5. ОКО ЗА ОКО, СОН ЗА СОН
-Рррррр…хрррррр,- внезапно раздалось у меня за спиной.
Выронив блокнот, я подскочил на раскладушке. Мне показалось, что рычит Булка, мечтающий взять реванш. Однако славное животное оказалось непричём.
Рычал друг. Уткнувшись носом в подушку, он испускал такие рулады, которым позавидовал бы даже кровожадный бенгальский тигр.
-Рррррр,- заливался друг.- Аааааааууууууаааааа….
Ему снилось, что он младенец. И что мама купает его в просторном тазике. Она купает, а он, захлёбываясь от радости, пугает её. Он делает ей «козу». И бренчит пластмассовой игрушкой «попугай». А в отдалении стоит папа, со слезами умиления взирающий на своего первенца.
-Уууууаааааа…ррррр,- продолжал забавляться друг.
От избытка чувств он уже пускал пузыри. И это было не гигиенично.
Я схватил подушку и запустил её в голову младенца. Малыш не унимался. Тогда я подошёл к нему и просто уселся на подушку.
Дитя закряхтело. Оно мгновенно перенеслось в прекрасные школьные годы. За двойку в четверти папаша вознамерились его выпороть. Они уже взяли ремень и зажали блудного отрока у себя между колен. Отрок визжал. Чудная картина детства отрицательно влияла на его ранимое воображение. Несколько раз он дёрнулся, пытаясь вырваться из железных объятий предка, и, наконец, затих.
Я осторожно слез с него, боясь нарушить мирный, необходимый ему и обществу сон.
Часы в хозяйской комнате пробили два. В раскрытое окно чулана вползал нейлоновый шелест каштанов. Фиалковые звёзды игриво заглядывали к нам.
Сон бежал от меня. День, насыщенный событиями и впечатлениями, проносился перед мысленным взором. Из небытия возникали то блудливые очи незалежных таможенников, то взлохмаченный «бокс» проводника, то медовые глазки пляжных девиц, то распахнутая ладонь швейцара…
Я взглянул на исписанные листы, валяющиеся вокруг койки друга. Их было много.
Друг обожал поточное производство и хотел попасть в литературу с чёрного хода. Однако чёрный ход был открыт не для нас. Друг напрасно отбивал кулаки, крича, чтобы его впустили.Он работал на машиностроительном заводе. Он считал, что рабочий класс, хоть и потерявший прежний статус, но по-прежнему стойкий гегемон современности. Под свои исключительно правильные мысли друг весомо подводил отменённый марксистский базис. У него был конструкторский ум. Он мог изобрести всё, что угодно. Но он мечтал стать писателем.
-Приток рабочих в литературу – это хорошо!- исповедовал он окрыляющий Горьковский лозунг.- Это надёжно! Это даже сближает!
Однако литература обходилась без него. И всё-таки я в него верил.
Медленно приоткрылась дверь. Освещённые мягким светом луны, на пороге возникли две неясные фигуры.
-Консультанты!- шёпотом представились они.- Да мы же с вами знакомы!
Я вспомнил беспощадное заявление любимой насчёт моих умственных способностей. Я хотел послать гостей к…
-Не надо,- попросили они.- Мы ведь свои. В доску!
-Да что вы говорите?- сыронизировал я.- А в какое положение вы поставили в прошлый раз меня? Моя жена, благородная нежная женщина…
-Извините,- тут же покаялся первый консультант.- Мы не хотели нарушать вашу супружескую беседу. У вас такая крепкая… образцовая… семья! Нам было неудобно!
-Кроме того,- вмешался второй.- Мы не реальны. Просто плоды вашей фантазии, вашей творческой мысли. Нас нет. Но в вашем воображении мы существуем.
-Значит, я сплю?- спросил я, недоверчиво кусая себя за руку.
-Отнюдь,- сказали плоды.- Вы галлюцинируете.
-Этого ещё не хватало!- испугался я.
