Обычно люди берут билеты на ночные поезда, чтобы, едва войдя в купе или усевшись на сиденье, они могли сразу уснуть, а проснуться тогда, когда поезд уже замедлит ход и, останавливаясь, немного дернет вперед. Им нужно бежать по делам, которые заставили их покинуть дом и уехать неизвестно куда. Нет, известно куда, непонятно только – зачем: сейчас такие средства коммуникации, что можно быть в нескольких местах одновременно.
Конкретный случай – самое что ни на есть исключение. Н. отправился неизвестно куда, непонятно зачем, ночью, совершенно один. Произошло это случайно: Н. стоял в ожидании трамвая после рабочего дня на С. набережной, когда он услышал знакомый стук, а земля начала слегка дрожать. Как раз в это время собралась приличная толпа людей – да, с такой приятной компанией Н. нравилось ежедневно добираться домой и на работу, – и просигналивший каким-то бегунам, спешившим, скорее, попасть под трамвай, чем к себе в уютное жилище, машинист медленно подъезжал к остановке. Вообще Н. часто замечал, как работники общественного транспорта любят сохранять интригу: они будут ехать до воображаемой отметины (у каждого она – своя), и никогда не угадаешь, откроются ли двери перед тобой, и ты успеешь занять место, или толпа тебя раздавит прямо на входе. Иногда складывается такое ощущение, что над нами специально издеваются.
Тема транспорта неисчерпаема: ее можно обсуждать на остановках и даже не увидеть, что заветное «оно» проехало мимо, окатив вас грязью, оставленной утренним дождем. К счастью, Н. слишком сосредоточен и старается не упустить ничего из виду, иначе потом придется ждать еще час, может, два – от чаепитий и аварий никто не застрахован.
Н., к сожалению, тоже был не застрахован от тех анархических мыслей, одна из которых неожиданно пришла ему в голову. Со страхом и грустью рассматривая набивавшихся в трамвай пассажиров, толкавших бедного Н., он впервые не владел собой. Ему резко захотелось подчиниться тому, что засело в его голове, но он понимал, что сейчас двери закроются, и следующий трамвай приедет нескоро – в час-пик транспорт ходит раз в тридцать минут. Таковы негласные правила.
И двери со страшным грохотом захлопнулись. Н. беспомощно, как потерявшийся ребенок, провожал взглядов уезжавший трамвай, которого он так долго ждал, переживая, правильно ли он поступил. Посмотрев в обе стороны и убедившись, что по трамвайным путям никто не мчится, он неторопливым шагом дошел до вокзала, благо он расположился по соседству с метро, и, купив билет на ближайший поезд, от скуки принялся рассматривать до боли знакомый интерьер.
Вокзал как вокзал – ничего особенного. Но как же Н. обожал прогуливаться по нему от всепоглощающего безделья, застававшего его на выходных! Н. не выносил места большого скопления людей (как и самих людей, в принципе), считая и то, и другое средоточием опасностей, однако не мог устоять перед той атмосферой, окутывавшей его, стоило ему только приблизиться к этому, если не величественному, то хотя бы представительному зданию, словно там собирались исключительно важные персоны. Запах метро, уникальный и незабываемый, как и запах Каннского кинофестиваля, специально разбрызгиваемый для поддержания особого, «богемного» настроения, тем не менее, перебивал запах здания, и оттого у Н. не получалось ассоциировать его с чем-то своим, будь то ощущения, воспоминания или образы. Н. чувствовал лишь атмосферу всего этого места, когда окружающие запахи, дома, деревья, не обращающие ни на что внимания люди, цвет неба, погода сливаются в унисон, и любой отдельный предмет, выпадающий из цепочки, нарушает общую гармонию.
