На сломе времени. продолжение -7

Евгений Рябов
 
      
                ***

…Новый год друзья встречали за городом, на базе Ладожского озера. У Лёни-очкарика оказался родственник,то ли дядька,то ли просто друг семьи, работающий в Институте Арктики и Антарктики. Он всё и устроил. Влад пригласил Рейчел, Генка – свою давнюю знакомую Юлю, с которой они, то встречались, то расставались «навсегда». Дима - конечно же - с Галей; Тимофей удивил всех:  впервые привёл с собой девушку, которую ещё никто не видел до этого: тёмноволосую Марину, довольно миловидную, с карими глазами и немного широковатыми скулами. Один Лёня поехал без пары, сказав, что и так сойдёт.
Накануне, скинувшись по три рубля, и закупив на рынке всё необходимое для праздника, а именно: мяса, теста, немного шампанского и много пива, ребята загрузились в «электричку», и, проехав полтора часа, оказались на небольшой станции с невзрачным посёлком поодаль. Пройдя через посёлок, они обомлели: взору открылось гигантское бескрайнее плато льда, местами заснеженное, а местами, где ветер выдул – серебристо-серое. Оно было настолько велико, что другой берег не виднелся и в помине.
- Вот это и есть Ладога – «Дорога жизни», - сказал Лёня, протирая очки шерстяной варежкой.
Тимофей с Генкой поставили на снег битком набитый рюкзак, который несли вдвоём. Девушки, Галя и Юля, до этого оживлённо разговаривающие между собой, сейчас замолкли. Да и вся компания, на минуту, невольно притихла, всматриваясь вдаль.
И, хотя солнце спряталось за облаками, видимость была хорошая: чётко просматривался горизонт, где светлая полоса льда отделялась от тёмного неба.
На льду, по всему побережью, то тут, то там чернели «точки» рыбаков – любителей зимнего лова. Кое-где, цветными пятнами, виднелись их палатки. Рэйчел, державшая Влада под руку, с интересом расспрашивала о них, впервые видя такую «картину». Она, вообще, впервые «присутствовала» на настоящей русской зиме, с «настоящим» морозом.
- А база-то где? – спросил Димон Лёню. Он, наконец-то, скинул с плеча свой большущий рюкзак, под которым стоял слегка согнувшись.
Лёня поправил очки, и уверенно показал рукой туда, где из-за деревьев виднелись зелёные крыши корпусов. По всему было видно, что он уже бывал здесь неоднократно.
…База состояла из большого, двухэтажного корпуса, деревянного, построенного лет тридцать назад, обшитого узкими планками, выкрашенными охрой. Несколько небольших хозяйственных построек располагались тут же, по периметру площадки, с расчищенными от снега дорожками.
Ребята прошли по одной из них, к главному входу, дверь которого открылась с тягучим скрипом массивной пружины.
Внутри здание, как ни странно, очень напоминало их студенческое общежитие, на Васильевском острове: та же коридорная система, с многочисленными дверями комнат, тот же затхлый запах старых, скрипучих полов, казённого интерьера. Стены были окрашены, в рост человека, масляной краской оливкового цвета, и выше побелены, до самого потолка.
Ребят встретила комендантша, огромная толстая женщина в серой войлочной телогрейке, без рукавов, надетой поверх тёмно – синего халата.
- Из Ленинграда? Студенты? – спросила она, не по-женски низким голосом. – Знаю, звонили мне про вас. Паспорта готовьте, оформляться. Комнат – две, на десять человек хватит.
- Нас девять, – вставил Лёня.
- Тем более! – комендантша открыла дверь кабинета, и уселась за стол с чёрной коленкоровой обивкой, на которой, вероятно, когда-то стоял чернильный прибор: застарелые сизые пятна давно пролитых чернил виднелись то тут, то там.
Собрав паспорта, (при этом она особо обратила внимание на паспорт Рэйчел, воскликнув: «Ого, иностранка!»), и записав данные в толстый, потрёпанный журнал, комендантша выдала ключи от комнат, не преминув дать наставление, как вести себя на базе. Запрещалось курить, сорить, распивать спиртные напитки, шуметь после одиннадцати часов и тому подобное.