-Галлюцинация сближает,- назидательно сказали справа.- Однажды друг писателя Флобера вошёл к нему в кабинет и увидел…
-Не надо,- перебил его я.- Мне известно. Умерла мадам Бовари, и он представил себя на её месте.
-Вы исключительно начитаны!- восхитились слева.- Но нужно учесть, что в момент смерти своей героини классик галлюцинировал.
-Хрен редьки не слаще,- вздохнул я.- Галлюцинация ли, сумасшествие…
-Перестаньте!- оскорбились справа.- Мы пришли вам помочь. Дело в том, что ваших прибывших в Москву героев принимают чёрт знает за кого! Кроме того, какой-то дурень -репортёр снял их и показал по телевидению. Вся Москва на ушах!Специальные службы подняты на ноги. А в это время ваши делегаты мошенническим образом ухитрились выбить себе номера в гостинице «Вселенная»! Проходимец Гаргалык, ловкач- имитатор, голосом, вы даже не представляете, кого!!! приказал администратору поселить их немедленно! Что тот несчастный с перепугу и выполнил. Вы понимаете, чем это может кончиться? И для них, и для вас?
-Действительно,- поддакнул его приятель.- Вы переборщили. И вообще, зачем эта рискованная делегация? Чтобы пройти по Руси как герои Некрасова? Так ведь и без них известно кто есть кто, и где, и как? Нет, конечно, мы понимаем, ваш литературный приём и прочее. Но не лучше ли изменить сюжет? Сделайте их сразу депутатами Госдумы, и всё шито-крыто. Или превратите… ну, хотя бы, в… коллекционеров! Издательства будут рвать вашу книгу из рук! Вас устраивает это?
-Да,- скромно потупился я.- Я хотел бы, чтобы роман стал бестселлером. Это вдохновило бы на новые подвиги. Аппетит приходит во время еды. Значит, коллекционеры?
-Коллекционеры,- подтвердили консультанты.
-Ну, что же…- Я задумался.- А чем они будут заниматься?
-Да чем угодно!- захлебнулся от возбуждения слюной левый консультант.- Например, пусть украдут одноцентовую «Британскую Гвинею»!
-Или приобретут по сходной цене «Маврикий Бернарда»,- посоветовали справа.- Это тоже знаменитая марка. В настоящее время из тысячи штук их насчитывается всего двадцать пять.
-Хотите, пусть собирают меню. Как француз Дюваль. У него есть меню Наполеона, меню Рокфеллера, и даже четы Горбачёвых, когда их принимали в Париже в Елисейском дворце второго октября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Вот… цитирую по памяти… Итак: суп- пюре с шафраном, тюрбан из морского языка по-дьеппски, седло барашка по-провансальски, картофель «Креси», сыр, пирожное-пралине с лесными орехами, ну и, конечно напитки. А? Ничего себе? Погулял бывший комбайнёр, пока имел возможность!
Слева снисходительно усмехнулись.
-Меню как меню, тоже мне редкость! А вот панталоны из различных материй это уже что-то! Англичанин Огулхоуст имеет в своей коллекции штаны Бонапарта, Людовика Четырнадцатого, Канта, Бетховена… И вот представьте себе своего Цыпкина в королевских портах того же Людовика. А любезного Гаргалыка в шароварах Бетховена… Это ж было бы…Уууй! Поток сенсаций!
-Можно приобщить их к филокартии. Заставить собирать открытки…
-… или спичечные этикетки…
-…дензнаки!
-…дорожные указатели…
-… винные наклейки…
-… папиросные коробки…
-…конфетные обёртки…
-…флакончики от духов… они такие изысканные...
-Хватит, хватит!- прервал я обрушившуюся на меня лавину предложений.- Благодарю за внимание. Всё это весьма занятно. Но на чём остановиться конкретно?
-Всё-таки на филателии!- с чувством посоветовали плоды.- У нас уже и сюжет заготовлен. Закачаешься! «Марка королевского дома или «Голубой Геракл»!
