Я не очень понимаю на счет каких механизмов возникает ассоциативная связь. Объяснения про нейроны, синапсы и прочие дендриты не решают проблему данного вопроса. Ввиду неочевидности (ибо мозг не способен видеть сам себя). Но ассоциативность все-таки есть. Это проще – взаимосвязь.
Читая русскую классику, внедряюсь в ассоциативность. Очень длинные размытые тексты. Если из Л.Толстого «Война и мир» убрать 50% текста, смысл всего романа мало поменяется. И тут возникает вопрос на счет смысла.
Ну понятно Достоевский поплатился за свое свободомыслие, будучи участником кружка «петрошевцев». Он удостоился великих экзистенциальных переживаний, когда ожидал расстрел (ему, по-моему было около 23-24 года). Он после этого вспоминал, что если бы ему предложили стоять тысячу лет на маленькой пристроечке из камня у бездны, или умереть, то выбор пошел в пользу первого. Отсюда вся его литература и философия – забота о мире здешним. Отсюда весь его гуманизм. Будучи человеком страстным и принципиальным, он тратил последнее в азартных играх типа «рулетка». Потеряв все деньги, он испытывал нечто похожее на ближайшую казнь. Это воззвание.
Лев Толстой был еще тот хулиган. Роман «Воскресенье» явно происходил от мук совести. Тогда он, протрезвев, понимал, что не может составить будущее, нормальное и счастливое, обрюхатевшейся его и им крестьянке.
Но вместо того, чтобы кратко и просто сознаться в своих ополоуменьях и страхах в виде 50-60 страниц, эти мужики распространяли повествование на тома. (не зря Мишка Веллер всегда стремился быть первым в малой прозе).
Короче говоря, как кишечнополостное животное (да и грибы-растения тоже многие и примитивные – тут ключевое слово примитивность) пытается распространить себя на счет наибольшего обхвата пространства-времени, так и классическая русская литература вневременна, объемна и неповторима. Из полипов восходит гора – прочитайте надпись на пачке соды – где производится? Правильно – город Стерлитамак. Это на дне древнейшего моря, где обитали мазозавры (рептилии плавающие). Там 400-метровые горы посреди степей есть ничто иное как сплюстнутые породы от наружных скелетов полипов. Сотни миллионов лет. Во как!
Классическая русская литература – есть основной субстрат. Она размыта, аморфна, в каждой части своего куска неопределенна, не дифференцированна. Из каждого куска можно вырастить что-то новое. Это как почкование. Но еще, плюс, на эволюционной основе. Вспоминается веселая игра Л.Н.Толстого с детьми. Тут смысла-юмора – нуль.
Смотрите..
Лев Николаевич подзывает к себе ребенка и рассказывает: шел дядька по огороду и видит растет маленький-маленький огурец. Он сорвал его и съел быстро-быстро. Потом идет дальше и видит – растет побольше. Этот второй огурец он тоже сорвал и съел быстро (Лев Толстой показывает своим ртом, как это все происходит). Потом все тоже самое на счет третьего, четвертого и пятого – и рот, понятное дело все шире и шире раскрывается. Наконец дело доходит до седьмого огурца, размером с руку, и маленький ребенок видит огромную вонючую перегаром пасть окруженную дремучей волосатостью. Он и пугается и смеется. На том сказ-игра заканчивается.
Тут ни смысла, ни юмора. А на самом деле нет подогнанной под отдельные структуры четкости. Такой четкости, которая подобна строению тела высокоразвитого организма типа-например окунь речной (Perca fluviatilis). Ничего лишнего, одна сплошная безупречная функциональность.
И действительно мы видим на примере современной литературы тенденцию к сути – что и для чего. Прочтите повесть В.Сорокина «День опричника» Это видно сразу. Сорокин умудрился вместить в один день всю Россию будущего. И книга довольно тоненькая.
Ежели пойти дальше, то можно представить себе текст из одной страницы, притом пустой (правда в очень сложно-дифференцированной обложке из телячей кожи с золотыми и брильянтовыми инкрустациями).
Вот это и есть настоящий постмодернизм.