- Мамаша, но, ведь, Новый год мы приехали встречать!.. – с отчаянным возмущением воскликнул Генка. – Это что же, в одиннадцать – «отбой», что ли? «Баиньки?»
Комендантша осёклась, лицо её приняло более «домашнее» выражение, глаза потеплели.
- Ты что, парень, - посмотрела она на него. – Ты совсем юмора не понимаешь? Это ж, я так, для порядка, строгие наставления вам даю, по инструкции. Думаешь, не знаю, зачем вы пожаловали? Да я, сынки, здесь двадцать лет, ещё до «Перестройки» работала. Знаю вас, как облупленных: и шуметь будете, и водку пить, и курить, и ещё кое-чем заниматься… Всё знаю, всё видела, но серьёзно прошу лишь об одном: с огнём осторожно! Не сожгите, Бога ради! Здание старое, деревянное, всполыхнёт, как порох, и сами сгорите, пьяные, не дай Бог!
- Да что вы, мамаша! Мы, ведь, не пьяницы, какие! – вступился Димон. – Мы студенты, у нас и водки-то, с собой нет, только пиво…  Вас как зовут?..
- Клавдия Ивановна…
- Не беспокойтесь, Клавдия Ивановна, всё будет в ажуре! Мы же не малолетки…
- Знаю я вас, в ажуре…- махнула рукой женщина, глубоко вздохнув.
Димон, переглянувшись с Галей, порылся в своей большой сумке, достал три мандаринки, и положил их на стол.
- А это вам! С наступающим!..

…Комнаты оказались небольшими, квадратными,такими же скучными, как коридор. Праздновать решено было в одной из них, из которой убрали все кровати, а из соседней перенесли второй стол и все стулья. Впрочем, одну кровать всё же оставили, поскольку, стульев не хватало. Столы сдвинули к окну, освободив место для танцев, после чего, Лёня достал свой магнитофон, и негромко включил его для настроения.
Настроение, и так, было у всех приподнятым. Глаза блестели, весёлый гомон не умолкал ни на минуту.
Девушки, под руководством Гали, взяли на себя кулинарные хлопоты; Димон и Генка вызвались им помогать. Тимофей  с Лёней пошли в столовую базы, разузнать, где можно сварить пельмени, которые «народ» намеревался сделать из привезённого с собой фарша и теста. Влад распаковывал свою сумку, которую они с Рэйчел накануне нагрузили купленными на рынке апельсинами и яблоками. Рэйчел привезла ещё  замысловатый салат, с орехами и специями, над которым она «колдовала» полночи, перед выездом.
- Послушайте, а ёлки-то у нас нет!.. – воскликнул кто-то из ребят. – Что за Новый год без ёлки?
- Да ладно, не маленькие, и так сойдёт! – бросила Юля.
- Нет, действительно, не хорошо… - поднялся Влад. – Хотя бы, веток еловых надо набрать. Рэйчел, пойдём в лес?..
- А почему - Рэйчел? Давай с тобой сходим! – предложил Генка.
- Я тоже хочу в лес! – возразила американка,сделав при этом, обиженное лицо. – Никогда не была в русском лесе…

…Лес начинался сразу за базой. Осины берёзы и сосны, вперемешку, тянулись вдоль побережья, окаймляя всю видимую часть озера.
Рэйчел, Влад и Генка вышли, захватив с собой пустой рюкзак и складной нож, который одолжил  Дима.
- Пятый час, а уже смеркается, - констатировал Генка. Он деловито шагал по едва заметной тропинке, протоптанной кем-то накануне. Влад и Рэйчел шли следом, причём, Рэйчел  вышагивала в светлых валенках, которые она специально купила накануне.
Тогда, на рынке, увидев их, она захлопала в ладоши от радости, долго рассматривала «эту русскую обувь, которую никогда ещё не носила», примеряла, грациозно прохаживаясь возле прилавка, и собиралась, было, пойти в валенках на метро, но Влад отговорил, указав на слякоть. Там же они купили ей и овчинный полушубок, с каракулевой папахой, поскольку американская осенняя куртка была уже не по сезону.
