- Мама! Мама, ты спишь? Открой глаза, просыпайся! Мы же голодные. Просыпайся, мама! Карл и я проголодались. Просыпайся, мама! Не спи!
Маленькая девочка пыталась разбудить заснувшую на месте мать. Рядом с ней стоял плачущий от голода маленький брат, который вытирал слезы правой рукой. Мария слышала своих детей, но не знала, что им ответить. Голос дочки доносился издалека, словно из другого мира. Мать не знала, что делать. Ей было всего тридцать лет и обычно этот период человеческой жизни является самым лучшим, потому что он еще не потерял свежесть молодости и не чувствуется его старость. Однако жизнь, проведенная в постоянных муках с двумя детьми оставляла на ее лице свои следы преждевременной старости. На лбу были морщины, коротко подстриженные черные волосы начинали седеть, под глазами из-за бессонницы появились темные круги.
“Где же ты, Генри? Дети страдают. Они голодны и хотят хлеба. А я давно забыла его вкус и не знаю, что делать. Где ты? Что с тобой случилось? Может быть, мой муж давно погиб от мусульманского меча и его тело гниет в Святой Земле. Или буря поглотила тебя, утопив в морской пучине?. Что ж. Значит сейчас мой муж в Царстве Божьем, как и говорил епископ. Хорошо тебе там, наверное. Но почему ты не хочешь забрать нас? Может быть, ты забыл о своей семье? О своем обещании? Если так - то знай, что в День Страшного Суда я пожалуюсь на тебя Господу”.
Мария вспоминала тот день, когда прощалась с Генри. Как и другие бедняки, вдохновившись призывами Церкви, вооружившись, он отправился на поиски надежды в Святые Земли. День начала Первого Крестового похода навечно остался в памяти его участников. В то утро погода была пасмурной. Шел мелкий дождь. Серые облака словно провожали собравшихся в Палестину крестоносцев. Солдаты, чувствуя настроение природы, торопились попрощаться с близкими. Большинство из них впервые в жизни держало в руках оружие. В этот момент, да и на протяжении всего похода этими людьми двигала сила веры, которая направляла в Палестину. Первым на церемонии прощания говорил епископ города:
- Воины! Господь удостоил вас великой чести. Сегодня вы отправляетесь в Святую Землю, чтобы очистить ее от неверных. Убивайте каждого. Помните, что ваши грехи прощены Церковью. Иерусалим должен быть свободным. Не бойтесь смерти на этом пути, ибо такая кончина благословлена. Помните, что вы воюете на пути Господа. Будьте тверды. Мечом и кровью вы освободите Палестину и каждый погибший из вас попадет в Царство Небесное.
Мария с замиранием сердца слушала епископа, но она не хотела ухода мужа. “Зачем, Генри, эта война? Зачем Господь забирает его? Ради святого долга? А как быть мне - матери двух детей? Разве это справедливо, что я остаюсь одна? Нет. Я не могу согласиться с такой судьбой”. Слова о Святой Земле, как и о долге христиан очистить ее от неверных, были для нее смутными и непонятными. Сомнения приходилось скрывать от остальных, иначе Церковь, тут же объявив ее еретичкой, могла бы сжечь на костре. Прощаясь с мужем, Мария попросила его не забывать их и вернуться домой.
- Милая, я отправляюсь в Палестину за надеждой. Это воля Господа. Ты ведь сама слышала четыре дня назад речь Папы Урбана II в Клермоне. После того как мы обязательно освободим Иерусалим от неверных, обещаю вернуться. Чтобы ни случилось, я никогда не забуду тебя и детей. Господь с нами.
В ответ Мария сняла свой крест и повесила его на шею мужа.
- Отправляйся за своей надеждой. Мы будем ждать тебя. Мои молитвы будут с тобой.
- Когда я вернусь, принесу с собой частицу земли Иерусалима, – улыбнувшись, ответил Генри и, поцеловав пятилетнюю Гретту и трехлетнего Карла, присоединился к отправлявшимся навстречу неизвестности солдатам. Давно забытый голос мужа вдруг раздался так близко, что в один момент Марии показалось, что и не было никогда этого прощанья. В этот момент стук в дверь пробудил ее от мыслей.
