Тяжело мне вспоминать сейчас былое...

Андрей Сметанкин
50.


                ... Тяжело
Мне вспоминать сейчас былое
И ворошить былые раны –
Сижу в коляске и дремлю.
Привал сменяется привалом,
Ночлег крадётся за ночлегом,
И я всё дальше от неё.
Не получился мой Ромео,
Оставил грустную Джульетту.
Но лучше так, чем смерть двоих.
Возможно, здесь для нас обоих
Есть выход в новое сознанье,
Где каждый счастлив по себе?
А так, надумай я жениться,
На ком-нибудь, не Воронцовой,
То разрешенье попросить
У Воронцова надлежало,
Поскольку он – прямой начальник,
Я – в подчинении его.
Они б хотели, без раздумий,
Наместник мой и царь российский,
Чтоб я отрёкся от свобод
И поскорей остепенился,
Обвился домом и семейством
И о поэзии забыл?!
Ещё что вздумали, жениться?
Просить у графа разрешенья?
Иль я к себе не отношусь?
Так им на зло, себе на славу
Принадлежу, как ни старались,
От ног своих до головы.
Теперь в Михайловское еду
Спокойно, без сопровожденья,
Как отвлечённый пассажир.
Тут наш возничий и Никита
Ведут беседы про живое,
А я былое ворошу.
Коль не писал бы эпиграммы,
Не флиртовал бы с Воронцовой,
То по-другому бы пошло?!
Чего гадать? Рессоры пели,
Колёса плыли по дороге,
И я один сидел в углу.
Да, было время... Были танцы:
Тампет, мазурка, матрадура –
Ты не теряйся, а танцуй!
Там Polonaise sautante,
Весьма солидный gross да father
Тут собирали стариков,
И все плясали до упада,
Что под собою ног не слышат,
Но расходились все к утру.
И только с ней водил я пару...
«Но я другому поручилась,
И буду век ему верна...»
Она ему хранила верность,
Вручив себя. А он? Загадка,
И это новый эпизод...
Минует день, настанет вечер,
И ночь пройдёт, настанет утро,
И будет новый поворот
Моей судьбы иль той дороге,
Где я в подаренной коляске
В село потерянно катил.
Я потерялся в этой жизни?
Скорее, в людях потерялся.
Не потерять бы мне себя.
Но самодержцы не дождутся,
Рак на горе быстрее свистнет,
Чем я себя не отыщу.
Чего искать, когда открылось
В той чехарде потерь и неги,
Что должен музам я служить?!
Служил созданию Варшавы,
Оно ж стояло за мундиром,
И только веер выдавал.
Не флиртовал! Я был растроган,
Открыт, как море перед солнцем –
Был в эту женщину влюблён.
Влюблён? И только?! Нет, то больше –
Я эту женщину легенды
По-настоящему любил.
Но только даме возбранялось
С неоднократным постоянством
Быть с человеком молодым,
Коль тот не слыл её супругом.
Успех же девушки зависел
От непринуждённого уменья
Вести приватный разговор,
Ведь на балу судьба решалась,
И ради собственного счастья,
Друзья, все средства хороши.
Не запрещалось всякой даме
Впредь оставаться в бальном зале,
Когда супруг покинет зал –
Порой для многих претендентов
И послабление такое
Бывало лучше пирога.
Но, подчиняясь дисциплине,
Коль отступление от правил
Державу точит, словно червь –
Вредит основам государства
И, разрушая все устои,
Берёт нетвёрдые умы, –
То должно мне уйти со службы
И подать рапорт на отставку,
Чтоб вызвать графа на дуэль.
По сути, так оно и вышло,
Меня уволили со службы,
И мне отставку выдал царь,
Но лишь дуэли не случилось.
Зато в прохладные пределы
Я был отправлен в тот же час
Неужто граф мой испугался?!
Ах, Воронцов, солдат бывалый,
Живой герой Бородина...
А, может, было и другое,
О чём не ведаю поныне
И не узнаю никогда?
Не стали пачкать здесь перчатки,
Скорей всего. Зачем стреляться?
Зачем заборы городить?
Чтоб наш наместник – с канцелярским?
Чтоб наш вельможа – и с поэтом?
Замять бы дело и закрыть,
Как будто не было признаний,
И лист не знал стихотворений,
Что Соловей пропел Цветку.
А там уж после разберутся,
Здесь отстоять бы честь мундира,
Да и бретёра выслать вон!