И сейчас, Рэйчел, во всём этом наряде, скорее была похожа на казачку из «Тихого Дона», чем на гражданку Соединённых Штатов. Впрочем, это ей необычайно шло, и выглядела она, как экстравагантная модель.
-… А что-то ёлок-то, не видно в этом лесу, - на минуту остановился Генка, поправляя сползшую с плеча лямку рюкзака.
Действительно, они шли уже с полчаса, а вокруг были только берёзы, да изредка попадались небольшие сосенки между ними. Быстро темнело, тропинка давно исчезла, и ребята шли уже по целине, благо снег был не глубокий, и едва покрывал стопу.
- Ладно, смотрим внимательно, если ёлок нет, нарежем сосновых веток хотя бы, - сказал Влад, озираясь кругом. – Не видно уже, ни хрена. Ты фонарик не догадался взять?
- А то! Что бы вы без меня делали? – Генка включил фонарь и желтоватым лучом «прошёлся» по ближайшим деревьям и кустам.
Из-под соседнего заснеженного куста вдруг выскочил заяц. Это было так неожиданно, что все опешили и замерли на мгновение. Большой и, как показалось, толстый, он, нехотя, совсем не быстро, поскакал в глубину леса, оставляя за собой характерные петляющие следы.
- Ну вот, зайца потревожили! – сказал Влад, и посмотрел на Рэйчел, глаза которой, мгновенье назад, испуганные, теперь сияли от восторга.
- А почему он не совсем белый?.. – спросила девушка, улыбаясь. – Я читала, что в зимней России зайцы белые.
- Не совсем полинял, - ответил Генка. – Надо было хватать этого «парня» за уши, и в мешок, на базу притащили бы! Вот смеху-то!..
- Ага, ещё скажи, зажарили бы к Новогоднему столу… – Влад поправил шапку. – Вместо гуся!..
- А что, зайчатина – она вкусная! Действительно, гуся напоминает…
… Пространство вне луча фонарика стало казаться намного темнее. Ребята сделали ещё несколько шагов, и вдруг Генка высветил пихту. Небольшая, но очень пушистая, она стояла, едва присыпанная снежком, на краю поляны.
- Вот, это то, что надо! – воскликнул Влад. – Пихта даже лучше ёлки! Сейчас мы её покромсаем.
- Только, не сильно, мальчики! – попросила Рейчел. – Такая красота вокруг, жалко нарушать…
- А у вас, в Америке, вообще, ставят ёлки на Новый год? – спросил Генка, протаптывая дорожку через поляну.
- Искусственные, в основном. Натуральные дорого стоят.
- Я так и думал. Несчастная Америка…
- Почему, несчастная? Вообще-то, Новый год у нас – не главный праздник. А главный – это Рождество Христово, 25 декабря. А уже после – Новый год.
- Так ты – католичка? – ухмыльнулся Генка. Он подошёл к пихте, и начал срезать нижние ветки. Нож оказался очень острым, и ветки срезались без труда. Влад подхватывал их, и, отряхивая, начал складывать в рюкзак.
- А я, вот, в Бога не верю, - продолжал Генка. – В природу верю, в законы Вселенной, а в Бога – нет!.. Не одобряешь?..
Рейчел пожала плечами. – Это дело каждого, личное. Человеку дано право выбора, верить или нет, и в этом-то и заключается мудрость Божья! Иначе, все были бы запрограммированными роботами…
- Что-то вас, ребята, на серьёзные темы потянуло!..- сказал Влад. Он уже почти заполнил рюкзак, и готовился завязывать его. – Не пора ли нам в Праздник возвращаться?..
…Обратно друзья шли по собственным следам, и, если бы не Генкин фонарик, поплутали бы изрядно. Генка шёл впереди, и высвечивал путь. Снежинки, разноцветными искрами мерцали по краям притоптанной дорожки. Мороз усиливался, и от этого шаги стали сопровождаться заметным хрустом. Рейчел начала прикрывать нос и щёки варежкой.
