю мою бедную дочь и желаю ей добра. Анна добрый ребенок, она чувствует нашу любовь к ней, и сама отвечает нам искренней любовью. Но с ее странностями ничего невозможно поделать…
Марк слушал рассказ герцога и не слушал его. То, что девочка немая, отдалось в его душе необъяснимым пониманием, будто сродством. Анна так и не сошла с его рук, не отпустила его, все так же прижавшись к его груди и обхватив руками за плечи, и он держал ребенка на коленях, обнимая и изредка слегка покачивая. Он не знал, успокоилась ли она, но когда отец попытался отнять ее от груди Марка, она только плотнее прижалась к Марку каким-то судорожным движением. Герцог Эдгар оставил дочь в покое.
Герцогиня Маргарита подошла к герцогу и положила руку ему на плечо. Она долго смотрела на Марка внимательным, спокойно-испытующим взглядом синих глаз, и казалось, что поведение дочери ее не удивляет.
-Вам, должно быть, неудобно так сидеть, - сказала герцогиня Маргарита. – Да и народу вокруг много. Пойдемте со мной, я бы хотела с вами поговорить.
Марк поднял Анну на руки и пошел за ней. Герцог отправился следом.
После недолгой беседы Марк уже понимал, что герцог предложит ему остаться при дворе. И когда герцог сказал ему об этом, Марк ответил, что петь он тогда не сможет.
-Но я могу остаться ради Анны, - вдруг вырвалось у него будто против воли, и он понял в следующий миг, что это действительно так. Зачем ему петь, если он только надрывает людям душу своей скорбью. Не довольно ли?
Герцог задумался, но герцогиня улыбнулась. Как женщина, она скорее могла оценить жертву души другого человека. Но она считала бесчестным эгоистично пользоваться такой жертвой, даже для блага собственного ребенка.
-Я бы хотела, чтобы вы поступили так, как велит вам ваше сердце, - сказала она Марку. – Вы нам ничем не обязаны, и никто не вправе вас принуждать. Как вам будет лучше, так и сделайте.
Но Марк уже все решил. Он чувствовал, что не может оставить Анну, все так же сидевшую у него на коленях и прячущую лицо на его груди, и даже не жалость двигала им, но какое-то необъяснимое знание сердца, будто он и вправду нечто обрел, нечто почти настолько же важное, что и потерял. Он обретал человеческую душу, душу ребенка, что в нем так нуждалась.
-Я останусь, - сказал он герцогине. – Если что-то будет не так, я уйду.


3.

Всю свою первую ночь в доме герцога Эдгара он просидел без сна, до самого рассвета, глядя на свечу. Он совершенно отвык от человеческого дома, от крыши над головой. Но очень скоро он уже перестал замечать окружающую обстановку. Марк умел предаваться на волю судьбы. Ему не о чем было думать или жалеть.
При дворе его совершенно не беспокоили и ничего не навязывали. Он по-прежнему оставался свободен. Он мало общался с придворными, предпочитая проводить время с Анной, и знал, что герцог и герцогиня рады этому. У их дочери наконец-то появился друг, способный разделять ее жизнь и умеющий ее защитить. Марк не обращал внимания на то, что о нем говорят. Девочка с самого начала, с первой же встречи целиком и полностью вошла в его душу, и он только все более убеждался, что любит ее, и все сильнее к ней привязывался.
До этого Анна почти полностью была предоставлена самой себе. Ее немного учили этикету и грамоте, но ее часто не могли найти в доме, она пропадала, как уже говорил Марку герцог, и целыми днями бродила вдали от замка. Марк стал сопровождать ее в ее походах по лесу и побережью. Он знал, что герцог не только волнуется за дочь, но и боится, что ее прогулки – некий род одержимости. Марк убедился сам и сумел убедить герцога, что это не так.
Анна была бесстрашна. Она не боялась заходить в самые глухие места, и хорошо изучила и лес, и берег. Марк не знал, поднималась ли она когда-нибудь в горы, горы были гораздо дальше, до них было более суток пути. Он спросил герцога, всегда ли Анна ночует дома, и герцог сказал, что за ней трудно уследить и что он сам не знает, может, в какую-нибудь из ночей ее и не было. Но она регулярно приходит к утренней трапезе. Герцог сам однажды хотел сходить с нею в горы, но с ним она не пошла.
Порой Марк забывал, что ей только шесть лет. Он чувствовал себя с ней на равных. Серьезный и спокойный облик девочки, ее самостоятельность, ясно ощущаемое богатство внутренней жизни выделяли Анну из всего ее окружения. Она была необычна. Но она была скрытна и не хотела, чтобы ее необычность замечали.
Лютню свою Марк доставал изредка и иногда, оставаясь в одиночестве, все же пел. Перебирая струны лютни, вполголоса, для себя, просто думая стихами вслух. Он уже не мог, как раньше, раскрывать свою душу перед людьми. Но не жалел об этом.



4.

И все-таки он снова стал петь, для единственного слушателя, и этим слушателем была Анна. Вернее, она была не только слушателем. Марк поразился, услышав, как она играет на лютне.
Они сидели вдвоем в его комнате, был ясный весенний день. Анна вдруг знаком попросила у него его лютню. Она была бережна, и Марк доверил ей инструмент. То, что она сыграла, оказалось короткой прелюдией, скорее всего, импровизированной, потому что Марк еще никогда не слышал таких необычных мелодий. Чем-то даже эта музыка напоминала его собственную, пришедшую из магического мира.
-Откуда ты взяла это, Анна? – спросил Марк. Но девочка только смотрела на него с безмолвной улыбкой. «Тебе нравится?» - как бы спрашивала она.
«Должно быть, ее учили играть», - подумал Марк. Сам он начинал заниматься на лютне года в четыре. «Но кто мог научить ее именно такой музыке?..»
Анна протянула ему лютню. Марк взял инструмент несколько неуверенно. Он понял, что девочка просит его что-нибудь спеть, но не знал, сможет ли он. Он не то чтобы отвык, но не желал возвращаться к скорбным мотивам при ней, чтобы ее не расстроить. Но он чувствовал, что скорбь его теперь изменилась, превратившись в глубокую печаль, и в этой печали уже не было такой тяжести и такой боли.
Он вспомнил старинное предание своего рода, и запел, перелагая легенду в формы поэмы. До сих пор он пел спонтанно приходившие ему баллады или поэмы о никому не известных, вымышленных героях, пел лирические подобия печальных элегий, изливавшиеся глубинным потоком. Он еще не пел ничего о своей жизни.
Он пел об основателе рода Альмандинов, которого, как и старшего брата Марка, тоже звали Микаэль, пел о его любви и его битве. О том, как была объявлена война темному Конраду, война света против тьмы, и о том, как Микаэль погиб в сражении, завещав своему сыну Артуру оружие света. Кровь его застыла в каменной чаше, естественном углублении скалы, превратившись в темно-красный с фиолетовым отливом гранат-альмандин, и в жилах всех восьми поколений Альмандинов, из которых Марк был последним, течет та же кровь…
Он вспоминал историю рода, но своей собственной жизни он вспоминать не хотел, и потому прервался, замер на полуслове, и голос его постепенно снизился в шепот. Осталась одна музыка, один минорный аккорд, отдавшийся в стенах комнаты резонансом. Анна смотрела на него серьезно и как-то торжественно. Марк замечал, что за окном уже стало темнеть, так долго он пел, совершенно забывшись, но если бы Анна не слушала, внимательно, тихо, сама приобщаясь к легенде и тем помогая ему, он ничего бы не смог. Он знал свойство собственного голоса замолкать, когда его не слышали, и это свойство тоже было магическим.
Анна все смотрела ему в лицо, тепло и дружелюбно, совсем по-взрослому. Он ясно ощущал ее сопереживание ему. Оттого в комнате будто изменилась вся атмосфера, став естественным вместилищем сообщения двух душ. И тогда Марк заговорил.
-Это не легенда, это правда, - сказал он. – Но ты можешь считать это сказкой. Действительно, существует много миров, и каждый человек – это мир. Действительно, где-то существуют волшебники, и странные существа, и другие планеты. Существуют хранители мест и людей, и многое, о чем мы даже не догадываемся. Оно проявляется в нас, сквозь нас и вне нас. Мы порой сами не понимаем, что с нами происходит, открываем в себе нечто и удивляемся ему. Я думал, что навсегда останусь наедине со своим страданием, но я начал петь. Это было благом, хоть страдание почти даже не уменьшилось. Я пел, и люди хоть и не понимали меня, но все же хотели слушать мои песни. Я думал, что уже никогда не найду себе пристанища, но вот я пришел сюда. Мне казалось, что я уже не смогу петь для людей, я хотел все забыть, но у меня не получилось. То, что однажды раскрылось, уже невозможно вернуть обратно, пока оно само не иссякло. Ведь я не певец. Я был воином, магом. Я не артист, я волшебник. – Марк улыбнулся, и девочка улыбнулась ему в ответ. «Понимает ли она меня?» - подумал Марк.
Он рассказывал ей о стране, где родился, о былых сражениях, вспоминал старинные притчи и сказки из тех, что слышал в своем детстве. Говорящие, чуть расширявшиеся от восхищения глаза девочки не отрывались от его глаз, и он следил перемены выражения ее лица. Он рассказал ей древнюю сказку, одну из своих любимых, об орле, летящем к солнцу, и его брате. Тогда Анна подошла к нему ближе, совсем близко, и снова стала гладить его по волосам, как тогда, в первый раз, и он взял ее к себе на колени. Он вдруг незаметно для самого себя стал говорить о своей битве с Конрадом, о том, как маг заколдовал его, и о женщине, спасшей его ценой собственной жизни. На минуту проснулась прежняя боль, Марк перевел дыхание, но он чувствовал теперь свое освобождение от прошлого, хоть навсегда сохранял о нем светлую память. Он взглянул в лицо Анны и поразился. Может, это было следствием наступившего полумрака, но на минуту он вновь увидел в ее лице лицо спасшей его тогда женщины, и решил, что это произошло с ним под впечатлением от собственного рассказа. Он замолчал, и они долго сидели в тишине, глядя, как на небе в темном окне проявляются звезды.
-Уже поздно. Тебе пора спать, - сказал Марк Анне. – Я потом еще много тебе расскажу. Идем, я провожу тебя в твою комнату.
-Ты хочешь, чтобы я посидел с тобой перед сном? – спросил он Анну, потянувшую его за собой в комнату, но она подошла к своей кровати и вынула из-под подушки небольшую вещицу. Это была самодельная кукла с золотистыми волосами, такими же, как у Анны, и в похожей на ее собственную одежде. Анна протянула ее Марку, и Марк ощутил, что это не просто игрушка. «Возьми ее себе», - дал понять ему строгий, но нежный взгляд девочки.
-Ты хотя бы понимаешь, что делаешь? – спросил Марк. Но Анна кивнула в ответ и только сильнее прижала ладонь Марка, в которой он держал куклу, к его груди.
-Нет, Анна. Ты понимаешь, что если бы эта вещь попала в злые или просто неосторожные руки, тебе бы грозила смерть?
Анна снова кивнула, не отнимая своей руки от рук Марка. «Я доверяю тебе. Ты сохранишь», - говорили ее глаза.
-Хорошо. Я буду хранить, - сказал Марк. – Спасибо тебе.
«В этом мире нет волшебства, - подумал он, - и, в конце концов, материальный предмет можно легко лишить всякой силы. Но всё равно. Теперь я тем более в ответе за ее жизнь».



5.

Было преддверие Нового года. Анне недавно исполнилось семь лет. За эти несколько месяцев она сильно вытянулась, и еще более серьезными стали на удлинившемся лице ее и без того недетские глаза. Анна показала Марку свое собрание камней и корней, и Марк все более удивлялся: «То, что она делает, слишком похоже на примитивные формы волшебства. Откуда в ней это?»
В самый Новый год в замке собралось много гостей. Никого из них Марк не знал, что позволило ему уединиться у себя. Он все еще избегал шумных сборищ, и тем более не хотелось ему, чтобы, чего доброго, его просили на них петь, особенно в новогодний праздник. Наступила ночь, он думал, что Анну уже уложили спать, хоть пиршество должно было длиться до утра. Марк зажег свечи и взял со столика у изголовья кровати толстую, потрепанную книгу. Это было собрание местных сказаний, записанных придворным поэтом во времена прадеда нынешнего герцога. Что-то было Марку уже знакомо, что-то касалось родословной герцогов Килленских, и Марк решил, что когда-нибудь попросит у герцога Эдгара историю его семейства. Как оказалось, он совсем не знает, что представляют собой люди, к которым он попал. Во дворе стали устраивать фейерверки, и Марк оторвался от книги. Он лишь случайно услышал слабый, но настойчивый стук в дверь.
Марк открыл дверь и увидел Анну. Она была в теплом плаще, будто собралась на улицу, и, протянув Марку его собственный плащ и лютню, время от времени оглядываясь с загадочным выражением, она повлекла его за собой. Когда они вошли в ее комнату, Марк увидел два собранных мешка на полу. Анна забрала у Марка лютню и знаком попросила его взять эти мешки, они были не тяжелы. В темноте и праздничной неразберихе они легко пересекли двор и вышли за крепостные стены. «Куда мы идем?» - спросил Марк. Анна, обернувшись, показала направо. По правую руку чернел лес.
Марк давно уже убедился в храбрости Анны, но не знал, насколько хорошо она ориентируется в лесу ночью, и потому старательно запоминал дорогу, которой они шли. Слева остался родник, уже миновали реликтовую сосну с двумя вершинами. Он понял, что Анна ведет его к россыпи валунов, каждый из которых был выше человеческого роста, валуны плотно смыкались, и между ними давно образовался небольшой, незаметный грот. Марк знал это место, оно нравилось им обоим. У грота Анна остановилась, и Марк тоже опустил на землю мешки.
Марк еще не был здесь ночью. На небе светил новорожденный серп Первой луны, звезды слабо мерцали, валуны поднимались темной громадой, лес, оставшийся позади, глухо шумел. Марк знал, что где-то далеко впереди снова начнутся леса, а еще дальше будут горы. Валуны будто прикатились с тех самых гор, давным-давно, а потом там, где они катились, выросли сосны. Валунам приписывали почти человеческий характер. Считалось, что они специально выбрали именно эту поляну, и Марк чувствовал, что это действительно было место силы. Люди опасались подходить к валунам, но только не Марк с Анной, и для Анны грот был излюбленным местом для игр.
Анна развязала мешки. Марк увидел, как она стала доставать коряги и камни, те, что когда-то сама собрала и хранила у себя, и стал ей помогать. Она расставила их все в гроте и вынула из мешка связку толстых свеч. Свеч было двенадцать. Анна зажгла их перед валунами. На родине Марка на двенадцати свечах в новогоднюю ночь гадали о том, какими будут двенадцать месяцев года, может, и здесь так гадают, подумал Марк. Анна осторожно вынула из футляра его лютню. Марк взял инструмент и устроился с ним на небольшом камне, и задумчиво, сначала тихо, начал петь.
Он почувствовал, как отозвались духи этого места, как пробудились стражи валунов, как фигурки из камней и корней, спрятанные Анной в гроте, будто обрели душу. Это было приношение, дарами и пением, и духи благодарили за него. Духи говорили, что отныне и Марк, и Анна становятся здесь желанными гостями и могут черпать на этом месте силу. «Спасибо духам места, - сказал Марк, - но этой ночью нам ничего не надо, мы только можем вместе справлять праздник». Духи обратились к Анне, и Марк не знал, что они ей говорят, но видел, что она их слышит. «Анна не пожелает злого, - подумал Марк, - но все же надо быть осторожнее». – «Почему ни ты, ни девочка ни о чем не просите?» - удивленно обратились к Марку духи. Марк улыбнулся с облегчением. Анна подошла к нему. «Нам пора», - знаком показала она. – «Анна, попроси у духов, чтобы они помогли тебе обрести дар речи», - сказал Марк. Но Анна отрицательно покачала головой и потянула Марка за собой.


6.

Марк пытался пробудить в Анне речь, но она сопротивлялась ему в этом, и он не понимал, почему. Однако ему пришлось оставить все попытки научить Анну говорить. Анну не угнетал ее недостаток. Более того, молчание, как ни странно, давало ей определенное преимущество. Она могла не отчитываться ни перед кем в том, что она делает, куда ходит и о чем думает. «Но ведь невозможно вот так избегать всякого общения с людьми, - говорил ей Марк. – Когда-нибудь тебе захочется раскрыть свою душу другому человеку, и что ты будешь делать?..» Но Анна на это только улыбалась. «Ты ведь меня и без слов понимаешь», - читал Марк в ее улыбке.
«Ты дочь герцога, - говорил ей Марк. – Ты вырастешь, выйдешь замуж, станешь знатной дамой… Это все налагает определенные обязательства. Как ты будешь распоряжаться своей долей наследства? Как будешь отдавать приказания слугам? Как будешь говорить с равными по происхождению? Думаешь, чужие люди поймут твои знаки?..» - Анна оставляла такие вопросы без ответа. – «Тебе надо подумать о будущем», - говорил ей Марк, но Анна спокойно смотрела ему в лицо и ждала, когда он сменит тему разговора. Марк даже видел, что, умей она говорить, она сказала бы ему только: «Не беспокойся».
Тем не менее он пришел с Анной в согласие по поводу присутствия на отдельных светских церемониях, проходящих в замке. Когда устраивались балы, или состязания в каком-нибудь из видов искусства, или же герцогов посещали знатные гости, Анна и Марк приходили в зал и садились среди гостей, стараясь не особенно выделяться. Герцог не раз хотел посадить дочь рядом с собой, но Анна уходила от него и терялась в толпе, и когда празднество начиналось, герцог не мог ее найти. Герцогиня Маргарита посоветовала герцогу не настаивать, и герцог только глазами находил дочь среди присутствующих и издалека приветствовал ее.
Начиналось состязание певцов и музыкантов. На эту церемонию приехало особенно много участников, то были и пожилые, многое повидавшие на своем веку барды и сказители, и совсем юные менестрели, порой певшие под окнами знатных дам по приказанию господ. Юношей было больше. Пожилой и умудренный человек со временем теряет интерес к соревнованиям, у него появляются в жизни другие заботы, и старые барды были скорее почетными гостями и снисходительно смотрели на молодых. Среди последних выделялся Паоло, юный герольд герцога. Артистическая, приятная внешность и изысканные манеры делали его всеобщим любимцем. У него был достаточно высокий голос редкой красоты, мягкий и глубокий, и когда он пел, слушатели не могли скрыть своего восторга. Наверное, он победит, думали многие.
Его соперником в состязании оказался зрелый, опытный человек, Харальд-рыцарь. Харальд был красив мужественной, благородной красотой воина, его черные глаза порой загорались суровым огнем, голос был ниже, чем у Паоло, но не менее глубок, и на низких нотах звучал бархатистым тоном. Если Паоло казался серебристым эльфом, то Харальд выглядел богом войны, героическим духом, хоть и спокойным и величавым на вид, но полным скрываемой мощи.
Противоборство этих двух людей выглядело захватывающе. Паоло можно было сравнить с тонким солнечным лучом, а голос Харальда иногда звучал громовыми раскатами. Это было противостояние разума и стихии, и хоть Паоло был еще очень молод, он постепенно одолевал этого духа войны, грозного и могучего, и Харальд, как ни странно, сам покорялся, и интонация его делалась мягче, а в бороде проскальзывала улыбка. Его песнь от этого только выигрывала, становясь все более одухотворенной и возвышенной, и Паоло снова становилось трудно соперничать с ним.
Харальд сам вышел из состязания, когда перевес был, казалось бы, на его стороне. Он исполнил свою задачу, показал, что значит доблесть и отвага, что значит красота зрелости, и теперь предоставлял состязаться молодым. Он сидел за бокалом вина и с улыбкой наблюдал, а Паоло продолжал петь, становясь теперь уже бесспорным победителем.
Состязание закончилось, слушатели восторженно чествовали Паоло, и герцог подарил ему плащ с гербом, а герцогиня - кристалл-подвеску на цепочке. Все уже хотели переходить к застолью, как Паоло вдруг огляделся и сказал:
-Мы забыли об еще одном певце, присутствующем здесь. Он не вступал в состязание, но если бы вступил, то вполне возможно, что победителем стал бы он, а не я.
И Паоло подошел к Марку.
-Я не буду петь, Паоло, - сказал Марк. Но он видел, что теперь все внимание гостей направлено на него, и что гости ждут. – Я только немного сыграю, - сказал Марк и взял лютню. И хотя множество слушателей внимало ему, он играл только для одного человека, для Анны…


7.

В одну  из ночей Марку не спалось. Он чувствовал смутную тяжесть в душе, как будто где-то что-то происходило. Он начинал бредить, просыпался и смотрел в темноту, ему что-то мерещилось. «Так бывает во время темного нападения», - знал Марк, и в конечном итоге он и вовсе решил не спать, поднялся и зажег свечу. «Если я могу кому-то помочь, пусть будет так», - обратился мысленно Марк в пространство. Он будто увидел темный туннель и бегущую по нему фигурку ребенка-девочки. Марк послал навстречу девочке световой луч, но осторожно, чтобы не задеть ее им, и, различив за спиной у нее темные тени, направил луч на них. Тени покатились во тьму, все перемешалось и исчезло. Марк снова ждал. В эту минуту раздался стук в дверь. Марк пошел открывать, на пороге стояла Анна. Она бросилась к нему, он подхватил ее и посадил к себе на кровать, и плотно закрыл дверь. «Что случилось?» - почти беззвучно спросил он Анну, не отходя от двери, готовый ко всему. Анна остановила его и позвала. Знаком она дала ему понять, что за дверью никого нет. Он сел с ней рядом на кровать, обнял за плечи и прижал к себе. Он уже понял, что она тоже чувствует тьму.
И он понял, что девочка в темном туннеле в его видении – это Анна. Что она обратилась к нему за помощью. И что это не просто детский ночной кошмар. Битва продолжалась, и это была настоящая битва, похожая на те, что он испытывал раньше. Место, стены замка герцога Эдгара здесь не имели значения.
Он не знал, видит ли Анна то же, что видел он. Он видел волнующуюся стихию. Кто-то возмутил планетные недра. «Наверное, будут землетрясения, - подумал Марк, - можно ли с этим что-нибудь сделать?..» - Но он почувствовал запрет и понял, что в происходящее вмешались более мощные силы. Видение стихии отодвинулось на задний план, потом совершенно исчезло, он снова оказался в замке. Он смотрел в лицо Анны и видел ее закрытые глаза, влажные пряди на лбу, девочку била дрожь. Марк попытался настроиться на то, что с ней происходит, и вновь оказался в темном туннеле. Анна стояла к нему спиной, вытянув вперед руки ладонями от себя, от ее ладоней распространялся свет, образуя два луча и полукружие щита. «Она сражается как воин», - удивился Марк, занимая позицию обороны…


Анна около недели лежала обессиленная, и Марк ухаживал за ней. О происшедшем он никому не говорил, зная, что его не поймут. Он только просил герцога послать гонцов в соседнюю область предупредить, что в горных районах могут быть катаклизмы. Герцог попытался выяснить, откуда Марк это знает, но Марк ушел от ответа. Он не был уверен, примет ли герцог к сведению такое известие, но с облегчением узнал, что тот все же отправил гонцов.
Землетрясение затронуло и горы Киллении, но в тех районах никто не жил, потому пострадавших не было. Марку сказали, что все благополучно, еще во время болезни Анны. Герцог заходил к ним справляться о здоровье дочери, герцогиня Маргарита тоже часами сидела у постели Анны, и Марк успокаивал их, что ничего опасного в этой болезни нет. «Она и раньше иногда сутками лежала в слабости, - вспоминала герцогиня, - но не так долго…» - Анна встречала мать слабой улыбкой, но Марк чувствовал почему-то, что девочка предпочла бы остаться наедине с ним…
Ночь битвы с тьмой еще более сблизила Марка и Анну в подобии какого-то глубинного боевого братства. Марк понял, что Анна и раньше порой противостояла тьме и что происходившее ее не страшило, пусть даже она и могла испытывать отчаяние. Но это было отчаяние воина, которое Марк хорошо знал по себе. И все же он за нее сильно тревожился. «Пусть Анна ничего не боится, что само по себе надежный щит, но она только ребенок, - думал он. – Детский организм слишком слаб и уязвим, детское сознание еще не обрело устойчивости… Такие вещи не для детей, они и не всякому взрослому под силу.  Как бы я желал, чтобы с ней никогда не происходило ничего подобного!..» - И Марк говорил Анне: «Когда такое происходит, старайся избегать этого, уходи от взаимодействия, обращайся к духу-хранителю. И в такие ночи всегда приходи ко мне. Я знаю, что в подобных случаях нужно делать, и сумею тебя защитить. Обещай мне, что придешь». – Но Анна в ответ только улыбалась, и он не мог понять, о чем она думает…


8.

