Анатолий Никаноркин (Геннадий Шалюгин) / Проза.ру

Навестил Анатолия Игнатьевича Никаноркина, писателя-фронтовика, в Доме творчества имени А.П.Чехова. Это дед знаменитой Ники Турбиной, малолетней Жанны Д`Арк русской поэзии. По звучанию фамилии Никаноркин я догадался о происхождении имени Ника. Тогда еще никто не предполагал, какая трагическая судьба ждет юное дарование, в мгновение ока вознесенное на поэтический олимп…
   Как ни странно, Никаноркин обитает не в своем в ялтинском доме, а в литфонде на улице Манагарова. В конце 1980-х годов для литераторов построили новый высокий корпус, а раньше все ютились в трехэтажном здании коридорного типа с бюстом Чехова в холле нижнего этажа. Жить зимой в не приспособленном к холодам корпусе – занятие малоприятное. Комнатки крошечные, удобства в конце коридора. Удивительно, как тут отдыхали поколения видных литераторов – и Паустовский, и Маршак, и Шкловский, и Каверин, и земляк мой Гайдар… Да еще и работали! Видно, дома у Никаноркина что-то не ладится, если приходится обитать в пустом корпусе…
   Мы встречались и раньше, но мельком. Нынче захотелось побеседовать предметно. По словам Маргариты Васильевны Гулиды, у Никаноркина оказались ценные материалы по истории Белой дачи. Покойный Брагин, ее муж и замдиректора музея по научной работе, многое брал из музея для работы домой. Тяжело заболел и многое не успел вернуть Кое-что я уже отыскал в ее бумагах и передал в фонд – письма Паустовского, Маршака… При переезде на другую квартиру Гулида разрешила Никаноркину «покопаться» в ее книгах, а теперь не видит рукописи воспоминаний Марии Павловны Чеховой и писем к «хозяйке Чеховского дома» от зарубежных деятелей культуры. А писали ей и Жак Дюкло, и Эльза Триоле, и режиссер Питоев… Они оказались у Брагина по той простой причине, что покойный замдиректора по науке писал книгу на тему «Чехов за рубежом».
- Невероятно занудливый человек, - сказал Никаноркин о Брагине. – Воплощенная скука.
   Впечатления от встречи с Никаноркиным странные. На худом усатом лице обильные морщины, какие бывают у человека много нервничающего, переживающего… Человек какого-то… полухлестаковского, что ли, типа. Но с необыкновенной судьбой. Был военврачом, капитаном польской армии, имеет польские и советские ордена, сотрудничал в политической разведке, участник знаменитого десанта под Керчью. Об этом написал книгу «Чайки над Эльтигеном». Говорит свободно обо всем – начиная от виноделия и кончая слухами о членах Политбюро…Узнав, что у меня побаливают почки, рассказал, что у генсека Андропова только одна почка, живет фактически на искусственной почке, которая и очищает организм… Таким образом долгие годы жил маршал Тито, так семь лет живет канцлер Австрии Бруно Крайский… Отец мой, бывший начальник уголовного розыска, учил остерегаться балясников: именно такие вот «смельчаки» и являются поставщиками информации «куда надо». Я, конечно, старался языка не распускать…
   На столе у Никаноркина – композиция из осколков античной вазы, огарка свечи, двух ржавых гильз, открыток с портретом Чехова и художника Ван Гога. Поэт Виктор Боков на тему натюрморта якобы за двадцать минут сочинил целое стихотворение.
У Никаноркина имеются подлинные фотографии А.П.Чехова. Есть и подборка зарубежных писем с высказываниями о русском классике... Благодаря Дмитрию Журавлеву, известному чтецу-исполнителю чеховских рассказов, он познакомился и самой Марией Павловной. Рассказал, что видел у Н.А.Сысоева, еще одного бывшего сотрудника музея, целую коллекцию чеховских вещей. Намекнул, что у Марии Павловны был перстень – подарок Левитана… Где он? Не у Сысоева ли?
О Сысоеве я и сам немало слышал… Старые сотрудники рассказывали, что Николай Александрович помогал Марии Павловне писать книгу «Из далекого прошлого». Придумывал всякие несуразности – особенно о ее отношениях с Левитаном - и заставлял старушку подписывать… Мария Павловна плакала и подписывала… В это можно было поверить. Покойная Евгения Михайловна Сахарова, известный московский чеховед, передала мне экземпляр воспоминаний М.П.Чеховой со своими комментариями. Половина книги была оснащена заметками на полях типа «неправда», «ложь», «нескромно», «сомнительно»… Забегая вперед, скажу, что я собрался навестить и Сысоева, но судьба меня опередила... У наследников удалось вызволить вещь явно музейного значения - открытку фривольного содержания с автографом Антона Павловича. Там изображен загулявший полумесяц. Публикацию главного хранителя музея Юрия Скобелева об открытке можно прочитать в первом выпуске альманаха «Крымский альбом».
