если пишешь о свободе то будь добр избегать пунктуации что существенно затрудняет понимании написанного но указывает что хоть где то она возможна потому что каждая буква она как и человек появляется случайно и зависит от сопоставления мысли с языковым императивом желаемого слова и поэтому первый абзац будет таким стихийным и пиратским распивающим ром на необитаемом острове абзацем презревшем бюргерство больших городов и мещанство провинции палящий костры после маринада южного солнца скрывшегося за зеленой вуалью воды и вот на этом моменте свобода наша растягивается в виде предложения до таких размеров что становится непонятно к чему я веду а на самом деле к тому что изобилие свободы абсурдно вот так и снимается этот остров как слой земли сильным ветром и вода подхватывает не догоревшие сучья обрывки пепла и некрасиво ними хорохорится качество свободы определяется ценой борьбы за нее и если вмещает в себя ведра крови и пота убегающих в никуда поколений переделывания истории с десятка книг о том каким тяжким трудом она досталась принесших славу авторам посмевшим заработать и на этом то такая свобода хороша и долгосрочна индивидуальная свобода фикция и вы не маленькие дети чтобы этого не понимать ее иллюзия необходима для успокоения твоей чести зависимой от инъекции выбора и скрепления слюной стадности общества однако ее вид такой же как у этого великолепного абзаца без пунктуации то есть ты читатель никогда не знаешь где я умудрюсь поставить точку вроде бы по логике в конце но это так предположение я могу поставить ее и здесь но не поставлю я не жесток то же и с индивидуальной свободой вернее с ее прекращением однако как же желанна свобода какое тяжелое это слово сво и бода и если вызвать ассоциации то придет на ум ветер степь ширь бесконечная площадь ничем не ограниченная небо безоблачное небо или абсолютная темнота в которой ты уверен что нигде нет ни стены ни окна к свету а если отбросить картинки и спросить чувство какое свобода то во первых конечно щемящая радость щенячья радость избавления от тени горы а потом уже невыносимая потребность в чужой воле добавляющей покоя ко сну умиротворения что самое интересное то эти два выхода из одного туннеля не анализирует собою сам туннель его внутренности и что происходит в нем до самого последнего шага избавления от ига а это намного интереснее и полнее чем разные догадки и субъективности поэтому я и заведу тебя в этот продолговатый бетонный мрак поставлю посреди разделительной полосы шастающих бесконечно механизмов и заставлю спросить где твой граница в выборе свободе и если ты не ответишь но продолжишь стоять то я сочту этот ответ за правильный
Ну, здравствуйте, родные запятые и точечки. Как Вы тут без меня? Разделительные знаки разделывают, не хуже мясников, смысл сказанного. Делают его удобоваримым, способным втиснуться в кипящий котелок, откуда прямиком – в желудок читающему. Хорошо-с. Продолжим о свободе? Может большая ее часть, и больший смысл, здесь – в тексте упорядоченном, в стройном и окрашенным белой известью тексте, который ласкает взор? Первый образ такой свободы, это крыша небоскреба, украшенная сертифицированными садовниками, с утонченной мебелью, столиками, сгрудившимися на закат, и сидящей братией в добротных тканях, ритмично пережевывающей каждый день своими зубными протезами. Если упадет вилка, все удивятся и ахнут: «кто-то спешит». И если соберутся тучи, то вынесут официанты зонты и облегченно выдохнет кто-то: «тучи спешили». А на улицах этого города, что курируется небоскребами, будут жить люди, смотрящие жалостливо вверх и жалеющие обреченных на вечное жевание соплеменников. В тоже время, когда вилка упадет в такой вот уютной кухне, то будут ждать ни чего-то, ни туч, а конкретного человека. Но реплики останутся практически аналогичными. Должен существовать и третий уровень, и он есть там, где нет ни столовых приборов, ни кухонь, ни официантов. И свобода как-то перетекает в него, как дождевая вода в низину, наполняя эту выемку, наполняя влажным смыслом. Да и о еде там речь не заходит. Все больше об идеи деления своего образа жизни с другими. Правильно ли это все? Здесь нет никакой крови, никакого пота. Свобода, растворенная в алкоголе, в поездке за границу, в кумирах, делающих то, что ты бы не смог, но очень-очень хотел, в ожидании какого-то всплеска научной мысли, позволяющей жить вечно, в одном месте, на одной ноте, расцененной за счастье. Если бы некий ученый соорудил машину, позволяющей зрелому человеку возвращаться навсегда в свое прошлое, в тот момент, который он сам считает наивысшей эйфорией, апогеем смысла существования, то думаю, что человечество все оказалось бы в одном огромном прошлом, под пятой свободы выбора миллионов предпочитающих счастье. Вот тогда бы нам предстали и забросанные рыжими листьями лужайки травы на высоте птичьего полета, и пустые кухни, собирающие бережно пыль своими конечностями, только редкие парки и набережные продолжали бы слышать звук человеческих шагов, и то – теоретически, давая шанс цивилизации. Я не скажу в конце о своем выборе, и не спрашиваю о твоем. Петля свободы, если угодно. Пользуйся на здоровье.