«Наверное, она была бы рада, - порой думал Марк о той женщине, что спасла его и погибла. – Наверное, она благословила бы меня. Ведь я помню легенду о великом святом, который увидел девочку, хоронившую свою мать, и та девочка подбежала к раненой птице, чтобы спасти ее, оставив тело матери. «Для матери я больше ничего не могу сделать, а для этой еще живой птицы могу», - так ответила девочка святому… Живые живут ради живых. И если я остался жить, я помогу живому ребенку и не буду сожалеть о том, что потерял…»
Марк провел в замке герцога уже более трех лет. «Что будет, когда Анна вырастет? – думал он. – Может ли она все забыть, как очень часто забывают взрослые то, чем жили в детстве? Ей уже десять лет, еще года три – и она сильно изменится… У нее будет другая жизнь, она станет взрослой, и, наверное, мне придется уходить. Но все равно, если я могу дать ей хоть немного радости сейчас, в ее детстве, я сделаю это, и пусть ей будет хорошо».
Они часто ходили в лес, на море и уже не раз побывали в горах. Иногда они навещали место силы с большими серыми валунами, где Анна оставила свои камни и корни. После той новогодней ночи Анна больше не собирала их, также как и не играла в куклы. Должно быть, та кукла, что она подарила Марку, была единственной. У валунов Марк изредка пел, но соблюдая осторожность, чтобы не слишком возбуждать духов этого места. Он знал, что духи поляны, если их разбудить и направить, легко способны снести с лица земли как прилежащие к замку деревни, так и сам замок.
В горах тоже попадались загадочные места, пещеры, ущелья или камни. Марк нашел один камень, похожий на большой, указующий в небо палец, вокруг которого концентрировались энергетические поля. Также обнаружилась пещера, обладавшая благодатной, мягкой атмосферой, вокруг пещеры цвел вереск, а сама она имела отверстие почти в самом центре свода, и сквозь него в ясные дни пробивался солнечный луч. Анна чертила на полу пещеры какие-то знаки, и луч скользил по ним, меняя угол наклона в разное время суток. Марк заинтересовался этим явлением и однажды долго стоял под падающим сверху лучом, перемещаясь вслед за ним, пока луч окончательно не ушел из пещеры. Он начинал видеть странные вещи, но они исчезали из памяти, как только он открывал глаза. В какой-то момент он даже почувствовал себя вне тела, в пространстве среди звезд, но не устоял на ногах и вышел из зоны действия луча, придя в себя уже на полу. Анна сидела рядом и поддерживала его голову, потом указала на луч и отрицательно покачала головой, давая понять, что под лучом находиться не следует.
Во время одного из походов по горам они попали в сильную грозу. Воздух наполнился электричеством, молнии били прямо над горными вершинами и стремительно падали в ущелье, рядом с которым стояли, прижавшись к камням, Марк и Анна. Девочка восхищенно провожала молнии взглядом, но Марк начинал тревожиться и думал об укрытии. Наконец они нашли небольшую пещеру, от стен внутри пещеры шел пар. Оба вымокли до нитки, и Марк начал снимать верхнюю одежду и посоветовал Анне также снять плащ и верхнее платье, чтобы просушиться. Анна стыдливо укрылась от него за выступом камня, и Марк сам отвернулся и увидел темный узкий проход, трещину в стене. «Я скоро вернусь», - не оборачиваясь сказал он Анне и пошел в проход.
В проходе было темно, но впереди слабым серым пятном просвечивал выход наружу. Недалеко от выхода, там, где свет ложился на край стены, Марк заметил на камне фигуры странного рельефа и понял, что те выступы, которых он касался, скользя пальцами по стенам прохода, тоже были рельефом. Он вернулся немного назад, в темноту, и попытался ощупью понять, что высечено на камне. «Драконы и тигры», - догадался Марк, восстанавливая картины перед внутренним взором. Это было изображение древней битвы, где люди сражались, летая верхом на драконах, больших птицеобразных ящерах с кожистыми крыльями. У выхода на свету можно было различить, что фигуры рельефа окрашены охрой. «Туннель героев», - подумал Марк, припоминая одно из древних сказаний.
Впереди на площадке, по центру стояло сооружение, похожее на каменный стол, окруженный отдельными пальцеобразными камнями. Место было совершенно сухо, будто гроза миновала его, хотя вокруг еще громыхал гром и шел дождь. Волос Марка коснулся ветер, будто поднявшийся из центра площадки, гром и ливень отдавались здесь странным эхом, и само пространство сильно вибрировало. Марк отступил обратно в проход. Законов этого места он не знал.
Он вернулся в пещеру и увидел, что Анна спит, свернувшись калачиком в каменном укрытии. В пещере было тепло, белесый пар от стен не создавал духоты, и, не чувствуя ничего враждебного, Марк устроился на камнях и неожиданно для себя задремал.


Ему снились драконы и тигры в боевых панцирях, гигантские свирепые кошки, оседланные древними воинами. Он сам летел на драконе, направляясь к высокой башне в виде шпиля, ему будто надо было кого-то предупредить об опасности. За ним гнались враги на таких же ящерах, и он должен был незаметно от них ускользнуть. Он укрылся за скалой и повис на выступе каменной стены, а враги все кружили, ища его, и он с драконом был вынужден втиснуться в скальную щель. Враги полетели вперед, надеясь его перехватить, и он осторожно направил дракона кружным путем.
Самой башни враги боялись. Силовые поля отшвыривали их ящеров и тигров, и надо было знать единственный проход и слово, по которому стража башни могла открыть его. Марку открыли проход, и он полетел в коридоре между силовых вихрей к узкому проему в аметистовой стене. Этим фиолетовым камнем были облицованы нижние ярусы башни, но шпиль светился светом алмазно-белым.
Дракон Марка поднимался в верхние этажи и достиг белого каменного балкона. Марк оставил ящера снаружи и вошел в помещение с белыми стенами и высоким потолком, в помещении за столом сидели люди, не более пятнадцати человек, все в странных одеждах, некоторые в доспехах и плащах. Перед людьми была карта, и Марк понял, что они обсуждают план сражения. Один из этих людей обернулся к Марку и поприветствовал его, будто давно ждал. Марк ответил на приветствие и прошел вперед, и тут еще один человек в плаще обратился к нему лицом, и он увидел, что это женщина. Лица этой женщины он никогда бы не смог забыть после той битвы с Конрадом, после той встречи, после того, как она сняла с него заклятие…


Марк вздрогнул и проснулся. «В этих местах когда-то проходили инициации», - догадался он. Он увидел, как почти сразу же после его пробуждения проснулась Анна. Гроза кончилась, но  снаружи начинало темнеть. «Мы не можем оставаться на ночь в этой пещере, Анна, - сказал Марк. – Надо искать другое пристанище». И они нашли укрытие неподалеку.


9.

Однажды они заплутали в незнакомом районе леса и возвращались домой уже под вечер. Дорога шла в густой чаще, Марк рассчитывал, что до знакомой тропы около получаса ходьбы на восток, как неожиданно путь им преградили вооруженные люди. Это были мужчины, похожие на бродяг или разбойников, они окружили их и взяли на прицел из луков, и Марк загородил собой Анну.
-У нас ничего нет и мы без оружия, - сказал он, но люди не опустили своих луков.
-Неужели вы причините зло ребенку? – сказал Марк…
Враждебное молчание этих разбойничьего вида людей становилось тягостным. Но к ним с тыла подъехал еще один человек, и перед ним люди расступились. Тот человек тоже был разбойник по виду, ничем не отличавшийся от остальных, но к нему относились как к вожаку. Он посмотрел на Марка и Анну и сказал своим людям:
-Пропустите. Эта девочка спасла мне жизнь.
Этот случай и особенно последние слова разбойника сильно озадачили Марка. Как и когда могла Анна спасти этому человеку жизнь? Среди местных ходила молва о некоем отщепенце, жившем в лесу со своей бандой, имени его не знали, называли прозвищем Оро. Говорили, он был отдаленным потомком разорившегося знатного рода и пытался наводить порядок по своему усмотрению, в справедливости же этого «порядка» сильно сомневались. Марк был уверен, что именно Оро они и повстречали в лесу. Чего хотел этот человек? Восстановить свои права? Прийти к власти?
Марк пытался что-то узнать от слуг герцога, пробовал завести разговор об Оро с самими герцогом и герцогиней, и пришел к выводу, что в замке говорить об этом не принято. Слуги избегали отвечать на вопросы Марка, герцог Эдгар сверкнул на него глазами и отвернулся, а герцогиня деликатно перевела беседу в другое русло. Что же до жителей деревни, то они могли сказать только, что они боятся Оро, не хотят с ним связываться и не могут ничего сказать, даже если бы и знали. Это был откровенный ответ, при том, что наверняка некоторые из деревенских сочувствовали разбойникам и даже входили в состав банды. «Ты что, собираешься нас защищать от него? – насмешливо говорили мужики. - Не лезь в это дело, каждый выживает как может».
Оставалось только спросить у Анны, но Марк не хотел этого делать. Вряд ли она бы ему что-нибудь ответила, даже если бы и могла, думал Марк. Он не хотел лишиться доверия девочки и решил только быть ее защитником и сам следить за происходящим.
Но Анна сама вовлекла его в эту сторону своей жизни. Анна взяла коней, и они поехали в лес, и глубоко в чаще, на небольшой поляне, которой Марк не знал, остановились и стали ждать. Ждали недолго. Марк услышал сигнал, имитирующий птичий свист, но сумел различить, что это не птица. К ним подъехали люди, в одном из этих людей он узнал Оро. Анна передала ему какую-то записку, и Оро поклонился. Люди скрылись так же быстро, как и возникли, и Марк с Анной тоже повернули коней. «Зачем ты общаешься с этими людьми? – спросил Марк Анну, когда они подъезжали к замку. – Я не верю в благородных разбойников. Это глупо». Анна посмотрела на него долгим взглядом. «И ты надеешься, что я смогу это когда-нибудь понять?» - спросил ее Марк. Анна утвердительно кивнула. «Ты можешь ошибаться», - сказал Марк.
В замке Анна пошла вместе с Марком в его комнату и там взяла со столика книгу истории семейства герцогов Килленских, которую Марк все же попросил у герцога и теперь читал. Она открыла родословную на эпизоде, происшедшем три поколения назад. Это была история о том, как граф Александр Аминт поссорился с герцогом Эдмундом Килленским, что стало причиной разорения и изгнания рода Аминтов. Причина ссоры была пустяковой, и, по всему судя, был неправ герцог, но он был сильнее. «Аминты – опальные предки Оро?» - спросил, догадавшись, Марк. Анна ответила утвердительно. «Ты что, хочешь восстановить справедливость?» - Анна снова кивнула. – «Но Оро не его предок». – Анна повела головой, будто давая понять, что все сложнее, чем представляется Марку.
Оро оказался человеком с остатками чести. Марку довелось общаться с ним в лесу.
-Ты не из местных, - сказал Оро. – На чьей ты стороне?
-Я друг Анны и отвечаю за ее жизнь, - ответил Марк. На лице Оро выразилось некоторое облегчение.
-Я не могу тебе доверять, я тебя не знаю, - сказал разбойник, - но девочке я верю. Пусть даже она дочь герцога, моего врага. Однажды она спасла меня. На меня в лесу напала медведица и едва не выпустила мне кишки. Я лежал полумертвый, и тут появилась эта девочка. Она сумела перевязать мне рану и дала мне своего коня, и я добрался до стоянки. С тех пор, когда на меня готовят облаву, она предупреждает меня.
-Я узнал о твоем существовании сравнительно недавно и еще не слышал ни о каких облавах, - сказал Марк.
-Герцог не распространяется о них, он действует тайно и избегает упоминать обо мне.
-Чего ты хочешь? – спросил Марк. Оро усмехнулся.
-Хочу жить своей жизнью, чтобы мне никто не мешал.
-Я думал, ты хочешь восстановить свои права.
-Нет. Это слишком хлопотно. И это, кроме всего, скучно. Мне достаточно этого леса, здесь я хозяин.
-Мы с Анной уже несколько лет ходим по лесам, но встретили тебя лишь недавно.
-Зато мы за вами следили, - снова усмехнулся Оро. – Правда, следили совсем недолго. Нам хватает и других забот.
Марк внутренне упрекнул себя за невнимательность.
Оро какое-то время наблюдал за ним, потом сказал:
-Ты думаешь, мы жестоки и несправедливы, кичимся своей силой, грабим людей и нападаем на безоружных путников? Чего ты сам хочешь, спрашиваю я тебя?..
-Я мало что знаю и не могу ни о чем судить, - сказал Марк, - но справедливости я действительно хочу.
-О справедливости спроси у герцога, - мрачно отрезал Оро. – Если он только будет говорить с тобой.
-Я знаю эту историю, - сказал Марк. – Герцоги разорили твой род. Потому я и говорил о правах, ты не заметил?..
-Ну вот и всё. – Оро уже явно желал закончить беседу. – После этого ты не можешь меня упрекать. И никто не может.
-Не вымещай свои обиды на неповинных, - тихо сказал Марк. – Это все, о чем я хочу тебя попросить.
Оро посмотрел на него несколько удивленно, среагировав скорее даже не на слова, а на интонацию, и промолчал.

10.

Марк проснулся под звуки лютни, доносившиеся со двора. Он встал и распахнул окно, под его окном сидела Анна и играла на его лютне, которую он вчера вечером забыл у нее в комнате. Услышав стук ставень, Анна перестала играть и обернулась к нему. Он поприветствовал ее, она подошла вплотную к его окну и положила на подоконник лютню. «Сыграй еще что-нибудь», - попросил он ее, и Анна снова взяла инструмент и заиграла.
Марку нравилась музыка Анны. Чем-то даже она напоминала ему, как играла на лютне его мать. Но если в мелодиях матери он слышал ласку и смирение, то у Анны порой прорывался какой-то бунт, необычная для женщины сила, хоть она и сменялась редкой нежностью и задумчивостью. Манера игры Анны была разнообразной и слегка непривычной, она выходила за рамки обычной придворной музыки.
Вчера вечером Марк пел Анне песни, а потом она взяла лютню и стала ему играть. Пока она играла, Марку казалось порой, что у нее вот-вот пробудится голос и она тоже начнет петь, но в комнате звучал только звон лютневых струн. Марк вспоминал различные случаи из их недавнего, общего прошлого, и думал, что если бы Анна родилась в его стране, она могла бы стать волшебницей. Он вспоминал, как они говорили с деревьями и лесными зверями, как общались с силами разных загадочных мест. Анне было двенадцать лет, но Марк начинал понимать, что она с самого начала не играла в волшебство, а жила им. Но у нее не было одного из главных орудий мага, человеческого голоса…
После своего знакомства с Оро Марку стало недостаточно обычного молчаливого согласия с Анной, у Анны была своя жизнь и свои секреты, и многое невозможно было объяснить без слов. Анна сама хотела о многом сказать, и она написала Марку о том, что побудило ее помогать Оро.
«Ты знаешь, он потомок Аминтов, - писала Анна. – Это был древний славный рыцарский род, достойно служивший своему господину и отличившийся в битвах, за что им был пожалован титул. Аминты были вассалами герцогов Килленских, и часть земель Киллении принадлежала им. Ты читал родословную. В родословной нет подробностей происшествия с графом Аминтом, вообще событие как можно более сглажено, с тем, чтобы оправдать герцога, тем не менее летописец был достаточно правдив. Подробности же таковы. Герцог Эдмунд Килленский и граф Александр Аминт однажды вместе охотились в наших лесах. Они и раньше, случалось, были товарищами по охоте и пирушкам, и, по сути, добрыми друзьями. Герцогу нравился прямой и открытый характер графа, нравилась его смелость, и не последнюю роль здесь играла общность интересов. Оба были ярыми вояками и заядлыми охотниками. И вот на той злополучной охоте граф подстрелил оленя. Раненый зверь бросился в чащу, его стали преследовать, псы уже висели на нем, и тут в оленя выстрелил герцог и тоже ранил его, но легко. Олень уже умирал, и охотники собрались вокруг, чтобы добить его. Тушу привязали к шесту, и граф сказал: «Тащите его ко мне». – «Почему это? – возразил герцог. –Его убила моя стрела, твоя только ранила». – «Ну да, как же, - сказал граф, - пойди посмотри». Стрела герцога торчала из оленьей ляжки, тогда как стрела графа попала ему под ребра. «После моей стрелы он упал, и его добили псы», - не сдавался герцог. Граф Аминт только выразительно посмотрел на него и ничего не сказал. Тем не менее оленя передали людям герцога. Вернулись в герцогский замок, разделали тушу и сели пировать, но граф затаил обиду. И когда уже достаточно выпили, зашла речь о славных заслугах обоих родов, герцога и графа. И, говоря о достоинствах своих предков, граф Аминт произнес тост, кончавшийся словами: «Так выпьем же за моих предков, благородных графов, которые, в отличие от некоторых, что пользуются своим положением, никогда не присваивали себе плодов чужих побед!»
Герцог вспылил и заявил, что не будет пить. Слово за слово, и они с графом дошли до взаимных обвинений в государственной измене. Герцог приказал своим людям выставить графа вон, граф Аминт схватился за меч. Произошло побоище, графа ранили, и герцог велел бросить его в подвал. Проспавшись наутро, герцог очень сожалел о случившемся и хотел бы помириться с графом, своим старинным другом, но все возможные пределы были перейдены и множество народа стали свидетелями того, как вассал оскорбил своего сюзерена. Герцог послал людей к графу и предложил тому просить прощения, и тогда, мол, герцог все забудет. Но граф возмутился и отказался, и был готов дойти до новых оскорблений. Герцог все понял. Род Аминтов был лишен вассальных прав, земель и титула, а граф Александр Аминт с женой и малолетним сыном изгнан за пределы Киллении за измену своему господину.
Бывший граф, теперь уже просто рыцарь Александр Аминт, пытался восстановить свою честь и права, только уже перед лицом короля, он достойно сражался в самых жестоких битвах и погиб героической смертью при Вальце, ты знаешь об этой битве, в ней уцелела лишь малая горстка людей. Сын его вырос и тайком возвратился в Киллению, чтобы стать мстителем за отца и свой род, и объявил войну герцогам. Он скрывался в лесах и был грозой этих мест, пока его не убили. После него также остался сын, это и есть тот, кого ты знаешь под именем Оро. Если бы он не был поставлен вне закона, он был бы самый спокойный и мирный человек, хоть и не лишенный отваги, что в крови у всех Аминтов. Мне известен его характер, и в свое время мне удалось повлиять на него, когда он хотел объявить открытую войну герцогу. Он знал, что не победит в этой войне, но родовая вражда была способна лишить его всякого благоразумия.
Сейчас он успокоился и только хочет ни от кого не зависеть. Я даже надеюсь, что когда-нибудь смогу убедить его и вовсе покинуть эти места. Так будет лучше и для него, и для всех. Я не хочу, чтобы его убили, это будет только очередной несправедливостью, что ляжет на совесть и судьбу герцогов Килленских».

На этом письмо кончалось. Марк прочитал эти листы и потом сжег их. Он понимал, что Анна настолько доверяет ему и его опыту, что даже лишний раз не упоминает в письме о том, чтобы он его уничтожил…


11.

Марк вспоминал, как в конце прошлой весны шли дожди. Это длилось недели две почти без перерыва, дожди были теплые и порой переходили в грозы, и тогда дороги, и без того расхлябанные, превращались в реки. Замок герцога стоял на холме, и с него все стекало вниз по каменным кладкам и тропам, и там, проходя насквозь деревни, тонуло в лесных болотах и в море. На морском берегу Марк и Анна бродили, почти не укрываясь от ливня, даже не надевая капюшонов плащей, только изредка забираясь под каменные навесы, скорее просто из любопытства, и дождь приводил их в настроение романтической мечтательности. Волосы Анны отливали жидким золотом, а Марк уж и забыл, что такое сухая одежда. Они оба заходили по колено или по пояс в морскую воду и шли вброд до ближайших к берегу гротов, выточенных волной, и там, залезая на камень, долго сидели и слушали эхо от падения капель дождя.
Марку по ночам стали сниться странные сны. Эти сны тоже были связаны с водой и с морем, может быть, даже с океаном. Обычно он мог в них плыть под водой сколько угодно долго и сохранять при этом способность дыхания. Под водой происходили необычные вещи. Там, внизу, на дне будто строились города, и тогда, смотря вниз, Марк чувствовал себя как птица, парящая над башнями. По дорогам этих городов ходили люди, стены крепостей были окружены пашнями и деревнями, иногда на многие мили тянулись леса, при ближайшем рассмотрении оказывавшиеся водорослями. Водоросли медленно колыхались, и из их гущи выпархивали стайки мелких рыб. Марк не знал, что снилось Анне, и однажды рассказал ей один из своих снов. «А ты что-нибудь видишь во сне?» - спросил он ее. Она написала в ответ только одно слово, которого Марк поначалу не понял: «Бездну». – «Тебе страшно от этого?» - спросил Марк, но Анна улыбнулась и ответила отрицательно.
В одну из ночей Марк ясно почувствовал, будто тонет. Он плыл во сне в море, но не под водой, а на поверхности, вокруг была ночь и тьма без звезд, и Марк не знал, где берег и насколько далеко он заплыл, он ничего не видел кроме слабо мерцавших гребешков мелкой зыби. Но волны стали усиливаться, и плыть становилось все труднее, и Марк не понимал, куда ему плыть. Он уже только боролся с волнами и начал тонуть, как вдруг вспомнил, что это сон. «Я же могу дышать под водой во сне», - подумал Марк, когда его захлестнула и поволокла за собой волна, и он попытался вдохнуть и не смог. Он проснулся от удушья и долго лежал и смотрел в темноте в потолок, слушая шум дождя.
На следующее утро они снова пошли с Анной на побережье. Анна уже издалека увидела причудливую каменную глыбу и указала на нее Марку, с тем, чтобы вместе отправиться туда. Часть пути прошли вброд, вода была чуть выше колена. Глыба и вправду оказалась интересной, с шедшим вдоль всего камня проходом, полным воды. Марк с Анной прошли через весь проход, в некоторых местах вода была Марку выше пояса, и тогда он брал Анну на руки и нес ее. Наконец он посадил девочку на каменный выступ, и сам остановился. Здесь глыба почти кончалась, и начиналось море. Анна вдруг встала на своем выступе, опираясь на камень, прошла несколько метров до выхода в море, сняла с себя отяжелевшее верхнее платье, бросилась в море и поплыла. Для Марка это было полной неожиданностью, он не успел ее остановить. Он также сбросил верхнюю одежду и поплыл за ней, чтобы ее вернуть, но она была уже далеко впереди. «Анна, что ты делаешь?» - крикнул он ей, но она не остановилась.
Когда Марк настиг ее, оба были уже на значительном расстоянии от берега. Анна все плыла вперед и даже не обернулась на него. «Ты что, утонуть хочешь?» - спросил он ее, но говорить было трудно, и ему оставалось только молча плыть рядом. На минуту ему вспомнился ночной кошмар и ощущение удушья, Марк отогнал эту мысль, но в подсознании засело неприятное чувство. Анна плыла уверенно и ровно, и у Марка создавалось впечатление, что она может так плыть сколь угодно долго, тогда как самого его уже начинали оставлять силы. На родине Марка не было моря, и плавать он не привык. Пусть даже он был человеком, умевшим преодолеть себя и задействовать внутренние резервы, но он не знал, сколько это все может продолжаться. «Только бы у нее самой хватило сил», - подумал Марк про Анну…
У него открылось необычное видение. Он знал, что сейчас день, но видел перед собой темно-синюю бездну. В той бездне душа освобождалась и растворялась, и в этом чувстве присутствовала невыразимая глубина. Сознание тонуло в бесконечности вплоть до исчезновения всяких личностных характеристик. Это было слияние капли и целого, слияние в вечности и покое. В этой бездне ум постигал всё.
Марк почувствовал под своей ладонью что-то твердое и очнулся. Прямо перед лицом его темнел влажный камень. Он ухватился за скользкую глыбу и рядом, совсем близко, увидел лицо Анны. Девочка улыбалась. Марк отдыхал, держась за камень, потом огляделся. Они были не так уж и далеко в море. По каменным выступам можно было добраться до берега пешком.
Они долго шли берегом к тому месту, где оставили свои одежды. Сгущались сумерки, и каменный проход был с трудом различим. «Целый день ушел на это плавание», - подумал Марк. Теперь он понимал, что подразумевала Анна под словом «бездна».




12.

С некоторых пор Марк тревожился за Анну и все чаще думал о ее будущем. Он видел, что в девочке пробуждаются силы, которые на родине Марка признали бы магическими. Анна могла общаться с деревьями и животными, с силами мест и природными духами и даже проникать в души стихий. Марку запомнился случай с костром, когда Анна взяла его руки в свои и погрузила их в пламя. Огонь не причинял вреда ни ей, ни Марку. Марк помнил, как то же самое однажды проделал с ним в его детстве его отец, и он чувствовал пламя как ровный и сильный жар, который не обжигал. С тех пор Марк овладел стихией огня, но откуда научилась этому Анна, он не знал.
Анна любила лесные родники и горные водопады, любила ветер, дождь и грозу, молнии и электричество. С особой симпатией она относилась к огню и скалам. На высоте, как видел Марк, она чувствовала, будто обретает крылья, и Марк порой боялся, что Анна бросится в пропасть. Он знал по себе это чувство, когда кажется, будто ты не упадешь, а полетишь. Он вспоминал драконов, на которых летали древние люди, и тосковал по тем временам.
Но в горах с некоторых пор Марк и Анна стали бывать реже. Герцог наложил ограничения на такие прогулки, желая, чтобы дочь больше времени проводила дома. Герцог Эдгар чем дальше, тем меньше понимал свою дочь, видел Марк. И герцог, и герцогиня были больше привязаны к старшей сестре Анны, Миранде, Миранда была им понятнее. Пока Анна была маленькой, к ней еще относились как к младшей в семье и пытались о ней заботиться, но Анна слишком рано показала свою самостоятельность и непривычную зрелость. Домашних держало на расстоянии ее чувство достоинства, и они считали, что завоевать ее расположение нелегко.
Да, Анна была лишена речи, но она могла выражать свою волю взглядом. И с возрастом ее взгляд обрел редкую силу. Анна была способна остановить силой взгляда бешеного зверя. И Марк видел, как в общении с людьми она все чаще опускает глаза, не желая их смущать. «Что будет делать Анна со своими способностями, со своей душой в ее мире, среди этих людей? – нередко думал Марк. – Ее нельзя оставлять, без моей помощи она может погибнуть…»


Однажды Марк и Анна сидели на берегу моря. Приближался вечер, было прохладно и ясно, море глухо шумело. Серо-зеленый оттенок волн предвещал наступление холодов. Марк думал о будущем, будущее казалось ему непредсказуемым, и он собирал силы для ответа на вызов, как воин перед битвой. Он чувствовал, что ждать осталось недолго, и что-то должно вскоре произойти. Этот вечер, спокойствие и ясность природы напоминали ему затишье перед бурей.
Тем не менее он оставался спокоен. Он знал свою способность предчувствовать события, нередко помогавшую ему. Его свойство встречать неожиданности в спокойствии происходило оттуда, а ожидание давало время подготовиться. «Еще рано, - думал он. – Когда еще рано, следует замереть и ни о чем не думать, только наблюдать. Течение событий само приведет тебя к цели». Потому он всецело погрузился в созерцание вечера, понимая, что таких вечеров осталось совсем немного.
Анна сидела рядом на камне и смотрела на волны. По берегу ходили чайки и клевали рачков, порой одна или две из них взмывали в небо и носились там с пронзительными криками, и снова все затихало, и только слабый гул моря длился в тишине. «Я еще не видел ни одного корабля, даже издалека, - вдруг подумал Марк. – На лодках здесь тоже ходить некому, это владения герцога. Герцог не любит моря».
-Анна, ведь кроме нас по этим местам, наверное, никто почти и не ходит, - сказал Марк. – Я еще не встречал здесь людей. Тебе не казалось это странным? Люди будто боятся моря. Я читал в родословной, что семья герцога – выходцы из внутренних земель, там много лесов, но нет морей. Там, где я родился, моря тоже нет. Но я был рад познакомиться с этой частью мира. Знаешь, когда я был ребенком, мне рассказывали о море, о далеких путешествиях на кораблях… Эта жизнь казалась непривычной и захватывающей. Я бы не отказался взойти на корабль и отправиться в дальние страны… Если когда-нибудь это осуществится, ты поплывешь со мной?..
Анна улыбнулась и едва заметно кивнула. «Только, видимо, это будет нескоро, очень нескоро, - подумал Марк. – Если вообще будет…»
-Анна, я не знаю, что будет дальше, - уже серьезно сказал Марк. – Скорее всего, мы так и не увидим ни одного корабля… Но я бы хотел всю жизнь помогать тебе. Безразлично, как. Для этого даже вовсе не требуется находиться рядом. Я бы хотел быть спокойным за тебя…
Может, это глупо, так волноваться. Может, у тебя все сложится и ты будешь жить спокойной и мирной жизнью, как живут, к примеру, твои родители, жить в этом замке или в замке твоего будущего супруга, может, мое беспокойство напрасно, и я хотел бы, чтобы было так. Но меня никогда не обманывал внутренний голос. Тебе будет трудно в этом мире, Анна. Ты должна быть готова к этому.
Анна положила ладонь на его руку, потом легко оттолкнулась, встала и медленно пошла в сторону моря. Марк видел ее силуэт против света, она задумчиво шла вдоль кромки волн, иногда останавливалась, теребила песок носком ботинка… «Наверное, зря я это ей говорю, - думал Марк. – Вот, она даже не хочет слушать. Конечно, она не из тех, кто боится трудностей, но, возможно, еще слишком рано. Но ведь скоро может стать уже слишком поздно…»
Анна наклонилась и подняла что-то с земли, потом обернулась лицом к морю и какое-то время смотрела на волны, но скоро отступила назад и так же медленно, задумчивым шагом вернулась к Марку. Приблизившись вплотную, она постояла перед ним, глядя ему в лицо сверху вниз, потом взяла его руку в свою и вложила ему в ладонь какой-то предмет, небольшой и влажный. Марк раскрыл ладонь и увидел белый морской камень кольцеобразной формы, обточенный водой, и посредине камня широкое отверстие. Анна снова сжала его ладонь с камнем внутри, как бы говоря: «Это тебе». Марк вопросительно смотрел на нее, но лицо ее оставалось серьезным, она отступила и снова села рядом с ним на валун. Марк знал, что в Киллении камни со сквозными отверстиями влюбленные дарят своим возлюбленным…



13.

