32.
...Тут грянул гром, и мы проснулись.
Так начинался летний дождь.
Пора в дорогу собираться,
Пока до нитки не промокли,
И мы продолжили свой путь.
А я тем временем припомнил
Одну забавную картину –
Её забыть никак нельзя.
Случилось ехать за Одессу –
Собрался в гости, как бывало,
Чтоб день погожий скоротать.
Но только кучер, незадача,
Совсем не ведал направленья,
И мы свернули не туда –
Как раз к военной батарее,
Где с караулом вдоль орудий
Ходил неспешно офицер;
Тот был собой совсем мальчишка.
Так вот, чтоб вызнать о дороге,
К нему я смело подошёл,
И офицер тотчас ответил.
Потом он, видимо, смутился
И неожиданно спросил:
«Прошу простить мою нескромность,
Но мне узнать тут захотелось,
С кем говорить имею честь?»
И я ответил без утайки:
«Прошу принять, пред Вами – Пушкин».
«Какой же Пушкин?!» – офицер,
Меня не понял, удивился.
«Тот самый Пушкин, Александр», –
Открылся вовсе перед ним.
«Вы Александр, тот самый Пушкин?! –
Мой офицер вконец смутился. –
Вы наш прославленный поэт?!
Вы наша признанная гордость?!
Вы наша искренняя слава?!
Бахчисарайский, – ах! – фонтан -
Простите, Ваше сочиненье?
Руслан, – простите! – и Людмила -
Работа, точно, Ваших рук?!»
Тут офицер пропал в восторге,
Он замахал смешно руками,
И закричал вдруг, как в бою:
«Быстрей к орудию, ребята,
Давайте, братцы, поспешайте,
И, пушка первая, пали!»
И вслед за тем раздался выстрел...
Но снова слышится команда:
«Вторая, милая, пали!»
И – снова выстрел! Гром средь солнца!
На наши выстрелы сбежался
Со всех палаток мирный лагерь,
И зажужжал пчелиный рой.
Вокруг солдаты, офицеры:
«Так в чём причина сей тревоги?
Хотим немедленно узнать!»
«То, братцы, был салют во славу
Российской гордости, поэта:
Пред нами – Пушкин, Александр!» –
Так офицер друзьям ответил
И мне, опальному поэту,
Не побоялся честь отдать
В таком торжественном порядке,
Что все мгновенно поддержали –
Как на параде встали в строй.
Но тут, как водится, тревогу
Забили, видно, часовые,
И батальонный командир
К нам прискакал в одно мгновенье,
Распорядился офицера
Отправить тотчас под арест.
Уж я просил, его не трогать,
Не отдавать таких приказов
И всё по-дружески замять.
Но командир меня не слушал,
К большому чувству сожаленья,
И был в себе неумолим...
Когда затихли наши споры,
Вернулось в лагерь благодушье,
И разошлись все по местам,
Меня в палатку пригласили
На офицерское собранье
И за меня подняли тост...