Разрешите мне, мэтр, свистнуть перед скачкой на прощанье. Кот Бегемот.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита».
Она еще чувствовала сквозь веки свет уличного фонаря, в мутный сон все пробивался и пробивался зудящий звук беспощадных слов:
«Если вы гордитесь своей работой, своим домом, своими детьми и стремитесь к ещё большим достижениям, если вы хотите получать больше от жизни и предпочитаете простые, благородные, способы достижения целей, вы все равно совершаете каждый из семи смертных грехов?!.»
Простые слова, сказанные с едкой справедливостью, не мудрено, просто – подхватили и понесли «…все, что остается сделать, – это научиться совершать эти грехи с выгодой для себя?..»
Голос, произносивший эти слова, словно заплутавшее эхо, мерно тек, пух, вплетался в ночь, лопался в паузе, оставляя на стенах чернильные подтеки из глубины веков… Зов повторялся и повторялся, требуя ответа, несколько раз… Ее словно пришибло чем – то ватным, вязким, засасывающим – не хватало воздуха… Захотелось крикнуть на Того, кто научил говорить?!.
Проснулась, открыла глаза, затем вновь прикрыла, проведя пальцами по векам, словно гнала от себя что – то назойливое, колкое…
- Да что же Вы, Ведь нужен какой – либо элемент самостоятельности, риска, если хотите, чтобы не тратить времени на разговоры, а дарить! Дарить то, что Вы, как скряга, копили все эти годы ученичества: мудрость из прочитанных книг, эмоции, останавливающие Вас перед тем, перед чем у Вас замирало сердце…
«Поделись, поделись, поделись…», - требовал голос. Она слушала как – то странно, непонятно: быть может чересчур внимательно или растерянно? – Тогда «Завтра» не будет ни тревог, ни забот, ни сомнений…» Несмело вскинулась…
Это «Завтра» наступило через сорок лет. Но теперь, будто строчки из давней книги, тонущие, но не пропавшие вовсе в памяти, пролетали перед ней алые птицы этих сорока суматошных лет - усмехнулась: «Убирать грязь не стыдно, стыдно жить в грязи».
Вяло аукнулся лес за косогором, упирающийся в улицу. Лес, издерганный годами, натужно, словно испуская дух, чихнул желтой пылью, осел, цепляясь за ромашки, сползая на землю пылинками, тонкими струйками гнусно моросящего дождя. Улица, затопленная грязью, исхлестанная полноводьем непонятных и пустых рассуждений, мыслями желчными, барабанящими, - обиженно застонала. Ветер провожал их тоскливым взглядом… В голове – мокреть и тоска… Но молчим – вежливо и настойчиво?!.
Она в яме стабильности! Благостно! Свободная, счастливая. Пусто, тихо! В углу от сырости и тишины вопила охапка березовых поленьев, ждавшая своего часа. Квадратный, необъятный диван, с выступающими пружинами, брезгливо и обреченно, придав официальное выражение своей когда – то шикарной кожаной обшивкой, приглашал присесть. Квадратный стол, будильник с квадратным лицом, голова – треугольником, циферблат – ромбом, с цепко бегущими стрелками. Не комната, а комбинация геометрических фигур. Атмосфера – выжить, протухшая, без свежих мыслей!
В комнату стремительно вошел мужчина. Бледно – голубыми, слезящимися глазами вежливо, любознательно «пощупал» все в этой комнате, начиная с нее. Нижняя толстая губа, оттопырилась, изобразив подобие улыбки.
- Занятно. Разве можно жить вот так?
- Как? Да Вы присаживайтесь.
Сел, затем стремительно встал, вызвав густой и негодующий гул пружин в диване.
- Ладненько, будем считать, что первое знакомство прошло успешно. Засмеялся. Причина смеха была непонятна, поэтому он звучал издевательски.
Ей тридцать пять – старая дева, как говорят ни ребенка, ни котенка. Чем - то напоминала яблоню, в саду, напротив окна: искореженную ветрами и морозами, доживающую в одиночестве свой век. Страшно завидовала своим институтским подругам, которые называли ее ленивой, нерешительной, не умеющей постоять за себя. Каждую ночь крупным шепотом: "Неужели я этого недостойна?" Ты-то достойна, а вот где тот, кто достоин тебя? Что такое женское счастье – не знала, никому не была нужна в этой глуши, невостребованная (хотя была миловидной, но отталкивала ее заумь). Она из тех «исчезающих» женщин, которые «создают королей и полководцев». А Он, в этом она была твердо уверена, – это ее единственный шанс… Время ползло удивительно медленно под его ласковый, хриплый говорок и смех нежный, топотком, будто карандашиком пристукивал… Поцелуй – и в омут… А потом – он курил, а она смущенно молчала. Дымчатая соседская кошка, запрыгнувшая в распахнутое окно, протяжно зевая, с доброжелательным интересом поглядывала на них. В комнате все притихли, даже диван перестал скрипеть, обалденно затаился…
- А что дальше? Ведь это же грех? У нее были на это веские причины, веские. Почему она представляет себя во всем белом?.. Да скорее небо на землю упадет, чем она о чем – то попросит его?.. Она – человек с характером!?. Да и что на нем свет клином сошелся?..
«Гроза женщин» конфузливо почмокал вялыми губами… Глаза его между тем умно и настороженно наблюдали за оттенками эмоций, менявших ее лицо.
- Ну вот что, завтра съезжаешь из своей хибары ко мне, навсегда, и не дури. Предупреди председателя сельсовета…
- Облегченно вздохнула, и, радостно, с любовью, улыбнулась ему?!. Она слышала о нем, но знала его два часа…
Их отношения напоминали холодные, под осень, туманы, в которых текло и играло багряное, как кровь, отражение весеннего солнца, чувственные всполохи летней луны. Что их свело вместе: любовь или похоть? Что их соединило – страх одиночества или доверие? Что мешало им найти свое счастье раньше: зависть, леность, чрезмерная вера в свои силы, Гордыня? Люди, именно люди считают, что из этого греха проистекают все остальные, потому что Гордыня уменьшает уважение к милости Бога?.. Уважение и Милость – завуалированное оскорбление Его имени, коль Бог – Любовь?!.
- Убирать грязь не стыдно, стыдно жить в грязи?!.
На другой день вся округа перешептывалась, соседи провожали «сердечными» улыбками, и преувеличенно озабоченными взглядами пожирали ее пожитки, уместившиеся в один доставшийся от бабушки сундук
Разрешите свистнуть, на прощанье?!.