Московская паника 16 октября 1941года.
Просматривая материалы в интернете, я случайно наткнулся на очень редкий трагический материал о событиях, имевших место 16 октября 1941 года, и свидетелем которых я был сам лично.
В этот день я, как обычно, вышел во двор, чтобы у дворовых ребят, моих сверстников, узнать, что происходит в нашем городе, поскольку, мы ежедневно ждали милицию, у которой был приказ в приказном порядке эвакуировать всех жителей Москвы, в основном женщин с детьми допризывного возраста. Не успели мы обменяться вчерашними новостями, как во двор ворвался кто-то из наших ребят с диким криком: « Ребя, на Рогожке жидов отлавливают, тех, которые, ограбив свои магазины и по Нижегородке «рвут когти» на Восток, и раскулачивают!»
Естественно, после такой эмоциональной информации, нас во двора, как ветром сдуло на Рогожскую заставу, через которую двигался весь поток беженцев, покидающих Москву!
Материал, который я хочу опубликовать на ПРОЗА.РУ мне не принадлежит, и я, естественно, не могу претендовать на его авторство, и прошу не обвинять меня в плагиате. Всё, что написано в приводимом мною материале я видел своими глазами, мне было тогда 11 лет. Поэтому, мне нет нужды повторять весь этот ужас, поскольку, в приводимом материале очень ярко и красочно всё это уже изложено. Единственная цель, которую я преследую, познакомить современных россиян с тем, что мы пережили и в этот день и в последующем!
16 октября 1941года в Москве.
Московская паника — события во время битвы за Москву, когда 15, 16 и 17 октября 1941 года после принятия постановления «Об эвакуации столицы СССР», предусматривавшего отъезд из Москвы правительства во главе с И. В. Сталиным, по Москве распространились слухи, что город сдают немцам[1].
Вечером 15 октября Совинформбюро передало сообщение о том, что в ночь с 14 на 15 октября положение на Западном направлении ухудшилось и о прорыве обороны на одном из участков. В газетах появились сообщения о непосредственной угрозе столице[2].
В эти дни десятки тысяч человек пытались вырваться из города на восток. Промышленные предприятия закрывались, работникам выдавали месячную зарплату[3]. Перед закрытием из продовольственных магазинов стали раздавать прохожим продукты[4]. Отмечались случаи нападения на эшелоны. Городское руководство не пыталось обуздать паникёров, так как само спешно покидало город[4]. Обстановку дополнительно накаляли действия немецких диверсантов[5].
Раздавались призывы к расправе над евреями. В Москве в это время появилась выпущенная подпольной организацией «Союз спасения Родины и революции» брошюра «Как охранить себя от холода» под авторством некоего И. С. Коровина, которая призывала к свержению «жидомасонской клики» Сталина и в целом была написана в пораженческих тонах[6].
Московское метро 16 октября не работало (единственный день за всю его историю), так как велась подготовка к его уничтожению в соответствии с поступившим накануне указанием Л. Кагановича: «Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом»[7].
15 и 16 октября с перебоями работал московский троллейбус, отдельные магазины не обеспечивали нормальное обслуживание покупателей, что нашло своё отражение и меры по устранению данных фактов в Постановлении Московского городского Совета депутатов трудящихся от 16 октября 1941 года[8].
Паника прекратилась на четвёртый день, когда был издан приказ применять к трусам, паникёрам, мародёрам любые меры вплоть до расстрела[9]. Количество расстрелянных точно не известно. По оценке российского историка, ведущего научного сотрудника Института российской истории РАН Елены Сенявской, в значительной степени ситуацию переломило выступление по радио председателя Моссовета В. П. Пронина, после которого на следующий день паническое бегство прекратилось, город изменился, на улицах появились военные и милицейские патрули, заработали даже такси[10].
Некоторые свидетельства
Свидетельства о панике, случаях бегства и мародёрства
• Сохранилась опись осмотра здания ЦК ВКП(б) на Старой площади: «Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы…»[11]
• Директор медицинского института В. В. Парин, как отмечалось в решении райкома, скрылся из Москвы со своими заместителями и кассой института, «оставив без руководства госпиталь с ранеными (около 200 человек), ряд клиник с больными, коллектив профессорско-преподавательского состава и студентов»[12].