Вскоре после этого случая в замке стали готовиться к торжеству. Миранде, старшей дочери герцога, исполнилось шестнадцать лет, и она выходила замуж. Супругом ее становился князь обширного княжества на востоке, сосед герцога и давний друг семьи, Леонид из славного рода князей Леарнских. Князь Леонид был в два раза старше своей невесты, ему недавно исполнилось тридцать два года. Миранду он знал еще младенцем и в своей юности нередко возился с нею, так что девушка смотрела на него скорее как на второго отца. Миранде нравился князь Леонид и нравилось, что ее мужем станет зрелый мужчина. Она долго готовилась к этому дню и теперь чувствовала себя счастливой.
Князь Леонид обладал легким характером. Он принял участие в нескольких военных походах, и потом, после смерти отца, взял в свои руки бразды правления в собственном княжестве. Герцог был рад заручиться поддержкой такого сильного соседа и породниться с ним, и восточные земли теперь становились для герцога почти своими. Также герцогу нравился оптимизм князя, его веселость и любовь к пиршествам, это нравилось и Миранде, нравилось даже еще более, чем ее отцу, при том, что кутилой князь не был и в вопросах управления своими владениями сохранял редкую серьезность и ответственность. Но князь умел отрешаться от важных дел, хоть умел при необходимости и сосредоточиться на них, и Миранде с ним не было скучно, тем более что она только вышла из детского возраста. Она наивно хотела тоже править княжеством и вести дом, тогда как супруг ее во многом продолжал считать ее ребенком, нуждающимся в играх.
Торжественная процессия приближалась к воротам замка, и Миранда, счастливая и нарядная, смотрела на нее из окна. Марк с Анной также стояли у окон, но этажом ниже, в зале для церемоний. Там уже собрались гости, и все толпились у окон и на балконах, а слуги торопливо готовились к встрече жениха и отовсюду приносили недостающие стулья и лавки. Герцог выехал навстречу жениху на своем любимом коне, в сопровождении самых верных и отличившихся людей из своей свиты, Миранда же в волнении ждала в своих покоях. После ритуальной просьбы к герцогу и герцогине и разрешения последних князь Леонид должен был сам подняться к невесте и вывести ее в зал.
За этим шла церемония обручения и венчание, долгое и в чем-то даже завораживающее. Невеста плакала от радости, жених улыбался и утирал ей лицо, после церемонии большой князь Леонид взял на руки маленькую Миранду и понес во двор, где они вместе возглавили на конях торжественную процессию и медленно объехали внутренний двор, а гости толпой следовали за ними и выкрикивали поздравления. Вечером в замке начались пиршества, праздничные состязания музыкантов и танцоров, а ближе к ночи загремели фейерверки. Вся Килления уже с утра знала, что старшая дочь их герцога выходит замуж, об этом жителей заранее оповестили герольды, и герцог послал небольшие отряды своих людей объезжать его земли, прославлять новобрачных и герцога и бросать в толпу монеты. Ожидались представления и в отдельных деревнях, но в течение нескольких последующих дней. Все это время в замке будет длиться праздник, а потом супруг торжественно повезет свою молодую жену через Киллению к себе в Леарну.
Миранда, вся в слезах, прощалась с отцом, матерью и сестрой. Анна подарила ей на память друзу кристаллов, найденную в горах, и Миранда обещала, что когда-нибудь приедет еще в эти горы, в эти земли и родной замок, что она не бросает родных и будет навещать их и помнить о них. Миранда уехала, и в замке воцарилась тишина. Герцог знал, что все будут скучать без веселой Миранды, любившей танцы и праздники. Он уединился с герцогиней в своих покоях, и они вдвоем пили вино и вспоминали свою молодость…
Марк на празднике был только гостем и наблюдателем, тогда как Анне, как сестре невесты, пришлось участвовать в ряде церемоний. И Марк слышал один из разговоров мелких вассалов герцога, говоривших между собой довольно громко и бесцеремонно:
-Вон, видишь, это младшая дочь герцога. Ее здесь все жалеют: она немая. А ведь девушке уже четырнадцать лет. Не повезет ее жениху…
-Почему это не повезет? Герцог богат, он даст приданое, а кто из мужчин не мечтает иметь немую жену? Подумать только, тишь да гладь, никаких тебе упреков, ни крика в доме… По мне, я бы хоть сейчас на ней женился.
-Ну да, ты, ха-ха, тоже мне князь… Съесть-то он съест, да кто ж тебе даст? Нет, братец, ищи себе жену попроще…
Марка передернуло от грубости этих людей, хоть он и знал, что не они одни такие, и имел дело со всякими. Но этот разговор только укрепил его в его созревшем решении…


14.

Он искал Анну по всему замку, но ему сказали, что она ушла за ворота в сторону леса. Марк увидел ее у выхода из крепости, она будто нарочно ждала его там.
-Мне нужно поговорить с тобой, - сказал он ей, - но если ты хочешь побыть одна, я отложу разговор. Только все же не уходи очень уж далеко… Я буду ждать здесь.
Оба знали, что если понадобится, он будет ждать и до ночи, и сколь угодно долго.
Но Анна взяла его за руку, и они вместе пошли по дороге из крепости в лес. Далеко заходить не стали, остановившись у сухого поваленного дуба, и усевшись на этот дуб, Анна вопросительно посмотрела на Марка. Он сел рядом и долго молчал. Наконец он снял с шеи белый камень с отверстием, подаренный ему Анной, и тихо спросил, держа камень в ладони:
-Анна… ты это серьезно?
Анна кивнула и снова медленно сжала пальцы Марка и отвела его ладонь с камнем к его груди. На лице ее не было даже тени улыбки, она не отрываясь смотрела на Марка и ждала, что он  скажет. Марк сильно стиснул камень в ладони, будто боясь потерять, и Анна заметила это движение.
-Знаешь, - сказал Марк, - я тоже люблю тебя, если ты это хотела узнать. Но я никогда не думал, что буду однажды говорить с тобой об этом. Ты не ребенок, Анна, я это давно уже понял. И все же я не знаю, сможешь ли ты понять меня сейчас. Ты знаешь, я считал себя только другом твоим, причем другом-слугой и защитником, и не больше. Я не думал, что ты настолько ко мне привяжешься и даже полюбишь. Я всегда чувствовал свою ответственность за тебя, и сейчас чувствую тем более. Потому что я ничего не могу предложить тебе, связав с тобой свою жизнь, кроме своей жизни, своего сердца и своей души, своей воли и силы. И чтобы согласиться принять это, надо действительно любить именно человека, настолько, чтобы смочь с ним жить. Потому я советую тебе подумать. Это может показаться слишком трудным, не иметь в жизни ничего больше, кроме своей любви.
Он взглянул в лицо Анны и увидел, что она улыбается. Она только приблизилась к нему и обняла, обхватила руками его плечи, с силой, как сам он только что сжимал камень, будто держала в объятиях великое сокровище. Какое-то время они молча сидели так, и Марк чувствовал тепло ее рук и стук ее сердца, и у него не было воли и желания прерывать это молчание, это стало бы насилием над душой. Анна чуть пошевелилась и ослабила свое объятие, хоть и не отпустила Марка, и положила голову ему на плечо.
-Я многого не понимаю, - сказал Марк. – Я, наверное, многого и не смогу понять, и, быть может, я во многом ошибаюсь, но мы нужны друг другу. И я еще тогда пытался сказать тебе, что тебе будет трудно в этом мире и с этими людьми, потому что ты не такая, как они, ты больше принадлежишь моему миру… Ведь это выбор, Анна. Приспособиться к своему окружению или вырваться из него. И для такого выбора нужны силы. Силы нужны, чтобы вынести последствия выбора…
Сейчас тебе может казаться, будто все легко. Но на деле это не легко. Подумай, к чему ты готова и к чему не готова. Я знаю, у тебя сильная душа. Но все же подумай. Не спеши. Потом напишешь мне обо всем, что хочешь сказать.
Марк уже закончил говорить, но Анна не отпускала его, и они просидели в лесу до сумерек…


15.

«Я знаю, кто ты, - писала ему Анна. – Ты мне достаточно рассказал, и если ты думал, будто я не слышу или не верю, то ты ошибался. Я даже знаю, что у тебя есть могущественный враг, и я в полной мере отдаю себе отчет, насколько глубока и страшна эта вражда, но не боюсь твоих врагов. Я знаю, что ты все потерял, дом, семью, любовь, что ты скитался до того, как пришел сюда, - что с того? – я люблю тебя и хочу быть с тобой, и у меня здесь тоже ничего нет. Ты прав, я не смогу жить в этом мире. И не смогу жить без тебя. Ты мне нужен. Тебе только следует меньше бояться за меня. Я давно все продумала, и все далеко не так трудно или опасно, как тебе представляется.
Я бы предпочла уйти отсюда. Но мне не хочется ссор и ненависти. Все же родные меня любят и они много мне дали, и быть неблагодарной к ним я не хочу. Нам с тобой нужно пойти и поговорить с ними. Не знаю, чем это закончится, за последнее время я сильно от них отдалилась, но мне не хочется причинять им боль. Пойдем к ним. Хотя бы для того, чтобы попрощаться».
«Уйти отсюда»… а ты сможешь? – думал Марк. – И все-таки ты ребенок, Анна. Ведь это лишь бунт подростка против своего окружения. Напрасно я вообще говорил с тобой. Ты не понимаешь, что делаешь».


Он вернул Анне написанный ею лист и спросил:
-И что будет, если мы с тобой отсюда уйдем?
Анна потянула к себе чистый лист и перо и написала:
«Я буду говорить с тобой».
-Мы и так с тобой говорим, и ты замышляешь какие-то фантастические вещи.
Анна вздохнула с явной досадой, весь вид ее показывал: «Ты меня не понял».
«Доверься своей судьбе, - написала она. – Ведь ты умеешь».
-Чудес не бывает, Анна, - сказал Марк. – Я волшебник, и потому прекрасно это знаю. Ты говоришь, надо пойти к твоим родителям? – да, действительно надо. И мы это сделаем. Скажи мне, когда будешь готова, и мы пойдем. Я попробую им все объяснить…


Но прошло еще около двух недель, прежде чем они пошли к герцогу и герцогине. Должно было случиться некоторое событие. Марк стал понимать, что без этого события он не смог бы решиться до конца…


Однажды ночью Марк проснулся от кошмара. Он чувствовал, будто снова наполовину превращен в камень, и не мог физически двигаться, даже когда полностью проснулся. Кошмар скатывался тяжелой черной пеленой… Он давно не думал о Конраде. Если бы Конрад был среди воплощенных, между ними продолжалась бы связь, но Марк не чувствовал этой связи. «Должно быть, он ушел отсюда, - думал Марк. – Может, там ему просторнее…» Но ему не приходило никаких известий о действиях Конрада, хоть он в любой момент был готов воспринять их. «В мире существует множество сил, - думал Марк. – Наверное, Конрада сдерживают. Иначе я бы понадобился». Марк был уверен, что когда в нем будут нуждаться, ему дадут об этом знать.
Но после того сна Марк задумался. Кошмар еще не был знаком, он был только воспоминанием, понимал Марк. Но он теперь почти постоянно думал об Анне, и снова начал тревожиться. Что, действительно, он может ей предложить? Бесконечные скитания, бездомную жизнь? Или, чего доброго, войну с Конрадом?.. Но он уже понимал, что Анна без него здесь погибнет, так, может быть, будет лучше, если она погибнет с ним, как ни жестоко это звучит… - «Нет, - подумал Марк, - я так не могу. Я пойду к Камню Молчания…»
Марк отчетливо с самого детства запомнил этот черный заостренный обелиск, похожий на направленный в небо меч. Когда ему было лет десять, они с отцом ходили в тех местах и видели этот Камень Молчания, стоящий на голом глинистом холме. Отец сказал тогда, что возложив руки на этот камень, маг может отказаться от своего магического дара…
«А долг? – подумал Марк. – Я не могу прекращать сопротивления Конраду, пока я жив. Может, лучше совсем отказаться от всякой связи с людьми и прежде всего с Анной и уйти отсюда одному… и самому найти Конрада и вызвать его на бой, и тогда… Это безумие, конечно, я не смогу его одолеть. И я не знаю, где он. Но не все ли равно?..»
Марк лежал без сна до утра в состоянии отчаяния, но с первым проблеском солнца в его сознание пришла мысль. Он вспомнил место силы в горах, то, где была пещера, каменный стол, окруженный менгирами, и проход в скале, что он окрестил «туннелем героев». Тогда в пещере ему было видение, которого он не рассмотрел до конца. «Мне нужно пойти в то место, в ту пещеру, - окрепло в нем решение. – И мне нужно пойти туда вместе с Анной…»


16.

-Анна, нам надо сходить в горы, - сказал Марк. - И это будет не совсем обычная прогулка. Ничего опасного в ней нет, надо только сосредоточиться. Мы уже были в тех местах, и дорогу я помню.
Они решили ехать верхом, чтобы добраться до места к вечеру. Передав своих лошадей слуге, чтобы он ждал в долине, Марк и Анна углубились в горы. До захода солнца оставалось около трех часов, когда они достигли пещеры.
-Ты помнишь это место? – спросил Марк. Анна кивнула. – Пойдем, я покажу тебе одну вещь.
Он повел Анну в проход. Они прошли его насквозь и остановились, глядя на площадку с каменным столом. Марк заметил, что Анна тоже почувствовала силу этого места и не спешит выходить наружу, на саму площадку.
-Этот каменный стол и менгиры связаны с одним строением древности, - сказал Марк. – Они в точности повторяют зал совещаний в светящейся белой башне, что я видел, когда мы с тобой заснули в пещере в грозу, и я уверен, что та башня действительно существовала. Может, ты сама видела ее или еще увидишь. Пойдем.
Марк вернулся в проход, но Анна тоже, как и он сам в первый раз, заметила рельефы на стенах, и они пробыли в проходе довольно долго, прежде чем Анна рассмотрела все, что хотела рассмотреть. Марк не торопил ее, напротив. Он пытался понять, что она видит и чувствует, как воспринимает атмосферу места, но у него сложилось только смутное ощущение. Иногда ему казалось, что Анна видит и понимает больше него. Анна вышла в пещеру первой, тогда как Марк еще задержался у одного из рельефов. Спешить было некуда и незачем. Силы места принимали их.
В пещере было уже довольно темно.
-Я специально не взял ни свеч, ничего, - сказал Марк. – Я не хочу разводить здесь огня. Это лишнее. Это пещера снов, и здесь снятся сны-предсказания, сны-ответы… Я не знаю, что ты видела здесь во сне в прошлый раз. Тогда мы не стали оставаться здесь на ночь, потому что силами таких мест нельзя злоупотреблять. Но сейчас, я думаю, в этом возникла необходимость, потому что возникли вопросы… Ты согласна провести ночь в этой пещере?.. Да, я знаю, - увидел он ее утвердительный ответ, - иначе я не привел бы тебя сюда… Скоро наступит ночь. Спрашивай у этого места обо всем, о чем хочешь спросить…


Марк снова летел на драконе к белой светящейся башне. Войдя в зал совещаний, он теперь уже лучше рассмотрел обстановку и стоящих у стола людей. И он услышал короткую негромкую фразу, обращенную одним из мужчин к женщине, так похожей на его спасительницу, мужчина назвал ее по имени, которого Марк не разобрал, и сказал:
-Вот твой гонец.
Женщина стремительно обернулась, и Марк увидел ее чуть расширившиеся от волнения глаза.
-Ит, ты цел?
-Да, благодарю вас, госпожа, - ответил Марк, различив, что его тоже назвали по имени. Ему был странно знаком этот энергетически насыщенный слог.
-Ты из крепости? – обратился к Марку один из мужчин.
-Из крепости. Они все-таки объявили войну. Крепость осаждена.
-Сколько их?
-Тысяч двенадцать, - пока. Около восьми тысяч пехоты, три тысячи тигров и еще тысяча на птериксах. – Птериксами называли крылатых ящеров, и дракон Марка тоже был птериксом, Марк понял это, когда произнес само слово. – Они ожидают подкрепления, - добавил Марк.
-Крепость не выдержит, - сказал другой мужчина.
-Крепость будет держаться, и за это время вы подготовитесь к битве. Мы будем сражаться до последнего человека. Иного выхода нет.
-Да, иного выхода нет. Сколько может продержаться крепость?
-Наверное, еще около недели.
-За неделю можно многое сделать.
-Берегитесь лазутчиков. Враги уже пытаются проникнуть в ваши места. Мы не можем за ними следить. Вы видели, что меня преследовали трое на птериксах?
-Да. Одного из них мы взяли в плен, двоих убили.
-Хорошо. – Марк достал и протянул мужчине плотный свиток. – Здесь карта, пояснение к ней и послание. Это мне было велено вам передать. Благодарю вас, господа, мне пора.
-Спасибо. Удачи тебе.
Марк поклонился и хотел идти, но женщина подошла к нему и встала рядом.
-Я лечу с тобой.
-Не надо, госпожа, - сказал Марк. - Вы погибнете.
-Ты тоже, - ответила она на это. – Потому я лечу с тобой.
На балконе на полпути к своему ящеру Марк остановился.
-Вам не надо лететь в это пекло, госпожа, - сказал он женщине. – Если бы вы только видели, что там творится. Нас могут убить уже на подступах к крепости.
Но она ничего не ответила и первой села на дракона.


«Почему она летит сейчас со мной на верную гибель? – думал Марк. – Что она может? Задержать продвижение вражеского войска? Но это не под силу одному человеку… Кто она, и кто она мне?.. Ведь она из-за меня туда полетела, - чувствовал он каким-то необъяснимым чувством. – В любом случае, у нее был выбор… Только мое появление перевесило для нее чашу весов… А ведь я для нее никто. Я просто воин, тогда как она госпожа и стратег».
Марк уже не видел окружающей обстановки, он слышал одну свою мысль, и мысль носилась бешеным вихрем.
«Та женщина древности – точная копия той, что спасла меня, - думал Марк, - и я чувствую, что я с нею связан. И у нее такие же глаза, как у Анны, и не только глаза… В них – во всех троих – будто одна душа. Я не знаю, что это значит, еще не знаю, но я должен узнать… Должно быть, это преемственность, и Анна дана мне не просто так, между нами нерасторжимые связи…»
Марк снова почувствовал себя в полете на ящере, но увидел рядом с собой не зрелую женщину, а девочку-подростка. Ему показалось поначалу, что эта девочка – Анна, но лицо девочки становилось все более серьезным, все более взрослым, и он снова видел перед собой древнюю женщину, или ту, что спасла его в горах… «Но мы же погибнем!» - пронизало его отчаяние и острое сочувствие к ней…

Пробуждаясь, Марк чувствовал бережное прикосновение рук Анны. Анна стирала слезы с его лица.



17.

Марк задумчиво сидел на выступе балконной стены. «Ничего не прояснилось, - думал он, - и я по-прежнему чувствую все ту же тревогу. Предстоит битва. Битва не на жизнь, а на смерть. И дело не в том, что мне надо отказаться от Анны, но в том, что я должен ее уберечь».
Вчера он рассказал Анне, что привиделось ему в пещере, рассказал, не умалчивая об отчаянии, что он испытал во сне. «А что видела ты?» - спросил он Анну. «То же самое», - написала она, и Марк не стал ее больше расспрашивать ни о чем.
-Мы должны быть вместе, - сказал он Анне, и Анна с ним согласилась.
На завтрашний день был назначен их разговор с герцогом и герцогиней.


-Так ты говоришь, что ты из Альмандинов? – переспросил герцог. Марк кивнул. Он видел, что герцог с трудом ему верит, или не верит вовсе.
-А это правда, будто Альмандины бессмертны? – спросила герцогиня.
-Не знаю, - ответил Марк. – У Альмандинов рождались только сыновья, и они или погибали в битвах, или умирали после смерти своих жен.
-Значит, Альмандины действительно умирают от любви, когда умирают их возлюбленные? – снова спросила герцогиня.
-Да.
-Но ты же не умер, - сказал герцог.
-Не знаю, почему так, - ответил Марк. – Может, потому, что я ее почти не знал и не успел сродниться. Но скорее всего она просто передала мне свою волю к жизни, свою силу жить. Иначе ее жертва была бы бессмысленна.
Герцог усмехнулся.
-До сих пор в этом мире существовало только два сознательно бессмертных человека, - добавил Марк. – Светлая волшебница Элиа с Заповедной Горы и темный колдун Конрад. Это две силы, противоборствующие веками…
-Альмандины, Элиа с Конрадом… - насмешливо произнес герцог. – Это все сказки. Легенды. Лучше бы ты сразу сказал, кто ты и каково твое происхождение.
-Мне что, выдумывать?
-Нет. Что ты можешь дать Анне, если она станет твоей женой?
-Мой дом разрушен, родных у меня не осталось… Я могу служить вам как воин. И я никогда не оставлю Анну. Несколько лет я провел между жизнью и смертью и знаю, что Анну пережить не смогу.
-Нет, вы только послушайте… Ко мне приходит какой-то безродный бродяга и начинает свататься к моей дочери…
-Этот человек прожил в твоем замке восемь лет, - тихо сказала герцогиня. – Твоя дочь привыкла к нему.
-Тем хуже. Надо было давно уже выставить его вон. Ну что ты так смотришь на меня, Анна? Неужели ты, дочь герцога, хочешь стать женой бродяги?..
Анна стремительно подошла к герцогу, во взгляде ее читалась ярость. Она потребовала себе лист бумаги и перо. Марк не знал, что Анна пишет на этом листе, быстро и гневно, не отрываясь, но когда она закончила и герцог прочитал написанное, лицо герцога изменилось.
-Ты что?.. – с какой-то даже беспомощностью произнес герцог. – И это пишет моя дочь?..
Анна все так же яростно смотрела на отца.
Герцогиня хотела взять у мужа злополучный лист и сама прочитать его, но герцог заметил это и смял бумагу, и плотно сжал скомканный лист в кулаке.
-Хорошо, - вдруг сказал герцог. – Вы поженитесь, когда тебе исполнится шестнадцать лет.
Герцогиня изумленно взглянула на мужа. Анна смотрела на отца не отрываясь: «Ты даешь слово?»
-Даю тебе слово, - добавил герцог. Напряжение видимо отпустило Анну, и она отошла. «Два года – достаточный срок, чтобы все изменилось», - подумал герцог…



-Ты что, угрожала ему? – спросил Марк Анну.
«Нет, - написала она, - я просто напомнила отцу один случай».
-Боюсь, это все-таки было угрозой, - сказал Марк, - хоть я и не могу ни о чем судить…
«Ты меня осуждаешь?»
-Нет, я просто ничего не знаю…
Анна сидела за столом и чертила на листе какие-то сложные узоры. «Напрасно ты рассказал им о себе, - написала Анна на том же листе. – Отец не поверил».
-Я не могу лгать, - ответил Марк.
«Нас разлучат», - написала Анна.