- Мария! Ты меня слышишь? Ответь! Открой дверь! Голос показался Марии знакомым и она, нехотя поднявшись и подойдя к двери, открыла ее. На пороге стояла ее соседка - госпожа Элизабет. Она была одинокой пожилой женщиной и часто заходила к Марии. Пять лет назад ее дочь вместе с детьми умерла в другом городе от болезни и с того времени Мария искренне жалела Элизабет, которая потеряла всех своих родных.
- Дочь моя. Разве ты не слышишь, что дети плачут? Почему так поздно открыла дверь? - раздраженно спросила соседка.
- Странно. А разве они плакали? Обычно, они у меня смирные. Наверное, вы ошиблись. Карл и Гретта не могут плакать. Они не могут.
- Хорошо. Я просто услышала их голоса, поэтому постучала в дверь. Кстати, сейчас я иду в церковь. Сегодня будет говорить епископ. Не хочешь пойти со мной?
- Нет, госпожа Элизабет. У меня есть дела, поэтому вынуждена пропустить эту проповедь. Извините, – ответила Мария и закрыла дверь. Ее поступок не понравился соседке. “Вот ведь стерва. Мало того, что пропускает проповеди, еще и детей морит голодом. Я уверена, что слышала голоса Карла и Гретты. Бедные детки. И как она терпит? Почему эта жестокосердечная мать не хочет воспользоваться помощью Церкви? К чему эта гордость? Отвернуться от епископа - это все равно, что отречься от Господа. Кажется, теперь я поняла. Выходит Мария стала еретичкой и поэтому перестала ходить на проповеди. Ведь как человек, продавший сердце дьяволу, может приходить в святое место? Насчет этого обязательно нужно поговорить с епископом. Пусть как следует поинтересуется этой женщиной. А детей необходимо отобрать у этой еретички и передать под опеку Церкви,” – с испугом подумала Элизабет и, на всякий случай перекрестившись, поспешила в сторону Церкви.
В это время Мария плакала в комнате. Во второй день ее дети плакали от голода и она не знала, что делать. От бессилия оставалось жаловаться Господу.
“Ты несправедлив. Где твое милосердие? В том, что ты отнял у меня мужа и оставил моих детей в нищете? Почему Карл и Гретта должны расти в муках, а дети епископов и графов в роскоши? Чем мои дети хуже других? Я устала, Господи, от безнадежности. Порой хочется убить себя, чтобы положить конец этим страданиям. Но не могу. Нет, это не из-за того, что я боюсь смерти. Она является спасением для таких, как я. Мысль о детях останавливает меня в последний момент. Что они будут делать, оставшись одни? Пропадут. Сгинут. Никому до них нет дела, кроме меня - одинокой матери. Я устала, Господи. Помоги мне. Пожалуйста. Прошу тебя, дай нам немного счастья и верни домой Генри. Пусть вместе с мужем вернуться светлые дни нашей семьи”.
Вдруг Мария вспомнила, что ее дети все еще голодны и хотят хлеба. Быстро поднявшись, она вытерла слезы и прошла в другую комнату, где обыкновенно спали дети. Карл спал на кровати, а Гретта гладила брата по голове. Увидев эту картину, у матери замерло сердце. Ей на минуту показалось, что случилось самое страшное, непоправимое, ужасное. То, чего она боялась больше всего. Ей показалось, что от голода умер ее сын, а дочка не могла что-то сказать от страха.
- Гретта, что случилось? Что с Карлом? – дрожащим от волнения голосом спросила Мария.
- Ничего. Он спит. Мы проголодались и никак не могли тебя разбудить. Карл все плакал и тут я вспомнила, что пять дней назад госпожа Элизабет приносила нам хлеб. Я нашла его и поделила с братом. Каждому по два куска. Было вкусно, несмотря на черствость хлеба. Кстати, мы и тебе оставили, – улыбнувшись, ответила Гретта.
- Почему? – удивилась Мария.
- Ты разве забыла? Сегодня же твой день рожденья. Я с братиком всегда хотели сделать тебе подарок, и я подумала, что может быть лучше куска хлеба? – сказала Гретта и вытащила из кармана платья кусок черного хлеба.
