На узких тропках огорода

 
                Герои столько передумали,
                перечувствовали, переволновались
                - такая прелюдия должна окончиться
                взрывом, а потом тихая нежность и
                долгое узнавание друг друга

                Грусти в рассказе много больше,
                чем кажется на первый взгляд


     «Идеально круглая задница – это нонсенс и повод насторожиться», - мысленно воскликнул, как отрезал, зав сельхозсектором и, почувствовав стремительно нарастающее возбуждение, поспешил отвлечься от разговоров с собой, перевел глаза на хозяина кабинета.
 
     Крупный сорокалетний мужчина за главным столом активно шевелил ломаными «борцовскими» ушами на модно стриженном могучем черепе и  язвительно-насмешливо взглядывал на чиновников из щелей меж набрякших век.
- Санкциям надо активно противостоять, а не противолежать расслабленно на берегу у мангала, и не противосидеть в нирване у барной стойки, и не противодремать пассивно за рабочим столом в уютном кабинете. Юрь Василич.

- Я! – вновь задумавшийся о неестественной круглозадости чиновник вскочил, явив взглядам оттопырившиеся брюки. Совершенно смешавшись, присел и повторил, - Я.
- Ты-ты, - снасмешничал глава районной администрации. – К вечеру отчет о замещении попавшей под санкции продукции, но из реальных цифр, а не общих фраз. Включи на полную свой душевный потенциал и богатый внутренний мир, чтоб не только мне приятно посмотреть, но и в области достойно показать. - Глава хохотнул, и следом облегченно захихикали, поглядывая на Юрия Васильевича, чиновники.
 
     Всякое новое слово из Москвы отзывается в провинции десятикратным эхом. Выкрикивают, выразительно шепчут, значительно повторяют, без устали мусолят. Дело при том, ни с места.

     Невысокие, но крепкие, как орехи, фермеры точно знали, что районное начальство им не указ, административные решения встречали как повод повеселиться, а перед «молодяком», заведующим районным сельскохозяйственным сектором «на всю катушку включали» однотипное примитивное отсутствие чувства юмора.

     Снисходительно насмешливо врали о надоях, видах на урожай, опорос, окот и отел. Самый остроумный поделился новостью об озимой картошке, мол, посадит сейчас и «аккурат к следующему маю подам к столу».

     Юрий Васильевич, не теряя лица, с серьезным видом заносил фантастические цифры в тетрадь и уезжал, делая вид, что не видит ухмылок и не слышит смеха за спиной. «А жены у них не круглозадые, а просто толстожопые,» - мстительно думал Юрий Васильевич и непроизвольно возбуждался.
 
     В любом деле играет роль желание получить результат. Юрий Васильевич пару часов не отрывался от компьютера, и к вечеру удалось свести сельхозахинею к видимости правдоподобия, но главу администрации подельники увезли на шашлык и пленэр. Отчет остался невостребованным.

     Стараясь не наступать на вскопанную и тщательно заборонованную гряду, Юрий Васильевич укрепил в земле деревянный колышек с привязанным белым шнуром и,  обойдя вскопанный участок по дорожке, закрепил второй конец шнура. Подтаскивая следом ведро с картошкой, принялся высаживать клубни квадратно-гнездовым способом. Апрельско-майское вечернее солнышко грело умиротворяюще, создавало настроение покоя и отдыха после трудового дня за конторским столом. "Здоровый труд на свежем воздухе, экологически чистый продукт на свой стол, и релаксация", - неспешно размышлял Юрий Васильевич. - Роль огорода в жизни россиян мало изучена и недооценена".
   
     Проходя рядок, Юрий Васильевич не торопился, но и не останавливался на перекуры и передыхи, и хорошо получалось. Клубни ложились в неглубокие ямки ровно на шестьдесят сантиметров друг от друга. Мягкая теплая земля, стекая с лопаты, заполняла лунки до краев, и Юрий Васильевич любовался грядой. Потом переводил ревнивый взгляд на отгороженный сеткой-рабицей соседний участок, где сажали картошку огородница по жизни Галина Романовна с двадцатидвухлетней дочерью Веркой. Успокаивался, убеждаясь, что и рядки у женщин не так ровны, и по количеству посаженного отстают.

     Наплыли нечаянно детские воспоминания, взгрустнул о рано ушедших родителях.  Русоволосая Елена Владимировна, строгая учительша русского языка и литературы,  и химбиолог Василий Сергеевич, кудрявый стройный брюнет, приехав в незапамятные времена по распределению в глубинку, здесь и застряли, закрепились.

     Не прошло и трех лет совместной работы, а по спортивному горячий и простоватый Василий Сергеевич подкараулил Елену Владимировну в школьном коридоре  и попробовал объясниться в любви. Крепко обхватил за талию, прижал к себе, но сказать ничего не успел. Негодованию литераторши не было предела.
- Как Вы могли? - укоризненно выговорила мгновенно покрасневшая девушка, и скрылась за дверью учительской.