«Это было давно, - писала Анна. – Незадолго до твоего прихода сюда. Тогда у меня произошло серьезное столкновение с тьмой, и я сильно болела. Ни отец, ни мать не знали причины болезни. Они испугались, что я могу умереть, и я сама чувствовала то же. Я думала о том, что сказала мне тьма. А тьма говорила, что мне нельзя было рождаться в семье герцога. И тьма была права. Потому я думала о смерти. Но это было бы только потерей времени, и страшной потерей… Я чувствовала твое существование и знала, что ты где-то совсем близко… Отец пытался меня чем-то развлечь. И тогда я указала отцу на одну книгу. Это была книга о любви принцессы и нищего, который потом оказался царевичем. Ты не знаешь этой истории. Юная принцесса полюбила бродячего музыканта. Она упросила короля с королевой пригласить его ко двору, и он услаждал слух владык и придворных своей музыкой… И он тоже полюбил принцессу. Но принцесса и музыкант понимали, что им не суждено соединиться, и оба заболели от тоски. Тем временем на страну пошел войной соседний царь. И король, чтобы предотвратить войну, обещал выдать за него замуж свою дочь, ибо царь был вдовцом. Чужеземный царь увидел, что его юная невеста нездорова, и стал спрашивать, чего бы она желала. Девушка отвечала, что желала бы слушать музыку, что играет ее придворный музыкант, и царь обещал взять в свое царство и ее возлюбленного. Хотели уже играть свадьбу, как могущественный жених узнал об их любви. Вначале он возмутился, но потом убедился, что именно их любовь и невозможность соединиться и была причиной болезни обоих. И убедившись, он отказался от своих притязаний на руку принцессы и решил их соединить. И когда царь выяснял происхождение юноши, тот показал ему свой талисман, который носил от рождения, и сказал: «Это все, что осталось мне от моих родителей». И царь узнал в этом талисмане обрывок свадебной ленты своей покойной супруги. Юноша оказался сыном этого царя, про которого царю сказали, что он умер, едва родившись. Вот такая история. Детская сказка, правда?.. – И вот я показала отцу на эту книгу и написала ему: «Я буду здорова, если ты обещаешь, что разрешишь мне выбрать мужа по моему желанию…» И отец обещал..»


18.


-Кто мог подумать, что она вспомнит эту сказку?.. – бушевал герцог. – Кто мог вообще предполагать, что такое возможно?.. Шестилетняя девочка предсказывает сама себе появление этого нищего, или это совпадение? – и ведь помнит, все помнит… Как я мог такое допустить?.. Как мог не заметить?.. А может, она и не болела тогда, а только прикидывалась?..
-Она болела, - сказала герцогиня.
-Как она могла знать?..
-В болезни и особенно перед смертью люди становятся прозорливыми…
-И надо же мне было такое обещать… Несмышленому ребенку… Ведь кто такой этот ее… бродяга. Ведь он просто проходимец и обманщик, в лучшем случае сказочник и поэт, если только не сумасшедший…
-Он не сумасшедший.
-Ведь однажды она сама это поймет и будет горько сожалеть, ой как будет… Но тогда уже станет поздно. Нет, если только отец желает блага своей дочери, он не может допустить такого… безобразия. Сейчас же выгнать его из замка и из герцогства…
-И что будет? Ты наживешь себе врага в лице собственной дочери? Анна слишком привязана к Марку. Надо сначала сделать так, чтобы она от него отвыкла. Подожди. Должно пройти время. Она сама поймет все свои заблуждения относительно этого человека. Надо только доказать их ей. Ее нужно разубедить, и наверняка это можно сделать. Ей только четырнадцать лет. Она станет старше и сама разочаруется. А ты опять обещал ей…
-Да, Маргарита, обещал. Никогда себе не прощу. Как только я мог обещать?..



На следующий же день герцог приказал Марку отправиться в одну из дальних деревень в составе небольшого отряда, посланного навести порядок в столь отдаленных владениях. Марк повиновался и уехал. Герцог вызвал к себе Анну. Герцогиня присутствовала при свидании отца с дочерью и пыталась всячески смягчить обстановку… Герцог был в ярости и сдерживаться не стал. Он не стесняясь обвинял Марка во всех смертных грехах, хоть герцогиня и пыталась умерить откровенность его выражений. Анна поначалу гневно смотрела на отца, но потом лицо ее стало каменным. Она закрыла глаза и так стояла перед отцом, не выражая ни малейших эмоций, будто не слыша. Герцогу хотелось ее за это ударить, но он все же не мог понять руки на дочь. Герцогиня с трудом утихомирила мужа и убедила его оставить ее и Анну вдвоем.
Когда все утихло, Анна открыла глаза и увидела стоящую перед ней мать. Герцогиня чувствовала, что Анна может заплакать, но девушка быстро овладела собой и теперь уже смотрела на мать вопросительно. Герцогиня Маргарита усадила дочь и дала ей лист и перо.
«Ты нам веришь?» - было первым вопросом Анны.
-Я не знаю, можно ли такому поверить, - честно ответила герцогиня. – Боюсь, что этот человек обманывает тебя. – Заметив вспыхнувшие глаза дочери, она прервалась. – Знаешь, Анна, мужчины довольно часто обманывают женщин и особенно молоденьких девушек, - продолжала герцогиня. – Они могут наобещать им горы золотые и воздушные замки, они могут уверить их в своей любви до гроба и в том, что жить без них не могут, а потом изменить с первой же… встречной. Девушка им верит, а потом оказывается, что им надо от нее только богатство или титул. Как знать, Анна. Отец был груб, но возможно, что он прав, и прав во многом, если не во всем. Разница в вашем с Марком положении очевидна. И не надо на меня так смотреть. Для тебя может быть не важен твой титул, но не для него… Хорошо, Анна. Об этом мы поговорим с тобой после. Ну а что ты сама думаешь обо всем этом?
«Он не лжет, - написала Анна, - и если уж говорить о титулах, то его род будет благороднее нашего. Потому что он именно тот, кем себя называет, хоть я понимаю, что вам поверить в это трудно. Но я его знаю. И знаю, что он не лжет. Однако происхождение Марка для меня не имеет значения, и тем более не имеют значения титулы. Я знаю его восемь лет. И я ждала его. Вы сами не понимаете, что делаете… До сих пор вы доверяли ему. Для такого доверия были основания, и немалые. Мама, ведь ты сама должна понимать, что он за человек. И должна понимать, что для него титулы и богатство значат не больше, чем для меня. Ты же помнишь, его жизнь изменилась с тех пор, как он остался здесь, но ведь он не стремился к этому, напротив. Ты скажешь, что он ничего не имел и бродяжил и что вы его облагодетельствовали, но вспомни, его не раз на его пути уговаривали остаться, остановиться, и он этого не сделал… Какое благодеяние можно оказать тому, кто ни в чем не нуждается? А ведь он действительно ни в чем не нуждался, и сейчас тоже не привязан ни к богатству, ни к дому... Он был мне все эти восемь лет единственной защитой и поддержкой, и единственным человеком, кто меня понимал. Ведь даже вы признавали, что не понимаете меня… Пойми, у нас с ним другая судьба, чем у вас, и у нас с ним общая судьба. И мы будем счастливы своим счастьем. Вы можете возразить, что это он вбил мне в голову какие-то другие понятия, другие представления, заговорил меня своими сказками, и что все это фантазии и бред, - как же мало вы знаете!.. Но вы и не можете знать больше. Простите, что говорю вам об этом, но я понимаю, что говорю... Я сама все это выбрала. Никто не смог бы меня ни в чем убедить. И мне будет плохо, если нас с ним разлучат. Очень плохо. Я не смогу жить.
Вы, видимо, не знаете, что такое любовь. Иначе поняли бы нас. Иначе увидели бы и поверили. Пусть даже вы не такие, как мы. Но вам кажется, что я заблуждаюсь, вы по-своему хотите мне добра, я понимаю это. Но таким способом вы причините только зло. Неисправимое зло…
Не мешайте соединиться тому, что должно соединиться… Я ни о чем больше не прошу…»


Герцогиня взяла это письмо и долго думала над ним. Иногда ей казалось, что за этими строками стоит больше, чем ей представляется. Но в конце концов она все же утвердилась на мысли, что Анна ребенок, и только…



19.

Марк отсутствовал уже около года, никаких вестей от него не приходило и не могло прийти, только короткие и редкие донесения о делах в той дальней деревне сообщали, что отряд еще цел и исполняет свою работу. За это время Анна выслушала от своих родителей достаточно. Герцог все так же ярился, а герцогиня пыталась ей объяснить положение дел как сама понимала, как взрослая женщина объясняла бы неопытной девушке. Анну перестали отпускать в лес и на море, не говоря уже о горах, и она была вынуждена жить в замке и не хотела попадаться на глаза домашним в его коридорах, часто на целые дни запираясь у себя. Из слуг и подчиненных пока еще мало кто знал о семейных баталиях в доме герцога, некоторые только догадывались…
С некоторых пор Анна уже понимала, что не сможет ничего объяснить родителям. Что они не принимают ее всерьез и считают маленькой. Если поначалу она и написала им несколько длинных писем, то потом оставила всякие попытки. Последнее ее письмо было коротким и полным горькой иронии. Она прощалась с родными и уже явно переставала с ними общаться. Мать и отец будто не замечали этого и продолжали свои разговоры, бесконечно тягостные и болезненные для Анны, хоть Анна и сохраняла видимость холодного равнодушия, чем дальше, тем более отчужденного. Такое равнодушие давалось ей нелегко: она все же любила родных.
Однажды поведение дочери привело герцога в изумление: после одного из разговоров, еще вполне мирного, Анна как-то выпрямилась и будто сделалась старше, она посмотрела на отца с выражением величия поистине королевского, как будто сверху вниз, хоть он был намного выше нее ростом. Лицо ее было бесстрастно и спокойно, в нем не было ничего вызывающего, в глазах читалась скорбь, и в то же время в этом лице будто не было ничего человеческого и родственного, перед герцогом стояла какая-то чужая владычица, действительно королева, так, что герцог всерьез оробел. Анна пошла к выходу, не дожидаясь разрешения отца, и герцог долго, ошеломленно провожал ее взглядом.
Убедившись, что разговорами дочь не переубедить, герцог решил прибегнуть к другому методу. В очередную годовщину его свадьбы с герцогиней Анну вызвали в зал. В зале были гости, и герцог сказал дочери, что это сваты. Барон Ольденгард просил руки Анны для своего сына. Герцог уже дал согласие и принял дары, и объявил Анне, что завтра состоится помолвка. Анна ответила на предложение отрицательно, давая понять отцу и сватам, что не согласна. Герцог сделал вид, что этого не заметил, приказал Анне готовиться к торжеству, и отпустил сватов, заверив, что все будет в порядке. На следующий день Анна исчезла из замка.
Герцог объявил розыск по всей Киллении и прежде всего по ближайшим к замку деревням и лесам, и все укорял себя за то, что вовремя не приставил к дочери стражу. Прошло больше месяца, герцог давно уже извинился перед сватами и бароном и те покинули Киллению и вернулись домой, а Анну все не могли найти. Герцог был вне себя и грозился наказать дочь, как только она появится в замке…


20.

На обратном пути Марк отстал от отряда и остановился в одной из деревень не очень далеко от замка. Он уже знал, что Анна бежала и что ее ищут. Он собирался идти в лес и сам искать ее там, но еще не продумал, как будет это делать. То, что герцог возмутится его отсутствием, теперь его уже мало тревожило. «Может быть, Оро что-то знает?» - думал Марк. Он решил, что если не найдет Анну в лесу, то продолжит свои поиски в горах.
Ближе к вечеру Марк углубился в лес и пошел по направлению стоянки Оро. Немного не доходя до самой стоянки он встретил дозорных, двух бродяг, Оро еще не покинул этой стоянки, хоть и собирался это сделать в ближайшее время. Разбойник графской крови встретил его улыбкой полунасмешливой-полусочувственной. «Вот так-то будет иметь дело с герцогами», - сказал Оро и протянул Марку записку. Анна писала, что будет ждать его в горах в пещере с лучом. «Давно ты ее видел?» - спросил Марк у разбойника. – «Да только позавчера», - ответил тот. – «С ней все в порядке?» - Оро пожал плечами, мол, разве можно называть порядком такую жизнь… Марк не стал у него задерживаться и сразу же пошел в горы.
Была уже ночь и Анна спала, когда он вошел в пещеру. Марк не стал ее тревожить и ждал до утра у пещерного входа, глядя на звезды. Он опять пользовался короткой передышкой и собирал силы. Под утро он, устав от бессонных ночей, все же задремал, и проснулся от того, что рука Анны легла ему на плечо.
«Пойди выспись», - показала Анна на вход в пещеру.
-Мы никуда не спешим? – спросил Марк.
«Нет», - показала Анна.
-Здесь спокойно, нас не ищут?
«Нет».
Анна первая пошла в пещеру и повела за собой Марка, и он вошел и там лег и провалился в глубокий сон без сновидений, но сон этот длился не более двух часов. Проснувшись, Марк почувствовал себя отдохнувшим. Все это время Анна почти неподвижно сидела рядом с ним.
-Нам надо поговорить, - сказал Марк Анне после сна. Они вышли наружу, на свет. Марк огляделся и протянул Анне маленький обломок мягкого известняка, которым можно было писать на камне скалы.
-Что здесь происходит? – спросил Марк.
«Отец пытался выдать меня замуж. Я ушла из замка», - написала Анна.
-Я знал, что ты ушла, но еще не знал, почему, - сказал Марк. – Кто был женихом?
«Баронет Ольденгард».
-Он герцогу не страшен… Надо же, твой отец уже и на такой вариант был согласен… Скандал был серьезный?
«Да».
-И как долго ты скрываешься?
«Больше месяца. Я ждала тебя».
-Чтобы вместе бежать дальше?
«Нет. Чтобы вернуться. Ты меня понимаешь?»
-Да, Анна, я понимаю… Я понимаю, что мы именно оба должны вернуться. Что бы нас там ни ждало. Но я боюсь за тебя.
Анна подошла к Марку и обняла его. Они сидели, прислонившись к скале, и слушали ветер. Обоим не хотелось думать о том, что будет.
Марк стряхнул оцепенение первый.
-Ты хотя бы пыталась их уговорить?
«Это бесполезно. Я оставила это».
-Ты слишком непримиримо вела себя с отцом в наш первый разговор с ними. Он наверняка это запомнил.
«Поначалу я не смогла рассчитать свои силы. Потом с этим стало легче. Но сейчас давно уже все изменилось».
-Прости. Я не совсем об этом хотел сказать. Тяжело возвращаться в дом, где встретишь только врагов, и тебе это еще тяжелее, чем мне, ведь они тебе родные… Мне жаль, что я не был с тобой все это время. Но выхода не было. Дорого бы я дал, чтобы только тебя оставили в покое… Трудно сказать, что мы можем сделать, Анна, и чем все это закончится. Мы оба на положении преступников, и то, что надо возвращаться, очевидно. Хорошо, посмотрим, что из этого выйдет… Лучше не будет, но, может, все не так уж и плохо. Ты готова?
«Да».


Герцог встретил их вооруженным отрядом у крепостных ворот. Этот отряд как раз недавно вернулся из леса и едва не разоблачил убежище Оро. Людям герцога не хватило терпения пройти до стоянки разбойников пары верст…

21.


Анну привели в помещение для просителей в замке герцога, и она ждала, когда отец пригласит ее к себе для разговора. К ней был приставлен человек из герцогской стражи, полностью вооруженный и не спускавший с нее глаз, но она и Марк не для того возвращались, чтобы снова бежать. Их разлучили сразу же, на то был отдан приказ, и теперь Анна не знала, где Марк и что с ним.
Герцог нарочно тянул время. Иногда он приоткрывал дверь и смотрел, что делает его дочь, но Анна сидела, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза, и герцог думал: «Спит она, что ли?» Такое поведение дочери чем дальше, тем больше его возмущало.
Наконец герцог позвал Анну к себе.
-Ты меня очень огорчила, Анна, - начал он давно приготовленную речь. – Повторяю, очень. Я думал, что мои дети вырастут достойными людьми и не будут меня позорить, и Миранда в полной мере оправдала мои ожидания, а ты… Я и не думал, что такое возможно в моем доме. Чтобы дочь осрамила доброе имя отца своей непокорностью и потом, мало того, побегом. Ты хотя бы думала, что делала? Теперь про тебя будут говорить все, что угодно, вплоть до того, что ты девица легкого поведения, а про меня – что я плохой отец и никуда не годный правитель и не сумел соблюсти честь рода… Это ляжет пятном на весь наш род, на весь род герцогов Килленских, ты это понимаешь?.. И что ты можешь сказать в свое оправдание?
Герцог видел, что Анна хочет ответить ему, и подвинул ей лист и перо.
«Если бы я не заботилась о чести рода и достойном имени моем и моего отца, я бы не вернулась», - написала Анна.
-Ну да, конечно, - сказал герцог. – Благодарение небу, что в тебе хотя бы заговорила совесть. Так вот, Анна. Я посылаю послов к Ольденгардам, и ты выходишь замуж за баронета. И извиняться перед ними придется и мне, и тебе.
«Никогда. Если ты сделаешь это, то навсегда меня потеряешь. Ты уже дважды давал мне свое обещание. Где твое слово?»
-Ну да, я, не подумав, желая утешить неразумного ребенка… И ты теперь мне об этом напоминаешь и даже грозишь? Глупости все это, Анна. Ты не понимаешь, чего хочешь. Ты не знаешь жизни и не представляешь, что тебя ждет, если ты выйдешь замуж за Марка. Вы оба будете скитаться, как последние нищие, потому что ни приданого, ни наследства вы в этом случае не получите. И благословения я вам тоже не дам. И, чего доброго, твой милый окажется вором и преступником, как уже оказался обманщиком… И хватит. Нечего на меня так смотреть. – Герцог поднялся и стал ходить по залу, не в силах выносить мрачный, яростный взгляд дочери. – Хорошо, баронет Ольденгард тебе не нравится. Но ведь есть и другие достойные и благородные господа… Однако, боюсь, тебе уже не придется выбирать после твоего такого вызывающего поведения… Не желает она, видите ли, выходить за баронета… Ты что, войны хочешь?
В глазах Анны промелькнула ирония. Она прекрасно знала, что Ольденгарды намного слабее герцога и слишком держатся за свои богатства, потому они никогда не решатся воевать.
-Ольденгарды рассержены, - сказал герцог. – И если где-нибудь начнутся беспорядки, то первым пойдет сражаться этот твой… сказочник. И это будет справедливо. Потому что из-за вас с ним все началось.
Взгляд Анны просто ударил герцога, так, что тот отшатнулся.
«Все началось из-за тебя: ты не сдержал своего слова. И сейчас ты просто пользуешься правом сильного, чтобы утвердить свою волю, вопреки справедливости. Вспомни своего деда, герцога Эдмунда, и вспомни Аминтов».
-И ты смеешь мне это напоминать и смеешь так говорить со мной?..
«Отец, - если только ты мне отец, - знай, что я не буду больше бежать, хоть мы с Марком могли легко уйти отсюда, но знай, и пойми наконец, что я тоже живой человек, а не твоя игрушка, и если ты будешь настаивать на моем браке с Ольденгардом или кем бы то ни было еще, а не с тем, кого я сама выбрала, я не стану жить. Прими мои слова серьезно. Шутки давно кончились».
Написанное было подкреплено таким взглядом, что герцог уже во второй раз за все это время семейных скандалов снова почувствовал перед дочерью робость. Но он призвал на помощь всю силу своего гнева и закричал:
-Долго ты еще будешь мне противоречить? Я прикажу бросить тебя в подвал, пока не одумаешься…
Анна в ответ только пожала плечами.


Марка с самого же начала взяли под стражу и так держали в течение нескольких дней, но не в подвале, а в помещении для караула. Герцог даже говорить с ним не стал. Начальник отряда, в составе которого Марк ездил в дальнюю деревню, пробовал за него заступиться, но герцог Эдгар не желал ничего слушать. Дня три прошли в полной неопределенности. Потом, узнав, что Анну заперли в подвале, Марк объявил голодовку.



22.

-Посмотри, Маргарита, - герцог дал герцогине листы, на которых все это время писала Анна. – Вот тебе все результаты наших разговоров за последний год, даже больше.
-Напрасно ты меня тогда не позвал, - сказала герцогиня. – Может, мне еще удалось бы воздействовать на нее…
-Напрасный труд. Моя дочь уж и отцом меня перестает считать. «Если только ты мне отец»… А что я ей, не отец? Растишь их, растишь, а потом вырастают… такие неблагодарные.
-Ты понял, что она готова покончить с собой?
-Глупости. Они все так говорят. Пугают…
-Нет, не глупости. Твоя дочь в подвале, сидит на хлебе и воде, Марк вон уже сколько времени голодает, ты что думаешь, это так просто закончится?
-Если Марк доведет себя до смерти, всем от этого будет только лучше.
-А ты понимаешь, что если Анна узнает о его смерти, то она тоже откажется от своего хлеба и воды? И чего ты этим добьешься? Марк погибнет, Анна погибнет, этого ты хочешь? Они оба из тех, что не отступают.
-Анна этого еще и не сделает, - неуверенно возразил герцог.
-Сделает. Она тебе ясно дала понять. И она к своим словам относится серьезно. В отличие от… тебя. Как можно быть таким легкомысленным, Эдгар? Анна мне дочь и я ее мать, и мне приходится выносить, что моя дочь сидит в подвале… У меня болит душа, Эдгар.
-Маргарита… - Герцог беспомощно смотрел на жену. – Но что же нам делать?..
-Я предлагаю сделать вот что, - герцогиня видимым усилием привела себя в спокойное состояние. – Надо объявить состязание между теми, кто претендует на руку Анны. Таковые найдутся, и пусть они даже будут не так уж знатны, это не столь важно. Марку тоже не надо запрещать участвовать в этом состязании, пусть покажет, на что он способен… Это будет серьезный рыцарский турнир, по всем правилам, и кто победит, тот и станет мужем твоей дочери. По крайней мере, это будет честно. А Анна, она посмотрит на рыцарей и господ, и, может, сама полюбит кого-нибудь другого. Ведь что она видела, безвыездно сидя в своем замке… Я даже уверена, что она изберет себе в мужья какого-нибудь достойного человека, и ей не надо препятствовать в этом, наоборот. Если даже он и не победит на турнире, все равно можно будет устроить их брак, коль жених придется по нраву и ей, и нам. Ты же любишь свою дочь, и мы все желаем ей блага. У нее будет выбор. Ведь свет не сошелся клином ни на ее Марке, ни на твоем баронете Ольденгарде, родниться с которым, как я считаю, нам просто стыдно. Да, Эдгар, я против Ольденгардов. И Анна совершенно права, что сопротивляется им. Когда же она посмотрит на достойных мужей… Ты понимаешь, о чем я говорю?..
-Конечно, Маргарита. Вот это было бы хорошо. Только надо все подготовить. Собрать средства, послать герольдов…
-До шестнадцатилетия Анны еще несколько месяцев, так что времени достаточно. Готовься. Собери опытных устроителей. Подумай, как ты будешь составлять речи. Паоло тебе поможет.
-Да, а где Паоло? Пусть сходит к Марку и приведет его сюда.
-Да что с тобой, Эдгар?.. Ты уж и его готов простить?.. Марк слишком слаб, он уже не сможет прийти. Я справлялась о нем. И он сказал, что не будет ни с кем говорить, пока не выпустят Анну…


Анна вышла из подвала бледная, но видимо спокойная. Ей сказали, где Марк, и она сразу же пошла к нему. Марк лежал на лавке в караульном помещении, у него уже не было сил подняться. Стража относилась к нему сочувственно. После периодов эйфорий наступила последняя стадия голода, самая мучительная, он пытался сосредоточиться на своих видениях, но из приятного бред порой становился жутким. Он знал, что герцог может желать его смерти, и чем дальше, тем больше в этом убеждался. В конце концов им овладело состояние обреченного безразличия, даже страх за Анну почти прошел, осталась одна горечь. Увидев перед собой лицо Анны, он долго не различал, что перед ним она, а не его собственный бред, до такой степени все внешнее перестало воздействовать на него…


23.