Н. старался впитать в себя каждую минуту своего пребывания здесь, как если бы он знал, что никогда сюда не вернется. Такое разрывающее сердце чувство охватило сбежавшего Н., что он засомневался, правильный ли он сделал выбор. Сомнений стало больше, когда усталый Н. окончательно запутался в собственных философских сентенциях, чуть ли не вслух начав рассуждать о том, существует ли вообще правильный выбор.
Осознав, что в его сторону косятся не только прохожие и ожидающие своего поезда пассажиры, но и полицейские, Н. пришлось приостановить поток нескончаемо вспыхивавших мыслей и поспешить убраться оттуда, пока его не упекли в специальное учреждение, где таким «философам» всегда были очень рады.
Н., еще немного побродив в другом конце зала, уже не думая ни о чем, направился к выходу на перрон. Там повсюду сновали опаздывавшие и новоприбывшие, продавцы в теплых старых пуховиках нетерпеливо поглядывали на часы, болтая с приставучими скучавшими бездомными, распивавшими тошнотворную жижу, которую могли переварить только они. Н. с неприязнью посмотрел на них, стараясь уйти в противоположную сторону.
Становилось темнее из-за сгущавшихся туч, поднимался ветер, а Н. как назло не взял с собой зонт. Ему не хотелось оказаться под дождем – а, судя по мрачным и тяжелым облакам, так оно и будет, – иначе он простынет и сляжет, как это обычно случалось с ним раньше. Да еще и этот сквозняк в поезде окончательно добьет Н.
Он с беспокойством оглянулся в поисках какого-нибудь навеса, но там, где он находился, стояли лишь здания ровным и строгим рядом, без единого выступа, под который можно было спрятаться, а до ближайшего укрытия пришлось бы бежать с риском опоздать на поезд, который должен был приехать с минуты на минуту.
Вдалеке прогремел гром. Н. заметил, как на асфальте постепенно начали появляться маленькие темные пятна, и сам почувствовал, как на него упало несколько капель. Ветер изменил направление, и теперь вместо теплого дуновения на Н. устремился холодный поток воздуха, как будто издеваясь над ним. Все бы ничего, если бы Н. не был одет по-летнему.
Еще секунда, вторая – сверкнула молния. Кроме уходивших в никуда железнодорожных путей Н. ничего не видел, и он, откровенно говоря, начал нервничать: может, что-то случилось? Но никаких объявлений не…
– Держи! – кто-то бесцеремонно схватил руку Н. и вложил в нее какой-то предмет, который Н. невольно сжал. Мгновение – и мощный ливень обрушился на город.
Слегка сбитый с толку Н. уставился на яркий, красивый и очень большой зонт, спрятавший его от ненастья. Только через пару минут он понял, что стоит под зонтом не один. Краем глаза Н. оглядел девочку в белой теплой вязаной кофте на размер больше самой девочки, черной юбке и белых туфлях, которая, пританцовывая, недовольно смотрела куда-то вдаль. Наконец-то она ощутила на себе его взгляд и рявкнула:
– Чего пялишься?
Н. от неожиданности отпрянул и уже готов был уйти, как эта агрессивная особа взяла его под локоть, удержав таким образом на месте, и сказала несколько мягче:
– Ты слишком медлителен, и поэтому раздражаешь меня. А еще ты жалкий и вообще неприятный тип.
Вот уж от кого совсем не ожидаешь подобной реакции, так это от…
– Да, и если ты даже в мыслях посмеешь назвать менять «маленькой», «девочкой» или «ползунком», то… О, а вот и поезд! – радостно возвестила… она.
Действительно, Н. недоуменно смотрел, как поезд шумно подъезжал к перрону. Прятавшиеся от дождя пассажиры тотчас выбежали из своих укрытий и понеслись занимать хорошие места у окошек. Неизвестная «она» тоже рванула вперед и с силой тянула за собой Н., который, столкнувшись с другим мужчиной, выронил зонт и не успел его поднять: красивый аксессуар сию же секунду раздавила толпа. Честно говоря, Н. стало жаль зонт, потому как в жизни он не видел такой яркий, словно наполненный жизнью, предмет. Однако рассуждать было некогда – впереди «она» пробивала им дорогу к свободным местам, а сзади напирали люди с безумными глазами, будто этот поезд был единственным на свете, на котором можно было уехать из города.