• Секретарь Союза писателей Александр Фадеев докладывал, что автор слов «Священной войны» Василий Лебедев-Кумач «привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался»[13].
• «На Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве 100 человек настойчиво требовали от дирекции завода выдачи хранившихся на складе 30 тонн спирта. Опасаясь серьезных последствий, директор завода Невструев вынес решение спустить спирт в канализацию. Группа рабочих этого же завода днем напала на ответственных работников одного из главков Наркомата боеприпасов, ехавших из города Москвы по эвакуации, избила их и разграбила вещи»[1].
• Из письма военврача Казакова жене:[10] «16-го там была невероятная паника. Распустили слух, что через два дня немец будет в Москве. „Ответственные“ захватили свое имущество, казенные деньги и машины и смылись из Москвы. Многие фабрики остались без руководства и без денег. Часть этих сволочей перехватали и расстреляли, но, несомненно, многие улизнут. По дороге мы видели несколько машин. Легковых, до отказа набитых всякими домашними вещами. Мне очень хочется знать, какой вывод из всего этого сделает наше правительство».
• Из статьи «Паникеры и предатели приговорены к расстрелу» в газете «Комсомольская правда» за 21 октября 1941 года:
«Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики № 2 Московского городского управления лёгкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин и начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов, в разбазаривании государственного имущества.
16 октября Варламов собрал рабочих фабрики, выполнявших ответственное задание оборонного значения и объявил им, что предприятие закрывается. Свои панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой…
Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания — расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет»[14].
15 октября Л. П. Берия на заседании ГКО настаивал на отъезде Сталина и повторил свои настояния 19 октября, сказав: «Москва — не Советский Союз. Оборонять Москву дело бесполезное. Оставаться в Москве — опасно». Эти слова он сказал Молотову и Маленкову (их слышал председатель Моссовета В. П. Пронин). Сталин с Берия не согласился.
Неудивительно, что эти настроения не остались без следа: наступил драматический день 16 октября 1941 года - день беспорядков в Москве. Об этом дне не хочется вспоминать, но историк обязан это сделать. Долгое время о событиях 16 октября вообще не было принято писать. По прошествии времени (о, это многотерпеливое время!) стали публиковаться воспоминания очевидцев. Вот одно из них, напечатанное в сборнике «Москва военная», - дневник москвича, журналиста Н. Вержбицкого:
16 октября
Грузовик, облепленный грязью, с каким-то военным барахлом, стоит на тротуаре.
К телефонной будке на улице привязаны лошади с репьями в гривах, с грязными ногами. Жуют сено, положенное в будку. Рядом военная телега, пустая, дышло уткнулось в тротуар.
По улице разбросана солома, конский навоз. Убирать некому.
Тянутся один за другим со скрежетом и визгом тракторы, волокут за собой какие-то повозки, крытые защитным брезентом. Шагают врассыпную разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение. Кажется, им не известна цель, к которой они направляются.
У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по всем талонам за весь месяц.
По талону за 26.X выдают по пуду муки рабочим и служащим.
Метро не работает с утра. Трамваи двигаются мед. ленно. Путь от Калужской до Преображенской заставы - 3-4 часа.
Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Никто не обращает внимания. Тревога не объявляется.
Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед.
Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки.
Вечером постановление Моссовета: всем учреждениям, предприятиям, магазинам, коммерческим предприятиям и т. д. предписывается работать по установленному порядку. Милиции следить за этим.
Бодрый старик на улице спрашивает:
- Ну почему никто из них не выступил по радио?.. Пусть бы сказал хоть что-нибудь... Худо ли, хорошо ли - все равно... А то мы совсем в тумане, и каждый думает по-своему...
Баба в очереди:
- Раз дело касается родины, значит, все должны одинаково страдать.