Марк довольно долго приходил в себя и набирался сил. Ему уже передали, что герцог хочет объявить о турнире. Это известие его обрадовало, оно давало надежду. Он знал, что не будет последним из воинов, хоть битва предстояла нешуточная. Воин-маг обладал рядом преимуществ по сравнению с обычным воином, и пусть даже Марк с самого начала отказался от использования магии и не обладал очень уж большой физической мощью, обостренная реакция и безусловное умение владеть собой, своим телом и психикой давали ему значительный перевес. Но ему следовало изучить приемы местных боевых школ, которых он не знал.
Анну к нему не подпускали. Она ходила по замку с достоинством и бесстрастием королевы, которое заставляло так смущаться ее отца, и от нее веяло холодом и отчуждением. К ней боялись подходить.
Говорили, что претендентов на роль жениха Анны будет достаточно: незаметно для всех она выросла в девушку редкой и необычной красоты. Она была не так уж и похожа на своих родителей, и старожилы начинали вспоминать каких-то совсем отдаленных ее предков. Кожа ее была почти того же золотого оттенка, что и волосы, черты лица тонкие и в то же время сильные, нос с ясно выделившейся за последний год легкой горбинкой, упругие и волевые, но нежные губы. Ресницы, обрамлявшие загадочные, сапфировые глаза сделались совершенно черными, брови тоже потемнели, но в них сохранился теплый каштановый отблеск. Внешность Анны чем дальше, тем больше напоминала Марку лицо его спасительницы, так, что он действительно не раз уже думал о преемственности. И в то же время он искал причину сходства в другом. «У всех волшебников очень сильная мысль, - думал Марк. – Девочка формировалась на моих глазах и стала тем, чем я хотел ее видеть. Так иногда бывает. Это я на нее повлиял…» Он не знал, хотела ли сама Анна быть такой, но понимал, что мысль Анны тоже очень сильна и способна была изменить ее внешность.
Тем временем герцог готовился к турниру. Уже были разосланы герольды и глашатаи по всей Киллении и за ее пределы, и некоторым особо важным господам даже были посланы специальные приглашения. В Киллению стали стекаться рыцари и аристократы. Предварительная запись назначалась заранее, участники подтверждали свою готовность за сорок дней до турнира и потом еще перед самым состязанием, а пока несколько распорядителей принимали их под навесом недалеко от замка и собирали данные. Когда Марк оправился, он пошел туда и увидел достаточно народа, как желающих участвовать, так и просто зевак, и на полянке около навеса распорядителя образовалась довольно теплая компания людей, обменивавшихся опытом и сплетнями…
-Под каким именем тебя записывать? – спросил Марка распорядитель турнира.
-Я уж и не знаю, как себя называть, - сказал Марк, но распорядитель его не понял.
-Ведь у тебя есть мать, есть отец…
-Есть, конечно, как же без этого…
-Как их звали?
-Отца звали Альберт, мать – Франческа.
-Я мог бы записать тебя как Марка, сына Альберта, да только у нас уже есть один рыцарь, чьего отца тоже зовут Альберт. Я вот что думаю. Ты вечно ото всех таишься, избегаешь говорить о себе, никто не знает, какого ты роду и племени, славы ты не желаешь, к известности не стремишься, в общем, ты человек совершенно безвестный. Если хочешь, я так и запишу тебя под этим прозванием: «Безвестный».
-Пишите что хотите, - сказал Марк, - мне все равно.
-Еще одно: у тебя должен быть герб.
Марк нарисовал на листе подобие близкого к кругу овального кольца с большим отверстием посередине. Это изображение напоминало глаз или слегка вытянутый солярный символ и было точным повторением формы белого камня, что Марк носил на груди.
-А цвета? – спросил распорядитель.
-Белый на пурпурово-фиолетовом поле, - ответил Марк. Это были цвета родового герба Альмандинов. Марк был уверен, что в этом гербе Анна узнает свой камень.
Герб же Альмандинов состоял из трех элементов, стилизованного глаза, чем-то похожего на изображение Марка, солнца и сердца, и вся композиция обрамлялась шестью белыми крыльями. Но этот герб не имел в Киллении никакого веса, и Марк не хотел, чтобы его знали.
              Воспоминание о собственном родовом гербе вызвало у Марка печаль, он медленно отошел от столика распорядителя и направился к воротам замка, чувствуя, что еще не до конца восстановился после голодовки.
Герцог Эдгар прознал о его заявлении на участие в турнире сразу же. Он даже соблаговолил говорить с ним, и для этого вызвал Марка к себе. Марк вначале только слушал и наблюдал, не зная, чего от герцога ожидать, благо герцог был уверен в своей правоте и на слова не скупился.
-Ты самовольно покинул отряд и исчез, - говорил герцог, - и я мог бы тебя наказать и бросить в подвал, но своим поведением ты сам наказал себя более чем достаточно. Однако ты присягал мне, и отныне ты служишь мне как воин и караульный,  так что любое нарушение приказа моего или вышестоящего командира будет расцениваться как измена и соответственно караться. Ты собрался участвовать в турнире? К сожалению, ты не слуга, а вольнонаемный, и никто не может тебе этого запретить. К сожалению для тебя. Потому что я не буду тебя останавливать, хоть твое право на участие при желании можно оспорить. Ведь ты даже не рыцарь.
-Тем не менее я отправился улаживать непорядки в провинции как рыцарь, вы сами это прекрасно знаете, и это при необходимости будет подтверждено.
-Ладно, ладно. В турнире может участвовать любой свободный человек, владеющий оружием, да только простые смертные ничего еще никогда от таких турниров не выигрывали. Хочешь приключений на свою голову — пожалуйста. Я выделю тебе коня и вооружение как моему подданному, но, как мой подданный, ты не имеешь права от них отказаться, как и не имеешь права искать помощи на стороне или предпринимать что-либо по своей инициативе. Подумай, я бы на твоем месте ни в каком турнире бы не участвовал. Ты не победишь. Ты плохо себе представляешь, с кем будешь иметь дело, - герцог произнес эту фразу весьма многозначительно. – Почему ты упорствуешь? Ты думаешь, я тебе уступлю, даже если ты чего-то и добьешься? Отступись. Анна тебе не пара.
Марк продолжал молчать.
-И ты по-прежнему будешь утверждать, будто принадлежишь к роду волшебников Альмандинов?.. – уже издевательски спросил герцог.
-Я не могу сказать ничего кроме того, что уже говорил вам об этом, - сказал Марк.
-Ты в своем уме? Или ты притворяешься?
-Я не хочу лгать.
-Да ты только и делаешь, что лжешь, и твое счастье, что этого просто никто не докажет. Никто не принимает всерьез все эти сказки, ты это понимаешь?.. Я ведь знаю, почему ты так упрям. Ты наговорил этого Анне, несмышленому ребенку, и теперь, если откажешься от своих слов, она первая тебе не простит… Думаешь, эта хитрость не ясна? Вот ты и продолжаешь стоять на своем… Отступись. Я не прошу тебя об этом, ибо не подобает герцогам унижаться перед такими, как ты, до просьб, но я искренне – пока еще искренне – тебе это советую. Я взываю к твоему благоразумию…
Но герцог прервался, что-то заставило его замолчать. Он видел в глазах Марка суровый отблеск, чем-то похожий на яростные взгляды Анны, только более спокойный и оттого настолько же страшный. Это было сопротивление не огня, но каменной скалы. И вдруг это видимое сопротивление ушло. Нет, человек, стоявший перед ним, не сдавался. Он только стал еще более спокоен и как-то великодушен, и за великодушием этим скрывалась сила непреклонной, но никому не желающей зла души. Марк смотрел на герцога почти как на друга, хоть и по-прежнему отстраненно.
-Мы с Анной любим друг друга, - сказал Марк, и слова эти показались герцогу печальным упреком…
Герцог в ярости велел ему уйти.


24.

Как и ожидал Марк, коня ему выделили далеко не из лучших, хотя и не настолько уж плохого, как это можно было предположить. «Герцог сам не хочет позориться», - подумал Марк. О вооружении пока речи не шло, но он думал, что оно не сильно будет отличаться от обычного вооружения и доспехов воина стражи, за исключением доспехов и копья к конному поединку. На подготовку к турниру времени не было: герцог нарочно ставил его у крепостных ворот почти без смены, и только командир стражи, сочувствуя Марку, иногда особым приказом на свой страх и риск давал ему возможность объезжать посты на коне. Марк знал, что первым поединком турнира будет конное сражение на копьях и в тяжелом вооружении, и привыкал во время объездов к весу доспехов и приучал к ним коня.
Только пару раз ему удалось поупражняться в искусстве боя. Один раз его напарником был тот самый рыцарь, командир отряда, в составе которого Марк ездил в поход по дальним владениям, и этот рыцарь еще тогда проникся к нему симпатией. У них было несколько часов в промежутке между стражами, и рыцарь спешно объяснял Марку местные приемы боя с мечом-бастардом. Кое-что показалось Марку внове, хоть он быстро приноровился к местной боевой школе и сумел найти достойные способы защиты и нападения в арсенале своих прежних приемов. Заодно и рыцарь поучился у него кое-чему, и оба были весьма довольны проведенным уроком.
Во второй раз к нему во время отдыха в караульное помещение вихрем ворвалась Анна. Он давно ее не видел и не знал, разрешено ли было ей с ним общаться, но Анна стремительно подняла его, и они на конях поскакали на одну из знакомых лесных полян. Времени было не так уж много, Анна достала из сумки в седле два комплекта парных рапир и одну пару протянула Марку. Марк поначалу сражался с ней с осторожностью, но потом убедился, что осторожность излишня. Анна настолько же хорошо владела обеими руками, как и сам Марк, и оказалась на редкость ценным учителем. И Марк уже не удивлялся тому, что Анна владеет оружием. «Всё-то ты умеешь, - говорил он только, - и кто тебя этому учил…»
По ходу занятия Марк хотел показать Анне один из простейших приемов магического боя, с тем, чтобы потом объяснить его ей, но она, к изумлению Марка, умело поставила ответный энергетический блок. Марк опустил мечи и в крайнем удивлении стоял и смотрел на нее. Но Анна только нетерпеливо повела плечом: «Ну что же ты? Продолжаем».
Возвращались обратно уже к ночной страже, на которую Марк должен был заступить. «Тебя не накажут за твою вылазку?» - спросил Анну Марк. Анна усмехнулась, в глазах ее выражалась воистину аристократическая гордость. «Пусть только посмеют», - говорил ее взгляд…
Когда Анна вернулась в замок, в ее комнате ее ждала мать. «Я не скажу никому о твоей отлучке, - сказала, к удивлению Анны, герцогиня Маргарита, - но постарайся больше так не делать». Анна внутренне напряглась, приготовившись к очередной тяжелой беседе. Но герцогиня Маргарита начала говорить весьма неожиданные вещи. «Ты знаешь, я в детстве тоже очень любила сказки, - говорила герцогиня Маргарита. – Любила читать и слушать про волшебников и их битвы, про превращения и приключения… И я тоже не прочь была тогда стать женой настоящего доброго волшебника и уехать с ним в его сказочную страну… Что ты так волнуешься, Анна? Если он действительно Альмандин, то он победит на турнире, ведь Альмандины прекрасные воины…» - И, сказав все это, герцогиня Маргарита ушла в уверенности, что оставила дочь в полном недоумении… Но удивление Анны длилось недолго. В конечном итоге она отнеслась к словам матери очень спокойно и только ждала, что будет дальше.


До назначенного турнира оставались считанные дни. Почти постоянные стражи утомили Марка, и он понимал, что герцог хочет взять его измором. В один из дней ему все же удалось выкроить время для отдыха. Марк отправился на поляну с валунами, ища помощи у духов места. Исходя из того, что местные жители обходили валуны за версту, он надеялся, что здесь его никто не будет тревожить. Но он ошибся. Вскоре раздался стук копыт. Всадник приблизился, и Марк узнал в нем Оро.
-Ты что здесь делаешь? – спросил его Марк.
-То же, что и ты, - отдыхаю, - ответил разбойник. – Ты что, думаешь, я их боюсь? – махнул Оро рукой на валуны. – Анна ведь их не боится, вот и я не боюсь. Взрослому человеку стыдно бояться того, что не страшно малому ребенку. – И Оро опустился на землю рядом с Марком.
-Давно я тебя не видел, - сказал Оро.
-Не до того сейчас, - отозвался Марк.
-Ну да, к поединкам готовишься… Или не готовишься?
-Готовлюсь, - внутренне, - сказал Марк.
-А что, герцог уже и на подготовку времени не дает?
Марк промолчал.
-Тут про этот турнир такое говорят, - продолжал Оро, - что просто жутко становится. Говорят, на него явится сам герцог Альбрехт Одноглазый и любимчик короля герцог Утер, да и Ольденгарды после обиды ярятся… А из рыцарей там будет много хороших воинов. Я бы и сам явился, да только мне и шагу шагнуть не дадут, пропадет моя голова… И что ты обо всем этом думаешь?
-Ничего.
-Вся Килления гудит, как гнездо шершней… Торговцы уже ставки назначают. Сплетен, разговоров… И из-за чего? Нет, конечно, тебя оскорблять не буду, есть из-за чего. Но не слишком ли?..
Оро помолчал. «С чего это он взял, что дела обстоят именно так?» - подумал Марк. Однако после слов Оро он собрался, хоть и так уже был готов ко всему.
-Послушай, ведь это безнадежно, - сказал Оро, - ты просто погибнешь зазря, и что толку? Шел бы ты лучше ко мне. Я всегда рад такому человеку, как ты. А Анну мы украдем. Как друг тебе говорю…
-Это не выход, - сказал Марк.
Оро смерил его взглядом. Марк встретил его взгляд, и Оро отвел глаза.
-Ты подумал? – спросил Оро.
-Подумал.
-Хорошо подумал?
-Хорошо.
-Ну что ж… Подумай еще раз, - и Оро поднялся, вскочил на коня и ускакал.
«За этим он меня и искал», - догадался Марк…


25.

Накануне турнира герцог и герцогиня лично осматривали подготовленную арену и трибуны и отдавали последние распоряжения. Расположение арены нравилось герцогу. Ему нравилось, что почти вся она защищена от яркого солнца, равно как и трибуны, нравилось, как утрамбовали поле, как поставили ограду, не очень высокую, чтобы зрители могли видеть происходящее, и не очень низкую, чтобы не мог перескочить конь. Все было по правилам и вполне достойно, и на лице герцога выражалось удовлетворение.
-Сколько у нас участников? - осведомился герцог.
-Точно не знаю, но достаточно, - ответила герцогиня, - однако места для парада на арене должно хватить.
-Принести мне точные списки, - распорядился герцог. Поименно он знал только самых знатных аристократов и плохо представлял себе количество простых рыцарей.
-Герцог Утер уже прибыл? – спросил герцог.
-Прибыл, и ждет вас со своими людьми для встречи, - сказал один из распорядителей.
-Как скоро он меня ждет?
-Как только освободитесь.
-Старый добрый друг… Пошли к нему, скажи, что я скоро буду, только улажу некоторые дела… А что, Маргарита, ты не очень любишь моего друга Утера?
-Головорез.
-Вы, женщины, излишне сентиментальны… А я бы желал, чтобы Утер победил. Довольно ему в холостяках ходить.
-Я бы хотела, чтобы сюда прибыл двоюродный брат князя Леонида Леарнского, да только у него уже есть невеста, - с какой-то грустью отозвалась герцогиня…
Она наблюдала, как съезжаются участники и гости, и прежнее воодушевление постепенно покинуло ее. Она надеялась видеть действительно достойных людей, но были или старые знакомые аристократы, слабости которых были герцогине хорошо известны, или совсем неизвестные карьеристы и выскочки из желающих получить титул. Большинство бедных рыцарей, как было ясно герцогине, и вовсе не думали о женитьбе и приехали только себя показать, они тоже понимали, что им не под силу тягаться с герцогами. Герцогиня сильно разочаровалась и постоянно теперь думала о судьбе своей дочери.
Ей не хотелось упоминать имени Марка, но герцог сам завел об этом разговор. Герцог говорил, что нарочно не запретил Марку участвовать в турнире, чтобы он понял наконец, почем фунт лиха... «Законных оснований что-то ему запрещать никаких нет», - подумала герцогиня, но герцог Эдгар не унимался.
-Этот ее самозванец будет доволен, - саркастически улыбался герцог. – Так доволен, что на всю жизнь запомнит… если уцелеет.
-Он один здесь будет сражаться до конца, - сказала герцогиня, - потому что ему есть за что сражаться.
-Тем скорее он умрет.
-Но если он действительно погибнет? – спросила герцогиня.
-Сам будет виноват. Зачем упорствовал?..
-Боюсь я твоего герцога Утера, - сказала герцогиня так тихо, что герцог Эдгар не расслышал…


Перед началом турнира Марк был все же освобожден от караульных служб и, немного отдохнув, тоже занялся последними приготовлениями. Он спустился вниз, в помещение для слуг, и испросил у швеи иглу и нитки, чтобы сшить знамя. Это, конечно, была не мужская работа, но выполнять ее было некому. Детали герба уже были начерчены и вырезаны им, и оставалось только нашить их на заранее приготовленную ткань.
-Какое трогательное зрелище, когда мужчина сам шьет собственное знамя! – услышал он над собой голос герцогини Маргариты. Марк не понял, насмехается она или говорит с добром, и потому только взглянул на нее и ничего не ответил. Закрепив нить, он отложил знамя и встал.
-Вы хотите говорить со мной, госпожа? – спросил он.
Герцогиня Маргарита довольно долго смотрела ему в лицо, и потом сказала будто про себя:
-Прошло почти десять лет, а ты нисколько внешне не изменился, будто время и вправду не влияет на тебя…
Марк смотрел на нее в ожидании.
-Чего ты хочешь? – спросила герцогиня. – Ты желаешь получить богатство или титул, или что-то еще? Зачем тебе моя дочь?
-Мы с Анной любим друг друга, - ответил Марк ей то же, что когда-то герцогу. Он увидел, что герцогиня восприняла эти слова без насмешки.
-И ты думаешь, что Анне с тобой будет лучше, чем с кем-то еще?
-Госпожа, в свое время я очень много думал об этом. Казалось бы, я и вправду не имею никакого права связывать свою судьбу с судьбой женщины… Я тоже сомневался. Но поймите, Анна не такая, как вы или ваш супруг. Ей нужно в жизни нечто совсем другое. И я действительно могу ей это дать.
-Что ты можешь ей дать?
-Ту жизнь, какой она желает жить. Пусть даже вы или кто-то из вашего окружения испугались бы такой жизни.
-О чем ты?
-Если я буду вам объяснять это, госпожа, вы наверняка опять сочтете меня выдумщиком, если только не хуже.
-Я желаю блага своей дочери. Ты говоришь о волшебстве?
-Почти.
-Но у тебя ничего нет.
-У вас нет и того, что есть у меня.
-Что у тебя есть?
-Власть над собой, - хотя бы.
-Ты подданный герцога, моего супруга, и себе не принадлежишь.
-Сомневаюсь, чтобы вы сами верили до конца в то, что только что сказали.
Герцогиня внимательно взглянула на него и покачала головой.
-Да, ты прав, - сказала она в раздумье. -Тебя трудно к чему-то привязать или покорить. Но ты остаешься здесь ради своей любви, и ради нее идешь на бой.
-Любовь всегда выше человека, она ведет его.
-Но если это только красивые слова, за которыми ничего не стоит?
-Вы вправе не верить мне, госпожа, как не верили до сих пор.
-Да, я вправе не верить тебе. И я боюсь за свою дочь.
Герцогиня помолчала.
-Если ты обманываешь меня и тем более Анну, значит, в тебе нет ничего святого, - сказала она. – В таком случае обращаюсь ко всему человеческому, что в тебе еще есть и умоляю тебя как мать: откажись. Это бесчестно, в конце концов, так пользоваться доверчивостью ребенка, и, если смогу, я даже дам тебе то, к чему ты стремишься, власть, титул, богатство, если ты только оставишь в покое мою дочь!..
Марк не ожидал такого от герцогини. В полной тишине он только безмолвно опустился к ее ногам. Это не было простой данью вежливости. Он в высшей степени чтил в ней мать и не в состоянии был думать о чем-то или чувствовать что-то еще.
Герцогиня подняла его, и они долго сидели в молчании.
-И ты будешь сражаться? – спросила герцогиня.
Марк не в силах был произнести ни слова и только кивнул.
-Мне тебя по-человечески жаль, - сказала герцогиня Маргарита. – Дай я пришью тебе твой герб.


26.

В первый день турнира было солнечно. Участники недовольно косились на небо, понимая, что солнце будет только мешать. Кто-то из них остановился у деревенских жителей, кто-то раскинул шатер недалеко от ристалища, но самые почетные гости разместились в самом замке по приглашению герцога Эдгара. Герцога Альбрехта Одноглазого не было, это Оро сказал лишнего, герцог Альбрехт Одноглазый в это время воевал на восточной границе с непокорными племенами и такими глупостями, как турниры, не занимался, зато герцог Утер прискакал со всей своей свитой. С большой помпой он был приглашен и водружен в замке и вот уже несколько дней ходил по замку как у себя дома. Приехали Ольденгарды, приехал граф Сурит и граф Хендрик по прозванию Олива, приехало еще несколько аристократов и рыцарей, всего восемнадцать человек, гостей же и зрителей набралось сверх всякой меры. С утра на трибунах яблоку упасть было некуда. Трубачи протрубили призывный клич к началу турнира, но все, кто сумел занять места, уже были в сборе, кроме того, на деревьях, заборах и стенах висли еще желающие поглазеть, но их уже никак невозможно было обустроить. На арену выехали участники, и трубачи начали играть гимн Киллении.
Турниры в Киллении проводились нечасто, обычно просто не было повода. Да и герцог, как правило, скупился на средства для таких празднеств. Нет, по-настоящему скуп герцог Эдгар не был, он радушно принимал гостей и дарил подарки, и довольно часто баловал своих подданных раздачей монет по праздникам, но он все же был прагматичен и достаточно расчетлив. Он считал, что имеют смысл только те предприятия, когда ты получаешь обратно больше, чем отдаешь. Два года назад он хорошо погулял и дал погулять своему народу на свадьбе Миранды, сейчас он тратил огромные средства на состязание и на будущую свадьбу Анны, но больше дочерей у него не было, и все знали, что в дальнейшем ничего подобного уже не повторится. Тем с большей жадностью подданные набрасывались на герцогскую щедрость и хотели повеселиться от души, как никогда.
Солнце сияло на трубах и доспехах рыцарей, но через какое-то время оно поднялось выше и вбок и зашло за стену, и перестало слепить. Пока же солнце освещало арену, участники турнира на конях шествовали друг за другом по кругу, и каждый подъезжал и устанавливал свое знамя в заранее отведенном для этого месте. Через полчаса на арене развевалось восемнадцать знамен. Потом участники отъехали на прежнее место и построились, в центр арены вышел герольд и стал оглашать правила проведения турнира. Это длилось довольно долго и над некоторыми правилами народ посмеивался, но такова была формальность. Тем не менее ряд нарушений карался сурово, и преступать правила вряд ли кто-нибудь думал. Тем временем солнце ушло за стену, и происходящее на арене можно было рассмотреть лучше. Вызывала почти жалость одинокая маленькая фигурка герольда, и справа от него массивной стеной из металла стояли рыцари.
Бросили жребий. Марк узнал, что его противником стал рыцарь с сине-красным знаменем. Эти же цвета развевались на его перевязи. Съезжаться с ним они должны были примерно в середине состязания. Участники освободили арену, и на поле осталась только первая пара.
Условия поединка были таковы. Противники должны были постараться выбить друг друга из седла. Упавший считался проигравшим и исключался из дальнейших состязаний. Если падали оба противника, исключались тоже оба. Если оба оставались на конях, поединок повторялся до трех раз, пока один из противников не упадет. Если даже после этого ни один из них не падал, оба продолжали участие в турнире. В общем, значительную роль во всем этом играл случай. Бой велся копьями без железных наконечников, дабы избежать серьезных травм и гибели участников.
Рыцари первой пары разъехались по краям арены и поскакали навстречу друг другу. У обоих были тяжелые мощные кони, и они шли друг на друга, как снаряды. Скорость их все увеличивалась, они столкнулись в треске и лязге. Копья их сломались, щиты разлетелись в щепки, кони рухнули, и оба оказались на земле. «Хорошенькое начало», - сказал кто-то рядом с Марком.
За происходящим далее Марк почти не следил. Конный поединок казался ему самым трудным, почти безнадежным. В себе и своих силах Марк был уверен, но у него был никуда не годный конь. Мало того, что этот конь был почти не приучен к тяжелым доспехам, он не мог развить ни достаточной скорости, ни мощи. Марк мог внушением воздействовать на душу животного, но это было способно только поднять боевой дух коня, но не придать ему недостающие силы.
Марк закрыл глаза и перевел мысль в нижнюю часть корпуса, чтобы уравновеситься. Он изгнал из сердца всякую неуверенность и неподвижно ждал. Когда объявили выход его пары, он выехал на арену, передавая коню собственное спокойствие, выехал довольно неторопливо и сосредоточенно, остановил коня у края поля и посмотрел на гарцующего противника. Противник потряс в воздухе копьем, нагнулся и поскакал навстречу Марку, и Марк тоже резким импульсом послал своего коня вперед. Удар его копья был направлен противнику в щит и оказался точен, но противник только пошатнулся: скорости и мощи разбега коня Марка не хватило на то, чтобы его сбить. Копье же противника легко скользнуло по щиту Марка и тоже не причинило вреда. «Кормил бы ты получше своего ишака, - крикнул противник Марку, заметив слабость его коня, - авось, товар на рынок на нем и довез бы…» Марк поехал к краю арены, чувствуя, что ноги его коня слегка дрожат.
Успокоив коня, Марк снова резко послал его вперед. В разбеге он вдруг заметил, что коня сильно заносит, будто у него что-то с ногами, но этого уже невозможно было исправить. Его несло прямо на вражеское копье, Марк почувствовал сильнейший удар в правое плечо и конь под ним осел на задние ноги и стал заваливаться на спину. Неимоверным усилием Марку все же удалось уравновесить коня и поставить его на четыре ноги… Он не слышал, что говорил ему противник, наверняка тот придумал какую-нибудь новую остроту, в глазах у него постепенно прояснялось, но правая рука почти не действовала. Все же силы воли Марка хватило на то, чтобы не выпустить копье, он медленно повернул дрожащего коня и проверил состояние свое и его. Постаравшись внушить коню, что он по меньшей мере слон, Марк поехал на свое место, попутно замечая, что с ногами у коня вроде бы все в порядке.
Марк понимал, что на третьем забеге противник уж наверняка постарается его сбить. Он чувствовал враждебное молчание трибун, но заставил себя отрешиться от этого. В конце концов в нем пробудилась здоровая злость. Она помогла ему собрать себя в некий сгусток упрямой силы, и даже конь под ним вошел в некоторый азарт и тоже собрался. Противник Марка наверняка уже предвкушал победу, и это могло лишить его бдительности. «Нет уж, - подумал Марк, – облегчать тебе жизнь я вовсе не собираюсь…» - и сжавшись подобно пружине, Марк погнал коня ему навстречу…
Раздался треск копий, щит в руке Марка разлетелся, но конь после столкновения не упал, но отскочил вбок, и было понятно, что на такой скачок бедное животное оказалось способно только из страха. Страх прибавил ему физических сил, конь побежал по арене, и Марку не сразу удалось с ним справиться. После этого конь застыл, и Марк чувствовал, как его шатает. Он направил коня шагом навстречу противнику и увидел, что у того тоже разбит щит. «Спасибо за потеху!» - галантно наклонил голову противник Марка. Они пожали друг другу руки. - «Ну что ты будешь делать! – даже как-то весело воскликнул противник Марка, разворачивая коня. – Человек не муха!..»
Марк не стал дожидаться конца состязания. Он передал взмыленного и дрожащего коня герцогскому слуге, наказав ему наилучшим образом позаботиться об этом заслужившем всякие блага животном, отдал ему же доспехи и попросил напиться воды, и после этого ушел к себе. У себя в комнате он рухнул на кровать в крайнем изнеможении…
Перед глазами его мелькали какие-то обрывки, фрагменты событий. Очень сильно болело правое плечо. Марк осторожно прощупал поврежденное ударом место. Он боялся, что у него сломана ключица, но ключица оказалась цела, хоть в кости явно была трещина. И после этого смочь нанести противнику удар копьем, так, чтобы у того разлетелся щит… Марк слабо улыбнулся и попытался встать. Ему хотелось пить, хотелось хотя бы обтереться влажной тканью, но воды в комнате не было, а идти за водой он был не в состоянии. Он снова откинулся на кровати. После смутного сознания торжества пришло чувство одиночества, даже покинутости, но Марк заставил замолчать в себе эти чувства. В конце концов в сознании снова воцарилась прозрачная ясность. Марк огляделся и встал с кровати, отошел немного и сел у стены, скрестив ноги, на пол. Отрешившись от жажды и усталости, он погрузился в глубину сознания.
Так прошло больше двух часов. Он не слышал, как тишина во дворе сменилась звуками празднества по случаю окончания первого дня турнира. На улице загремели фейерверки. Тогда кто-то неслышно вошел в его комнату. Марк не открывал глаз, но чувствовал это присутствие. Невидимый гость приблизился вплотную и положил руку на его правое плечо, на место, куда пришелся удар. Марк почувствовал в поврежденном плече приятное тепло и покалывание, потом даже довольно сильную вибрацию и как бы свет. Рука все не отрывалась от раны, и Марк улыбнулся.
-Ничего, Анна, - сказал он. – Самое трудное позади. Теперь будет легче.