От такого натиска у Н. закружилась голова: даже в битве за места в трамвае ему не приходилось сталкиваться с подобным. Мужчины и женщины ругались, били друг друга, чтобы пролезть дальше, дети кричали, огромные собаки без намордников кусали наступавших им на лапы равнодушных пассажиров, а его новая «она», вцепившись в него мертвой хваткой, всюду находила маленькую лазейку и чуть ли не ползком быстро передвигалась вглубь вагона. Н. был вынужден нагибаться, чтобы поспеть за этой юркой особой, и когда они, наконец, упали на два свободных сидения (специально для них оставили, что ли?), Н. совершенно без сил откинул голову на подголовник и приходил в себя.
За окном безумие приобрело еще более грандиозный масштаб: за нескончаемым людским потоком Н. не видел абсолютно ничего – как будто весь мир состоял из людей, худых и толстых, высоких и низких, спокойных и взбудораженных, красивых и уродливых, приятных и отвратительных, адекватных и ненормальных. Они мокли под дождем, но не отступали от своего.
Тем временем, отвоевавшие свободные места люди устраивались поудобнее, а остальным бедолагам пришлось стоять. Н. не смотрел на них: их взгляды были полны усталости и укоризны, а он не хотел чувствовать вину за то, что он сидел, а они стояли. Он посмотрел на свою соседку: та не обращала никакого внимания на других – только прикрыла глаза и, спрятав руки в огромной кофте, дремала. Н. решил последовать ее примеру, и вскоре все крики и разговоры слились в единый отдаленный шум, который казался таким же призрачным, как и его новая «она».
***
Н. беспокойно спал. А когда проснулся, была глубокая ночь.
Он посмотрел на часы – они показывали половину третьего. В вагоне было странно холодно, словно кондиционеры работали на полную мощность, и, самое главное, – так тихо, как…
Н. попытался отбросить жуткую мысль, пришедшую ему в голову, но не мог от нее отделаться, особенно после того, когда глаза привыкли к темноте, и он увидел то, что он увидел.
В вагоне никого не было. Через открытые окна проникал холодный воздух, а где-то далеко завывали волки.
Н. испугался не на шутку: он не хотел бродить по совершенно пустому поезду, брошенному, как он подумал, неизвестно где и зачем. Но и оставаться на месте ему тоже показалось неразумным. Не понимания, что происходит, Н., съежившись от пробиравшего до костей мороза, встал и все же направился к выходу. Хотя он и передвигался бесшумно, ему мерещились неизвестные глаза, смотревшие на него изо всех углов и мечтавшие сожрать его. Это заставило Н. ускорить шаг.
Автоматические двери были открыты, и Н. не без труда выпрыгнул наружу. Звезды ярко светили на небе, кроны деревьев шумели, но Н., прежде обращавший внимание на подобные мелочи, неизменно радовавшие его, теперь лишь оглядывался в поисках людей. Он весь дрожал, ноги подкашивались, но он стремительно проходил один вагон за другим, пока не достиг кабины машиниста. В окне горел свет, и Н., недолго думая, раскрыл нараспашку незапертую дверь.
Внутри он увидел четырех мужчин в железнодорожной форме, распивавших кофе из термоса. Они вскрикнули от испуга:
– Твою!.. Мужик, ты чего здесь делаешь? Фу, блин, напугал…
Они наперебой засмеялись, не сдерживая себя в выражениях, и снова принялись за кофе.
– Что здесь происходит? Я еле попал в вагон из-за той толпы, со мной была такая (Н. провел ребром ладони ниже уровня груди), не знаю даже, кто она. Я уснул, проснулся совсем недавно, а в вагоне – никого!