- Ну да уж... Сейчас так получается, что каждый должен гадать насчет себя... Кому что удастся...
- Вы не уезжаете?
- Куда там! Сунулись на вокзал, а билетов уже не продают.
- Мой сын пешком пошел... Вскинул на плечи мешок с сухарями, расцеловался и пошел - куда глаза глядят...
- Октябрьскую революцию будем праздновать?
- Обязательно... вон, слышишь, немцы уже кон фетов привезли, сейчас на Рогожской сбросили -угощайтесь!
- А нам эти бомбы уже ничего не представляют -приобыкли.
- Двум смертям не бывать...
- И где она стукнет, никогда не предугадаешь
- Кому суждено...
- Смерть не страшна, а вот коли он начнет издеваться, дурость свою показывать...
- Все говорят: у немцев нет того, нет другого. А у нас, гляди-ка, народ мучается в очередях!
- Ну и шла бы ты, старая, к немцам, а еще лучше прямо к сатане на рога!
У трамвайной остановки красноармеец во всем выходном, рядом хорошенькая жена, провожает.
Им не хочется ничего говорить. Они долго жмут, словно греют, друг другу руки в перчатках, а потом начинают возиться, толкать один другого, хватать за талию со смехом и шутками.
У баб в очереди установился такой неписаный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди - обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.
17 октября
Сняли и уничтожили у всех парадных список жильцов. Уничтожены все домовые книги. Никто теперь не должен ни прописываться, ни выписываться.
Пенсионерам выдали на руки все документы.
По словам слесаря М-на, в Русаковском парке вся головка сбежала. Расхищение. Концов не найти. Сегодня ночью - бомбежка. Пожар на востоке. Тревоги не было. Днём в небе погромыхает за облаками.
Сегодня метро работает нормально. Вчера было закрыто.
Постепенно вырисовывается картина того, что произошло вчера. (Некоторые называют это великой провокацией, некоторые - не менее великой глупостью.)
Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату и на 1 месяц вперед. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать.
Сейчас, после постановления Моссовета, эти закрытые предприятия с рассчитанными рабочими вновь начали работать.
Путаница с кадрами произошла отчаянная. У всех недоумение на лицах.
Рабочие на незакрытых (на сутки) предприятиях, не получившие расчета, остались без денег, так как банк опустошился. Продукты покупать не на что.
Трудкнижки кое-где выдавали на руки, кое-где спрятали.
На некоторых предприятиях ломали оборудование.
У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам.
Обо всем этом открыто и громко рассказывается в очередях. Один дополняет другого. Жена взволнована этими рассказами и «комментариями» в цеху.
Вечером тревога без бомбежки и бомбежка без тревоги.
Три дня не могу получить в домоуправлении деньги за плотничьи работы. Не выдает банк.
Черный керосин плохо горит, через полчаса оставляет крепкий, как камень, нагар, и фитили тухнут.
Итак, мне отопляться нечем.
А в соседнюю (отапливаемую) комнату власть не пускает по непонятным для меня причинам.
Может быть, перееду на кухню, где есть плита! Дрова буду воровать.
Беседа с Петром Ивановичем. Туманно, ах как все туманно!
Пришли к заключению, что остается только оставаться!
Кто-то меня спросил:
- Не лучше ли служить немцам, чем англичанам, если вообще придется служить?
Я пожал плечами.
С 7-ми час. вечера воздушные налеты один за другим.
Выражают недоумение: почему постановление Мос совета не расклеено в виде афиш? Почему вообще нет печатной агитации (кроме газет), связанной с событиями вокруг Москвы? Почему два дня не вывешивается «Правда»? Почему нет ничего от ЦК ВКП(б) от Коминтерна с начала войны? И т. д.
Промтоварные магазины закрываются так: сперва вывешивается билетик: «Закрыто на учет» (явный обман), а потом товар исчезает и магазин закрывается. Так закрылись нее палатки у нас на рынке.
Хотел отдать починить галоши в мастерскую. Не принимают. Всегда принимали.
В церкви Преображения аккуратно - и всенощные, и литургии.
