Потерянные души.
Старый лес в утреннюю пору был тих и сумрачен. Густой туман тяжёлым покрывалом окутывал по низинам кустарники и деревья, затрудняя поиски грибов.
На траве лежала жемчужная сетка росы, которая, едва лёгкий ветерок заденет её, медленно скатывалась вниз, к почве. Воздух хранил в себе терпкие ароматы хвои, пряные запахи травы, трепетал ноздри дух свежесрезанного гриба...
Вот, испугавшись, с ближайшей берёзы с громким криком слетела какая-то птица, видимо, почувствовав приближение людей.
Мужчина лет пятидесяти медленно шёл по узкой тропе, держа в руках корзину и несколько пакетов.
Высокий, худощавый, интеллигентной наружности. Движения его были неспешны и размеренны. Он, приседая около каждого гриба, подолгу рассматривал это чудо лесной природы, и только потому, вынув складной ножик, аккуратно подрезал гриб, стараясь не повредить грибницу. У него в корзине уже лежали четыре белых гриба.
Грибы были самые настоящие красавцы. Большие и аппетитные, светлого оттенка... Без малейшей червивости или гнили.
Вместе с ним шёл мальчик десяти лет.
Он был похож на него, как две капли воды, только был маленьким.
Мужчину звали Григорий, а его маленького сына Михаил.
- Миша, - позвал отец, - смотри, уже брусника розовеет.
- А её можно попробовать? – заинтересовался мальчик.
- Пока нет, милый, - вздохнул отец, отходя от куста и направляясь в другую сторону, - она ещё несъедобна. Вот, когда созреет, мы сюда ещё придём. Места-то нехоженые, мало кто знает, что здесь и брусника есть, значит, не оборвёт раньше времени, - и он неодобрительно покачал головой, словно размышляя о чём-то наболевшем.
Сдвинув кустистые брови почти в горизонтальную полоску, Григорий размышлял о странном молодом человеке, появившемся у них в посёлке с недавнего времени.
Бирюк – так окрестили местные их нового жильца. Кто он и откуда, не знал никто. Одни говорили, что он военный, потерявший семью из-за своих званий и чинов, другие – что преступник, скрывающийся от правосудия... Пересудов было много, особенно первые несколько месяцев, но люди так и не выяснили, кем был их новый сосед.
Он жил нелюдимо, имени его никто не знал, а так же то, чем он занимался. Судя по всему, ничем.
Он день-деньской бродил по лесу, собирал всё, что можно собрать, а потом продавал на дорогах проезжавшим мимо москвичам по внушительным ценам. Увидев однажды, как он торгует полузрелой лесной малиной, Григорий отчитал его, но тот посмотрел на него зло.
- Не твоё дело! – резко сказал он, - всё равно ведь купят! Не эти, так другие, сверху она нормальная, пакеты непрозрачные специально беру, а остальное уже их проблемы. Они там наживаются на чужих судьбах, а нам что же делать? Как выживать?
Этот вопрос так и повис в воздухе. Григорий не стал спорить с угрюмым и мрачным соседом, не желая наживать себе в его лице врага, но с тех пор стал сторониться его.
Но волей-неволей в мыслях он то и дело возвращался к странному соседу. Он не понимал его агрессии, его ненависти, которую он источал почти на всех людей. В чём же была причина его злости?
Григорий искал ответа на этот вопрос, но не находил.
Солнце постепенно поднималось над горизонтом, и, вскоре «съев» весь туман, осветило золотистым светом дотоле мрачный утренний лес.
- Как красиво! – вдруг воскликнул Миша, привлекая внимание отца.
Григорий обернулся, и увидел, что Миша зачарованно смотрит на кружево паутины, искусно сплетённое пауком меж тонких веток невысокой берёзки. На нём ещё блестели капли росы, создавая вид, словно плетение бриллиантовое, а низкое солнышко подсвечивало лучами переливающуюся влагу, придавая ей ещё более красивый образ.
- И, правда, красиво, - кивнул Григорий, залюбовавшись этой красотой.
- Папа, папа, - зашептал Миша, задёргав отца за рукав куртки, и, когда отец склонился к нему, сказал в самое ухо, - там Бирюк.
Григорий поднял глаза, и, увидев странного соседа, покачал головой.