Н. не следил за своей речью, пребывая в состоянии легкого шока. Один из машинистов дал Н. пластиковый стаканчик, в который налил горячий кофе, и Н. с жадностью набросился на стаканчик. Все, слегка улыбаясь, сочувственно смотрели на несчастного пассажира, явно севшего не на тот поезд.
Н. вновь уставился на них, желая получить необходимую ему информацию.
– Честно, мы сами не знаем, откуда взялась вся эта толпа. На буднях обычно мало кто ездит в пригород, но вчера было что-то с чем-то. Половина купивших билеты не влезла в поезд, пришлось запустить еще один. Ехали сначала нормально, а потом какая-то зараза нажала на аварийный тормоз – может, случайно, там ведь такая толкотня была, – и мы встали. Но, оказалось, дело не только в этом. Я выглянул наружу – а впереди-то нет рельсов! Я подумал, что у меня галлюцинации, позвал Хвостоухова, спросил, что за бред, реально нет рельсов?! Как же я тогда утром и днем здесь ездил? Хвостоухов подтвердил мои опасения. Тут же я вспомнил, как кто-то вовремя успел нажать на стоп-кран, и решил, что все подстроено, иначе как можно было узнать о том, что впереди нет рельсов? Чистая случайность? Да это просто абсурд! Сплошная комедия! Хочешь еще кофе?
Н. с радостью кивнул и получил вторую порцию обжигающего – и очень вкусного – кофе, уселся на тумбу и внимательно посмотрел на машиниста-рассказчика.
– Ну, вот. Мы с Хвостоуховым пошли все выяснять, как нам на глаза попались менты. Ребята молодые, зато соображалка работает, раз до майоров дослужились. Девчонка красивая, маленькая, в черной юбке и белых туфлях, аккуратная и…
Н. подавился кофе, когда понял, о ком идет речь.
– Чего? В черной юбке и белых туфлях?! А белой огромной вязаной кофты на ней случайно не было? – перебил взволнованный Н.
Машинист удивленно посмотрел на него.
– Да нет, вроде… На ней же форма была полицейская… [Н. незаметно выдохнул] А, вспомнил кое-что! В руке она зонтик держала, яркий такой, ослепительный. Хвостоухов, и тот обалдел. Реально таких зонтов не существует в природе!
Н. побледнел, по спине побежали мурашки. Рядом, совсем близко от них, снова завыли волки. Машинисты нервно переглянулись.
– Так… что же дальше? Вы встретили ее… и? – шепотом спросил Н., но тут же раздался звук, напугавший всех: что-то сильное ударило по двери. Один из мужчин подбежал к двери и запер ее на мощный засов.
На минуту все стихло. Однако Н. почуял опасность в воздухе. И, они, несомненно, тоже.
Н. судорожно схватил рассказчика и попросил его как можно быстрее закончить историю. Он сам не ожидал от себя подобной реакции, но внутренний голос подсказывал ему, что самое важное – еще впереди.
– Да-да… С ней был парень, с виду обычный, нормальный парень. Мы объяснили им ситуацию, мол, хулиганят или того хуже… Они ничего не сказали и сразу пошли по вагонам, мы – за ними. Но стоило нам отвернуться буквально на секунду – не помню на что, – как и след их простыл! Я, ошарашенный, спросил у стоявшего рядом мужика, куда делись полицаи, а он нам заявил: «Никакие полицейские тут не проходили!» Тут пассажиры стали переглядываться, шептаться, как…
…В окно влетел просто исполинского размера волк с горевшими глазами и окровавленной пастью и, схватив машиниста-рассказчика за горло, мгновенно исчез где-то в лесу.
В кабину ворвался холодный поток воздуха, донесший до остальных стихавшие жуткие крики мужчины, которого явно волокли в самую дремучую чащу.
