За день до Пасхи я занимался своими обычными делами, размышлял о своем новом проекте в летний сезон, в котором я много времени буду проводить на природе. И как то мимоходом подумал, что неплохо бы собаку завести, чтоб она со мной везде бегала. Даже подумал о том, что назову ее Зигота, если конечно будет девочка.
Пасха. Был тяжелый день, я возвращался уставший и голодный из города в Академгородок, торопился быстрее домой. Ехал в левом ряду по большевичке. Вдруг мелькнуло темное пятно справа, и раздался удар по машине, как будто я столкнулся с паровозом. Я по тормозам, выбегаю в панике из машины, краем глаза подмечаю, что все целое, смотрю, сзади на дороге лежит что-то темное. Пока я шел, прохожие выбежали на дорогу и оттащили это на обочину. Подошел – собака, тяжело дышит, глаза открыты, изо рта кровь. Шок, смятение, вина, жалость – все перемешалось во мне. Быстро придя в себя, я решил – не брошу, беру ее и несу в машину. Все это происходит быстро, мозг не успевает включиться, положил ее в машину. Еду и потихоньку до меня начинает доходить, что вечер перестал быть томным. Уже поздно, в машине умирающая собака, что делать? Начинаю осмысливать ситуацию, первое, что пришло в голову, ехать в ветеринарную клинику. На ходу нахожу в интернете круглосуточную клинику на шлюзе, еду туда. Приняли меня там очень хорошо, собака пока ехали, немного в себя пришла, стала вставать. Поставили уколы, осмотрели, определили, что сучка. Сказали, что она уличная и у нее никогда не было хозяина. Подарили мне ошейник с поводком. Сказали, что должна выжить. Ну что ж, пасхальный кролик неожиданно превратился в сучку. Что ж теперь с ней делать? И тут пазл сложился, вспомнил я свои мысли. Неожиданно как то они материализовались, картина была готова, даже имя придумано, не хватало последнего штриха и вот, пожалуйста. Жутковато стало немного от такого совпадения, но что ж утро вечера мудренее, забрал я Зиготу домой. Домой она зашла уже на своих ногах, постелил ей в углу, она послушно улеглась, надо отметить, что вела себя она спокойно и послушно.
Поставил ей воду, еду, которую прикупил в клинике. Она лежала, тяжело дыша, и смотрела на меня своими карими, глубокими и непонимающими глазами, как будто спрашивала, что вообще происходит. Полночи не отходил от нее, постоянно проверяя жива или нет, уж очень тяжко она вздыхала периодически. Утром она на удивление выглядела уже вполне ничего, умирать точно не собиралась. Поела, причем так аристократично, не спеша и ровно столько, сколько ей было нужно, как будто она и не уличная голодная собака. Повел я ее на прогулку, и тут она преобразилась, как только мы вышли на улицу из запуганной, вялой больной собачки Зигота превратилась в бодрого и энергичного зверя. Она потащила меня как паровоз куда-то, по одной ей ведомым делам. Когда я ее придержал, она оглянулась и таким непонимающим взглядом на меня посмотрела, что я оторопел. Мы с ней внезапно оказались в непривычных нам ролях, я удерживающий и ограничивающий ее свободу, она удерживаемая с ограниченной свободой. Когда мы встречались с ней взглядом, меня пронзало чувство вины, я видел, что она знает, чего хочет и куда хочет, и получается, я в одночасье из доброго человека стал тюремщиком. Вот так мы с ней в новых ролях гуляли, и уж не знаю про нее, но я точно задумался. Мы вернулись домой, и передо мной стала новая проблема, что теперь делать. Тюремщиком я быть не хочу и отпустить не могу, такое двойное чувство вины и чтобы я не сделал, избавиться могу только от одного. Она лежала грустная, но на вид уже была вполне здоровая, когда я подходил к ней, она вскакивала, в глазах появлялся блеск и надежда. Весь день я проходил, промучился, в конце концов принял решение, пойдем вечером на улицу я ее отпущу – пусть сама выберет, бежать ей по своим делам в ее полную опасностей, но такую большую жизнь или остаться со мной, на довольствии, в безопасности, но в туалет ходить по расписанию. Наступил вечер, та же картина, как только вышли на улицу, Зигота преобразилась и стала тянуть меня куда-то. Я скрепя сердце снял ошейник, она не убежала, осталась рядом, ну думаю все – решила остаться со мной. Но как то странно она себя вела, пока она бежала впереди, это была целеустремленная, живая, гордая собака, как только я останавливался, останавливалась и она и с каким-то нетерпением, непониманием смотрела на меня, как бы говоря: «ну ты что, там сейчас без нас все случится!». Когда я разворачивался и шел в другую сторону, она нехотя начинала брести за мной, опустив голову и всем своим видом показывая, какая она несчастная. Так мы и гуляли, то бодро, то тоскливо, пока на какой-то раз она не остановилась, когда остановился я, а побежала дальше. Потом оглянулась на меня в последний раз, и даже в темноте, не видя ее глаз, я почувствовал ее посыл: «Эээх ты..», и побежала дальше по своим собачьим делам. А я так и остался стоять, в надежде, что она прибежит обратно. Я долго стоял, звал ее, пока не понял, она не вернется. Видимо для нее, для гордой и самодостаточной собаки, свобода оказалась дороже красивого ошейника и собачьего корма...