Очень была интересна тема немецкой оккупации в Крыму… Оказывается, Анатолий Игнатьевич собирал материалы о военной судьбе Чеховского дома. Так получилось, что в 1941 году на постое в музее жил майор интендантской службы фон Бааке. Какова его судьба? Ходили слухи, что он якобы жив. Никаноркин послал письмо президенту ФРГ с просьбой отыскать следы этого офицера и ждал ответа. Кажется, он даже успел опубликовать одну статью на эту тему. Забегая вперед, скажу, что чеховский постоялец погиб в 1941 году под Севастополем – о нем упоминал в своих мемуарах фельдмаршал Маннштейн.
   В 90-х годах в музее побывал участник тех событий, безногий инвалид ефрейтор Альфред Бухер. Сидя в чеховском саду перед камерой, он рассказал, что имел приказ от начальства охранять Белую дачу, не раз беседовал с Марией Павловной, которая неплохо говорила по-немецки. Приносил ей хлеб и молоко… Мы, помнится, устроили вместе с благотворительным фондом «Юг» выставку найденных в безвестных захоронениях документов и материалов погибших в Крыму немецких солдат. Были случаи, когда останки советских и немецких солдат находили засыпанными в одной траншее. Где дрались, там и погибли вместе… Нашли даже миниатюрный томик стихов Шиллера, принадлежавший одному из солдат… Но в основном были не разломанные личные жетоны из алюминия. Если жетон не располовинен – значит, солдат без вести пропавший… Если разломан – вторая половина отправлена в штаб для сообщения родственникам. Однажды прямо в экспозиции немецкая дама упала в обморок: нашла жетон отца, пропавшего без вести в 1944 году…
   Много рассказывал Анатолий Игнатьевич… Рассказал про Максимилиана Волошина, как тот с приятелями посетил Воронцовские подвалы. Любезный хозяин устроил игру: открывать бочку, возле которой дама топнет ножкой. Возле одной бочки вышла заминка: никто не мог угадать вино. Волошин пригубил и сказал: «Мальвазия». Хозяин подвала был поражен – в России это вино почти неизвестно. Оказывается, Волошин пробовал его в Испании…
   Рассказал историю о том, как перестреляли белых офицеров после сдачи Крыма в 1920 году. Для регистрации явилось семь тысяч офицеров, которым Фрунзе обещал амнистию. Когда командарма в Симферополе не было, Бела Кун велел всех расстрелять… Волошин в это время ездил по Крыму с лекциями. Плакал.
   Поведал о запрещенном альманахе «Метрополь», в котором участвовали и Белла Ахмадулина, и Фазиль Искандер с рассказом «Наполеон в любви»… Читал стихи Владимира Набокова – Сирина: у него несколько тетрадей со стихами, написанными Набоковым в Крыму. Оказывается, Никаноркин и сам писал стихи. Правда, Ника утверждала, что его стихи – это проза… Анатолий Игнатьевич прочитал несколько фронтовых стихов, написанных широким метром. Стихи лишены метафоричности. Проверял ритм, постукивая костяшками пальцев по столу. Это меня удивило: у настоящего поэта ритм живет внутри.
Я тоже почитал свои. Никаноркину понравилось стихотворение «Осень»:
Чувства дремлют, дремлет разум.
Красоте не нужно слов.
Смотрит осень красным глазом
Разом вспыхнувших лесов.

- Поэтично. Особенно эта необычная рифма: «разум – глазом - разом».
Наш разговор сопровождался дегустацией редкого по нынешним временам вина – «Черный доктор», или «Эким кара». Вообще-то говоря, одноименных бутылок с красивой черной этикеткой по Ялте продают немало – особенно возле овощного рынка. Все это подделки. Не раз случалось принимать в музее гостя, который торжественно доставал из пакета бутылку с яркой этикеткой и возглашал: «Черный доктор»! Я предлагал поспорить, что в бутылке обычный красный портвейн. И всегда выигрывал…
   В компании с «Черным доктором» пили Алиготе и Ливадийский червонный портвейн, любимое вино императора Николая Второго… Мне захотелось запечатлеть сей исторический момент в стихах:

Январь. Туман. Приникнуть к простоте
Не так легко, как ветру шарить в поле.
Нас ждет поэт, стихи, уютный столик.
Эким-кара, портвейн, алиготе…

… Смерть писателя прошла как-то незаметно. К сожалению, в чеховский музей от Анатолия Никаноркина ничего не попало…

Январь 1984.