В овощных магазинах только картошка (очереди) и салат (без очереди). Есть еше уксусная эссенция. В газетах сообщения о богатом завозе овощей в Москву.
По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Умрем же за Москву!»
Тяжело молчать и тяжело говорить о том, что происходит. А происходят события огромнейшего исторического значения.
На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов.
А где английская помощь?
А может быть, английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично, с точки зрения английских империалистов?
Весь мир знает, как тонко умеет «англичанка гадить».
В архиве сохранилась и другая, не менее красноречивая запись, в ней художественный- редактор, москвич Г. В. Решетин так вспоминал об октябрьских днях 41-го:
«16 октября 1941 г.
Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького.
Прибегает Иван Зудин. Он был одно время вместе с нашим отцом в народном ополчении. Его вскорости отозвали обратно на учебу в юридический институт. Институт эвакуирован в Саратов. Иван тоже должен был на днях уехать туда. Но сейчас все перепуталось. На шее у Ивана связка колбасы. Кла-дет на стол. Говорит, подобрал у магазина. Побежали вместе к магазину. Там уже ничего не осталось.
По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика.
К нам во двор забежало несколько свиней. Разбежались
по двору. Появился погонщик, стал нас ругать, думая, что это мы загнали синей сюда.
- Ну взяли бы одного-второго поросенка, но зачем же так, - сетовал он.
Отогнал обратно на шоссе...
И все же, как выяснилось позднее, одного поро сёнка ребята все-таки закололи у сараев.
...Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энту зиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают веши, расшвыривая их по земле.
Раздаются возгласы: бей евреев!
Вот появилась очередная автомашина. В кузове, на пачках документов, сидит сухощавый старик, рядом красивая девушка.
Старика вытаскивают из кузова, быот по лицу, оно в крови. Девушка заслоняет старика. Кричит, что он не еврей, что они везут документы.
Толпа непреклонна.
Никогда я бы не поверил такому рассказу, если бы не видел этого сам. У нас в школе были тоже евреи, но я не помню явных, открытых примеровантисемитизма. Были небольшие насмешки, незлобные, скорее шутливые, но не больше.
Вот почему эта дикая расправа с евреями, да и не только с ними, 16 октября 1941 г. у заставы Ильича так меня потрясла.
Значительно позднее о событиях в Москве 16 октября 1941 г. я прочитал лишь у Константина Симонова Романе «Живые и мертвые» в двенадцатой главе. Несколько строк об этом есть, кажется, у Юрия Бондарева или Григория Бакланова. Никак не могу вспомнить, где именно прочитал.
Вечером 16 октября
Вечером 16 октября в коридоре соседка тетя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает... книги, журналы. Помешивая кочергой, она одновременно без конца повторяет так, чтобы все слышали:
- А мой Миша давно уж беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил.
Бедная тетя Дуняша так перепугалась прихода немцев, забыла даже, что ее муж, очень неплохой мужик, тихий дядя Миша, Михаил Иванович Паршин, умер года за два до начала войны.
Я и брат Лева решили ценные книги спрятать. Ценные - это, конечно, книги Ленина и Сталина.
Тщательно упаковываем красный шеститомник Ленина - премию отца, полученную за политработу, «Вопросы ленинизма» Сталина, несколько политических книг, среди них были два тома истории дипломатии.
Все это завертываем в клеенку и, чтобы никто не видел, переносим в сарай. Там вырыли яму, книги переложили в железный сундук и закопали. Кое-что все-таки сожгли, а жаль. Бросили в печь книгу-альбом, посвященный 15-летию ВЛКСМ.
В ночь с 16 на 17 октября 1941 г.
Почти в полночь пришел двоюродный брат, Самарин Слава.
У них на авиационном заводе №21 то же самое, что и на моем: предложили добираться до Казани, куда завод эвакуирован, своим ходом.
Мама ставит самовар.
Говорит: «Сейчас попьем чайку со сталинским сахарком».
«Сталинский сахар» - это ослепительно белая соль.