Потом он узнал, что после конного поединка выбыло больше половины участников, и из восемнадцати знамен на арене осталось восемь. Этим были очень довольны устроители турнира, такое число бойцов казалось им наилучшим. В следующем состязании на парных рапирах участники разбивались на четыре пары по жребию, и оно должно было состояться через день, ибо на то, чтобы заново разровнять и утрамбовать арену после коней, требовалось время.


27.

Марк спал, и ему снилась битва, сражение с Конрадом. Потом Конрад куда-то исчез, и он будто стоял на крепостной башне и смотрел в ночь. Он отчетливо запомнил, что думал в эти минуты. Он хотел погибнуть. Это было страстным, неудержимым порывом излить себя до конца, за гранью всяких пределов, за пределом жизни, выплеснуть все свои силы и вырвать из себя свою душу… Марк и наяву знал за собой такие порывы, но во сне все значительно обострилось. Во сне это казалось реальным… «Что ж, хорошо, - проснувшись, подумал Марк. – Пусть будет так. Сейчас самое время для этого…» - Он собрался и пошел искать рыцаря, своего друга, чтобы просить его быть вместо оруженосца и секунданта на турнире. Марку было ясно, что необходим более надежный помощник, чем герцогский слуга.
Впереди был целый свободный день. Он думал, что на поиски уйдет совсем немного времени. Во дворе сновали слуги, и он подошел к первому же воину спросить, где можно найти Ринальдо. «Кто его знает, - отмахнулся тот. – Если его нет у крепостных ворот, то я не знаю, где он может быть». – «Да нет же, я его видел, - подошел другой, - он скакал на коне к Красной башне». – «В любом случае он собирался обедать в трапезной, - заключил первый. – Лучше тебе будет подойти к обеду». – Марк согласился с ним, хоть и не хотел терять время. Так или иначе, он решил сходить до обеда к крепостным воротам и к некоторым другим постам, может, удастся найти его там. Но тут его остановил какой-то человек, по виду слуга, но явно не герцога, а кого-нибудь из приехавших на турнир господ, и, осклабившись, ехидно спросил:
-Где это ты раздобыл для состязания такую славную лошадь? Давай я тебе ее на петуха поменяю: не у одного тебя будут шпоры…
Марк смерил его взглядом и молча, спокойно пошел дальше: со слугами иметь дело не подобало.
У крепостных ворот рыцаря не было, не было и на постах. Время близилось к обеду. Марк пошел к трапезной.
За одним из столов в трапезной сидели какие-то люди, и среди них Марк узнал того слугу, что встретился ему утром. Слуга что-то рассказывал своим сотрапезникам, те смеялись, и когда Марк вошел, слуга коварно скосился на него и произнес тост:
-Так выпьем же за славную лошадь этого кавалера!..
«Теперь эта лошадь будет притчей во языцех», - подумал Марк… Он заметил, что два важных господина с другого конца трапезной внимательно прислушиваются к тому, что творится за столом слуги.
Марк еще не знал, что это были барон и баронет Ольденгарды. С самого своего приезда на турнир баронет Ольденгард негодовал, что то, что однажды само шло ему в руки, теперь приходится добывать копьем и мечом, но отступаться не желал из гордости и по-прежнему чувствовал себя оскорбленным. Когда же он узнал, кто, по всему судя, был виновником произошедшего с ним тогда скандала, он стал считать Марка своим личным и смертельным врагом. И теперь он подошел к Марку и развязно уселся перед ним, бесцеремонно его разглядывая и едва не кладя ноги на стол.
-Так значит, это у тебя была лядащая лошадь? – растягивая каждое слово, спросил баронет. Но Марк не захотел ему отвечать. Он попросил у подошедшего к ним слуги трактирщика суп, потом посмотрел на баронета, и, с первого взгляда составив себе представление о нем по его виду и голосу, отвернулся.
-Отвечай, когда с тобой разговаривают! – баронет стукнул кулаком по столу.
-Ты мне не хозяин, не приказывай, - тихо сказал Марк. Он заметил, что на крик баронета обернулись и стали смотреть на их столик с интересом.
-Ну что вы все тут пристали к его лошади, - примирительно сказал один из воинов герцога за соседним столом. – Лошадь ведь не упала…
-Тебя не спрашивают, холоп, - через плечо грубо бросил воину баронет, и прибавил ругательство.
-Да как ты смеешь так со мной говорить! – возмутился воин. – Я тебе в отцы гожусь, молокосос!
-Ну и шел бы… на пенсию, - совсем по-хамски ответил баронет. Воин вскочил со своего места…
-Ну а где твоя лошадь? – поинтересовался Марк у баронета, чтобы только отвлечь внимание от надвигающейся ссоры.
-Наверное, спит в его будуаре! – крикнул еще один из воинов герцога, поддерживая своего товарища-ветерана. – И пьет его вино!
Все рассмеялись. Баронет побагровел.
-Да ты и победил только из-за того, что твой конь оказался лучше коня твоего противника! – не сдавался тот же воин… Еще немного, и баронет бросится на него, видел Марк.
-Выходит, ты не такой хороший воин, как твой конь? – Марк перевел внимание баронета на себя.
-А ты… ты… Я буду драться с тобой! – завопил баронет.
-Когда и где? – холодно осведомился Марк.
-Здесь и сейчас!
-Не здесь, во дворе, - осадил его Марк.
Все вышли на двор, Марк встал перед баронетом и взял меч в левую руку, решив поберечь правую после вчерашнего удара. Вокруг них расположились кольцом воины и просто любопытные.
-Начинай, - сказал Марк. Баронет замахнулся.
Удар его был довольно неуклюж. «И этот-то собирается сражаться на турнире?» - даже удивился Марк. Он выбил у баронета меч и ждал, когда тот его подберет. Баронет разъярился и снова пошел на Марка, но Марк скоро опять выбил у него меч. Кто-то из зрителей засмеялся. «Не надоело еще?» - спросил Марк баронета…
-Что у вас тут происходит? – вдруг раздался за спиной зрителей голос. Марк оглянулся и узнал в подошедшем рыцаря Ринальдо, того самого, которого искал.
-Продолжение игрищ, - спокойно сказал Марк и убрал меч в ножны, не обращая внимания на бессильную ярость баронета. – Ты мне нужен, Ринальдо. Пойдем.
Баронет подобрал свой меч и набросился было на Марка со спины, но путь ему преградил тот самый воин, что острил по поводу его лошади.
-Э, нет, братец, так не пойдет, это против правил, - сказал воин. – Ты и так уже проиграл… Давай теперь со мной…
Уходя, Марк слышал, как баронет ругается ему вслед…


-Ты поосторожней, - сказал Марку Ринальдо. – Герцог только и ищет повод, чтобы придраться к тебе…
-Ты прав. Я постараюсь, - ответил Марк.
-Я, конечно, не мальчик и не слуга, чтобы быть оруженосцем, но я тебе помогу, - сказал Ринальдо, когда Марк изложил ему свою просьбу…

               

                28.

Настал второй день турнира. Народу набралось не меньше, чем в первый день, все деревья и стены были увешаны любопытными. Состязание на парных рапирах казалось Марку не трудным, но он не позволял себе расслабляться. Его тревожила рана в плече, но, к своему удивлению, он почти даже не замечал поврежденного места. Одинаково владея обеими руками, он решил делать в бою упор на левую руку, так, чтобы она стала ведущей. Ему надо было продержаться до конца турнира и победить, другого выхода не было.
По жребию он сражался в первой паре. Марк с самого же начала заметил, что его противник плохо владеет левым мечом, явно привыкнув вместо двух мечей сражаться с мечом и кинжалом. Противник и вправду скоро отбросил левый меч, выхватил кинжал и хотел перейти в ближний бой, и Марк тоже отбросил один из мечей, но только правый, решив, что этим он никак не рискует: противник его был откровенно слаб. Противник напрягся и стал следить за его левой рукой, и Марку удалось быстро выбить его левый кинжал своим правым. После этого Марк отбросил свой кинжал и остался с одним мечом, по ходу боя перебросив его в другую руку. Он вовсе не играл со своим противником, но тот был деморализован и скоро сдался, так что первая победа на парных рапирах далась Марку легко, даже перерыва не понадобилось. Марк покинул арену, но остался на одном из специально приготовленных для участников мест как зритель.
-Надо было внимательнее следить за ним, - сказал герцог жене. – В следующий раз такого нельзя допускать…
Герцогиня ничего не ответила.

Вторым по жребию шел поединок графа Сурита и одного достойного рыцаря, которому Марк симпатизировал и искренне желал победы, но рыцаря тоже сильно ударили копьем в конном поединке, он вел бой с трудом, и победил граф. В третьей паре баронет Ольденгард быстро сдался рыцарю Олафу, сыну Альберта, и на это было даже забавно смотреть. Марк уже знал цену мастерству Ольденгарда и ему самому, и в поражении баронета не сомневался. Ольденгард выбыл из состава участников. Четвертая и последняя пара – герцог Утер и граф Хендрик Олива – сражались довольно долго. Граф достойно сопротивлялся, но Утер был сильнее не только по мастерству, но и физически. Марка возмутило, как расчетливо Утер добивал своего соперника, уже откровенно стараясь причинить ему боль. В чем-то это напомнило ему Конрада. «Он хладнокровен и жесток, - сказали рядом про Утера. – Страшный противник…»
Четверо оставшихся вышли на арену тянуть жребий. Марк предпочел бы сражаться завтра на парных рапирах с Утером, с парными рапирами его было бы проще одолеть, чем с мечом-бастардом в последнем, решающем поединке. Герцог Утер был громоздким детиной, и меч-бастард подходил ему больше, чем Марку, а еще более подошла бы ему секира или тяжелая палица. Но противником Марка по жребию стал граф Сурит, и они должны были сражаться во второй паре, а в первой герцог Утер сходился с рыцарем Олафом.


Марк посмотрел на трибуну, где располагалась семья герцога. Анну он видел издалека, и она показалась ему внешне спокойной, хоть он понимал, что могло скрываться за подобным спокойствием. Он почти явственно чувствовал направленную на него силу и помощь ее души, и он еще раз сказал себе, что нет другого выхода, только победить. В конце концов, он сражался не ради славы, или богатства, или титула, и даже не за свое счастье, он сражался за жизнь Анны…

               
                29.


На следующий день зрители снова собрались на трибунах. На арене развевалось четыре знамени. Герольд провозгласил начало первого поединка, и герцог Утер и рыцарь Олаф, сын Альберта вышли и пожали друг другу руки. Они явно стоили друг друга. Рыцарь Олаф был столь же мощен, как и герцог, только немного уступая ему в росте. Но лица их представляли резкий контраст. Мужественное и открытое лицо рыцаря, его светло-русые волосы и борода свидетельствовали о спокойной силе и ясности духа, тогда как рыжие беспорядочные кудри Утера, гладкое его лицо выдавали одновременно буйство и расчетливость, дополненные высокомерием. Взгляд его был даже откровенно зол. Противники надели свои легкие шлемы, и за выражением их лиц уже невозможно было наблюдать. Утер повел наступление первый.
Поначалу казалось, что бойцы действительно равны. Утер наступал, заставляя рыцаря защищаться, потом рыцарь сам повел наступление. И так, попеременно меняясь ролями, они провели довольно долгое время. Но вдруг Утер резко ударил рыцаря Олафа лезвием по лицу. Он явно метил в глаза, а рыцарь не успел защититься, и лезвие распороло ему щеку. В ответ рыцарь поменял стойку и попытался ударить Утера в корпус, но Утер парировал удар. Рыцарь выбил у Утера левый меч, и тот выхватил кинжал. Марк заметил, что у рыцаря осталось незащищенным бедро, и в тот же момент Утер нанес ему в бедро глубокую рану, так, что рыцарь рухнул на колени, а Утер продолжал наносить удары, пока их не разняли. Рыцарь Олаф был в тяжелом состоянии, его унесли с арены на носилках. В душе у Марка от этого зрелища остался неприятный осадок.
Он вышел на арену мрачный, пожал руку своего противника и услышал:
-И как твой ишак? Не издох?..
Оказалось, именно с графом Суритом он встречался в конном состязании. Те же цвета, синий и красный, тот же насмешливый голос и любопытные, лукавые глаза. Граф смотрел на Марка с явным интересом.
Сурит предоставил Марку наступать, а сам ушел в глухую оборону. Марк знал такую тактику и иногда сам применял ее, она заключалась в том, чтобы изучить противника в его нападении, не раскрываясь самому, и измотать его, а потом сменить защиту на неожиданную атаку. Потому Марк в полном самообладании и с ясной головой, не очень-то себя выявляя, начал прощупывать слабые места в обороне Сурита. Граф явно был мастером в фехтовании и любил свое искусство, и он сражался весьма замысловато. «Замысловатость тебя и подведет, - подумал Марк, - ты слишком увлечен своим мастерством…» Но Сурит был ловок и уязвимость свою обнаруживать не собирался. Он даже несколько раз попытался травмировать правую руку Марка, прекрасно помня, что у Марка повреждено плечо, но Марк переменил стойку и перевел его внимание на свою левую руку.
Неожиданно Сурит перешел в наступление, но Марк был готов к этому, он занял позицию обороны и стал внимательно за ним следить. Сурит понял, что атаковать еще рано, и едва не пропустил удар в корпус. Он попросил сделать перерыв. Бой грозил затянуться. Марк расценивал это сражение как испытание на выдержку и выносливость.
После перерыва Сурит пытался всячески провоцировать активные действия правой рукой со стороны Марка, с тем, чтобы ослабить и без того уязвимую руку, но получил резкий отпор и пропустил несколько ударов. Тогда он снова ушел в оборону. Марк сделал вид, что не может правой рукой отразить удар графа, тот увлекся, и левым ударом Марк едва не уложил его, но у Сурита оказалась превосходная реакция, и он в последнюю долю секунды сумел отскочить. Марк перешел в наступление, с тем, чтобы уже окончательно его поразить, и это непременно бы произошло, но в этот момент перерыв объявил герцог. Было слишком понятно, почему герцог это сделал.
-А он хороший воин, - заметила герцогиня про Марка.
-Да уж, - мрачно ответил герцог, - я не ожидал…
Марк отдыхал, совершенно спокойно понимая теперь, что одолеть Сурита для него – только вопрос времени. Сурит получил несколько легких ран, и слуга его занялся перевязкой. Марк вовсе не желал его смерти и потому решил предложить ему сдаться. Но после перерыва граф прищурился на заходящее солнце и вдруг сам довольно лениво поднял вверх обе руки с мечами в них.
-Всё, - заявил граф. – Я сдаюсь. Что-то не хочется мне завтра встречаться с Утером.
И Сурит преспокойно сунул мечи в ножны и протянул Марку руку для пожатия. Но даже после поражения чувство юмора не оставило его.
-Ты будешь получше твоего ишака, - отвесил он Марку на прощанье сомнительный комплимент…


Второе состязание на парных рапирах закончилось, С арены унесли синее с красным знамя графа Сурита и бело-зелено-голубое рыцаря Олафа, и в наступающих сумерках остались стоять только два знамени.



30.


Ночью к нему в сон пришла Анна. Марк понял, что она сделала это сознательно.
Сначала он увидел в сознании ее лицо. Анна молча, не отрываясь смотрела на него, это длилось довольно долго, она будто хотела передать ему свою силу, свою нежность и любовь, но взгляд ее был печален, хоть и спокоен. Марк тоже смотрел в ее лицо, созерцал ее черты, ее глаза, отвечал ей душой и взглядом, но тоже спокойно, как будто так и должно было быть. Это было похоже на какое-то странное, безмолвное свидание. Потом лицо Анны исчезло, Марк будто закрыл во сне глаза и почувствовал прикосновение руки к своему лбу и векам. Это прикосновение было подобно движению воздуха. Так же легко, невесомо он ощутил, как Анна целует его в закрытые глаза. Он пробудился, но не открывал глаз и не двигался, чтобы сохранить это чувство. Потом вспомнил, где он и что с ним, и что днем предстоит бой. Он снова заснул, заставив себя сосредоточиться на предстоящем сражении, и перед ним возникла рыжая взлохмаченная голова Утера, его белое лицо с холодными, сощуренными глазами. Потом он увидел Утера уже в шлеме, Утер медленно, как это бывает во сне, поднимал меч и затем с силой обрушил его на правое плечо Марка. Марк попытался остановить вражеский меч, но ослабленная правая рука не сдержала удара, и меч Утера наискось полоснул по шее. Марк проснулся от явственной боли и ощущения вкуса крови во рту. Случись такое наяву, удар был бы смертельным. Потом он снова задремал и лежал в полузабытье до утра, смутно прислушиваясь к собственному состоянию.


Герцог Эдгар с семьей заняли свои места на трибуне, и герольд ждал их распоряжения, сигнала к началу. На противоположном конце арены развевалось знамя герцога Утера, стилизованная желтая волчья голова на черном поле. По сравнению с этим на темно-пурпуровом с белым знамени Марка глаз мог даже отдохнуть. Герцог Эдгар долго смотрел на пурпурное знамя, и было ясно, что он очень хотел бы, чтобы этого знамени там не стояло. Наконец он дал знак герольду. Герольд объявил начало состязания. На арену вышли бойцы.
-Ну всё, Анна. Теперь ты увидишь, как он умрет, - сказал герцог Эдгар.
Но Анна даже не обернулась.

Утер начал яростно, с места в карьер. Но эта ярость передалась Марку, и он ответил также очень жестко, хоть и без злобы. Оба в глубине души были хладнокровны, Утер расчетлив, а Марк собран и внимателен. Оба зорко следили друг за другом. Обоих вел инстинкт, когда нет времени для рассуждений, но у Утера это был инстинкт звериной ненависти, а у Марка обостренное чувство спонтанного действия. И Марк, и Утер предпочли сражаться мечом-бастардом как двуручным мечом, без щита, меч на меч. Утер то и дело пытался подсечь Марку ноги или ранить в бедро, правила боя такое допускали, но Марк уже знал эту его привычку. Попытки эти не удавались, и Утер менял тактику, целясь в живот. Фактически, атаковал Утер, стараясь всеми способами пробить оборону Марка и обрушивая каскады ударов, тем не менее Марку удалось ранить его в плечо. Утер был видимо изумлен и отступил. Герцог Эдгар объявил перерыв.
Начало боя увлекло зрителей, такой яростной и стремительной схватки на этой арене еще не происходило. Ставки делали в основном на Утера, он казался более серьезным противником, даже после полученной раны. Марк понимал, что эта рана Утера только разъярит.
И вправду, после перерыва Утер удвоил натиск. Он явно намеревался изрубить своего противника в куски, но нарвался на сопротивление, и оба нанесли друг другу несколько довольно серьезных ран. Марк избегал применять приемы своей старой школы, понимая, что неизвестный прием могут объявить запрещенным, но тут он был вынужден на это пойти. И точно, герцог Эдгар остановил бой, ссылаясь на применение запрещенного приема со стороны Марка. Последовало разбирательство, вмешался Ринальдо, доказывая, что в списке запрещенных такого приема нет, завязался спор. Все, и участники, и зрители, были взбудоражены, но герцог Эдгар вдруг объявил:
-Пусть продолжают.
И по этим словам и по глазам его Марк осознал наконец, до какой степени герцог желает ему смерти.
Утер, хоть и раненый, снова пошел в атаку, он так и хотел кончить это дело одним махом. Но у него все не получалось, хоть он и сумел нанести Марку еще одну рану. Оба понимали, что от потери крови они могут скоро обессилеть, кроме всего, у Марка остро болела правая ключица, что значительно ослабляло правую руку, правда, и Утер был ранен в правое плечо, и решено было объявить перерыв. Инициатива к этому исходила от обеих сторон. Утер, однако же, производил впечатление более внушительное, к тому же всем было ясно, что герцог на его стороне, хоть от Марка не укрылось, что  Утер оступился на секунду из-за внезапной слабости, но это, видимо, заметил только Марк.
-Он же тебя убьет, - шепнул Марку один из герольдов, понимая, что Утер настроился именно убивать. – Лучше признай себя побежденным.
Марк отмахнулся от него и сосредоточился на дыхании, чтобы хоть как-то восстановить силы. Ринальдо перевязывал его сосредоточенно, угрюмо и молча, прекрасно зная, что побудило Марка сражаться, и потому не противореча. Но Марк понял, что и Ринальдо предполагает победу Утера. Он на минуту закрыл глаза и полностью отключился от происходящего.
Они сошлись в третий раз, и поначалу у всех создалось впечатление, что Утер уже явно побеждает. И Марк вдруг увидел над собой занесенный меч, занесенный тем же движением, что он уже видел, видел во сне. И он понял, что сейчас этот меч должен опуститься и убить его. Но всё будто замедлилось. Внезапно открылась глубокая, темно-синяя бездна. Меч опускался медленно, и расслоился свист от его движения, и то, что он это уже видел, заставило Марка опомниться. Открылся какой-то резерв. Марк не стал встречать меч Утера своим, помня, что произошло этой ночью во сне, и ушел из-под удара. Он слышал звук, с которым меч противника скребет по доспеху на груди, не причиняя вреда, а сознание бездны не исчезало, делая происходящее похожим на сон и в то же время более реальным, чем явь, и невообразимо растягивалось время. Теперь Марк видел каждое движение Утера от зарождения до заранее предугадываемого конца и даже ждал, прежде чем парировать удар или от него уклониться. Он заметил, что Утер не понимает, что происходит, но сам он уже испытывал такое состояние тогда, в море. Утер слабел. И в конце концов Марк подсечкой повалил его на землю и приставил ему к горлу меч. После этого время обрело обычное течение, и все встало на свои места.
Вмешаться сейчас значило признать поражение Утера, потому все молчали, а герцог Эдгар, видимо, ждал, что Утер еще сможет вывернуться из-под меча Марка, ибо Утер не собирался сдаваться. Марк угрожающе поднял над ним меч, давая понять, что сейчас снесет ему голову, если он не сдастся. В глазах Утера промелькнул страх, но видя, что Марк просто неподвижно стоит с занесенным мечом, Утер презрительно улыбнулся. В следующее же мгновение Марк с силой опустил меч, и лезвие со свистом рассекло воздух в миллиметре от горла Утера. Нервы Утера не выдержали, он признал свое поражение и запросил пощады.
Герольды подошли и зафиксировали результат поединка, Марк с помощью Ринальдо снял доспехи, и Ринальдо внимательно его осмотрел, с тем, чтобы, если надо, перевязать. Но вдруг своим обостренным чутьем Марк ясно почувствовал, что ему целятся в спину. Он резко обернулся и отбил стрелу нагрудником от доспехов, что держал в руке, и выхватил у Ринальдо свой меч, чтобы не быть безоружным в случае внезапного нападения со стороны людей Утера или герцога Эдгара, но вторая стрела вонзилась в землю на расстоянии полуметра от его ног, и со стены вниз, на арену, размахивая руками и ногами, упал человек. Марк обратился взглядом к трибуне герцога, и тогда понял, что произошло. Анна сидела бледная, прямая, будто потерявшая в один миг все свои силы: она столкнула лучника вниз силой взгляда. Но кроме Марка этого никто никогда не узнал.
Потом стало известно, что этот лучник был человеком не Утера и не герцога Эдгара, но Ольденгардов.


31.

Герцог Эдгар сдался, уступив силе обстоятельств, хоть и ярился в глубине души. Ведь с некоторых пор он стал испытывать по отношению к Марку настоящую мужскую вражду, вплоть до того, что сам был готов драться с ним на мечах, только почитал это ниже своего достоинства. Но он был вынужден отступить, и теперь ходил молчаливый и мрачный. Тем более что обе женщины, и Анна, и, что удивительно, герцогиня проводили почти все свое время у ложа Марка и лечили его. С Анной все, конечно, было ясно, но герцог просто не понимал свою жену.
Герцогиня переволновалась за Марка даже сильнее, чем Анна. Раны его были тяжелы, и она направила к нему личного герцогского врача и сама подолгу сидела у его изголовья. Конечно, она скорее боялась за Анну, понимая, что грозит ее дочери в случае смерти Марка. Но и Утер в это время лечился, и герцог Эдгар то и дело требовал своего врача для него. В конечном итоге оба поправились, и в доме герцога установился, хоть и шаткий, мир.
Победа Марка на турнире заставила всех о себе говорить. До этого про существование Марка вообще мало кто знал, и теперь все только и делали, что гадали о его происхождении. Версий выдвигалось множество. Кто-то говорил, что он знатный рыцарь, поссорившийся со своими родителями, кто-то предполагал его иностранную родословную. Говорили даже, что он незаконнорожденный сын покойного короля и младший брат ныне правящего, но никто до сих пор не знал об этом, потому что он был вынужден скрываться от преследования врагов. Даже сам король заинтересовался этим известием, прекрасно зная, что у старого короля незаконнорожденные дети были. Говорили, что король даже хочет пожаловать своему «родственнику» земли и титул, говорили много и противоречиво, но об Альмандинах не упомянул никто.
После «королевской» версии герцог Эдгар стал постепенно смиряться с существованием Марка и всячески эту версию поддерживал, давая понять всем вокруг, что мужем его дочери будет не простой смертный. Марк думал, что торжеств по поводу свадьбы Анны особо не будет, но ошибся. Герцог уже по всем концам обо всем разгласил, и готовил что-то невиданное. Однако, поправившись, Марк поначалу ходил по улицам с осторожностью, понимая, что в любой момент может получить удар в спину как от людей Утера, так и от людей Ольденгардов. Последних он, кстати говоря, скоро увидел. Дразня судьбу, он подошел к ним и поинтересовался о состоянии лучника, упавшего со стены. На него посмотрели с явным подозрением, что он просто издевается, но потом сказали, что тот еще легко отделался, только сломал ногу. Марк совершенно искренне пожелал лучнику здоровья, поскольку на подневольного человека не мог обижаться, на него снова посмотрели большими глазами и ретировались. Марк понял, что люди Ольденгардов боятся его.
Потом он узнал, что Ольденгарды еще оставались в Киллении на случай, если бы Марк и Утер умерли от ран, но поскольку этого не произошло, они быстро отправились восвояси.
Утер, выздоровев, также покинул гостеприимный дом герцога Эдгара и уехал из Киллении. Его оскорбило, как скоро герцог Эдгар начал готовиться к торжествам по поводу свадьбы Марка и Анны. Марка он откровенно ненавидел, но на всю жизнь запомнил последний взмах его меча. Такие вещи вызывали в нем уважение.