- Замёрзла, киса? – хмыкнул Генка. -  Это тебе не Америка...
- Угомонись, Геныч, - вступился Влад. - Девушка ещё не привыкла к нашим условиям; не известно, как бы мы себя чувствовали в их жаркой калифорнийской пустыне…
Он подошёл к американке, и поцеловал её в щёку.
- А что такое « киса»?.. – спросила она.         
…Когда лес кончился, и на краю озера показались огни базы, ребята вздохнули с облегчением: всем уже хотелось в атмосферу тепла и веселья.


…- А вот и наши деды Морозы со Снегурочкой! – громко воскликнула Галя, когда ребята ввалились в комнату. – Ёлку-то принесли?..
- Во-первых, мы пока что не деды, а парни – в самом соку! – парировал Генка. – А во-вторых, зайцы здесь есть, а ёлок нет, да и не садисты мы – деревья рубить, зайчатины хотели принести, да вот Рейчел не позволила! Поэтому, только пихта, товарищи, только пихта… Разгружайте рюкзак!
- Вы только понюхайте! – воскликнула Марина, вытаскивая из рюкзака холодные ветки пихты. – Какая прелесть! Давайте, развесим их по всей комнате! Это же чудо, какой аромат!
Мёрзлые пушистые ветки, действительно, наполнили комнату, уже увешанную,стараниями девчонок, гирляндами и серпантином,  лесным пихтовым духом.
- Вот теперь, по-настоящему, Новогодний запах, знакомый с детства! – восторженно  сказала Галя, взяв в руки одну из веток. – Парни, займитесь оформлением нашей избушки!
Они, с девчонками, уже налепили целый противень пельменей, и собирались продолжать лепить ещё. Рейчел хотела было подключиться к этому процессу, но, поскольку видела пельмени впервые в жизни, занялась сервировкой стола.
Генка с Лёней вышли покурить на улицу.
- А это что за Марина такая? – спросил Генка, присаживаясь на скамейку и закуривая.
Лёня сел рядом. – Да я и сам, толком, не знаю. Тимоха с ней недавно познакомился, на комсомольской конференции.
- А, идейная!..
- Ничего, вроде, деваха, шустрая, пельмени лепит, как машина, да и вообще…- Лёня затянулся «беломориной». Он один из всех курил «Беломор», удивляя весь институт. Говорил, привычка детства, с пятого класса, у отчима научился.
- А комсомолка эта, водку пьёт? – продолжал Генка.
- А ты что, водку взял, что ли?
- А то! Поговорку не знаешь? Пиво без водки – деньги на ветер!.. Так, пьёт или нет?..
- А я знаю? У Тимохи спроси. Ты что, запал на Марину? – Лёня подобрал ноги и сел на корточки. – Жопа мёрзнет от этой лавочки… А Марина – девка хорошая, общительная, фигуристая! Но не наша…
- Будет наша! – Генка «выстрелил» окурком в сугроб, и смачно сплюнул.
- Э, да ты поосторожней.  Может, у них – любовь?..


…Веселье было в самом разгаре. До Нового года оставалось полчаса, а ребята, уже подвыпившие и закусившие пельменями, вылезли из-за стола, и «разминались» под магнитофонную музыку.
Дима с Галей «зажигали» вприпрыжку. Генка, Юля и Марина составляли им компанию, кружась вокруг и дурачась, причём, Генка держал за талии обеих девушек.
Влад и Рэйчел, несмотря на быстрые ритмы, медленно «топтались», обнявшись. И только Тимофей с Лёней всё ещё сидели за столом, не выпуская из рук стаканов, и обсуждая какие-то «важные» темы.
Внезапно погас свет. Магнитофон замолк, и танцующие замерли на месте.
- Это что ещё за сюрприз? – воскликнул Димон. – Надо к «коменде» сходить, может, она пошутила?
- Ничего себе шуточки, Новый год – через двадцать минут…
Лёня с Тимофеем отправились к комендантше,  Клавдии Ивановне.
Марина вдруг взвизгнула, и уронила попавшуюся под ноги табуретку. – Генка, это ты схватил меня за задницу?..