-Гм…- Я сделал вид, что меня это не интересует. Однако, неохотно взяв карандаш, я сказал:- Ладно. Докладывайте! Запишу на всякий случай…
Консультанты набрали полные лёгкие воздуха, покосились на храпящего друга, и дуэтом задекламировали:
-В некотором царстве, в некотором государстве…
Я отрицательно помотал головой.
Гости сообразили. Они коротко изложили ситуацию, выжав из неё всю воду.
Глава Альпийского королевского дома Аристарх ХХ1-й был зарвавшимся филателистом. В 1891 году, снедаемый недужным тщеславием, он выпустил серию марок по мотивам двенадцати подвигов Геракла. Каждая марка была отпечатана в одном-единственном экземпляре. После этого клише были уничтожены, а мастер удавлен.
Коллекция великолепно охранялась. Она была негасимой мечтой каждого филателиста. Цены на марки неуклонно росли. Специалисты оценивали каждую из них в миллион альпийских пиастров. И вдруг в 1903-м году из коллекции, заключённой в новейший банковский сейф, пропала знаменитейшая её жемчужина «Голубой Геракл».
Разгневанный Аристарх заключил в крепость всех, кто имел хотя бы косвенное отношение к коллекции. Но меры были безрезультатны. «Голубой Геракл» бесследно исчез.
После революции, случившейся в королевстве в 1918 году, оставшиеся одиннадцать марок были вывезены в Америку, где кронпринц Эдуард уступил их за баснословную сумму известному миллиардеру Грэгу.
Шло время. И вдруг… «Голубой Геракл» объявился в России…
-Стоп!- сказал я.- Не будем распылять средства. Мне нравится сюжет. Будем работать! Только как отреагируют на это мои герои?
Фи!- поморщились консультанты.- Разве они не зависят от вас?
-Если бы,- вздохнул я.- К сожалению, я для них только автор. Теперь они уже сами ведут меня за собой.
-Странно!- переглянулись плоды.- Нам казалось, что автор – хозяин всего. У вас должен быть план…
-Был,- признался я.- Но они отвергли его. С молоком матери они впитали в себя: « Мы не рабы. Рабы немы». Они не желают молчать и жить по моему произволу. Я пытался включить их в какую-то партию, представленную в Думе, чтобы им было легче. Но они отвергли всех. И КПРФ, и ЛДПР, и даже «Единую Россию»!
-Скажите, пожалуйста!- пожали плечами собеседники.- Какие гордые! Ну, что ж, если так, то хотелось бы с ними повидаться.
-О чём разговор?- Я отложил блокнот и негромко позвал:- Господа ходоки! Товарищ Цыпкин!
Дверь снова распахнулась. Мои герои втиснулись в чулан. Они поприветствовали меня и недоверчиво оглядели консультантов.
-Проходите!- пригласил я.- Рассаживайтесь, знакомьтесь. Это – консультанты. Говорят: свои. В доску!
-Очень приятно,- сказали герои.
Однако на их лицах было написано нечто противоположное.
Разместить такую ораву в нашем чулане оказалось трудно. В поисках места Миша Гаргалык нечаянно уселся на спящего друга.
Друг вскинулся, ухнул, ошалел. Однако решив, что всё это ему снится, повернулся на другой бок и вновь захрапел.
Я объяснил положение. Приглашённые почесали затылки.
-Опять начинать всё сначала?- испугалась Тамара.- Ведь у нас и так отпуск за свой счёт!
-А куда вы денете меня?- забеспокоился Охрименко.- Я не коллекционер, а общественник. И как пенсионеру мне любое коллекционирование уже ни к чему.
-А я мечтал заняться строительством,- признался Миша.- И построить небоскрёб в нашем селе. Наподобие тех, что стоят в Москва – Сити!
-А я,- нежно пропела Серафима.
Но Цыпкин поднял руки.
-Тише, тише, товарищи! Давайте послушаем автора. А потом решим. И так, пожалуйста… «Коллекционеры»!..