. . .

Казалось бы, удивительно, как скоро люди меняют гнев на милость. Они говорят, что победителей не судят. Может, это и вправду так. В их глазах оказался оправдан и побег Анны, и многое, чего простым смертным не прощают. Ореол тайны, образовавшийся вокруг персоны Марка, только подкреплял их почтение.
Начались новогодние праздники. Свадебные торжества совпадали с ними, оттого настроение у всех было особенно приподнятое. Новогодняя ночь становилась одновременно и первой брачной ночью.
Но праздновали почти до утра. Почти всю ночь пели песни. Пришли многие известные и неизвестные барды и поэты, помня, что и Марк когда-то пел. Свечи уже догорали, их осталось совсем немного, часть гостей пошла во двор смотреть фейерверки, и когда грохот во дворе затих, Паоло попросил лютню и начал петь:

Как говорят, не может воин
Не быть поэтом, - он тогда
Простой убийца, жалкий смерд,
И победить не сможет смерть.
Когда же славы он достоин,
Огонь, и ветер, и вода
Ему подвластны, и внимают
Его словам, и города
С могучими их крепостями
Ему сдаются без стыда…
И стоит лишь ему запеть,
Как отступает даже смерть.

-Спой что-нибудь, - попросил Паоло Марка. Марк задумался на минуту. Он вспомнил старую торжественную песню, что слышал в детстве от своего отца. Поблагодарив этой песней всех присутствующих, он вместе с Анной покинул зал.


Торжества, длившиеся уже больше недели, сильно утомили их обоих. Анна, освещая дорогу свечой, шла впереди Марка по коридору, и он не очень хорошо представлял, куда она его ведет. Наконец она открыла какую-то дверь и посветила в комнату, это оказалась средних размеров спальня. Марк еще не был в этом помещении, равно как и в этой части замка, сюда мало кого пускали. Он понял так, что эту комнату специально обустроили сейчас под их спальню, раньше она была чем-то другим или же пустовала. Да, скорее всего раньше здесь никто не жил, Марк не чувствовал признаков человеческого присутствия. Видимо, так пожелали родители Анны, чтобы новая жизнь начиналась на новом месте. Анна поставила свечу на столик и села на край кровати.
-Устала… - Марк отвел с ее лица темно-золотую прядь. Она и вправду утомленно улыбнулась.
-Ложись спать, - сказал ей Марк. Но Анна положила руки ему на плечи и все смотрела в его лицо.
-Ну что ты, - сказал Марк. – Правда, ложись. Тебе отдохнуть надо.
Во взгляде Анны появилась какая-то сосредоточенность, она уже не просто смотрела, но всматривалась. Она снова улыбнулась и отвела глаза.
-Ну что ты там увидела… Знаешь, - вдруг неожиданно для себя сказал Марк, - я все-таки не могу не помнить о ней, о той, что спасла меня, и ты так на нее похожа… Прости, если говорю что-то не то, но тебя не должна огорчать эта память, ты сама - эта память… Я не понимаю, в чем дело, но здесь нет противоречий, и я  воспринимаю тебя так, будто ты – это она, будто вы – одно, хоть этого не может быть…
-Я и есть она, - вдруг услышал он голос Анны. Этот голос заставил его содрогнуться.
-Я действительно она, - повторила Анна, и звук этого голоса Марк не мог бы спутать ни с чем другим. – Не веришь?..
Анна распахнула одежды, и Марк увидел у нее под грудью след от смертельной раны.
-Ты не знаешь моего настоящего имени, - продолжала Анна. – Я Элиа с Заповедной Горы.


                32.

-Скажи что-нибудь, - попросил Марк. – А то я снова подумаю, будто ты немая. – Элиа улыбнулась. Марк видел, что с той девушки-подростка, которую он знал, теперь окончательно сошли все остатки детства, но она все же была очень юной, не совсем такой, какой он видел ее тогда, в самый первый раз. Все вокруг тоже заметили внезапно повзрослевшую Анну и приписывали это первой брачной ночи, но только Марк знал истинную причину.
-Я и раньше не много говорила, - сказала Элиа. – Мне не трудно молчать.
-Объясни, - попросил Марк. – Я не совсем понимаю, как все произошло. Ведь ты пошла тогда к Конраду.
-Да. И я его довольно быстро нашла. Он даже не очень старался избегнуть встречи. Конечно, мы не могли решить дело миром. Я бросила ему вызов. Поединок закончился его поражением. Но, уже умирая, он засмеялся мне в лицо. «Ты тоже умрешь! –сказал он. – Этот замок можно разбить только кровью, исшедшей из твоего сердца…» Я знала, что он любит ставить на своих заклятиях такие замки и предполагала что-то подобное, но мне надо было знать наверняка.
-Он уже воплотился?
-Нет, еще нет. Он бы хотел, но ему не дают.
-А ты, что с тобой было?
-Я родилась здесь, в семье герцога. У меня был небольшой выбор, надо было спешить. Я не теряла памяти и родилась в полном сознании. Потому я с самого рождения молчала. Никто не должен был видеть во мне ничего необычного.
-Но ты была необычной.
-Не до такой степени, чтобы на это всерьез обратили внимание. Я вела себя как ребенок, потом как бунтующий подросток, ты видел… - Она негромко рассмеялась. - Нет, я не жалею. Я очень давно не была ребенком. Мне понравилось.
-Я на всю жизнь запомнил твои детские камни и корни…
-Я знала, что это тебя развлечет.
-Сколько глупостей, наверное, я наговорил тебе в твоем детстве…
-Нет, это не глупости. Мне было очень хорошо с тобой. Я будто заново открывала тебя, твою душу… Я очень люблю твои песни.
-Спасибо… А ты действительно знала, что я появлюсь здесь?
-Да, знала. Хоть и не знала точных сроков.
-А как узнают такие вещи?
-Это можно узнать в промежутке между воплощениями. Но обычные люди это забывают.
-Ты говоришь так, будто все это легко.
-Это действительно не очень сложно. Но для достижения этого нужно прилагать много усилий.
-Да, я знаю. Мое обучение и битвы тоже требовали очень больших усилий, но сколь малого я достиг…
-Ты не можешь об этом судить. Главное – что ты за человек. А способности даются больше ради упражнения и для дела. Ведь ты сам это знаешь.
-Да, и я с этим согласен. Но все же мне бы хотелось мочь больше. Чтобы действительно быть реальной помощью и опорой.
-Ты не мало сделал. И у тебя впереди вечность.
-А ты специально тогда увлекла меня за собой в море, чтобы я понял, что такое твоя «бездна»?
-Да. Это не просто видение или переживание. Это переход на другой уровень сознания.
-Но ты сама могла утонуть.
-Не могла. В любом случае, я была уверена в тебе. В том, что если даже я и начну тонуть, ты меня вытащишь.
-Мне кажется, я был слабее.
-В том-то и дело, что только «кажется».
-Спасибо тебе. Если бы не эта «бездна», Утер меня бы убил.
-Я знала, что тебе пригодится.
-И ты все вот так наперед знаешь?
-Далеко не все.
-А тот камень с отверстием, ты знала, где он лежит?
-Нет. Я его сотворила.
-Отверстие?
-Нет, сам камень.
-Но ведь это невозможно. Такие предметы существуют не более нескольких минут и потом рассыпаются.
-Этот камень не рассыплется.
-Очень необычный подарок.
-Ты бы и сам мог такое сделать.
-Может, и мог бы, но не знаю, как.
-А ты подумай.
-Сейчас незачем. Мне кажется, я сейчас задаю глупые вопросы, как ребенок.
-Конечно. Ты мог бы и не задавать их, ведь сам все знаешь.
-Нет, я не знаю. Я не знаю, что значило то видение в пещере, про древнюю битву. Мы уже встречались с тобой?
-Мы с самого начала были вместе. Только ты не помнишь.
-Что значит «с самого начала»?
-Мы вместе пришли на эту планету. И изначально мы были равны. И у нас была общая задача. Я тебя помню, и помню, чем ты был…
-Не продолжай. Мне кажется, что если ты скажешь это, в моей жизни и во мне все слишком сильно изменится. Может, я даже что-то потеряю.
-Не потеряешь. Но всего сразу действительно говорить не надо. Скажу одно: ради спасения многих ты принес великую жертву. И ты лишился своей высшей памяти и знания и стал воплощаться как человек. Но я видела все, чем ты был и что ты есть.
-Мне почему-то тяжело от твоих слов…


После такого известия Марк несколько дней молчал, так, будто сам онемел. И он даже не замечал этого, углубившись в себя. Он чувствовал боль, будто внутри что-то рождалось, разбивая твердую оболочку. Потом все снова встало на свои места и ему стало легче, но он знал, что уже не был прежним. Он стал свыкаться со своим новым состоянием.
Он уже опасался задавать лишние вопросы. Да, в тот раз он спрашивал о многих побочных вещах, и это могло продолжаться до бесконечности, ибо обоим им было что вспомнить. Но даже такие на первый взгляд безобидные вопросы оказались чреваты. И только заново утвердившись в своей решимости что-то понять он через несколько дней снова продолжил этот разговор.
-Скажи, а мои предки из рода Альмандинов, зачем они пришли сюда?
-У каждого из них была индивидуальная задача. Но всем им предстояло пройти именно такие битвы и испытать именно такую любовь.
-Они и вправду обладали бессмертной природой?
-Да, правда.
-Но почему тогда погибали?
-Ты представить не можешь, кто они сейчас.
Эти последние слова прозвучали с такой торжественностью, что на какое-то время Марк замолчал. Он попытался представить. Что-то смутно оформлялось в его душе.
-Однажды ты их увидишь, - тихо сказала Элиа.
Марк снова прекратил расспросы на несколько дней. Он возрождал в своей душе все, что помнил о своих предках.


Элиа, вернее, Анна для всех вокруг по-прежнему оставалась немой. Герцог Эдгар еще делал вид, будто сердится на них, но через несколько дней после свадьбы он официально вызвал к себе Марка и сказал, что жалует ему графский титул и земли. По иронии судьбы, это оказались бывшие владения Аминтов. Марк с радостью передал бы эти земли Оро, но был уверен, что тот откажется от такого подарка. Все же он думал, что Оро пошлют об этом весть. Марк не хотел оставаться в Киллении.
-Благодарю вас, сир, - ответил он на предложение герцога, и герцог не понял, принимает он его милость или отказывается от нее.
-Мне нужно поговорить с тобой, - сказала Элиа Марку в один из вечеров. – Ведь ты наверняка сейчас все время думаешь, что нам делать дальше.
-Да, думаю, - ответил Марк. – И можно просто уйти отсюда на все четыре стороны, - улыбнулся он. – Лучшего я пока еще не придумал.
-Может, и не на все четыре… Я хотела тебя спросить вот о чем. Ведь ты Альмандин. И ты тоже обладаешь бессмертной природой, как и все твои предки. Ты это осознаёшь?
-Для меня это пока очень непонятно.
-А ты постарайся представить.
-Что представить? Вечность?
-Может, и так.
-Мне легче представить, что однажды я погибну, как и все мои предки.
-А если я скажу, что этого не будет?
-Тогда это слишком необычно.
-Ты так просто не погибнешь. А если и потеряешь телесную оболочку, то все равно сохранишь память. Подумай над этим. Ты к этому готов?
-Я не могу тебе сразу ответить.
Элиа замолчала на время, давая Марку возможность привыкнуть к этой мысли, и потом продолжала:
-Ты последний из рода Альмандинов. И ты остаешься на этой планете за всех мужчин своего рода. Мы вместе остаемся здесь. Это великая ответственность. То, что ты прошел до сих пор – только преддверие тех битв, что еще предстоят. И дело даже не в Конраде, Конрад – далеко еще не самое страшное.
-Да, я догадывался об этом. И я был бы рад здесь что-то сделать.
-Ты войдешь в свою полную силу, обретешь утерянную память и знание и пойдешь дальше. Есть много миров, и в одном из них сейчас те, кто были твоими предками, и они тоже помогают этой планете, но мы с тобой нужны этому миру как воплощенные, как люди. Мы еще не раз будем физически погибать, но мы будем возвращаться. И ты будешь все помнить.
-Мне это не кажется легким.
-Никто и не говорит, что легко, но у тебя будут силы, они уже есть. Хотя в конечном итоге на все твой выбор. Ты можешь и отказаться. Уйти в другой мир, забыть все, что было здесь…
-Я не откажусь. Я люблю этот мир. Мы будем вместе?
-Да.
-Но скажи, ведь ты сейчас рождена от смертных родителей. Ты смертна?
-Со временем я сумею преобразить свою природу, я не раз делала это, и это уже происходит. Но хочу спросить тебя о последнем. Я начинаю входить в свою полную силу. Мне все труднее становится находиться среди людей. Ты и сам давно уже думаешь, что нам делать дальше. Но я вижу только один путь. Ты пойдешь со мной на Заповедную Гору?
И Марк спросил только одно:
-Когда?

. . .

-Сказать тебе последнее? - помолчав, спросила Элиа. - Конрад вовсе не пощадил тебя. Он просто не смог тебя убить, и потому превратил в камень. Он не сумел остановить твое сердце.


Эпилог.

Прошло более десяти лет. За это время мало что изменилось в Киллении, только герцог и герцогиня, постарев, все больше времени проводили вдвоем в своих покоях и жалели, что у них нет сына-наследника. Они постепенно готовились отойти от дел и внимательно следили за внуками, сыновьями Миранды и князя Леонида. Старшему они хотели передать герцогство, и князь Леонид был с этим согласен, видя наследника Леарны в своем младшем сыне. Когда старшему мальчику исполнилось девять лет, герцог и герцогиня на время взяли его к себе.
И однажды утром ребенок прибежал к ним с вестью. Он сказал, что к воротам замка подъехал необычного вида гонец и передал ему ларец и письмо. Мальчик хотел расспросить посланника, кто он и откуда, но тот пришпорил коня и скрылся. Герцог отругал внука за неосторожность и наказал впредь ничего не принимать от незнакомых людей. Он распечатал письмо и прочел следующее:
«Здравствуйте, мама, отец. Я о вас помню. Простите за все, чем я вас огорчила в детстве и юности, знаю, вам было со мной нелегко. Мы сейчас живем очень далеко от вас, там, где вы и представить не можете, и у нас все хорошо. Мой супруг Марк также шлет вам свои сердечные пожелания добра и мира и просит простить за все, в чем был перед вами виноват. Я всегда буду вспоминать о вас с самыми добрыми и теплыми чувствами.
               
                Анна.

Примите от нас этот подарок и сохраните его, пожалуйста, в память о нас».

Герцог открыл ларец. В нем лежал довольно большой естественный кристалл, похожий на причудливых очертаний скалу. Этот кристалл был точной копией Заповедной Горы: гора, как живое существо, иногда рождала такие кристаллы, и это были ее «дети». Но герцог и герцогиня не могли всего этого знать, потому что никогда не видели Заповедную Гору…


Кристалл был помещен в тайной нише одного из святилищ недалеко от замка, как посоветовал герцогский врач, увидев в этом подарке нечто необычное. Вокруг кристалла происходили знамения и с ним было связано множество легенд, и постепенно он стал считаться терафимом всего Килленского герцогства и впоследствии королевства Лигурии, защищавшим страну от врагов, недорода и буйства стихий.

2010


ПРИМЕЧАНИЯ

1. Графства были самостоятельные и подчиненные. Подчиненные входили в состав герцогств, и графы были вассалами герцогов. Это повелось с тех времен, когда централизованной (королевской) власти еще не было, государством правили князья («Союз западных князей»), потом ставшие герцогами, и в просторечии герцог мог называться князем, и эти князья решали особо важные вопросы на общем совете. Впоследствии из них выделился главный («старший») князь, со временем ставший королем. Князья же могли выделить из среды своих подданных отдельных людей и дать им земли «в управление» и в качестве награды, «управление» же заключалось более всего в удержании и обороне отдаленных владений, до которых у князя не доходили руки. Из этих «управляющих» произошли подчиненные графы. Герцог, их господин, отвечал за них перед королем, повиновались же они герцогу. Подчиненный граф обычно был из рыцарей, состоявших на службе у герцога, человек отличившийся и доказавший герцогу свою верность. Если же подчиненное графство переходило по наследству к младшему сыну самого герцога, или к его младшему брату, оно переставало быть подчиненным, но старший брат всегда мог заступиться за младшего перед королем, и на такие случаи существовал ряд законов. Титул же барона появился позже титула графа. Бароны находились целиком в ведении короля, но королевский барон был ниже королевского (самостоятельного) графа и, фактически, равнялся графу подчиненному. Графский и баронский титулы передавались по наследству. Герцог мог лишить подчиненного графа титула независимо от воли короля, если только герцог и такой граф не состояли в родстве, король же во взаимоотношения герцогов и их графов обычно не вмешивался. Однако подчиненный граф всецело распоряжался в своем владении и мог присягнуть королю как самостоятельный военачальник, пусть даже при таком раскладе его военную помощь мог затребовать как герцог, так и король. Такой подчиненный граф мог за военные заслуги стать королевским графом, и тогда он становился выше барона. О землях же, принадлежащих такому графу, король договаривался с его герцогом, или же мог дать ему во владение земли завоеванные. Обычно такие графы были лихими людьми и охотно соглашались владеть колонией, король же получал надежного человека на опасной границе. Однако же далеко не все подчиненные графы стремились перейти из ведения своего герцога в ведение короля: еще неизвестно, какой из двух господ лучше. Известны случаи, когда герцоги очень хорошо защищали своих графов, помогая им военной силой, и иной герцог мог позволить своему графу больше, чем позволил бы король. К тому же в отдельные исторические периоды могущество герцогов настолько возрастало, что король снова становился как бы «первым среди равных».
      Титул же баронета был введен позже остальных, этот титул мог быть куплен за деньги у короля, иногда вместе с участком земли, причем для этого даже не обязательно было быть рыцарем, и таким путем король пополнял государственную казну.  Однако баронетом мог называться и младший барон (барон-сын), как в случае Ольденгарда-младшего, вернее, дословно это звучало как «барончик». «Титулов учтивости» не было, сыновья и младшие братья назывались титулами старших с приставкой «младший», если только не имели собственного титула, незамужние дочери — отцовским титулом, естественно, в женском варианте, но так же с приставкой «младшая», замужние носили титул своего мужа, иногда добавляя к нему титул своего отца с приставкой «младшая», если род жены был выше, чем род мужа.

2. Обычный свободный человек, не имеющий рыцарского звания, мог участвовать в турнире, и если он побеждал рыцаря, то сам становился рыцарем. Этим порой пользовались простые воины.

3. Нетитулованный рыцарь мог и даже должен был выдвинуть свой герб, девиз и знамя, но пока он был простым рыцарем, это все считалось неофициальным. Такие знаки отличия должны были свидетельствовать о рыцаре, что он за человек, каких принципов придерживается и каким идеалам служит. Естественно, когда рыцарь служил господину, то он сражался под знаменем и девизом господина. Но для турниров рыцарь просто обязан был иметь свой герб, ибо на турнире он сражался сам за себя. Если рыцарь проигрывал, то он не имел права позорить герб своего господина. Если же рыцарь получал титул, то его герб и прочее становились официальными.

4. Рыцарь, состоящий на службе у господина, мог просить господина экипировать его для турнира и дать ему на время коня, и в данной ситуации герцог Эдгар был не совсем прав, ибо Марк его ни о чем не просил. Однако, однажды обратившись за помощью к своему господину, рыцарь уже не мог переменить своего решения и от такой помощи отказаться.


5.  Парные рапиры – редкий вид оружия, два коротких  легких меча, левый чуть короче правого. В реальном бою не использовались: оба меча находились в одних ножнах, и вынимать их было неудобно, при этом терялось время. В состязаниях также использовались редко, и владели этим видом оружия немногие, что считалось особым мастерством. Известие, что предстоит сражаться на парных рапирах, отпугнуло многих желающих. Для поединков к комплекту парных рапир добавлялся кинжал, рапиры крепились на одном боку, кинжал на другом.
Меч-бастард – так называемый полутораручный меч, легче двуручного, но тяжелее обычного длинного. Им можно было сражаться, держа его как двумя, так и одной рукой. Полуклинковый хват: когда левая рука лежит на незаточенной части лезвия.


6. Святилище. – У людей Запада не  было религии, не было института церкви и монастырей. У них было понятие Бога и глубинная вера, у каждого выражавшаяся по-своему. Но на Западе были святилища типа годордов. Уважаемый человек на свои средства строил такое святилище и становился еще более уважаемым. Также семьи правителей, герцогов или графов были обязаны иметь родовое святилище, одно или несколько.













ПРИЛОЖЕНИЕ

Об Альмандинах

      Говорят, что Микаэль, прародитель Альмандинов, проснулся в пещере и вышел на свет дня. Он долго шел по горам и пришел к хижине мага. И когда маг спросил ребенка, кто он, он знал только свое имя.
        Маг взял ребенка на воспитание. И он видел, что это не обычный ребенок.
        Микаэль рос и обучался наукам и искусствам. Особенностью его характера было горячее желание помочь людям. И он учился помогать.
     И когда он подрос, то стал спрашивать: «Для чего я живу? Зачем я здесь?» И его наставник ответил ему, ибо знал его предназначение:
-Ты здесь, потому что здесь твой враг. Можешь называть его именем Конрад.
-Кто такой Конрад?
-Темное существо, желающее властвовать и причинять страдание.
-Потому я должен с ним сражаться?
-Да, если только ты желаешь блага этому миру.
-А он желает зла?
-Сознательно — да.
-Что такое зло?
-Это один Всевышний знает. А человек решает сам за себя, человек делает выбор. Человек знает, что этот ребенок, или эта семья, или этот город должны жить, и потому он сражается. А злом или добром обернется это в будущем, то ведомо одному Всевышнему.
-Значит, я тоже могу ошибиться?
-Ты не ошибешься, если будешь следовать своему предназначению и Высшей Воле. Всевышний все направляет во благо. С появлением Конрада нарушилось планетное равновесие. Он — полюс тьмы, ты должен стать полюсом Света. Силы создают напряжение между полюсами. И равновесие возможно сохранить только предельным напряжением полюса Света.
-Как мне действовать?
-Ты не должен думать о тьме. Думай о Свете и о равновесии.
-Но как тогда я буду знать своего врага?
-Зная свои слабости. В твоих слабостях его сила.
-Как мне его победить?
-Побеждай Светом. Победив себя — победишь его. Но знай, что битва смертельна. Даже победив его, ты погибнешь. Ты к этому готов?
-Если это делается ради блага мира — да. Но что такое смерть?
-Поймешь, когда встретишься с ней лицом к лицу.
-Но если меня не станет и не станет моего врага, всё закончится?
-Нет. Ты станешь основателем великого рода, и потомки твои продолжат твою битву. Ты не обычный человек, и род твой не будет обычным. И вы многое совершите.
        Конрад же пришел на планету за год до появления на ней Микаэля. Микаэль шел следом за ним, но став человеком, не помнил этого. Микаэль спросил своего наставника, когда будет битва, но тот сказал, что нескоро, очень нескоро. Что до этого успеет пройти целая жизнь.
        Микаэль жил среди магов. Он овладел магическими искусствами и стал одним из лучших. «Он понимал сущность и имел опору в своем мастерстве», - говорила впоследствии жена Микаэля, волшебница Магда. Вообще жены всех Альмандинов были волшебницами, различаясь только по направлению и уровню мастерства. Микаэль и вправду прежде всего исходил из сути вещей, ибо всегда помнил Всевышнее и любил Его.
        Он жил так долго. Его наставник, которого он любил, уже умер у него на руках от старости. Ему же самому исполнилось восемьдесят девять лет, но он оставался в полной силе. В свои восемьдесят девять  он сохранял облик и силу зрелого мужа. Таковы были потом все Альмандины. Время не старило их. И Микаэль в свои годы был мудр, но еще не знал любви к женщине.
        Магду он полюбил, когда ему было девяносто, а ей двадцать пять. Случилось это так: на заре, встречая рассвет в горах, он услышал песню. До сих пор он еще не слышал таких песен, хотя в Северной стране пели много. Он вышел из пещеры, где проводил ночь, и увидел, как девушка набирает воду из родника. И тогда понял, что любит ее.
        Магда стала его женой. Через год у них родился сын Артур, и еще через шесть лет родился Уриэль, и братья были непохожи и родственны, как солнце и звезда.
        Но Микаэль стал задумываться о своем враге. Он помнил предсказание наставника о битве и знал, что предсказание сбудется. Ибо над миром начали сгущаться тучи.
           До Микаэля стали доходить тревожные вести. О том, что некая темная воля укрепилась на востоке и хочет овладеть миром. О том, что какие-то силы закручивают спиральные вихри, и из тех мест уходят люди, ибо не могут там жить. Микаэль отправился в странствие, чтобы понять, что происходит.
       Чем дальше на восток он углублялся, тем больше видел разрушений. И наконец он пришел к стенам мрачного замка, окруженного вихрями. Замок встретил его настороженной, враждебной тишиной. И Микаэль понял, что видит цитадель своего врага.
          Разговор с врагом был недолгим. Конрад сразу узнал Микаэля. Темный маг не хотел сражаться с ним сейчас, ибо был не готов к этому, и он сказал, что встретится с ним через год у отрогов Эйги. Микаэль вернулся в Северную страну и стал готовиться к битве.
           В год битвы Микаэля с Конрадом Артуру исполнилось двенадцать лет. Он уже знал основы магии. Особенно хорошо он овладел перемещением в пространстве. И он мгновенно переносился на огромные расстояния, хоть отец и мать запрещали ему это. Артур видел, как Микаэль собирается на битву, но смысл происходящего был ему еще неизвестен, ибо Микаэль не говорил с ним об этом. И только перед самым уходом Микаэль подозвал к себе сыновей и сказал: «Я иду исполнить свой долг. Потому я прощаюсь с вами. Но вы не должны печалиться слишком. У вас впереди жизнь, и в память обо мне живите ее достойно». Артур видел, как смотрел на отца в последний раз шестилетний Уриэль, будто понимал, что больше его не увидит. Самому же Артуру сделалось страшно. Но он не подавал вида, ибо не тому учил его отец.
          И когда Микаэль ушел, Артур не находил себе места. Магда, его мать казалась погруженной в себя и больше молчала, и Артур не стал ее ни о чем расспрашивать. В конце концов он представил мысленно отца и увидел какие-то вихри. Ему показалось, что отец попал в беду. И он захотел быть рядом с ним и переместился на поле битвы Микаэля и Конрада, хоть это далось ему намного труднее, чем обычно.
         И Артур увидел сражение. Помочь отцу он ничем не мог, ибо пространство бушевало. Он мог только смотреть и ждать, чем всё закончится.
        Битва длилась до конца дня и потом еще всю ночь. В темноте носились бешеные сполохи. Вихри хлестали по скалам, и земля гудела. Артур плакал, ибо понимал, что противники погибнут оба: в такой буре никто не был способен уцелеть.
              Рассветные лучи озарили поле сражения. И Микаэль воспользовался мощью Солнца. Через пару часов после рассвета Артур почувствовал какое-то облегчение. Сражающихся внезапно залил яркий свет. После этого настала тишина, и только отголоски в горах постепенно уходили и гасли. Муть понемногу рассеялась. На том месте, где стоял Конрад, дымились черные глыбы.
           Артур увидел издалека своего отца и подбежал к нему. Микаэль умирал. Кровь его тяжелыми крупными каплями скатывалась в полукруглую выбоину в скале и там застывала, и Артур сидел подле него и смотрел на это.
       -Артур, - сказал Микаэль, - я ухожу, и могу завещать тебе только свою битву. Будь достоин своего предназначения. Будь Светом. Возьми. - И он последним усилием вложил в руку сына рукоять своего меча и умер.