Все засмеялись.
- Так, не видно же, ни фига…- оправдывался Гена. – Я спинку стула нащупать хотел…
- Иди  Юлю свою щупай!
- Геныч, а фонарь твой где? – спросил Влад, который, по-прежнему, стоял в обнимку с Рэйчел.
- Точно! Щас будет! – Он пробрался к выходу, и открыл дверь в соседнюю комнату.
Вскоре, жёлтый луч «прорезал» комнату, сначала высветив дверной косяк, а после «пробежался» по лицам девушек и ребят.
- Да будет свет! – воскликнул Генка. – Но это ещё не всё!
В руках у него что-то щёлкнуло, и зазвучала, немного глухо, музыка. Оказалось, что он привёз свой плейер, на батарейках, который пришёлся теперь очень кстати.
Послышались одобрительные возгласы ребят.
- Ну, Геныч, молодец! Предусмотрительный!..
- А может, ты ещё и свечки взял?.. – иронично спросила Юля.
- Я взяла! – ответила Галя. – Какой же праздник без свечей? Посвети-ка, Генка, надо сумку мою найти.
Она порылась в сумке, достала две толстенные свечи, и поставила их на стол.
Дима щёлкнул зажигалкой, и поднёс пламя к фитилям. Комната осветилась мягким желтоватым светом.
- Что, продолжим танцы? – Генка взял за талию Марину.
- Какие танцы?! – возмутилась Юля. – Новый год через три минуты!.. Шампанское открывай!
Вся компания собралась вокруг стола, хватаясь за стаканы и кружки. Никто не садился, все смотрели на Генку. Он угадал точно: как только большая стрелка его наручных часов соединилась с маленькой на двенадцати, раздался громкий хлопок пробки, и шампанское, белой пенистой струёй полилось в ёмкости, которые подставляли.
Все радостно загалдели: « С Новым, 1991, годом! С Новым счастьем!.. Чтоб все сдохли, лет через двести!» Стали громко чокаться, кто стаканом, кто алюминиевой кружкой, и от этого «разномастного» чоканья стало ещё веселее и непринуждённее.
Генка включил свой плейер «на полную», но музыка, без колонок, звучала негромко и с какой-то «хрипотцой». Танцевать уже всем расхотелось, и только Влад с Рейчел, обнявшись, по-прежнему, начали медленно «топтаться» в такт.
…Вошли Тимофей с Лёней, в сопровождении комендантши. Щуплые фигуры ребят, особенно Лёни, смотрелись по-детски на фоне массивной фигуры Клавдии Ивановны, заслонившей собой весь дверной проём. Во всяком случае, так казалось в полумраке.
Луч мощного фонаря в её руках осветил комнату.
- Так, молодёжь, свечи не жечь, потушите немедленно! – строгим тоном с порога приказала она. – Можно только фонарики. Электричество скоро будет, а пока, смотрите, не балуйте, не сожгите базу.
- А что случилось-то?.. – спросил Генка. – Трансформатор сгорел?
- Конечно, сгорит,группа из Колпино понавключали обогревателей, вот он и не выдержал… Хорошо, хоть, генератор исправный имеется, сейчас солярку заправят, и будет электричество.
Клавдия Ивановна осветила все углы комнаты, заглянула, зачем-то, под стол, и пошла дальше, инструктировать соседей.
- Нет, свечи мы всё-таки зажжём! – сказала Галя, когда ушла комендантша. – Давай, Димуля! Одного фонарика нам маловато…
Дима снова чиркнул зажигалкой, и на стенах опять «заплясали» тени от фигур.
- А вы что, Новый год с «комендой» встречали? – насмешливо спросила Марина Тимофея с Лёней. Они уже сели за стол и снова взялись за свои стаканы.
- Предлагаю тост! – торжественно провозгласил Тимофей; он встал и попросил Генку убавить музыку. – Вот, мы с Лёнькой, когда свет выключился, пошли к Клавдии Ивановне.
- Да мы помним! – брякнул Генка.