*Трагический финал. Средний страховой агент.*
Компетентные двери. Кирилло- Мефодий.
Питательные талоны. «Мы же вертимся!»
*Последний вариант.*
«…Филателисты – не футболисты. От них толку мало, да и пользы почти никакой. Единственное усвоили – помещение под свои кружки требовать и субсидии на расширение экспозиций просить.
Но где их сыщешь – субсидии, если местный бюджет под самые крылышки урезан и находится в состоянии весьма и весьма стеснённом? Нет, что там ни говорите, а кассовый сбор и солидный счёт в банке – великое дело.
А ведь у наших ведущих футбольных клубов и счета, и помещения, и даже фанаты - на мировом уровне! Правда, общая сборная вообще никакая, однако это к финансовому положению игроков не относится.
Поэтому, поскольку упомянутых счетов у Энских филателистов не ожидалось, заинтересованные организации старались их к себе не допускать.
Филателисты роптали. Им хотелось бережного отношения к себе.
Наступала осень. Пожелтевшие листья грустно опадали на аллеи городского парка. Похожие на цветные почтовые марки, они напоминали коллекционерам, что судьба их до сих пор не решена.
Приближалась развязка. Трагический финал нависал над несбывшимися надеждами.
-Нам придётся разойтись,- сказал страстный пенсионер Морковкин, в прошлом средний страховой агент.- Мы никому не нужны. Даже работники почты от нас отказываются.
-Мы никому не нужны,- повторил его слова дезинсектор Шапиро, изредка выступающий под скромным псевдонимом «Фантомас».
-Мы никому не нужны,- в унисон прошептали школяры Крышкин, Кашкин и Кошкин, и крупные виноградные слёзы затрепетали на их длинных ресницах.
Но молодой цветовод Коля Цыпкин решительно взмахнул рукой.
-Нет!- твёрдо заявил он.- Нас просто не понимают. До сих пор мы писали заявления и просьбы. Теперь настала пора действовать! Мы не будем уподобляться творческим союзам, которые тупо ждут, когда Дума, наконец, примет о них соответствующее ПОЛОЖЕНИЕ. Мы будем стучаться во все компетентные двери! Сейчас же, немедленно. Всем коллективом!..
…В городском департаменте культуры стояла библиотечная тишина. Руководитель департамента господин Китобоев разговаривал по телефону с кем-то из руководства. Серебряные нотки лирически проскальзывали в его целеустремлённом голосе.
-Сделаем!- жизнерадостно заверял он.- Выполним! Нацелим! Вдохновим! Преобразуем!
На том конце провода дали отбой.
Господин Китобоев ещё несколько мгновений благоговейно вслушивался в частые баритональные гудки. Затем в его голосе зазвенел чугун.
-Слушаю вас,- неприязненно сказал он.
Филателисты ударили челом. Стало шумно как на собрании.
Китобоев понял. Он взметнул авторитетную длань и заговорил почти без знаков препинания.
-И рад бы взять да не могу у нас театр филармония художественная самодеятельность песни пляски конферанс но всё не в порядке дворцы культуры не ремонтируются библиотеки пустуют клубы все сданы в аренду под кафе и игротеки финплан не выполняется очередной смотр срывается губернатор ругается мэрия надеется от своих избавляемся так что идите в образование это по их части!..
…В апартаментах просветителей царил интеллектуальный уют. Врио и.о. Сатурн Сысоевич Амвонов сидел за столом, заваленным кипами поучительных докладов и лекций.
Коллекционеры объяснили обстановку. Лица их выражали надежду.
-Э-эх!- обречённо воскликнул врио и.о.- И - эх!- снова крикнул он.- Красивая игра маэстро Китобоева! Ишь чего учудил, массовик! Я вас, конечно, понимаю Ученье – свет. Знание – сила. А филателия почти наука. Но не по нашей, не по нашей части! Ведь это, как бы поточнее выразиться, несурьёзность. Хобби, если говорить по-научному. А у нас мероприятия! Ответственные темы! Об марках людям рассказывать станешь – засмеют! На лекции про удобрения и то давно не ходют. Так что, не можем мы таким делом рисковать, не имеем морального праву.