       Артур и Уриэль выросли. Они знали, что на них лежит та же задача, которую исполнял их отец. И знали, что их враг снова воплотится на планете, и придется сражаться.
      Уриэль полюбил и женился рано для Альмандина, ему тогда было двадцать пять лет. Артур же, хоть и был старшим, еще не нашел своей любви. С того года, как Уриэль женился, Артура стала преследовать мысль о том, что его брат умрет раньше него. Он связывал это с ранней женитьбой Уриэля. Мысль о судьбе брата не давала Артуру покоя и мучила его.
     Конрад же не медлил. Он только что появился на планете и был ненасытен. Воплощаться и развиваться постепенно было для него тратой времени, и он воспользовался как орудием личностью короля и темного мага Лексы. Лекса был внутренне родственен Конраду и непомерно горд, и он идеально подходил для его целей, будучи человеком в расцвете сил и с недюжинными магическими способностями, которые Конрад легко развил потом до своего уровня. Конрад завладел им путем одержания, внушив ему, что он, Лекса, и есть Конрад, «Великое Существо». С некоторых пор Лекса не называл себя иначе, как Конрадом, и в конце концов дух Конрада полностью вселился в него, и даже внешность его изменилась. Конрад, завладевший оболочкой Лексы, начал готовиться к войне.
       Лекса был королем  Восточного королевства. Конрад в его лице собрал войско и пошел на Страну северных магов, главных своих врагов. По пути он подчинял себе новые земли, и войско его росло. Артур и Уриэль с войском магов встретили его на плато Вереска у Синих гор. Это был единственный случай в истории, когда маги Севера покинули свои пределы, перешли леса и появились в более южных землях.
        И перед началом сражения Уриэль сказал своему брату Артуру:
        -Брат, не печалься, если меня не станет. Позаботься о Хельге и Гейре.
        -Ты не можешь погибнуть, я не допущу этого, - ответил Артур.
       Войска пошли друг на друга.
       Поначалу Конрад сам не вступал в бой, он стоял на скальном выступе и отдавал приказы. Но даже там его едва не настигла световая стрела Уриэля. Конрад отбил стрелу и засмеялся. Но стрела была только предупреждением.
        Войско магов Севера стало теснить воинство Востока. Воины Востока не владели магией и не могли противостоять напору энергий. Артур и Уриэль пробивали себе дорогу к скалам, где стоял Конрад. И тогда Конрад, окружившись своими отборными воинами, пошел на них.
        Уриэль силовым вихрем разметал воинов вокруг Конрада, но сражение с самим темным магом взял на себя Артур. Он направил против Конрада энергетический вихрь. Тот выставил щит и стал отбиваться.
        Но сражение складывалось не в пользу темного мага. Оболочка человека Лексы была все же более уязвима, чем могла бы быть плоть Конрада. Темный маг это понял. И человеческие возможности Лексы тоже были более ограниченными. Конрад понимал, что ему не выстоять. Он был смят и обессилен. Артур направил в него последнюю, смертоносную стрелу. И Конрад, уже смертельно раненный, метнул в Артура огненный снаряд, но Уриэль принял удар на себя, заслонив собой своего брата.
        Уриэль погиб в двадцать восемь лет. После него остались жена и двухлетний сын.


      Сыном Уриэля был Гейр, прозванный Одиноким. Из Альмандинов он жил дольше всех.
      Гейр был похож на Уриэля, своего отца, но более замкнут и молчалив. Таким он стал, ибо судьба его была нелегкой. В пять лет Гейр остался круглым сиротой. Хельга, его мать, за три года после гибели Уриэля исчахла от горя и умерла, и  Артур взял Гейра на воспитание.
       Артур до конца жизни скорбел о своем брате. Он думал: «Это я должен был погибнуть, а не он. Он был бы еще счастлив в жизни...» Он вспоминал детство, когда они с Уриэлем бродили по горам Северной страны и учились у магов, вспоминал юность, когда брат был для него поддержкой и радостью. Артур был готов обвинять судьбу в несправедливости, и только преклонение перед Высшим удерживало его от этого.
       Прошло уже достаточно времени со дня битвы на плато Вереска. Однажды Артур бродил по горам недалеко от своего замка и увидел в небе двух орлов. Силой своего волшебства он подозвал птиц к себе, и орлы уселись на камнях. Артур понял, что  эти птицы — братья, вышедшие из одного гнезда. У одного орла выделялось белое перо на крыле. И Артур вспомнил снова о своем погибшем брате. «Если бы один из этих двоих погиб, - подумал он про орлов, - смог ли бы жить оставшийся?»
        С такой думой вернулся он в замок. Во дворе он увидел человека. И Артуру показалось, будто он видит Уриэля, своего брата. Но перед ним стоял двадцативосьмилетний Гейр.
       Артур и Гейр много странствовали вдвоем. Они помогали людям и залечивали раны планеты, аномальные зоны, образовавшиеся из-за нарушения Конрадом планетного равновесия. Так прошло много лет. Артуру исполнилось семьдесят два года, Гейру сорок, и оба были одиноки. Разница между ними была в тридцать два года, но Гейр начинал чувствовать себя уже не племянником Артура, но его младшим братом. Гейр знал, что Артур видит в нем Уриэля, его отца. Ибо Артур всю жизнь тосковал по своему брату. Артур говорил с Гейром как с равным по возрасту, и Гейр сам чувствовал себя старше, чем был. «Я наследую твое долголетие, Артур, - говорил Гейр. - Только мой век будет еще длиннее». Артур же тяготился своим одиночеством и даже ждал воплощения Конрада. Он говорил: «Я бы хотел погибнуть и снова соединиться с моим братом». Но Конрад все не воплощался.
        Артур полюбил и женился в семьдесят четыре года. Марии было двадцать три. И именно в год их свадьбы  на планете снова воплотился Конрад. Об этом еще никто не знал.
            Гейр отправился странствовать. В странствиях он исправлял зло, содеянное когда-то Конрадом. С Артуром они долго не виделись. Пусть Артур скорбел об Уриэле, его могла теперь утешить Мария, его жена. У Гейра же никого не было. И даже отца он почти не помнил, только помнил, как умирала от горя его мать.
      Когда Артуру исполнилось восемьдесят два, у них родился сын, светлый Орландо. Орландо приходился Гейру двоюродным братом, но Гейр чувствовал себя почти что его отцом. Он был старше Орландо на пятьдесят лет. Гейр вернулся на время к Артуру, чтобы поздравить с рождением сына, и снова ушел. В странствии он узнал о новом воплощении Конрада.
         Когда умерла Мария, Артур не стал ждать смерти. Он вызвал на бой Конрада, хоть и был слишком слаб после смерти жены, и слабел всё более. Однако и Конрад еще не вошел в полную силу, только недавно воплотившись. И все-таки Конрад думал, что справится с умирающим Артуром... Они погибли оба. Эта достаточно ранняя для Конрада смерть значительно ослабила темного мага и, воплотившись впоследствии, он долго скрывался от Гейра: очередной ранней смерти ему очень не хотелось. И Гейр был силён тогда и даже мог уцелеть.
        В год гибели Артура Орландо исполнилось восемнадцать, и Гейр заменил ему отца. Орландо обладал даром целительства. Он умел гармонизировать пространство вокруг себя и, путешествуя, нейтрализовал больше всего аномальных «воронок», созданных Конрадом. Иногда Гейр сопровождал его. «Заботы» о Конраде Гейр взял на себя. Орландо отличался смелостью и готов был стоять за высшую справедливость до конца, но из всех Альмандинов он менее всего был воином. Гейр очень любил Орландо, и на время он даже забыл о своем одиночестве.
         Но в тридцать девять лет Орландо полюбил прекрасную Инну и женился на ней. Когда ему было сорок, а Инне двадцать, у них родился сын Виктор. Они были счастливы, и Гейр отстранился от них, не желая мешать. Гейру говорили, что для него самого еще ничего не потеряно, что он еще найдет свою любовь и будет счастлив. «Нет, - отвечал Гейр, предчувствуя свою судьбу. - В конце концов я погибну в битве». «Всевышний дает жизнь человеку, чтобы он исполнял свой долг, - думал Гейр. - Человек должен до конца нести свою ношу. Но чувствую, что ноша становится тяжела. Видимо, я доживаю еще и отцовский век...»
      И Гейр стал разыскивать Конрада. Темный маг скрывался от него. Он понимал, что одиночество Гейра — самая большая для него, Конрада, опасность. Гейра ничего не связывало и не держало, и он уже начинал уставать от жизни, сила же его была велика. Конрад же стал хитрее и уже так просто не ответил бы на его вызов. В бесплодных поисках прошло более двадцати лет.
         Орландо и Инна очень любили друг друга. Но Инна умерла в сорок три года. И Орландо умер на следующий день после ее смерти. Страдание, убившее его, было светлым. В его смерти не было тяжести.
        Провожали его с сожалением, но без боли. Во всем сквозила просветленная печаль. Гейр сидел тихий, скорбный, и окружающие догадывались, о чем он думает. Он думал о том, что лучше было бы ему умереть, как умер Орландо, чем жить в одиночестве.
    После смерти Орландо Гейр продолжал свои поиски Конрада. Виктору тогда было двадцать три, он уже был самостоятелен, и Гейр понимал, что здесь в нем больше не нуждаются. В поисках прошло еще три года. Гейр все более углублялся в самые глухие и дикие места, ибо Конрад, набравший силу, хотел пустить его по ложному следу, заманив подальше от дома, и в его отсутствие расправиться с еще не окрепшим Виктором. Но Гейр узнал, что Конрад бросил вызов Виктору, в последний момент вернулся и сумел предотвратить сражение между ними.
-Я старше вас всех, и у меня никого нет, - сказал он Виктору, рвавшемуся в бой. - Я уже устал от одиночества, так хоть поговорю с врагом. Это моя битва.
     И Гейр сразил Конрада и погиб. Ему было сто шестнадцать лет.

      Прозвание Виктора было Счастливый. Он и вправду прожил долгую, счастливую жизнь. Битв с Конрадом на его долю не выпало: Гейр лишил темного мага почти всей его силы, и Конрад долго не мог воплотиться, а когда воплотился, предпочел не объявлять о себе. Виктор много странствовал и, подобно своему отцу Орландо, «лечил» планету. В странствиях он познакомился с Юлией. Юлия была волшебницей, но не Северной страны, а Эйги. Она и сама тогда путешествовала, познавая мир. Какое-то время они странствовали вместе, потом Виктор предложил ей руку и сердце. Виктору было сорок восемь, Юлия была на двадцать два года моложе. У Юлии была долгая жизнь. Она подарила супругу двоих сыновей, старшего Александра и младшего Виктора. Умерла она в глубокой старости. Виктор прожил после смерти жены еще две недели. Он постепенно погружался в сон...
       Виктору было сто девять лет, когда он умер. Его сыновьям пятьдесят семь и пятьдесят. Старший, Александр, был хорошим воином, и говорили, что в нем возродился дух Артура. Младшего сына Виктора тоже звали Виктор. Его прозвание было Скальд. Он очень хорошо пел. Из всего рода Альмандинов в этом с ним мог сравниться только Марк, Последний Альмандин, но песни их были разные.
       Братья  были очень дружны. Они полюбили сестер-близнецов, Элизу и Марианну. Справили сразу две свадьбы. Скоро Элиза родила сына Олега, и потом Марианна родила Георгия. Разница между двоюродными братьями была в один год, даже меньше. Будучи в очень близком родстве по крови, как со стороны отцов, так и со стороны матерей, Олег и Георгий были похожи почти как близнецы. Все шестеро жили одной большой семьей, и не представляли себя друг без друга.
        Но когда Александру было уже за семьдесят, объявился Конрад. Темный маг укрепился и расширил свое влияние, и наконец заявил о себе. Конрад был в полной силе, и ничего не боялся. Он хотел обосноваться в Восточной пустыне и использовать аномальные силы этого места и Заморской котловины для разрушительных целей. Он даже не опасался быть самому сметенным и уничтоженным этими силами, если ему не удастся их контролировать, настолько он был уверен в себе.
        Угроза была нешуточная. Александр и Виктор укоряли себя за то, что не уследили за Конрадом и позволили ему так усилиться. Оставалось только вызвать его на бой.
        И Александр вызвал Конрада на поединок. Сражение было ужасным. Александр использовал все свои возможности, зная, что ничего другого не остается. Но Конрад был очень силен. И чувствуя, что он не может одолеть темного мага, Александр воззвал к Хранительным Силам. Еще никто из Альмандинов не поступал так, ибо Хранительные Силы в их битвы не вмешивались. Александр не надеялся на ответ и на помощь, но помощь пришла. Ибо Хранительные Силы понимали, что грозит планете в случае победы Конрада.
         Александр погиб в семьдесят девять лет. Его брату Виктору тогда было семьдесят два. Потеряв брата, Виктор долго скорбел. Он излил свою скорбь в песне. Эта песнь стала великим памятником погибшему.
         Большая дружная семья осиротела. Виктор взял на себя все заботы о ней, за себя и за брата. Но у него самого душа была ранена, и не исцелилась до конца жизни. Он жил только ради других, ради своих близких, любовь его возросла, но и боль тоже.
         Элиза и Марианна умерли с разницей в три недели. Виктор Скальд после смерти Марианны еще ходил по замку, выходил на балкон, но ни с кем не общался и, похоже, ничего вокруг не видел, погрузившись в себя. Однако, когда к нему обращались, он отвечал, хоть старались его не тревожить. Через несколько дней после смерти жены его нашли в час рассвета, он сидел на балконе, на каменном полу, прислонившись спиной к стене. У него остановилось сердце.

         Олегу и Георгию, когда они остались одни, было около тридцати лет. Им было тягостно оставаться в своем доме после смерти своих матерей и Виктора, и они ушли странствовать. Так же, как и все Альмандины, в своих странствиях они помогали планете и людям. Через несколько лет раны их душ залечились, и они вернулись в Северную страну.
           Георгий встретил Эмилию и полюбил ее. Олег же оставался одиноким. И он помогал Георгию, и только время от времени уходил странствовать.
            Георгию было шестьдесят пять лет, когда он женился. Через пять лет у него родился сын Альберт. Альберт любил Олега почти так же, как своего отца. Когда он подрос, то стал проситься путешествовать вместе с ним, и Олег ходил с Альбертом по Северной стране.
           Но шли годы, а Олег так и не нашел своей возлюбленной. Ему уже исполнилось девяносто лет. Он смотрел на семью своего двоюродного брата и радовался за них, но самому ему было нелегко. Он любил их, но все чаще задумывался о том, как сложится его собственная жизнь. Ведь жизнь продолжалась. И даже его племянник, сын Георгия Альберт уже женился на Франческе, и Франческа ждала ребенка. На Олега иногда накатывала меланхолия.
       И однажды Олег заговорил о Гейре.
-Гейр Одинокий прожил печальную жизнь, - сказал он. - Долгую и печальную. У него ничего не было, ничего и никого.
-У него был долг, - сказал Георгий.
-Долг не имеет смысла, если его исполняешь через силу.
-Гейр следовал долгу не через силу. И вспомни, как Конрад боялся Гейра Одинокого. Гейр был щитом и для Орландо, и для Виктора.
-Но он не встретил своей любви.
-Кто-то сказал: «Нужно уметь сочетать нежность любви и суровость долга». Гейр тоже любил.
-Самоотречение и любовь — разные вещи, - сказал Олег.
-Я так не думаю, - возразил Георгий.
    Олег покачал головой и задумался.
-Порой я думаю о том, что повторю судьбу Гейра Одинокого, - сказал он.
Но Георгий положил руку ему на  плечо.
-Ты не повторишь его судьбы, хоть твоя судьба будет не менее славной, - сказал Георгий.
         Тем временем появился Конрад. Темный маг хотел властвовать. Он хотел подчинить себе волю королей Восточного королевства, завоевать мир и править через них. Этого нельзя было допустить.
            Мир ждал войны. Олег решил сражаться с Конрадом. И нужно было готовиться к битве, когда Олег неожиданно уехал.
           Он вернулся через неделю. Во всем его облике светилось счастье, и в то же время сквозила печаль.
        И он рассказал Георгию, что встретил свою любовь, что они провели вместе эту неделю и были счастливы, но о своей любви к ней он ей ничего не сказал, потому что ему надо идти на битву.
         Георгий сказал, что пойдет сражаться вместо него, но Олег ему запретил.
     -Ты еще успеешь сразиться, - сказал Олег, будто предчувствуя исход битвы.
         Олег погиб, но уничтожить Конрада ему не удалось, он смог его только ослабить на время. Война была предотвращена, и Конрад потерял свое влияние на Восточных королей.


       Пока Олег был жив, для семьи Георгия он был опорой и радостью. И Георгий, и Эмилия, и сын их Альберт очень любили Олега. Альберт с детства проводил с ним много времени, и Олег учил его и потом путешествовал с Альбертом по стране. Альберт рос среди родных, близких по духу и любящих людей, и не представлял, что может быть иначе. Детство его было счастливым.
     Но в шестнадцать лет Альберт полюбил пятнадцатилетнюю Франческу. Еще ни один Альмандин не находил свою возлюбленную так рано, судьба берегла их, ибо век смертных короток, а срока жизни Альмандинов должно было хватить на многое. И потому Альберт колебался между любовью и долгом, да и сам в столь юном возрасте еще не мог до конца разобраться в своих чувствах. Когда же он понял, что любит, то спросил Высшее перед отходом ко сну: «Что мне делать? Я полюбил, и не могу идти против своего сердца». И голос во сне сказал ему: «Ты прав, ибо надо спешить».
      Альберту было двадцать два года, а Франческе двадцать один, когда у них родился сын Микаэль. Через два года погиб Олег. Еще через четыре года родился младший брат Микаэля, Марк. И прошло около шести лет от рождения Марка, когда Георгий стал готовиться к  битве с Конрадом. Ибо Конрад возобновил свои попытки прийти к власти над миром.
        Георгий вызвал темного мага на поединок, когда тот направлялся в Восточное королевство. Он встретил Конрада на пути, и тот не мог отказаться от битвы. Но по ходу битвы Конрад бежал и увлек Георгия на восток, в свою цитадель, где мог пользоваться накопленной им темной мощью. Он попытался сделать Георгия своим пленником, но у него не вышло. Путь, где они проходили в сражении, долго был незаживающей раной на теле планеты. Полоса этого пути тянулась от границы Восточного королевства почти до Восточной пустыни. Георгий погиб, обессиленный сражением, а Конрад заперся в своей цитадели и в течение нескольких лет залечивал раны.
        Альберт знал, что следующая битва с Конрадом  предстоит ему. Он сам попытался преследовать темного мага по следам его битвы с Георгием, пока тот был обессилен, но в своей цитадели Конрад, хоть и раненый, был слишком хорошо укреплен, и Альберт был вынужден повернуть назад.
        Конрад вышел из своего убежища через одиннадцать лет. Теперь он был готов сражаться. Он вызвал Альберта на поединок. Сыновьям Альберта, Микаэлю и Марку, в то время было двадцать три и семнадцать лет.
        Альберт встретил Конрада у отрогов Эйги, где прежде сражался с ним Микаэль Прародитель. Конрад не любил этого места. Черные глыбы, у которых он был сожжен лучом, до сих пор наводили на него страх. И потому он назначил для битвы другое поле, чтобы только не видеть этих глыб.
        Альберту было сорок пять лет. Для Альмандина это был молодой возраст. Это был возраст силы, но не опыта. Конрад же прожил уже достаточно, и он был хитер и искушен. Он думал, что раз ему удалось увлечь к своей цитадели Георгия, то и Альберта он сможет увести подальше от Эйги к средоточию темной мощи на востоке и там расправиться с ним. Он снова бежал, и Альберту не оставалось ничего иного, как преследовать его, ибо преграду, поставленную им на пути темного мага, Конрад смёл.
           И темный маг сбросил Альберта со скалы в горах Ликтаны. Сам он еще не израсходовал своих сил, и потому повернул обратно, на северо-запад, чтобы уничтожить и семью своего врага, весь их ненавистный ему род, разрушить «проклятое гнездо солнцепоклонников», как называл он их замок.
       Он обрушил на замок Альмандинов вихри, но замок не поддался, ибо был защищен. Конрад разъярился и устроил настоящую бурю, и в близлежащих горах погибли несколько поселений. И в конечном итоге он смёл замок Альмандинов с лица земли, превратив пространство в энергетический смерч. Братья, Микаэль и Марк, с помощью зеркальной магии сумели бежать. Но свою мать им спасти не удалось, она погибла от разряда энергии, когда они пытались перенести ее через пространство. Конрад же оставил на месте замка аномальную пустошь, и даже маги Севера потом долго не могли залечить этогого места и избегали его.
        Микаэль и Марк скрывались в глухих лесах около трех лет. Но Конрад узнал о том, что они не погибли. Он уже восстановил свои силы, потраченные на разрушение их замка. И более всего ему хотелось покончить со своими врагами раз и навсегда.
        Конрад бросил им вызов. Вызов принял Микаэль. Марк во что бы то ни стало хотел сражаться вместе с братом. Пусть ему было только двадцать лет и по меркам Альмандинов он был подростком, но в крайнем случае он сумеет заслонить брата собой, как Уриэль заслонил собой Артура. И даже разница в их возрасте была в шесть лет, как у Артура с Уриэлем.
-Артур и Уриэль одолели Конрада вместе, - сказал Марк.
-Ты хочешь погибнуть, как погиб Уриэль?
Глаза Марка сверкнули.
-Если понадобится — да.
     Микаэль с грустью и нежностью смотрел на него.
-Ты должен жить, - сказал он. - У Уриэля был сын. Но мы последние из Альмандинов, и ради продолжения рода ты должен жить. Ты должен оставить сына.
      Марк горько улыбнулся. Он еще не любил.
-Ты думаешь, Всевышний пошлет мне в эту глушь жену с неба? - спросил он.
-Всевышний знает, кому что послать, - сказал Микаэль. - Кроме того, чего ты хочешь? Ведь сражение с Конрадом — единоборство. Во времена Артура и Уриэля была война, и потому они сражались вместе. А сейчас я буду сражаться первый, а как ты станешь биться с Конрадом один на один, пока ты еще не окреп?
       Марк знал, что и брат его еще не вошел в полную силу, но не стал ему об этом говорить. Разговор с братом не убедил Марка, в нем по-прежнему теплилась надежда, что если он будет рядом с Микаэлем, то Микаэль не погибнет. Марк хотел идти сражаться вместе с братом, и брат прекрасно это видел. Микаэль понимал, что даже если и запретит Марку сражаться, тот его не послушает. И если даже заключит Марка в магические стены, тот будет биться о них, пока не погибнет. Ему было больно даже думать об этом. Он знал, что ни добром, ни силой брата не остановить. Оставалась хитрость. Но до сих пор братья еще ни разу не лгали друг другу, и не стали бы лгать никому, даже Конраду.
        Микаэль принял вызов Конрада, договорившись встретиться с ним через месяц. Марка  он больше не отговаривал. Однако к концу месяца Марк неожиданно тяжело заболел. До того он не болел еще ни разу. Жестокая лихорадка била его, он бредил и не мог подняться со своего ложа. Микаэль уже должен был уходить, Марк попытался встать, чтобы идти с ним, но тут же свалился. И брат сел рядом и сказал:
     -Прости меня, но это я наслал на тебя болезнь. Потому что ты не должен идти со мной. Не думай ни о чем и спи. Когда проснешься, болезнь уйдет. Прощай.
       И Микаэль погрузил брата в сон. Марк пытался было сопротивляться, но он не мог идти всерьез против брата, да и был слишком слаб.
        Он проснулся среди ночи и не понимал, где находится. Вероятно, он проспал больше суток. Было междулуние. Болезнь прошла, но он чувствовал слабость. И более всего он чувствовал пустоту в душе, и пустота эта была невыносима. Потому что он осознал, что его брата больше нет в живых...

        В память о битве на плато Вереска Марк встретил Конрада там же, в Синих горах. Ему недавно исполнился двадцать один год.