Н. успел заметить вдали пару волков, заметавших за собой следы, и хотел было выскочить наружу, как его остановили три других машиниста:
– Ты совсем больной, что ли?! Они же тебя порвут!
Но Н. оттолкнул их, с презрением оглядев каждого – их товарища утащили волки, а они стоят здесь и трясутся от страха! У него самого дрожали руки, но желание узнать правду пересилило остальные чувства, и Н., нерешительно отперев дверь, оказался один на один с сильной и могущественной природой.
***
Это похищение заняло по времени всего несколько секунд, а Н., до сих пор пребывая в шоке, даже не понял, что все произошло на самом деле, но пытался как-то проанализировать случившееся.
Н., конечно, был неправ по отношению к машинистам и прекрасно это понимал: ну куда они пойдут, без оружия, в темный лес, ночью? Вероятно, их ждут дома жены, дети, родители, а Н. ничего не терял: он жил одиноко, смотрел вечерами телевизор и днями просиживал на скучной работе, за которую ему платили сущие копейки. Поэтому ему не хотелось брать на себя большую ответственность в виде семьи, которая в материальном плане была бы ему не по карману. Да и что он дал бы своему ребенку? Разве что идеальные внешние данные, но далеко ли уедешь на этом в жизни?
Единственное, что выделяло его среди серой массы, – любовь к размышлениям и способность видеть прекрасное вокруг. Н., помимо прочего, был весьма красивым мужчиной, одевался со вкусом и следил за собой.
Так получилось, что Н. унаследовал от своих родителей качества и черты характера, свойственные скандинавам: отстраненность, спокойствие и молчаливость. Редко, когда Н. выходил из себя или проявлял агрессию по отношению к кому-то, и за это его обожали женщины, которых он благополучно игнорировал. На работе он часто слышал их разговоры о желании выйти замуж за богачей, бизнесменов или знаменитостей, чтобы через пару месяцев развестись с ними и отобрать половину состояния, при этом по окончании рабочего дня их обычно встречали мужья-подкаблучники на дорогих машинах. Н. каждый раз не упускал случая посмеяться: его веселили эти глупые женщины, никогда не знавшие, чего им хочется в жизни. С одной стороны, они не давали Н. прохода, и ему постоянно приходилось выслушивать комплименты в самых завуалированных формах (а однажды некая сладострастная дама пробралась в мужской туалет, прижала Н. к стене грудью, вульгарно торчавшей из декольте, и, укоризненно обвиняя его в растрате столь огромного потенциала, бесцеремонно залезла руками к нему в штаны. Кончилось все тем, что зашедший в туалет директор, увидев, как его подчиненная старательно работала на коленях перед Н., на котором со зверской жестокостью порвали не только рубашку, но и пиджак, понизил любвеобильную мадам в должности, Н. перевел в другой отдел, чтобы они больше не встречались – ему не хотелось терять сотрудника мужского пола, – а у туалетов выставил охранников, пускавших только по пропускам. Когда тем же вечером Н. ехал в метро чуть ли не с голым торсом, он до того устал ловить на себе хищные взгляды девушек и женщин, что, не выдержав напряжения, вышел из метро и взял такси, жалея, что не послал ту отвратительную тетку), а с другой, – мечтая о принце на белом коне, они не замечали того факта, что у них и так все было хорошо. Это раздражало Н. больше всего.
Разумеется, коллег по работе интересовало то, что Н. ни с кем не встречался – по крайне мере, его ни разу ни с кем не видели вместе, – но он не обращал внимания на пересуды, считая свою личную жизнь частной собственностью, а не достоянием общественности. Однако сплетники-стервятники имелись и среди окружения его начальника, поэтому Н. чувствовал себя не в своей тарелке в коллективе, особенно после случившейся с ним неприятной истории.