- Дай я тебя обниму, милая моя, – растрогавшись, ответила Мария и, обняв дочку, поцеловала ее. Поступок детей сильно подействовал на нее и в эти минуты она немного забыла о вечной усталости и тяготах жизни. “Я буду работать еще больше, не зная отдыха. День и ночь. Сделаю все возможное, чтобы дети выбрались из нищеты,” – думала Мария, гладя волосы дочки.
- Мам, а знаешь, брат этой ночью видел во сне, что отец вернулся домой и принес вместе с собой много еды. Мы больше не голодали и ты больше не работала. До твоего прихода я рассказывала Карлу сказку и попросила его о том, что если он вновь увидит во сне папу, пусть попросит его о скорейшем возвращении.
- Ах ты мое солнышко. Какая же ты умница. Чтобы я без вас делала? Я действительно спала. Задремала от усталости. Если бы не пришла госпожа Элизабет, я все еще спала бы.
Мать держала в руке кусок хлеба и все еще не могла поверить произошедшему. Ее голодные дети вместо того, чтобы съесть целиком найденный хлеб, оставили последний кусок ей. Это тронуло ее. “Что же делать? Да я не ела целый день, но к этому хлебу я не могу прикоснуться. Не могу,” – думала Мария и, приняв решение, стала поспешно одеваться. Этот поступок напугал Гретту, которая плача начала умолять мать:
- Мама, не уходи. Прошу тебя, останься. Клянусь, мы больше не проголодаемся. Ты же обещала, что больше не оставишь меня одну с Карлом. Когда он начинает плакать, мне становиться страшно. Прошу тебя, не уходи, – плача, умоляла девочка. Мария словно не слышала голос дочки. Одев на голову старую шляпу, она подошла к двери и тут вспомнила, что забыла о самом важном. А именно, попрощаться с дочкой. Обернувшись, она как можно ласковее ответила:
- Милая, пойми. Я вынуждена идти. Когда вернусь, принесу много хлеба. Присмотри за братом, хорошо?
Холодный голос матери подействовал на Гретту, и она, нехотя, согласилась. Мария, улыбнувшись, открыла дверь и вышла из дома. Она все еще не могла понять, что именно хочет делать, единственной мыслью в этот момент было спасение детей от голода.
Было холодно. Чувствовалось дыхание зимы 1099 года. После двух дождливых дней улицы Клермона наполнились грязью и поэтому Мария, чтобы не запачкаться, старалась идти осторожным шагом. Она, отправившись к церкви, хотела попросить милостыню у дворян, выходящих из проповеди.
“Можно просить помощи у епископа Роше. Ведь в конце - концов он является служителем Господа и если Церковь помогает таким одиноким женщинам как Элизабет, то почему я должна остаться в стороне? А вдруг не получится? Что я отвечу детям? Как вернусь домой с пустыми руками? По крайней мере, стоит попробовать. Дворяне, целые дни проводящие на охоте и в пирах, после проповеди должны проявить милосердие. По крайней мере, стоит надеяться,” – думала Мария, продолжая свой путь. Ее мысли были настолько погружены в собственные заботы, что она не услышала крик женщины: “Осторожно!”. Из открывшегося наверху окна на ее голову выбросили остатки еды. Это вывело Марию из себя и, подняв голову, она увидела лицо Эвелин - жены пекаря Пьера.
- Эй ты! Не видишь разве, что я прохожу по улице? Из - за тебя испортилась моя шляпа. Будь ты проклята! – крикнула Мария.
- Ах, это жена крестоносца. Слушай сучка. Знай свою меру и не открывай рядом со мной свой рот. Ясно? Лучше иди позови своих щенков. Я ведь для них это приготовила. Пусть придут, покушают, чтобы не умереть от голода. Пока горячее, – ответила Эвелин и, хохоча, закрыла окно.