Кирилло-Мефодий помолчал, подумал.
-А вы в комитет спортобществ обратитесь,- посоветовал он.- Им ведь всякие кружки для отчётности нужны. И примут они вас с распростёртыми объятьями. Разглядывайте альбомчики, делитесь опытом…
Комитет физкультуры напоминал кулуары спартакиад.
Могучие штангисты, пружинящие боксёры, изящные гимнастки, подтянутые пятиборцы. нахмуренные тренеры толкались у инструкторских столов. Требовали пересмотра решений судейских коллегий, получали питательные талоны, хвастались намечаемыми рекордами, обсуждали чужие поражения, брали новые повышенные обязательства и встречные планы.
Председатель Комитета почётный мастер спорта Браслетова сидела среди этого базара, обхватив голову руками.
Коллекционеры пробились к её столу. Бывшая чемпионка по прыжкам в воду разглядывала их безучастно.
-Вы из какого общества?- уныло спросила она.
-Мы не из общества,- ответствовали пробившиеся.- Мы прибиться хотим. Филателисты! База нам нужна…
-Ба-а-аза-а?!- возмущённо закричала председатель.- Да вы с ума сошли!
Подпрыгивая на стуле, она тыкала пальцем в окружающих её спортсменов.
-Вы посмотрите, поглядите! Соревнования, состязания, сборы, матчи, купоны, жетоны, чемпионы… Это же всё на наших плечах! И предстоящая сочинская олимпиада! И футбольный мундиаль две тысячи восемнадцатого, а там ещё и ещё... Мы же вертимся! Мы же работаем! А вы марочками занимаетесь! Как не стыдно?..
Жёлтые листья всё так же трогательно осыпались на аллеи парка. Усталые коллекционеры, утирая пот и слёзы, сидели в бывшем шахматном павильоне, переоборудованном под шашлычную.
Сверкающие иллюзии лопались, как мыльные пузыри.
Оставался ещё один – последний вариант…»
-Это начало,- сказал я.- Ну а дальше действие, действие, действие! Вы найдёте марку, оказавшуюся знаменитым похищенным «Гераклом»! Шум, сенсация! Всемирный конгресс филателистов в Брюсселе! Некий арабский наёмник Хаббас и международный аферист Джордж Дурей по приказу наследника миллиардера Грэга выкрадывают марку… Но увлечённый детектив майор Запасов и вы все под руководством Николая Цыпкина вновь находите её… Финал – вы счастливые делегаты конгресса. Вас проводят в президиум, награждают ценными подарками. Урррра-а-а! Все встают. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию За-на-вес!
-Хм, весьма занятно,- щёлкнул пальцами Цыпкин.- Конфликтно и неотразимо. Только нас это не устраивает. Марки – это хорошо. Но мы поставили себе, можно сказать, государственную задачу! И должны довести это дело до конца. А его, как мне кажется, хватит на многие годы. Так что, извините, шеф! Мы вынуждены уйти!
-Они вынуждены уйти,- сказал я консультантам.- Они не могут…
-В таком случае и нам здесь больше делать нечего,- обиделись плоды.- Мы пытались направить вас на истинный путь. Теперь пеняйте на себя! Если вашу книжонку издадут – это будет чудо. А мы не верим в чудеса. Мы – реалисты. Ваше же место в сумасшедшем доме или в тюрьме. И не зря от вас жена убежала… Прощайте!
-Скатертью дорожка!- сказала Тамара.
Цыпкин посмотрел на часы.
-Приближается утро. Нам нужно возвращаться. Не грустите, шеф. Всё уладится. И вы не пожалеете, что поверили нам. Мы не дадим вас в обиду. До завтра!
-До завтра, друзья!- Я поднялся и проводил их до двери.- Удачи вам! А я хоть немного посплю…
… Апостол ухнул и трижды окурил меня махорочным дымом из большого медного кумгана.