- Не перебивай! – Тимофей выпрямился и показал на стаканы. – Наливай, лучше!..
…Идём мы, значит, по коридору, а из всех комнат смех слышится, где-то гитара играет, песни поют, а по углам парочки целуются. А комендантша – на телефоне, звонит на подстанцию, несёт службу, одна… Семьи у ней нет, похоже; детей, наверное, тоже нет, и вот, эта простая русская женщина – как солдат на боевом посту - отвечает за то, чтобы с нами ничего не случилось, чтобы отпраздновали мы праздник благополучно, отдохнули. И мы должны ей быть благодарны за это! Давайте выпьем за простых русских женщин, которые беспрестанно несут службу, и на которых, от части, мир этот держится!
- Браво! За тётю Клаву надо выпить водки! – поддержал Генка и полез в сумку за бутылкой.
- А что, тост только за русских женщин? – воскликнула Галя. – Я, к примеру, украинка, а Рэйчел – вообще…
- Действительно, - вмешался Дима, - пить, так за всех дам!
- Правильно, за всех! За баб! – Генка открыл зубами бутылку, и принялся разливать водку.
- Мне не надо! – пискнула Марина. – Я и так уже пьяная от шампанского и пива…
- Да ладно тебе! Пьяная она… - Генка плеснул и в её стакан тоже. – Вон, бери пример с Рэйчел. Она, хоть и американка, а пьёт по-нашему, по-русски.
- Я пью за мужчин России! – воскликнула Рэйчел, поднимая кружку. – За то, что они преодолевают любые трудности, и чтобы им не пришлось больше воевать…
- Во, умница! За это стоит выпить! – Влад поцеловал девушку в щёку. – А я выпью за тебя!
- Ой, ё-ёй! – Рэйчел сморщилась, выпив водку. Влад тут же, поднёс ей на вилке солёную помидорку.
- Нормально?
- Как вы это  пьёте в больших количествах? Это же огонь…
- А мы в больших количествах и не пьём. Так, литр, два…-  Влад подмигнул Генке.
Генка ухмыльнулся.
На самом деле, он, как и Влад, не любил водку. Это был фарс перед девушками. Вдвоём они предпочитали пиво, а в компании – хорошее вино, и, лишь иногда, в кругу сверстников, бравируя, выпивали рюмку водки залпом, по-гусарски, не морщась.
Слишком сильными были впечатления, полученные Генкой в детстве, когда его отец возвращался с работы пьяный.
...Тогда вся семья: мама, бабушка, Генка и Генкина сестра Лиза, со страхом сидели в другой комнате, ожидая очередного скандала.
Отец, в трезвом состоянии, был человеком добрым, и даже весёлым. Он шутил с ними, брал на прогулки в парк или на озеро, а по вечерам,  мастерил что-нибудь дома  по хозяйству.
Но стоило ему выпить, (а выпивал он раз в неделю), как превращался в настоящего деспота. Как будто, черти вселялись в него, меняя до неузнаваемости.
Работал он на машиностроительном заводе, токарем, и часто «колымил»: выполнял мелкие заказы друзей и знакомых, кому деталь выточить для замка гаражного, кому ручку на рычаг переключения скоростей в машине. А после, «отмечали» с этими друзьями в близлежащей пивной, с нежным названием «Ивушка».
«Наотмечавшись», к вечеру, отец приходил домой хмурый. Оглядывал своих домочадцев грозным взглядом, швырял куртку и ботинки в угол, и, пройдя на кухню, ставил на стол купленную по пути «чекушку» или «поллитровку» водки.
Потом, пил её до полуночи, отпуская при этом матерные выражения, ругая всё и вся: работу, завод, правительство, и  государство, во главе с Генеральным секретарём коммунистической  партии.
Когда бутылка опустошалась, доходила очередь до жены. Он распахивал дверь в комнату, и начинал придираться по мелочам, вроде уборки и обеда, и не по мелочам – вспоминая шестьдесят пятый год и какого-то Толю.
За дочь вступалась бабушка, и тогда начинался настоящий скандал, с матом,  криками и резкими жестами.