От услышанного Марии стало плохо. Еще никто так не оскорблял ее детей. В один момент она захотела взять камень и швырнуть его в окно дома пекаря, но немного подумав, отказалась от этой затеи. “Еще не хватало, чтобы из-за этой гадины я попала под арест. Тогда мои дети умрут от голода. Но ничего, ты мне попадешься в руки,” – утешая себя, Мария направилась в сторону церкви.
Перед городской церковью как всегда было многолюдно. Люди приходили отдавать свой долг перед Создателем. Глухие, слепые и инвалиды, собравшиеся перед Церковью, уповая на милость Господа и щедрость дворян, с нетерпением ожидали окончания проповеди. Увидев толпу бедняков, Мария испугалась и захотела вернуться домой. Но не смогла. “А как же дети? Как я вернусь назад с пустыми руками? Что я скажу Карлу и Гретте?” –думала она и продолжала терпеть холод и голод. В ее голове раздавался голос дочки. “Мама обещаю, что мы не будем голодать. Не уходи. Мы не будем голодать”.
Наконец проповедь закончилась и из церкви стали выходить довольные жизнью богатые горожане, ростовщики, торговцы, дворяне. Они были бесконечно далеки от мук простого народа. Кто-то из них думал о своих должниках, кто –то о прибыли от предстоящей торговой сделки, а были и такие, кто планировал устроить в своем замке очередной пир. Среди выходящих из церкви был граф Ориньон и епископ Роше. Согласно слухам, родословная графа происходила от самого Верценторикса знаменитого галла, который основал этот город. Граф был одним из самых богатых людей в Клермоне. Мария, увидев его вместе с епископом, набралась смелости и решила попросить у них милостыню. Сердце ее колотилось от волнения, она хотела убежать или провалиться сквозь землю. Но не могла. Мысль о детях не оставляла ее в покое.
Граф первым заметил приближавшуюся к нему женщину и удивленно обратился к епископу:
- Cвятой отец, кто эта женщина? Вы ее знаете?
Епископ обратил внимание на попрошайку и, узнав Марию, ответил:
- Да, конечно. Это Мария. Ее многие знают в нашем городе. Люди больше всего зовут ее “женой крестоносца”. Муж Марии - кузнец Генри, откликнувшись на призыв Церкви, отправился в Святой Поход. Интересно, обычно в такой час она не бывает здесь. Может что –то случилось?
- Говорите что ее муж отправился в крестовый поход, святой отец? –усмехнувшись, спросил граф.
- Да. Я так думаю, что кузнец Генри давно погиб от мусульманского клинка и попал в Царство Небесное. О, это великое счастье для человека. Блаженны те, кто отправился в Палестину во имя освобождения Иерусалима. Но меня волнует вот что. До начала проповеди со мной говорила госпожа Элизабет, которая является соседкой Марии. Она утверждала, что Мария стала еретичкой и по этой причине в последнее время не посещает мои проповеди. Если это так- то стоит отобрать детей из ее рук и передать под опеку Церкви.
- Роше, твои дела меня не интересуют. Я уже не раз говорил об этом. Не знаю как ты, но я считаю для себя благим делом помогать потерявшим своих мужей в святой войне женам.
- Я отлично понимаю чувства графа и ваше желание одобряется со стороны Церкви. Но как же ваша семья и дети? Вы не боитесь совершить греха перед Богом? – усмехнувшись, спросил епископ. Он хорошо знал графа, который был известен в Клермоне своим распутством. Устраивая пиры в своем дворце, он самым грубым образом нарушал все законы Церкви. Это было известно как городу, так и самому епископу. Однако, так как он получал большие взносы от графа в пользу Церкви, то Роше приходилось закрывать глаза на “греховные собрания”.
- Перестань, святой отец. Разве не ты сказал, что мои грехи прощены? Сейчас я чист как младенец, – усмехнувшись, ответил граф и вытащив из кармана золотую монету положил его в ладонь епископа. Роше, увидев деньги, изменил выражение лица и снова заговорил про благословление Церкви, однако граф, не слушая его, направился в сторону попрошайки, которая все это время стояла в стороне не решалась подойти к ним.