Пьем чай... настоящий душистый чай. Несмотря на все невзгоды, у мамы всегда была заварка. Как ей это удавалось, но дома кипяток мы никогда не пили в войну - всегда чай.
Смотрим в окно. Начинается раннее утро.
Все шоссе - сплошной поток людей, идущих на восток. Коляски, тачки, тележки. Большинство несёт
пожитки на своих плечах».
...Это только две записи, достоверность которых не вызывает сомнения. 16 октября останется черным днем в истории Московской битвы, и о нем в свое время знали в советской политической верхушке -докладывали (преимущественно по линии НКВД) и Сталину, который распорядился немедля навести порядок. Однако его реакция была странной. В ответ на доклад о событиях он сказал:
— Ну, это ничего. Я думал, будет хуже.
На следующий день метро было открыто, булочные возобновили работу. 17 октября по радио выступил А. С. Щербаков. Правда, он прямо не говорил о печальных событиях. «Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам!» - призывал Щербаков. К 18-му порядок в Москве был восстановлен. 19-го ввели осадное положение.
Но вот парадокс: о панике в. Москве тогда немцы... не узнали. Ни в одном немецком разведдонесении тех дней об этом не было ни слова. Информация в Берлин поступила лишь позднее (например, от турецкого посольства). Однако тогда фронт обороны уже был прочен.
15 октября Государственный комитет обороны принял постановление «Об эвакуации столицы СССР Москвы».
«Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану.)
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата Обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).
Председатель Государственного Комитета Обороны СССР
И. СТАЛИН»
Постановление носило гриф «совершенно секретно» и «особой важности». Для сведения простых москвичей оно не предназначалось. Но через считанные часы о нем узнала вся Москва. Слух о том, что Сталин готовится покинуть столицу, взорвал и без того накаленную атмосферу. Вывод был очевиден: Москву сдают немцам.
16 октября 1941 года встал общественный транспорт, единственный раз за всю историю не открылись двери метро. В радиосводку Совинформбюро вторглась, случайно или намеренно, бодрая песня. Москвичи даже не сразу поняли, что мелодия, так похожая на «Марш авиаторов» — на самом деле гимн нацистов, «Хорст Вессель».
Началась паника.
Москва: хроника конца света
- Тогда началась не только паника, но и мародерство. Мародерство продолжалось не очень долго, но все же… Мы жили рядом со зданием народного суда. Там начали жечь архивы, документы, в воздухе летала сажа. Люди прощались друг с другом. У всех было очень тяжелое состояние. У меня на душе до сих пор камень лежит от воспоминаний о том дне.
Александру Левицкому в 1941 году было 9 лет. Он наблюдал за происходящим глазами ребенка, не в полной мере осознавая тот кошмар, который творился в Москве.
«Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле. Раздаются возгласы: бей евреев…» — это уже воспоминания взрослого человека, Г.В.Решетина, записанные в конце 1970-х.
Раздавались и другие возгласы: бей коммунистов. Слишком уж явно и беззастенчиво первыми из столицы начали «эвакуироваться в индивидуальном порядке» большие и маленькие чиновники, имевшие возможность достать автотранспорт, запастись бензином, упаковать ценный скарб и даже прихватить общественные деньги — например, зарплату целого завода. Город охватила ненависть.
Рассекреченные рапорты УНКВД по Москве и Московской области словно задокументировали наступление конца света.
«16 октября слесарь мотоциклетного завода (Пролетарский район г.Москвы) Некрасов похитил со склада спирт и вместе с грузчиком Гавриловым и кладовщиком склада Ярославцевым организовал коллективную пьянку. 17 октября Некрасов совместно с этими же лицами проводил около гаража завода групповую контрреволюционную агитацию погромного характера, призывал рабочих уничтожать евреев. Все трое арестованы. Проводится расследование.
…16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен. Однако 17 сентября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стали грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома. При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б).
…Отправлявшийся с завода № 8 (Мытищинский район) эшелон с семьями эвакуированных был разграблен. Кроме того, рабочие угрожали разбить кассу с деньгами.