     На следующее объяснение химбиолог решился лет через пять. Во время восьмимартовского «Огонька», пригласил потанцевать и замуж. Елена Владимировна медленно высвободила руку, отошла и села за свой столик. Поженились тихо и скромно заслуженные учителя далеко за тридцать, через год одарились сынишкой, а  через двадцать с небольшим лет тихо умерли, оставив Юрию, едва окончившему университетский курс и военную кафедру по специальности "Командир взвода плавающих танков", домик с огородиком.

     Не в пример родителям, молодой специалист сельскохозяйственного профиля не стал тянуть с созданием семьи. Быстренько сделал предложение и получил радостное согласие от медсестрички в районной поликлинике.
 
     Яркая крупная блондинка Ирка-массажистка, девица зрелых форм, задержавшаяся лицом и умом  в детстве, хотела праздника каждый день, но по неопытности быстро забеременела, и, скрепя сердце выносила и родила. Юрий, к тому времени уже Васильевич, радовался и нянчился с ребенком, а Ирка шустро смоталась на курсы повышения квалификации в профильный ортопедический санаторий. Появилась через три месяца, забрала дочу и укатила навсегда, оставив Юрия Васильевича с родительским домом, огородом и размышлениями о предназначении человека в жизни.

     Самые отвлеченные размышления базируются на платформе обыденности, а Юрий Васильевич за неполных три года супружества реальной повседневности хлебнул полной горстью, и, сам того не желая, к двадцати семи годам превратился в меланхоличного стихийного философа-мизантропа. 

     Копаясь после работы на грядках чеснока и морковки, выпалывая траву или поливая капусту и помидоры, Юрий Васильевич мысленно составлял программы сотрудничества России с европейскими державами. О совместной работе с Америкой пока не особенно задумывался: ожидал президентских выборов: "Американские президенты записываются по праву избрания в историю Америки, а в мировую историю Обама войдет как курьез, нонсенс." - От души желал заокеанскому народу здравомыслия, поскольку: "Девка во власти - смех, баба - дурдом, старуха - ужас!" - и готовил текст ноты о разрыве дипломатических отношений на случай, если победит Хиллари.

     С некоторых пор Юрий Васильевич совершенно не доверял женщинам. Уничтожал колорадских жуков, выравнивал под шнурок грядки с редиской и почти не обращал внимания, как с соседнего огорода светил узкой красной полоской купальника-бикини идеально круглый Веркин зад, в самом расцвете июньского загара.

     Верка, обучаясь в области на дизайнера-конструктора корпусной мебели, по обычаю провинциалок к диплому «залетела» от местного мажора. Будущий отец к новости отнесся настороженно, сплел историю о бандитах, которые за ним охотятся на предмет вымогательства крупной суммы в евро, и скрылся в неизвестном направлении. Пришлось с ребенком и дипломом дизайнера-конструктора возвращаться под мамино небогатое крыло.

     Наивно думать, что половозрелый самец Юрий Васильевич совсем уж оставлял без внимания женские формы, но пока спасала умозрительная максима: «Сейчас дергаю траву в своем огороде, а куплюсь на круглозадость и придется пропалывать огород за забором». Простая мысль о возможности убрать сетку-рабицу и объединить огороды голову Юрия Васильевича пока не посетила.
 
     Жизнь не останавливалась, лето наливалось истомным жаром, и соседка Галина Романовна, Веркина маманя, к месту вспомнила, жалобы дочурки в школьные годы, мол, красавец сосед считает ее соплячкой и не обращает внимания. Желание не допустить повторения дочерью материнского одиночества привело Галину Романовну к простому умозаключению: объединить сердца молодых людей. Вздыхала украдкой: "Уж больно ребята застенчивые, да обожглись по разу. Душа лечится трудно, а жизнь идет, пока толкаешь," - и все чаще оставляла молодых наедине, уводя внука вглубь двора.
 
     Подошла пора вызревания ранней клубники, вторым урожаем дарила редиска, начинала подходить ранняя морковка. Юрий Васильевич, вернувшись с работы, переодевался, умывался, ужинал дешевой сосиской с хлебом и чаем, и отправлялся в огород. На соседнем участке старательно трудилась Верка. Связывала в пучки редиску, морковку, петрушку, зеленый лук, - готовила товар для завтрашней торговли Галины Романовны. Считала пучки и откладывала нужное количество косточек на древних конторских счетах, издавна украшавших выходящую на огород стену сарая. Мысленно подводя общий итог, шевелила губами и, дотягиваясь рукой, почесывала правую ягодицу ниже купальника.
 
     Юрий Васильевич старательно тяпал мотыжкой, окучивая картошку, и после третьего рядка честно себе признался, что проводит вечера, разглядывая безупречно круглый зад. «Круглый женский зад наиболее близок к оптимальному и, соответственно, гармоничному, - размышлял Юрий Васильевич. - Надо заговорить,  или сама… расскажет о дизайне корпусной мебели.»