-Ладан!- заговорщицки подмигнув, пояснил он.- Укрепляет нерьвную систему. Таперича спать будешь до-о-олго!
Он ухнул ещё раз и убёг.
В заветный час в долине Дагестана, временно превращённой в филиал рая, с свинцом в груди лежал недвижим я. Три аравийские пальмы в кадках склоняли надо мной ветви, не давая прохлады. Полдневный дар достигал до селезёнки.
«Отче наш, иже еси на небеси,- смиренно подумал я, вспоминая белую кафельную ванну и родной холодильник.- Пивка бы сейчас испить! Кваску холодненького…»
В отместку за сию кощунственную мысль явился шестикрылый серафим в медицинском халате. Всунув мне в рот свои нестерильные толстые пальцы, он вырвал грешный мой язык и прижёг рану ляписом.
Я пытался протестовать, но голоса не было. Свинец в груди давил на диафрагму. Херувим буравил меня огненными подфарниками очей и бранился на чём свет стоит.
-Недоносок!- воинственно выкрикивал он.- Распутин! Навуходоносор! Око за око, сон за сон!
Я с трудом приоткрыл глаза.
Экзекутор пытался лишить меня и ушей. Крыльев у него не было.
-Ма-а-ама!- великомученически поразился я.- Изыди!
Претерпев неудачу с ушами, охальник неуважительно помянул чёрта и, что было сил, врезал мне по печени.
Обретая голос, я завопил. Мне казалось, что дерутся только в преисподней. Я вскочил, решив дорого продать свою душу.
Потеряв равновесие, инквизитор шлёпнулся на пол. Его физиономия напомнила мне знакомую при жизни личность. Увесистый полуботинок оказался в моей руке.
-Опомнись!- заскорбел « внук Лойолы».- Я друг! Я больше не буду! Лежачего не бьют!
Остатки совести вынудили меня приостановиться. Я временно опустил «туфлю».
-Восстань!- почти ласково провозгласил я, ощупывая своё пылающее ухо.- С тебя причитается…
Мой примирительный тон приободрил противника.
Друг заинтересованно приподнялся и…
Тр-р-рах!.. Моей меткости позавидовала бы даже Людмила Павличенко.
Друг валялся в отключке. На его высоком сократовском лбу ало наливался заслуженный рог.
Я опустил голову на подушку, задержал дыхание и мысленно сделал несколько гимнастических упражнений по системе йогов.
Друг продолжал безмолвствовать. Он лежал на полу с полуоткрытым равнодушным взглядом. Зная, как панически он боится щекотки, я провёл над ним эксперимент. Друг не вздрогнул. Рог на его челе укрупнялся и менял цвета. Из багрового он стал фиолетовым, а затем катастрофически начал синеть.
В детстве я всячески избегал камней, рогаток и духовых винтовок «монтекристо». Я был пацифистом. Ни одна мышь, ни одна пичуга не могли обвинить меня в надругательстве над ними.Но сейчас передо мной лежал друг, товарищ и брат, и зрачки его почти не реагировали на свет.
Я представил суд, скамью подсудимых, своих разнесчастных маленьких сирот. Я знал, что снисхождения не будет. Такой неистовый нелюдь, такой отморозок заслуживал самой жестокой кары.Уронив голову на грудь, я готовился предать себя в пристрастные руки незаможного правосудия. Уж оно-то на радостях попавшемуся «москалю» вломит по полной!Однако в это время бездыханное тело неожиданно проявило признаки жизни. Исторгся тихий панический стон.
Безумная радость охватила меня. Я бросился тормошить ожившего. Я мял его, тискал, щипал, проводил искусственное дыхание. Я применял к нему те же методы, что он практиковал на мне. Но всё было тщетно.
«Шок»!- авторитетно определил я, и кинулся за помощью.
