47.
Не без труда нам всё давалось,
И, как Псалтырь, канон учили,
Чтоб после нам во цвете лет
Не осрамить себя в собранье,
Не стать посмешищем средь бала,
Не подвести учителей
(К чему скрывать, какая тайна?!
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь
И воспитаньем, слава богу,
Во цвете лет средь строгих судей
У нас немудрено блеснуть).
Я помню, в детстве мне внушали
И так отчаянно ругали,
Когда не слушал никого:
«Большим куском хлеб не кусают,
Коль средь людей изволишь кушать,
Но крохой маленькой берут».
В дому мне часто говорили,
Когда вернулся из Лицея,
Что управляет всем закон:
«Любезность с дамами достатка
И утончённость волокитства,
И изощрённость угождать,
И легкомыслие порывов,
И остроумие беседы,
И острословие ума,
И, с ними, вежливость изыска
Диктует в обществе России
Французский модный идеал:
Ты хитрый ум провозглашаешь,
Свою натуру исправляешь
И отрицаешь совесть дней».
И я тут понял, в наше время
Душа и совесть не решают,
И потому, конечно, стало
Обидно мне, когда бессильно
То благородное начало
От благороднейших корней.
Но имя знатное не больше –
Оно стоит на среднем месте,
Когда всего важнее чин,
Когда дворянское прозванье
Наполовину помогает
Нам чина некого достичь.
Но это, видно, для павлинов,
Отчасти, выскочек усердных,
И не касается меня.
Как дворянин, к тому российский
Своей стране и государю
Всечасно должен я служить?
Друзья, согласен с первым пунктом.
Служить Отечеству? Конечно!
Но, право, только не царю.
Хотя мне статская работа,
Пускай в инстанциях и низших,
Не определяет мой позор,
Служить, я думаю, отрадно
И каждый день работать честно –
Не отступаться от лица.
Хоть в пору воинская служба
Считалась более престижной,
Казалась небом пред землёй,
Как по сравнению с гражданской.
Но только воинская каста
Прозвала всех, носивших фрак,
Худыми рябчиками жизни,
Что служат только разгильдяйству,
Не украшению стола,
И, значит, это относилось
Ко мне. Себя же, без сомнений,
Я стихотворству посвятил.
Не то нам страшно, где ты служишь,
Среди военных иль гражданских,
Но то страшней, когда никак...
…Как я сказал, литературе,
Её развитию и славе
Всецело сам себя отдал,
Хотя на творчество смотрели,
Как на ничтожную работу,
Что унижает дворянина,
И принимали повсеместно,
Как удовольствие безделья –
Ничуть не больше, чем досуг.
Себя ж стихами не унизил,
Своей фамилии бесчестья
Да и сословью не нанёс.
Порой давали мне советы,
Каким бы я поэтом ни был,
Всё ж долженствую тем служить
И заработать тем «чинишко»,
Чтоб «недороском» не прослыть.
Не то в различных документах
Писать до старости глубокой
Придётся: «Недоросль Ваш Пуш...»
Увы, увы, нельзя исправить
Всего зараз. Здесь нужно время
И устремленье для поэта,
В домах и семьях государства,
И, безусловно, первым делом
В любой российской голове.
Когда поёт сословный принцип,
От иерархии танцуют,
Кому и где под кем ходить,
И этот факт меня грызёт,
Что поступали так на службе,
И, в том порядке, на дому.