Мария действительно боялась подойти и попросить милостыни у самых уважаемых людей города. “Ведь кто они и кто я? Наверно епископ рассержен на меня из- за того, что я стала пропускать его проповеди? И после этого как я смею просить о милости? И что же теперь делать? Как быть? Повернуться назад и уйти? Но дети. Я обещала дочке, что вернусь домой с полными руками. Может, стоит подойти и попробовать? Ведь, что я теряю?” – думала она, не зная, что делать. В это время Мария увидела, как граф направился в ее сторону. Это еще больше смутило женщину. Ориньон, подойдя к попрошайке, окинул ее взглядом и презрительным тоном спросил, что она от него хочет:
- Я прошу милости у его светлости графа. Мой муж ушел в святой поход, оставив меня с двумя детьми на милость Господа.
- Хорошо. Это благое дело. Но, что ты хочешь от меня? – недовольным тоном спросил граф. Мария не поклонилась Ориньону и эта гордость попрошайки ему не понравилась.
- Я прошу у вас проявить присущее вашей светлости благородство. Во Имя Господа я прошу у графа помощи, чтобы купить моим детям немного еды. Мы голодаем. Пусть его светлость вовсе не думает, что я попрошайничаю. Меня сюда привела нужда и вера, что благородные люди не оставят одинокую женщину в беде. Голос Марии в этот момент дрожал, она хотела провалиться сквозь землю, ведь каждое сказанное слово было для нее настоящей пыткой.
- Твои дети голодают. Ты сама в нужде и пришла сюда, надеясь на милость благородных людей. Хорошо. Я это понимаю. Но ответь на один мой вопрос. Почему ты не обращаешься к Господу? Почему у него не просишь помощи? Ведь твой муж ради него пошел в святой поход, не так-ли? – усмехнувшись, спросил граф. “Пусть этот проходимец Роше и дальше рассказывает свои сказки. Его слова не стоят даже ржавой копейки и еще этот святоша смеет просить у таких как я деньги на нужды церкви. После этого больше не увидит моих взносов. А эта Мария хороша. Эхх, Генри. Или как тебя там. Какой же ты дурак, что оставил такую женщину в одиночестве и ушёл на войну с мусульманами. Интересно, все ли бедняки также глупы, как этот кузнец? Если эта Мария приведет себя в порядок, то сможет стать достойным украшением в моем дворце,” – думая, граф взглядом изучал Марию. Она ощущала это, но не знала что делать. Наконец, Ориньон, не вытерпев затянувшейся паузы, повторил свой вопрос. Это еще больше смутило попрошайку и она, дрожащим от волнения голосом, ответила:
- Я думаю, что сегодня меня сюда привела воля Господа, который хочет проверить вашу веру.
- Ах так. Может быть. Если ты говоришь правду, то кто я такой, чтобы выходить против воли Господа? –ответил граф и вытащив из кармана одежды деньги протянул Марии, но когда она дрожащей рукой хотела взять золотые, Ориньон намеренно уронил деньги на землю и начал смеяться.
- Если тебя сюда привела воля Господа, то ты сейчас поднимешь эти деньги, чтобы купить для своих щенят немного еды. Разве ты можешь выйти против воли Создателя? – усмехнувшись, сказал Ориньон.
Мария ничего не ответила, отвернувшись стала уходить. Она знала, что граф издевается над ней и в один момент ей хотелось собрать всю силу в кулак и задушить этого человека. Собственная жизнь ее категорически не интересовала, но мысль о том, что дети умрут от голода заставило Марию проглотить свой гнев. Возвращаясь домой, она проходила через городской рынок в надежде, что кто-то из владельцев трактиров, пожалев ее, дадут немного еды. Но судьба не была на ее стороне. Уставшая и голодная Мария увидела на рынке собаку, которая с большим аппетитом грызла кость.
“Эхх. Господь больше милостив к вам - животным, чем к нам - людям. Вы созданы свободными, можете идти куда хотите, всегда находите пищу. Мы же рождаемся рабами и умираем в кандалах. Целую жизнь каждый день надеемся, что когда-то станем счастливыми. Но тщетно. А вы -животные не живете в мире иллюзий. Может быть это и есть счастье,”- думала Мария, глядя на собаку. Она, почувствовав взгляд попрошайки, оставила кость в покое и, подойдя к женщине, начала глядеть на нее и вилять хвостом. Мария вздрогнула от взгляда собаки. Ей на минуту показалось, что собака чувствует ее боль и жалеет попрошайку. “Не завидуй нам, человек. Мы не такие счастливые, как ты думаешь”. Мария, улыбнувшись, погладила собаку по голове и продолжила свой путь.