Недавно Н. вызвали на ковер по причине найденного недочета в бумагах, за которые он отвечал головой, и лицо, пожелавшее остаться неизвестным, сообщило ему, что ошибок будет гораздо больше, если он не расскажет, с кем спал последний раз и когда. Н. опешил от подобного заявления, молча вырвал бумаги, разорвал их на мелкие кусочки и сказал, что утром бумаги будут у начальника на столе. Н. выполнил свое обещание, а впоследствии никогда не передавал документы через третьих лиц, даже если они являлись заместителями, или секретарями, или другими, не менее приятными людьми.
Поэтому сейчас ему было не жаль все бросить и отправиться глубокой ночью в лес за человеком, которого он встретил каких-то десять минут назад. Честно признаться, начальник Хвостоухова – фамилия, которую Н. прокручивал у себя в голове сотню раз, пока бродил по лесу, была до боли ему знакома, – а, вернее, рассказ начальника Хвостоухова взбудоражил Н. не меньше, чем появившийся из ниоткуда волк. Он видел перед собой окровавленную пасть, и нельзя сказать, что он испугался жутких клыков, которые могли бы перегрызть ему глотку и сделали бы это с невероятной легкостью: Н., скорее, беспокоило то, каким ему показался зверь – ослепительно белым. Таких…
Н. всего передернуло: с подобным описанием он уже столкнулся за несколько часов столько раз, что возникавшие аналогии и ассоциации абсолютно ему не нравились. Он вспомнил, как пахла «она», какой запах оставило после себя чудовище в кабине машинистов, и сомнения тут же развеялись: либо волк сожрал ее, либо…
Снова Н. услышал душераздирающие крики и, поняв, что находится совсем близко, побежал. Ничего не видя в кромешной тьме, спотыкаясь и падая, он продолжал идти, охваченный первобытным страхом; сердце бешено выпрыгивало из груди, живот болел, а ватные ноги дрожали, но Н. не поддавался панике. Он упорно шел вперед, так далеко, насколько это было возможно…
[…]
«Какой-то бред», – первое, о чем подумал замерзший Н., когда очнулся утром под елью. Купленный пару дней назад легкий рабочий костюм, весь в грязи, болотной тине и крови, после страшной ночи уже можно было смело выкидывать. Однако мысли об испорченной одежде отошли на второй план, как только Н. огляделся вокруг, не смея скрыть изумления.
На землю падал снег – самый что ни на есть настоящий – и это-то в конце лета! Н. сидел, запорошенный августовским чудом природы, не понимая, как вообще такое возможно. Когда первое впечатление прошло, он подумал, что в этом лесу уже ничему не стоит удивляться, особенно снегу, и обратился к своему ноющему телу.
Что же в результате? За пару часов его пытались утопить, предварительно поджарив, затем приготовить и съесть, если не считать многочисленных ушибов, синяков и открытых ран, которые мало того, что причиняли ему адскую боль, так еще и сильно кровоточили. Н. чувствовал невероятную усталость, словно из него выжали все соки, да и саму жизнь – он больше не осознавал грань реальности и сна: пребывание в лесу казалось ему одним сплошным кошмаром, которому не было конца и края.
Отдыхая на голой холодной земле, Н. смотрел, как падает снег и как деревья медленно теряются на фоне неба необычно молочного цвета. Звери и птицы попрятались от внезапно наступившего мороза, а ветра как не бывало: после ночной бури было приятно не слышать отовсюду раздававшийся треск – знак того, что очередное хрупкое дерево прекратило свою существование в этом лесу. Стояла невыносимая тишина.
Н. прислушивался к ней: настолько ему доставляли удовольствие отсутствие каких-либо звуков и редкая возможность проникнуться этим. В городе всегда шумно, даже ранним утром, когда немногие только-только начинают просыпаться, и хотя они стараются вести себя тихо, мощные колонки телевизора неизменно будят Н. в пять часов.