…С завода № 156 Наркомата авиационной промышленности в ночь на 17 октября сбежали директор завода Иванов, пом. директора по найму и увольнению Шаповалов и начальник отдела кадров Калинин. Так как Шаповалова с машиной с территории завода охрана не пропускала, он угрожал вахтеру оружием».
Подмосковные деревни вывешивали белые флаги. Люди жгли партбилеты. Подростки прятали пионерские галстуки. Но не все проявления паники были «стихийными». В разных районах Москвы и Подмосковья были замечены люди и группы, умело разжигавшие новые очаги страха и безумия. Диверсионная работа у немцев была поставлена хорошо.
Но в те дни судьба Москвы зависела не от немцев и не от обезумевших горожан. Судьбу города и, возможно, далекий исход всей войны решил один человек: Иосиф Сталин. Вождь размышлял долго, целые сутки — и остался в Москве.
Это решение было поистине судьбоносным и невероятно мощным по силе психологического воздействия. Можно было не верить ни в бога, ни в черта, ни в отца народов, но одно казалось незыблемым: пока Сталин в Москве, катастрофы не произойдет. Этой веры было достаточно, чтобы паника пошла на убыль.
Обстановка оставалась крайне тяжелой, но люди вновь начали мыслить трезво. Согласованно действовали милиция, добровольческие рабочие отряды и сотрудники НКВД. Знаменитое постановление ГКО от 19 октября о введении в Москве и области осадного положения словно обозначило конец «смутного времени»: каждый из четырех его пунктов был планом действий. Несмотря на то, что правительство уже находилось в Куйбышеве, а эвакуация людей и предприятий продолжилась, Сталин принял окончательное решение: Москву не сдавать. Любой ценой и любыми средствами.
Возмущению горожан и рождению панических настроений способствовали и факты бегства иных руководящих работников, покидавших свои рабочие места без всякого предписания об эвакуации. По неполным данным, «из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников… За время с 16 по 18 октября сего года бежавшими работниками было похищено наличными деньгами 1 484 000 рублей, разбазарено ценностей и имущества на сумму 1 051 000 рублей и угнано 100 легковых и грузовых машин».
Брошенные квартиры, магазины, склады подвергались грабежам. Свидетелем такого случая стал даже И. В. Сталин, ехавший с дачи в Москву днём 16 октября. «Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макарон и лапши, – вспоминал начальник его охраны А. Т. Рыбин. – Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Некоторые начали хлопать, а смелые спрашивали: "Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?" – "Придёт время – прогоним", – твёрдо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил: "Кто допустил в городе беспорядок?"»
Вопреки первоначальному решению, лидер страны не уехал из Москвы ни 16 октября, ни позднее. Более того, он, по воспоминаниям начальника его охраны, периодически появлялся на улицах Москвы, чтобы людская молва разносила информацию о том, что руководство страны остается в столице, и тем укрепляло бы дух москвичей, предотвращало появление панических настроений и слухов. Между тем, процесс регулируемой эвакуации шёл с нарастающими темпами. К середине октября из Москвы уже были вывезены около 2 млн человек. На восток перебазировались наркоматы, различные учреждения, вывозилось промышленное оборудование, которое сопровождали рабочие московских предприятий и члены их семей.
Став личным свидетелем грабежей, Сталин потребовал принять жёсткие меры по наведению порядка в городе. 19 октября он подписал постановление ГКО о введении с 20 октября в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на её подступах».
Охрану строжайшего порядка ГКО возложил на коменданта Москвы генерал-майора К. Р. Синилова, для чего в распоряжение коменданта были выделены войска внутренней охраны НКВД, милиция и добровольческие рабочие отряды. ГКО также постановил «нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Всякое уличное передвижение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра было воспрещено. Текст этого постановления оперативно довели до населения.
Паника в Москве
16 октября – самый черный день для Москвы и москвичей.
5 октября немцы прорвали нашу линию фронта и для них открылась свободная дорога на Москву. Пять наших армий были окружены в районе г.Вязьмы. В руководстве фронтов произошли изменения, но военных резервов не было и некому было закрыть этот прорыв. Государственный Комитет Обороны принимал срочные меры. Командующим был назначен Жуков Г.К. с чрезвычайными полномочиями.