Вечерело. Голод и усталость изматывали Марию и она с трудом передвигалась по улице. В это время человек, увидевший ее со стороны, принял бы ее за призрака. Приближаясь к дому, попрошайка услышала смех детей и это ей показалось странным. “Так смеются, словно счастливые. Но разве это возможно? Нет. Господь делает счастливыми только богачей, а мы целую жизнь ползем за куском хлеба. Вот мои дети снова смеются. Кажется, это голос Гретты. Разве это возможно, чтобы мои дети были счастливыми? Наверное, я стала сходить с ума, ведь недавно мне казалось, что собака говорит со мной. Казалось, что животное жалеет меня. Разве не смешно? Люди считают тебя ничтожеством, а животное жалеет тебя. И это есть справедливость?” – думая, Мария открыла дверь и вошла во двор. Карл играл с котенком, а Гретта держала в руке свежеиспеченный хлеб. Попрошайка давно забыла этот запах и сейчас чуть было не потеряла сознание. Чтобы не упасть, она схватилась за стену. Гретта, первой увидевшая вошедшую мать, побежала к ней и, схватив за руку, помогла сесть на лестнице. После того как Мария перевела дыхание, Гретта отломила кусок хлеба и протянула матери. В душе Марии пробудились смешанные мысли и она никак не могла поверить в реальность происходящего.
- Мама, с тобой все хорошо? Как ты себя чувствуешь?- Вопрос дочки пробудил Марию от мыслей и она, показав на хлеб, спросила откуда он появился.
- Сестрица, дай я расскажу, – сказал Карл, перебив собиравшуюся ответить Гретту. - Значит так. Немного спустя после того как ты ушла, начали стучать в дверь. Мы сначала испугались, так как не знали, что делать. В дверь продолжали стучать и я, подойдя к двери, спросил: “Кто там?”. Он ответил, что является путешественником и его послал наш отец, чтобы сообщить о своем скором возвращении. Тогда мы открыли дверь.
- Как выглядел этот путешественник? Как его звали и что он сказал про Генри? – с волнением спросила Мария.
- Карл, теперь буду говорить я. Иначе обижусь на тебя. Путника звали Илией. Он был человеком среднего роста, очень добрым и ласковым. Что-то было в нем тянущим к себе. Что-то родное. Лицо Илии я никогда не забуду. Его глаза были полны света. Илия был очень похож на изображения святых, которых я видела в церкви. Но они были неживыми, а Илия... Это невозможно объяснить словами. Уходя, он дал нам мешочек золота и этот свежий хлеб. Также он сказал, чтобы мы не теряли веру в Господа. И еще. Уходя он сказал, что в последний раз он видел нашего отца в Константинополе. Мама, а это далеко? Константинополь - это далеко? –спросила Гретта.
- Не знаю. Думаю нет. Дети, ваш отец вернется в течение трех месяцев, – впервые улыбнувшись за день, ответила Мария и обняла детей. Все ее мысли были о путнике, который спас их семью. “Господи, прости меня. Я поступила несправедливо перед тобой. Прости меня, несчастную,” – думая, каялась в сердце жена крестоносца. В детстве она слышала от матери об Илие, который помогает беднякам и опекает сирот. Но Мария даже и представить не могла, что когда - то ее дети встретятся с ним.
“Люди часто путают его с Христом или с апостолами. Но Илия не Иисус и не один из его апостолов. Он помогает беднякам, опекает сирот, помогает попавшим в беду. Слова иссякнут, говоря о нем, не хватит чернил и бумаг. Илия похож на звезду, которая сияет во тьме. Тот кто за ним пойдет не потеряет путь и не пожалеет о своем выборе. Как хотелось бы однажды встретить его”. Мария вспомнив слова матери вполголоса произнесла:
- Илия. Кто же ты?