     Верка непринужденно приветливо помалкивала, а у Юрия Васильевича все темы из головы разлетались, как голуби из открытой голубятни. Случалось, начинал злиться: "Не только стена перед душой, но и душа за стеной, и ничто ее не беспокоит, могла бы и первой заговорить". Иногда, набравшись смелости, надумывал: «Скажу, «давай переспим» - но вслух такие слова у парня из интеллигентной учительской семьи не выговаривались.

     Бесконечно длинные летние дни упорядочились до однообразия: ранний подъем,  скука бездельного дня в кондиционированном кабинете, вечером "загорелый зад как единственное светлое пятно в серых буднях". Дни отщелкивались как костяшки на счетах Галины Романовны и не несли «ни движухи, ни позитива, - с грустью отмечал Юрий Васильевич. - Жизнь быстрее катится, но как-то по-колесобеличьи: все время занят, а сделанного не видно; только валится кучей на плечи и придавило уже ощутимо."

     Отцвела и пожухла картофельная ботва. Август. Исчезла и два вечера не украшала жизнь Юрия Васильевича Верка. Рядом с Галиной Романовной прохаживался между грядок и солидно ронял фразы, обрисовывал планы-задумки будущего процветания спортивный парнишка в желтых шортах и белой майке с портретом ВВП в пилотке подводника, - объявился нежданно "зятек".

     «Антошка, Антошка, пора копать картошку,» - мысленно пропел себе грустную песню Юрий Васильевич, захлопнул дверь здания администрации, неторопливо зашагал домой, припоминая перипетии бурного утра.

     Едва зашел в кабинет после планерки, следом ввалились парень, в официальном пиджаке и остроумный фермер, запомнившийся по «озимой картошке». "Гости" бесцеремонно оттеснили Юрия Васильевича в сторону и достали из нижнего ящика  стола тонкий сверток.
- Сколько здесь? - спросил фермера официальный и ткнул в сторону Юрия Васильевича раскрытым удостоверением.
- Полторы тысячи, - фермер возбужденно потирал руки, - сотками… новенькими.
- Взятка, - парень изобразил мыслительный процесс и достал айфон, - надо звать понятых… Известить главу.
- Пусть ко мне зайдет, - отозвался из трубки похмельный бас.
   
     Глава администрации, демонстрируя благородное негодование, встретил Юрия Васильевича стоя. Неотчетливо выговаривая слова, перечислил возможные кары и готовность не давать делу ход, если заведующий сельхозсектором прямо сейчас напишет заявление «по-собственному».

- Печально, но больше противно. Могли бы просто сказать, без спектаклей-комедий, - равнодушно ответил Юрий Васильевич и протянул написанное накануне заявление. Жалеюще взглянул на главу администрации и вышел. "Давно надо было бросить и делом заняться. Мужикам образование и должность вредны. Был бы работягой, так и питался бы по-мужски и задумки не вынашивал до полной пожухлости; как говорится: мыслей мало, зато высказывал бы смело..., позитивному мышлению тоже учиться надо. Уловить музыку в своей душе и жить пританцовывая."
   
     Из задумчивости вывел нудный треск бензиновой косилки-триммера. Пожилой мужчинка в застиранном камуфляже старательно окашивал обочину дороги. Юрий Васильевич торопливо достал пятисотрублевую купюру-«пятихатку».
- Одолжи аппарат на пару часов. Ты меня знаешь, за углом живу.

     Мужчинка, обрадованный халявой, протянул «полторашку» с бензином:
- Не спеши. Занесешь, когда докосишь.
 
     Уговаривая себя не торопиться, аккуратно прошел картофельные рядки, старательно сдвигал  ботву в сторону. Клубнику «все равно пора скашивать» - убрал за три прокоса. Унимая дрожь в руках, остановился перед грядой петрушки – «говорят наркотик, особенно, кудрявая» - вычистил до земли. Помидоры и капуста трехмиллиметровой леске триммера не поддавались – «ну, и черт с вами» - срубил щавель и «лук на перо». Долго смотрел на обвивающие забор виноградные кусты и, замедленно дотянувшись, выключил косилку.

     Невольно оглядываясь на соседний участок, устало пошел с огорода. "Женщин много, и все потенциальные невесты, - ругал себя, стараясь отвлечься, - а я дурак, будто конь в шорах, нет других вариантов: вынь да положь ненаглядную... с гармоничной задницей."

     Утром отключил в доме свет, перекрыл газ и воду, тщательно запер дом и калитку и уехал на маршрутке в сторону областного центра.

     Доходили слухи, что Юрий Васильевич воевал на Донбассе в группе знаменитого Мотороллы и сгорел в танке под Дебальцево.

     Веркино счастье продержалось неделю: прикатил областной ОМОН и штурмом "взял" домишко Галины Романовны. Избитого зятя закинули на заднее сиденье  "Мерседеса", с полицейской раскраской и увезли в неизвестные дали.

    Галина Романовна и Верка, обихаживая огород, изредка с грустью оглядываются на зарастающий бурьяном соседний участок.