Возникла опасность обхода немцами Москвы с востока, где их не ждали.
Эвакуация предприятий и учреждений из Москвы началась раньше, но эта работа проводилась медленно. Товарные станции и подъездные пути предприятий забиты составами с оборудованием, подготовленным к отправке на восток, но железные дороги не справлялись. Пути были заняты продвижением войск и вооружения на запад, кроме того, в первую очередь шли эшелоны с ранеными солдатами. Уезжало и гражданское население, вокзалы были забиты уезжающими с детьми, стариками, вещами, чемоданами, узлами.
Государственный Комитет Обороны принял решение о подготовке к взрывам предприятий, которые производили вооружение и работали на оборону, с тем, чтобы немцы при захвате Москвы не могли воспользоваться этим оборудованием для производства боеприпасов и вооружения. Также были заминированы или подготовлены к взрыву другие важные объекты оборонного значения, по утвержденному списку. В случае прорыва фронта и вторжения немцев в Москву другие объекты предполагалось вывести из строя путем разрушения или поджога. На некоторых объектах такое уничтожение уже начали 16 октября.
Среди населения появились упорные слухи, что Москву собираются сдавать немцам с тем, чтобы за Москвой собрать силы и перейти в наступление. Говорят, что у Сталина был такой план. Вообще Сталин очень хорошо знал историю и исторические аналогии для него имели большое значение. Поэтому был план поступить как М.И.Кутузов в войне с Наполеоном в 1812 году.
Наша мама работала на оборонном предприятии. И вот в один из дней, 8 или 9 октября к вечеру на завод приехали военные. Они оставили работать на ночь нескольких наиболее ответственных работниц, в том числе мою маму. По указанию военных работники взвешивали взрывчатое вещество в количестве, указанном военными, насыпали его в мешочки и раскладывали под каждый станок, механизм и другое оборудование. После этого военные соединяли все проводами. Так они работали всю ночь. Работниц предупредили о том, чтобы они все сохраняли в тайне.
Такие приготовления проводились на большинстве предприятий, а управление взрывами выводилось дистанционно в специальные места. Были подготовлены к взрывам мосты, переезды, дороги, электростанции, здания и другие сооружения. Всего было подготовлено к взрывам более 1000 объектов.
Большинство рабочих и вообще москвичей об этих подготовках ничего не знало. Но непосредственно в Москве начали сооружать укрепления, баррикады, противотанковые рвы, надолбы, ежи, чтобы задерживать немецкие танки и другую технику. И это свидетельствовало о чрезвычайном опасном положении Москвы и ее жителей.
Государственный Комитет Обороны на заседании 15 октября дал распоряжение правительству, иностранным посольствам, наркоматам выехать в г.Куйбышев и другие города в течение одних суток, наркомам самим тоже приказано выехать, а для завершения эвакуации предприятий оставить заместителей. Сталин тоже должен был выехать на следующий день или позже, смотря по обстановке.
В результате 16 октября все предприятия были остановлены, метро, трамваи и другой транспорт не работали, магазины были тоже закрыты. Рабочие, ничего не зная, пришли на свои предприятия, а ворота оказались запертыми. Некоторые руководители, директора предприятий, бросив все, уехали, а некоторые захватили все деньги из кассы. Рабочим объявили, что всем дают расчет и зарплату за месяц вперед. Денег не хватало, некоторым выдавали только за две недели вперед. На одних предприятиях выдавали трудовые книжки на руки, на других не выдавали. Все это вызывало волнения и непонимание. Часть рабочих получили расчет раньше, в связи с эвакуацией предприятий, но они еще не уехали и тоже были в растерянности.
В связи с тем, что руководителям предприятий разрешили реализовать рабочим оставшуюся на производстве продукцию, сырье и материалы, чтобы они не достались немцам, начались беспорядки.