Падавшие снежинки завораживали Н., их блеск отвлекал от мыслей о прошедших событиях, вопросов, на которые ему никто бы не смог дать ответов; он чувствовал лишь всеобъемлющую пустоту этого леса, холодного и неприветливого, где ему явно были не рады.
Настроение окончательно испортилось, и Н. едва не впал в меланхолию, однако его спасло обычное желание поесть: громкое урчание напомнило Н., что он накануне пропустил ужин, а сейчас сидел и жалел себя вместо того, чтобы пойти и найти какую-нибудь сносную пищу. Н. недовольно поднялся.
Если бы кто-то оказался на месте Н., то увидел бы перед собой необыкновенный пейзаж: Н. расположился под самой крайней елью и, сам того сперва не заметив, спал практически на краю оврага, на дне которого находилось покрытое льдом озеро, окаймленное жемчужного цвета берегом в стороне, противоположной той, где размышлял Н.; вдали возвышались деревья, полностью окутанные туманом, – они образовывали северную часть леса. Именно туда был устремлен взгляд Н.
Понимая, что ягоды, вероятно, побило морозом, а поблизости еще ни разу не пробежало ни одно животное (хотя вряд ли бы Н. сумел справиться с ним без ножа или ружья), он решил идти до тех пор, пока не упадет замертво или не встретит лесоруба, охотника или потерявшегося бедолагу, с кем было бы не так грустно умереть. Но в душе у него все же теплилась надежда, что все обойдется, и он останется жив.
Н. уселся на край оврага, намереваясь скатиться с него. Знакомое с детства чувство эйфории охватило его, когда он попробовал раскататься на снегу, чтобы проверить, выдержат ли его брюки это испытание или они порвутся прямо здесь же. Однако после нескольких попыток Н. подумал, что даже если он останется без штанов, он в любом случае не расшибется, но новые ссадины и синяки ему будут обеспечены.
Расстояние до озера – примерно метров тридцать. Вроде ничего особенного, но внутри у Н. все как-то сжалось. Вдохнув и выдохнув, он оттолкнулся, что было сил, и, пролетев вниз пару метров, больно приземлился на мягкое место, и стал катиться, ускоряясь с каждой секундой.
Умело маневрируя на особо опасных участках, Н. приободрился и немного пришел в себя, когда он случайно поднял взгляд и увидел какое-то жуткое существо, поджидавшее его прямо на том месте, где Н. должен был остановиться.
Отвлекшись, он не заметил камня, на который тут же и налетел правой ногой. Н. заорал от боли, потерял управление, перевернулся в снегу и, сильно ударившись головой о соседний валун, закрыл глаза. Он лежал неподвижно и больше не подавал никаких признаков жизни.
Снова наступила невыносимая тишина. Стоявшее немного поодаль существо медленно подошло к Н., осмотрело его и, удовлетворенно улыбнувшись, уложило бездыханное тело на спрятанные за тем самым валуном сани. Переведя дух, ибо Н. оказался слегка тяжеловат, оно покатило сани по обледеневшему озеру.
Пройдя до середины озера, существо вдруг остановилось, будто почуяло врага. Повернувшись в сторону, откуда прибыл Н., оно разглядело сквозь снежную пелену на краю оврага белого волка исполинского размера с окровавленной пастью, явно боявшегося спускаться вниз. Он с остервенелостью рычал и злобно смотрел на уплывавшую из-под носа добычу, а существо наслаждалось безвыходным положением зверя и высокомерно задрало голову, любуясь тем, как волк мечется, не решаясь спрыгнуть. Когда существу надоела эта комедия, оно продолжило двигаться в северную часть леса домой и, пребывая в хорошем настроении, запело так, что отзвук этого ангельского голоса раздался по всему лесу:
Det skedde med mig,
eller ej?
Det skedde med dig
naer du traeffade mig,
Det skedde med oss
Efter varit barnloes,
Da vi aer sa lyckliga
Nu…
Конец первой части