- Доброго вам дня, - вежливо сказал он, глядя на него.
- Меня Юра зовут, - вдруг сказал Бирюк, а Григорий бросил взгляд на его корзинку, полную белых грибов, подосиновиков и подберёзовиков.
Чувствуется, он уже давно ходит по лесу, даже дольше, чем они.
- И вам доброго дня, - кивнул Юрий, - только пока ещё утро. Не нашли ничего?
- Очень немного, - уклончиво ответил Григорий, пристально глядя на него, - мы только ради прогулки...
- Хорошее утро, не правда ли? – спросил сосед, а Григорий неопределённо пожал плечами.
- Да, ничего, - кивнул тот, не понимая, почему дотоле неразговорчивый сосед вдруг решил с ним пообщаться.
Григорий с сыном пошли вперёд, а Юрий немного отстал, и они разминулись. Когда, набрав корзинку грибов, они вышли из леса, вновь столкнулись с ним. Юрий тоже был с полной корзиной.
- Можно с вами пройти до деревни? – вдруг спросил он.
- Пожалуйста, - ответил Григорий, - отчего же нет?
Какое-то время они шли молча, а потом Юрий вдруг не выдержал.
- Наверное, вы считаете меня неотёсанным дикарём? – вдруг заговорил он, - так ведь?
- Ни в коей мере, - вежливо ответил Григорий, - каждый из людей волен поступать так, как он считает нужным.
- Но, тем не менее... – хмуро ответил Юрий, - а, хотите, я расскажу вам свою историю?
- Зачем она мне? – удивлённо спросил Григорий, - это же ваше право – хранить свою историю. Зачем же рассказывать её, если вы этого не хотите?
- Отчего же не хочу, - негромко проговорил Юрий, глядя куда-то перед собой, - просто не в силах. А вы знаете, как иногда бывает тяжело? Вы слышали когда-нибудь о «потерянном поколении»?
- Конечно, - воскликнул Григорий, немало удивлённый внезапным вопросом, - так называли людей, которых во время Великой Отечественной Войны отправляли совсем молодыми на фронт, и, когда война закончилась, и они вернулись домой, то никак не могли приспособиться к новому образу жизни. Война сгубила их психику, и, вследствие этого они не смогли вернуться к жизни...
Они помолчали.
- Но вы ещё так молоды... – пробормотал Григорий, не понимая сути этого разговора, - почему вы говорите мне о сороковых годах прошлого столетия?
- Я говорю это в качестве прелюдии, чтобы вы поняли, о чём речь. Я прошёл войну. Афганистан. Я ненавижу вспоминать время службы... Я не знаю, как мне дальше жить... Они убили моих родителей, прислав им похоронку, а я был жив. Я вернулся, а вокруг меня никого не осталось, никого из родных... Там, в огненном аду, в каждый миг можно было ждать смерти. Даже, когда просто идёшь по улице. Они чтут законы гостеприимства, для мусульман это свято. В доме мусульманина вы в полной безопасности, но, едва вы переступите порог, хозяин дома, который дотоле был с радушен и приветлив, подавал вам угощение и улыбался, может выстрелить вам в спину. Убить неверного, коими мы являемся для них, считается для них святым поступком... Как мне быть? Как мне жить с этим? Они призвали меня на службу восемнадцатилетним пацаном, я прошёл весь этот ужас, а, когда я вернулся, то столкнулся с чёрной несправедливостью этого мира. Нам искалечили психику, а потом оттолкнули... Стремятся сделать на нас деньги, а нам что делать? Я не могу вернуться к жизни... Вряд ли уже смогу...
Юрий замолчал. Видимо, ему надо выговориться, и Григорий это понимал. А ещё он хорошо понимал, что жизнь в большинстве своём несправедлива. Неожиданно он стал понимать грубость и мелочность этого человека, в душе которого война оставила незаживающую рану.
Но это не помогло им сблизиться, более Юрий с ним не заговаривал.
А зимой жители деревни узнали, что Юрий женился, что супруга его ожидает ребёнка, и Григорий искренне порадовался за этого человека.
Что тот смог устроить свою судьбу, хотя всё в его жизни было так грустно и печально. Он смог перебороть эту горечь и вернуться к нормальной жизни, обрести спокойствие и семью.