Джон просыпается на рассвете: он забыл завесить шторы, и солнце, заглядывая в окно, светит прямо ему на подушку. Пока еще все хорошо: даже руки ни капли не дрожат, поэтому ему удается позавтракать, не опрокинув кружку с чаем на себя. Все изменится через несколько часов. Сегодня один из самых важных дней в его жизни: футбольный матч с командой деток из частной школы.
Совсем скоро он будет стоять на школьном стадионе с бешено колотящимся в груди сердцем, и отчаянной мыслью о победе в голове. Джон полностью уверен в ребятах: последний месяц они работали на износ, бегали по полю, пока ноги не начинали подгибаться, тренировались до потери сознания и пульса. Они обязаны были выиграть, иначе все их усилия потрачены впустую.
Уже третий раз за утро Джон перешнуровывает бутсы, прекрасно понимая, что через пару часов пожалеет о том, что встал так рано. До позднего вечера они с ребятами разрабатывали стратегию игры, и выспаться ему так и не удалось. Он стоит у распахнутого настежь окна, упершись ладонями в подоконник, его глаза закрыты, и ветер дует прямо в лицо. Парень глубоко дышит — так намного легче успокоиться.
***
Себастьян рывком подтягивается на руках и забирается в окно: в дверь колотить бесполезно, отец все равно в такое время обычно спит. Шнурки на ботинках за ночь, особенно бурную, завязались в тугие узлы, а потому развязать их не представляется возможным. Себ безвольно падает на кровать и закидывает ноги на ее спинку, чтобы не пачкать белую простыню.
Он представляет себе море и серые трубы парохода, представляет чистое небо и парящую ласточку, представляет одуванчик, пробивающийся из под земли, чтобы не думать о том, что Джерри грохнулся об асфальт, когда пытался провернуть один из своих идиотских трюков. Себастьян представляет себе бабочку, садящуюся на астру, но перед глазами стоит искаженное вымученной улыбкой лицо. Они не могли вызвать скорую, потому что у всех сели мобильные телефоны. Пока Фред летал в город за помощью, Себастьян сидел около Джерри и успокаивал его.
Кожа на лице у парня была большей частью содрана до мяса, потому что чертов придурок ехал без шлема; одна из рук совершенно не слушалась, и Джерри, двадцатидвухлетний парень, о выдержке и стойкости которого ходили легенды, плакал от боли. Молча, без всхлипов — слезы просто стекали вниз по его окровавленным щекам и со звонкими щелчками ударялись об асфальт.
И мир вокруг кажется неправильным: бесконечная лента дороги под ними, замершие деревья на обочинах, поднимающееся на востоке солнце. Ничего не рушится, небо не распадается на куски, и, в общем-то, на их маленькую трагедию всем абсолютно плевать.
Парень достает из кармана пачку сигарет и закуривает одну, не вставая с кровати. Руки у него трясутся до сих пор, но он надеется только на то, что тогда, на трассе, Джерри этого не заметил. Себастьян выпускает дым в потолок.
Себастьяну не спится.