Вдохновенная наследница национализированной булочной сидела перед трельяжем. Она священнодействовала. Она раскручивала бигуди. Милое животное таилось под её стулом и утробно урчало.
-Скорее!- задыхаясь, крикнул я.- На помощь!
Псина взвизгнула, а мадам от неожиданности выронила бигудю.
-Що? Що такое?- она вскочила со стула.- Вы сожрали компот?
-Хуже!- сдавленно выдавил я.- Катастрофа!
-Що ещё может быть хуже?- вспыхнула она.- Ну, говорите же, не тяните резину!
-Мой друг… мой товарищ… он шокирован!
-Ой!- всплеснула руками хозяйка.- А що це таке?
Она рванула в чулан. Я последовал за ней.
Прислонившись спиной к раскладушке, друг взирал на нас вылезающими из орбит глазами. Он был выбит из колеи. Он очень страдал.
-Кто же его так?- сочувственно прошептала хозяйка.
-Роковая случайность,- горестно ответил я.- Он столкнулся с трамваем, перебегая перед ним на красный свет.
Мадам приняла информацию без возражений. В чудном городе Одессе случались и не такие казусы.
-Много было жертв?- профессионально осведомилась она.
-Не очень. Сотрясение мозга у вожатой и лёгкие травмы у остальных.
-Пустяки! Бывает и хуже. Вот, помню, однажды на Пересыпи…
Предчувствуя долгоиграющую сагу из местного эпоса, я вовремя отключил сказительницу. Я взял её за локоть и подвёл к пострадавшему.
-Он нуждается в вашей заботе и помощи. Этот ниспровергатель правил уличного движения. Этот юный, можно сказать, Гарун аль Рашид!
Мадам изобразила из себя Шехерезаду. Шехерезада сделала глазки. Уже многие лета молодые титаны не утруждали её своим вниманием. Они бежали от её забот, как чёрт от ладана. И вот теперь лежит перед ней вышепоименованный «Гарун», нежным лбом столкнувший с рельсов бездарный провинциальный трамвай.
Черноморская кровь загудела в холестериновых жилах. Шехерезада протянула руки и пала на колени перед гордым героем восточных сказок.
Герой ойкнул и метнулся в сторону. Неподдельный страх возвращал ему силы.
-Хи-хи-хи!- лирически пробасила принцесса.- Сейчас я вас полечу! А потом уложу баиньки! И не здесь, а в своей комнатке, на пышной мягкой кроватке!
-Не-е-ет!!!
Гарун в ужасе вскочил. От его былой слабости не осталось и следа.
-Не-ет!- заклокотал он.- Я здоров! Оставьте меня в покое! И вы! И этот проклятый сводник! Этот фигляр, вгоняющий меня в могилу! Ты ещё регочешь, чудовище?
Я погибал на глазах у зрителей.
-Ооооооой!- заливался я.- Ооооооой! Не могу-у!
Ноги не держали меня. Я не мог даже спастись бегством от налетевшего на меня единорога. Видя, что кулаки не помогают, Гарун притворился свирепым сеговийским быком. Я удирал от него, как трусливый матадор. Но он настиг меня и бешено саданул рогом под шестое ребро.
Удар был точным. Как подкошенный, рухнул я на ближайшую полку с вареньем.
Трёхлитровая ёмкость с вишнями раскололась у меня на голове. Густая ароматная патока потекла по лицу. Я торопливо слизывал её, пытаясь спасти глаза. Сквозь залепленные сладостью уши до меня доносились вопли возмущённой шахини.
Потом кто-то схватил меня за шиворот и потащил в неизвестном направлении. Струя холодной воды обрушилась на мою склонённую голову, и уже через полчаса я мог смотреть на мир одним оком.
Перепуганный герой сидел на кухне за столом, и хохломской деревянной ложкой лопал наваленное ему в миску варенье. На его зубах хрустели осколки погибшей стеклотары, но он не обращал на это никакого внимания.