Например, на фабрике «Буревестник» вся улица перед фабрикой запружена народом, ворота закрыты. Рабочие, стоящие за воротами, увидели, что некоторые выходят с фабрики с сапогами через плечо. Рабочие возмутились, стали перелезать через забор, ворота сломали и ворвались на территорию фабрики. Начали грабить склад обуви, но порядок удалось восстановить. Из ворот расположенной рядом макаронной фабрики (3-я Рыбинская улица, дом 22), на территорию которой рабочих не пропустили, выносили целые ящики макарон.
Аналогичные беспорядки были на многих других предприятиях (автозавод им. Сталина, камвольный комбинат, мясокомбинат им.Микояна, шарикоподшипниковый завод, несколько номерных заводов авиационной промышленности, текстильная фабрика, предприятия Подмосковья и другие).
Беспорядки продолжались целый день 16 и 17 октября. На некоторых заводах рабочие останавливали машины с эвакуируемыми членами семей руководителей и даже разбрасывали и разворовывали их вещи. Или не давали вывозить с заводов оборудование. После разъяснений и обещаний рабочие успокаивались.
В помещении какого-то склада на окраине парка Сокольники, вероятно, от мелькомбината, стали продавать по карточкам муку – по одному пуду на человека. Видимо, запасов муки было много, поэтому в последующие дни стали ее просто продавать, без карточек – кто сколько возьмет. Наши родители вместе с нами купили сначала два мешка, потом вечером подсчитали оставшиеся деньги и решили купить еще один мешок. Всю эту муку мы увезли с собой в эвакуацию и она спасла нас в трудные последующие годы войны.
В магазинах распродавали все продукты по всем талонам.
Началось паническое бегство населения из Москвы по шоссе Энтузиастов, на восток. В том же направлении ехали машины, нагруженные домашними вещами, некоторые машины народ останавливал и вещи сбрасывал. Такие же случаи были на железнодорожных станциях и вокзалах. При эвакуации предприятий, наркоматов вагонов не хватало, а некоторые организации пытались погрузить канцелярскую мебель, столы, пианино. В этих случаях представители железной дороги запрещали погрузку.
Для эвакуации людей использовали вагоны электричек и троллейбусы, поставленные на открытые платформы, в этих вагонах было холодно и отсутствовал туалет. Тем не менее люди соглашались грузиться – лишь бы уехать.
Многие уходили из Москвы пешком, неся на себе узлы, чемоданы, везли коляски, тележки.
Некоторым работникам было рекомендовано самостоятельно добираться в те места, куда эвакуировали предприятие или организацию. А, например, молодежь из ФЗУ и техникумов рекомендовано было отправлять пешком.
На следующий день, 17 октября появилось Обращение к москвичам. Оно было расклеено всюду. В обращении москвичи призывались к спокойствию и соблюдению порядка, объявлялось, что все предприятия будут работать. Магазины уже были открыты. Москвичей заверяли, что Москву не сдадут, ее будут защищать всеми силами, что на подходе войска из Сибири.
Обращение было подписано Прониным, я не знала, кто он такой, но до сих пор помню фамилию человека, который остановил панику и которому поверили москвичи. Теперь я выяснила, что Пронин В.П. был тогда председателем Моссовета.
В тот же день по радио выступил с обращением к москвичам Первый секретарь МК и МГК ВКП(б) Щербаков А.С., который сказал, что решающим в создавшейся обстановке является выдержка, дисциплина и революционный порядок и призвал москвичей соблюдать спокойствие, не поддаваться панике и быть уверенными, что Москву мы отстоим.
Паника прекратилась быстро, но тяжелое положение оставалось еще долго. На предприятиях было много неразберихи и трудностей: получившие расчет рабочие снова пришли на заводы и фабрики, никто не знал, как их оформлять на работу. Большая часть оборудования была демонтирована и подготовлена к эвакуации – работать было не на чем. Срочно стали создавать новые участки по ремонту военной техники, изготовлению деталей и так далее, но квалифицированные специалисты эвакуировались, некому было организовывать производство заново.
Публикация Кареева В.Н. 04.07.16