Молодые мамочки знают: пока дети маленькие, все «дружат детьми».
Это естественно. С ребенком нужно гулять, так что режим подразумевает много времени проводить на улице. то малыш в коляске спит, то – делает первые шаги, то – уже ковыряется в песочнице. А вот уже бежит куда-то, размахивая очередной веточкой.
Вот и получается, что дети-ровесники поневоле сближают мамочек, так или иначе оказывающихся в одно время в одном месте, да еще и с одной единственной целью – присматривать за своим родным, растущим малышом.
Так что в это летнее утро мы – три мамочки – сидели рядышком на лавочке, укрывшейся от ночного дождя под навесом, козырьком накрывавшим и крылечко, и скамейку, и стол, врытый в землю перед входом в деревянный дачный домик, давно и прочно стоящий среди леса на столбиках из белого кирпича.
Весь дачный поселок, разместившийся в сосновом лесу неподалеку от железной дороги, состоял из таких деревянных домиков, выкрашенных зеленой вагонной краской. А чем бы еще красил вагоностроительный завод домики для своих сотрудников? Так что домики стояли, как маленькие вагончики, разбросанные среди высоченных сосен, едва не подметающих небо, а неподалеку, за деревьями, виднелась насыпь, по которой время от времени мчались настоящие поезда.
Так вот, мы – молодые мамочки – сидели себе на лавочке под навесом, а наша «молодая гвардия» - двух-трехлетние малыши, шатались разноцветной стайкой серди сосен, сбивая с травы росу резиновыми, по колено, сапожками.
Вдруг малышня загомонила и, задрав головенки вверх, принялась что-то высматривать чуть не на верхушке одной из сосен. Посмотрели наверх и мы.
Оказалось, дети заметили белку. Белка, не совсем взрослая, видимо, бельчонок-подросток, напуганная гомоном, скакала вверх по стволу. А ребятня, сбившись в плотную кучку, гомонила, смешно задирая маленькие пальчики, указывающие на напуганую белочку.
Как оказалось, бельчонок был умнее, чем эти маленькие человеческие детеныши. Притаившись, белка незаметно скользнула вбок и, скрывшись от глаз малолетних наблюдателей, принялась спускаться вниз по обратной стороне высокой сосны. Мелюзга, потеряв белку из вида, заволновалась, но никому не пришло в голову обойти сосну. Пока детки продолжали глядеть вверх, белка уже спустилась вниз и, оттолкнувшись лапками от коры, спыгнула в мокрую траву, намереваясь, от греха подальше, ускакать к другой сосне, подальше от этих шумных ребятишек.
Вот тут-то все и началось.
Не успела белочка проскакать и полдороги до следующего дерева, как случилось то, что и предвидеть никто не мог. Прямо на нее, маленькую и рыжую, вдруг из кустов выскочил тети Дусин кот Афоня. Черный, большой, откормленный домашний котяра тоже вывезенный «на дачу», он целыми днями бродил по городку, время от времени наведываясь к всегда полной заветной миске. Кот ни в коем случае не голодал и белку, которую он высмотрел, хитро спрятавшись в кустах, он восе есть и не собирался. Просто инстинкт охотника есть даже у очень сытых и ленивых городских котов.
Так что кот, с треском проломившись сквозь кустарник, схватил пронзительно закричавшего бельчонка.
Бельчонок, маленький, рыжий, уже напуганный детьми, и спасающийся от них, попал прямо в когти этому толстенному верзиле. И он закричал громко, пронзительно и так отчаянно, что на лавочке усидеть я не смогла.
Возмущению моему не было предела.
Как! Да по какому праву эта откормленная городская скотина смеет кидаться на маленького бельчонка! Добро бы, был кот голодным, тогда да, право на охоту никто и не подумал бы отнимать. Но замучить лесного зверька только ради забавы, ну нет, этого я стерпеть не смогла.
И, с места в карьер, ринулась спасать звереныша. Кот не успел не то, что съесть бельчонка, но даже, думаю, икнуть, как я оказалась рядом, а мой красный резиновый сапог вовсе не шутя приложился с размаху к черному лохматому боку разбойника. Такого поворота дел Афоня явно не ожидал. Как-никак, а были мы уже недели две как знакомы, и даже угощался кот пару раз на моем крыльце молочком, оставшимся от детского завтрака. А тут вдруг, рука дающая превратилась в ногу, прямо по ребрам бьющую, да так, что от неожиданности Афоня тут же разжал челюсти.
Примчалась я, как видно, вовремя. Бельчонок, хоть и примятый и придушенный, тут же вырвался и пустился наутек. С перепугу, не иначе, в качестве ближайшей «сосны», зверек выбрал ... меня! И поскакал по ногам, по джинсам, заправленным в красные резиновые сапоги, не разбирая дороги, пытаясь только спастись от страшного зверя.
Однако, добежав почти мне до пояса, или до половины «сосны», бельчонок сообразил, что сосна какая-то не настоящая. В панике спрыгнув, он большущими прыжками понесся к настоящему, действительно спасительному дереву, и в секунду уже оказался высоко, мелькая рыжим хвостиком уже по веткам, спасаясь и прячась от всего страшного, что было там, внизу, в мокрой траве.
- Ну, раз вон как скачет, значит, спасен, - решила я и обернулась, посмотреть, что же делается тут, вокруг меня.
И – очень удивилась.
Да и было чему – время, как будто, не то, чтобы совсем остановилось, а как бы, сильно замедлилось. Дети по-прежнему стояли той же кучкой возле первой сосны, правда, смотрели уже не вверх, а как-то, в сторону, как будто не успели еще повернуть свои любопытные головенки к новым интересностям.
Я посмотрела на двух других мамочек, сидевших еще мгновение назад со мной рядом на скамейке под навесом. Это было интереснейшее зрелище! Молодые стройные женщины бежали ко мне – колобку – неправдоподобно медленно, высоко поднимая ноги и плавно взметая вверх руки. Это выглядело, как медленно-медленно ползущая видеолента, когда все движения теряют не только скорость, но и резкость и кажутся такими плавными и обтекаемыми, словно дело происходит под водой.
Но бежали они зря. Все уже случилось. Кот, которому «прилетело» сапогом, уже сидел в кустах, видимо, обидевшись на весь мир. Спасенный бельчонок, живой и целый, уже сидел где-то в ветках высокой сосны, зализывая раны и приходя в себя от страшного приключения. Я, только что успешно сыгравшая для Афони роль неотвратимого возмездия, уже стояла, переводя дух и понимая, что все необходимое для спасения рыжего малыша сделано.
А мамочки плавно бежали ко мне, еще не понимая, что бежать уже незачем.
Потому что больше никто не плакал и не кричал громко и пронзительно, взывая о помощи.