Переодетая и причёсанная мадам Бесконвойных сидела рядом, нежно глядя, как трескает её приятель. Изредка она любовно касалась пальцем его синюшного нароста и умилённо пришепетывала:
-Шишечка моя… бо-бо…
При каждом её прикосновении жрущий вздрагивал и обречённо закатывал глаза. Он пытался оттянуть роковую минуту.
Я оглядел его с невыносимым отвращением.
-Возлюбленный!- едко заметил я.- Смотри, не подавись!
-Ыыыыыыы!- промычал едящий, и тут же подавился.
Я понял, что нахожусь на правильном пути. Я усмехнулся.
-А вы, Ида Марковна, не боитесь, что он нанесёт вашим запасам непоправимый ущерб?
-Не боюсь,- секундно помешкав, ответила хозяйка, с горечью взглянув на почти опустошённую миску.- Для такого Гарунчика мне не жаль ничего! Ути-пути- кути!- просюсюкала она и коснулась губами его жарко пылающего уха.
Приятель охнул и подавился вторично. Ложка беспомощно торчала у него изо рта. Она застряла где-то в дыхательном горле. Гарун синел на глазах.
Я засмеялся и пошёл переодеваться…
…Когда я вернулся, товарищ еле дышал.
Шехерезада трагически причитала над ним. Она смотрела на меня молящими глазами.
С трудом вытащив ложку, я хлопнул вьюноша по спине.
-Кончай паясничать!
Друг обрадовано вздохнул, и вновь потянулся к миске.
-Не смейте его обижать!- завизжала мадам Ида.- Я выцарапаю вам глаза!
-За что?- изумился я.- За то, что я его оживил и отдал в ваше полное распоряжение? Так это ж чёрная неблагодарность с вашей стороны! Э-эй, дюк! Вы долго ещё будете жевать?
-Нет…- Приятель с трудом пошевелился.- Помоги мне…
Я поставил его на ноги и галантно поклонился Шехерезаде.
-Мы уходим, мадам Ида. Но вечером он снова будет у ваших ног.
-Не-е-ет!- заголосил друг.- Я уеду! Уеду-у-у!
-Куда?- жёстко оборвал его я.- Здесь так славно. И все тебя любят. Не волнуйтесь, сударыня, он вернётся. А сейчас его ожидают газетчики. Маленькое интервью о бывшей китобойной флотилии «Слава»! И о ловле пингвинов в Антарктике.
-Мой Боря тоже был-таки китобоем,- всхлипнув, возвестила хозяйка.- Он даже сделал куда-то вроде один рейс. Но потом его сманили в кооперацию, и он там погиб.Ему дали семь лет! И он даже ни разу не ответил на мои письма. Мне так жаль его, так жаль… хотя говорят, что он после срока вернулся к маме в Бердичев и женился там на какой-то маникюрше.
-Так о чём вы жалеете? Тьфу на него! Вы ещё такая… яркая! Такая влекущая! У вас ещё будет сорок тыщ кавалеров! Стоит только захотеть, и вы выберете лучшего. Ну, кого бы вы хотели? Мадам! Ваша мечта?
-Ну-у,- скромно потупилась хозяйка.- Я не знаю… Ну, пусть это будет Симон Закирянский. Он такой обходительный. И умеет жить. У него большой бизнес, правда, не совсем законный… Но эта его кукла, эта фифка с Молдаванки… она его может довести до всего!
-Так проявите же действие! Устраните фифку! И если Симона не поймают, он точно будет ваш!
-Вы думаете?
-Я уверен! Дерзайте, мадам!
Воспользовавшись нашей беседой, друг долопал варенье и старательно облизал ложку. Затем он ушёл в чулан и вышел оттуда в наряде литлфилдского ковбоя. На нём были знаменитые бронебойные джинсы и клетчатая шёлковая распашонка. На голове величественно красовалось сомбреро, прикрывающее уникальный, почти супружеский рог.
-Пошли!- не глядя на меня, процедил сквозь зубы друг.
Мы хлопнули дверью
Начинался первый этап заграничного детективного действия «Оргия»…