Впрочем, до драки не доходило. Глава семьи хорошо запомнил случай, когда однажды вся  семья забаррикадировалась от него в комнате, придвинув платяной шкаф к двери, и как он, с яростью пытался открыть эту дверь, а когда не получилось, начал крушить её молотком. И потом, когда дверь затрещала, на стук прибежали соседи, и вызвали милицию.
Отца забрали, и дали пятнадцать суток.
После этого он пить не перестал, но дебоширил теперь только словесно. Малолетний Генка, сам трясясь от страха, зажимал уши младшей сестрёнке Лизе, у которой слёзы лились в три ручья, и которая страдала от врождённого порока сердца. Впоследствии, она умерла, не дожив до пятнадцати. Потом, умер и отец, в очередной раз напившись, и «схватив» инсульт.
Всё это тяжким грузом отложилось в  Генкином сознании, и потому к водке – сгубившей отца – он относился с презрением, пил её крайне редко,  за компанию, и по чуть-чуть.
Генка и взял-то эту бутылку на базу, можно сказать, случайно, только потому, что его земляк, с архитектурного факультета, Сашка Беклемитин проспорил её накануне. Спорили они на «пузырь» о картине Веласкеса « Венера перед зеркалом». Точнее, о том, в каком возрасте мастер написал эту «Венеру»: Беклемитин утверждал, что в тридцать лет, Генка – что в пятьдесят, - и не ошибся.
…Сейчас, закусив водку остывшим пельменем, Генка посмотрел на Марину, которая что-то выговаривала Тимофею.
« Она, конечно, не так юна, как Венера Веласкеса, но очень притягательна!» - подумалось  Генке. – « Юлька – корова, по сравнению с ней…»
Тимофей, изрядно опьянев, недовольно бурчал в ответ на упрёки Марины, и, в конце концов, так рявкнул на неё, что все обернулись.
Марина, обижено махнув рукой, отошла в сторону, и села за стол, неподалёку от Лёни.
К ней, тут же, подлетела Галя, и позвала курить.
- Подождите, девушки, пока не уходите, - попросил Влад. – К нам прибыл КОЕ-КТО, и сейчас он войдёт сюда. Эй, КОЕ-КТО, Дед Мороз, входи!
Дверь в комнату отворилась, и на фоне тёмного проёма показался Димон в вывернутом наизнанку, белой шерстью наружу, полушубке и в нахлобученной мохнатой лисьей шапке, с торчащими в разные стороны ушами. На спине он нёс тощий мешок, под тяжестью которого, как старик, якобы, сгибался; в руке держал зажжённую свечу, пламя которой озаряло приклеенную из мочалки бороду.
- А вот и дедушка Мороз! – нараспев проговорил он. – Я подарки вам принёс! Кто прочтёт стишок, для того открою мешок! И кто песенку споёт, тот гостинцы унесёт! Ну, кто первый?..   
- Я! – вышел вперёд Генка. – «Села муха на варенье – вот и всё стихотворенье!..»
- Э, что ты, этого маловато…- пожурил его Дед Мороз. – Давай ещё!
- «Скажи-ка, дядя, ведь, не даром, от нас несёт так перегаром?..» – продолжил Генка.
- Какой испорченный мальчишка! Где ты воспитывался, а? В детском саду ты чего-нибудь учил?.. или в школе?..
Генка встал ногами на стул, заложил руки за спину, и, подняв подбородок, продекламировал:
                « Пучеглазый мухомор боком сел на косогор.
                Нам не нужен мухомор, не пойдём на косогор…»
- Вот, молодец, мальчик, порадовал дедушку!- Димон поставил свечу на стол, и полез в свой мешок. – А это тебе, подарочек!
И он вынул блестящий никелированный портсигар с гравированным видом Московского кремля на крышке.
Все дружно зааплодировали.
- Кто следующий?
Произошла небольшая заминка, все как-то растерялись. И тогда Галя, чтобы заполнить паузу, вышла на середину комнаты, и, сложив руки на груди, прочитала стишок на украинском языке про «Билого  Котика», который «…спав на лавце сэредь нашего двора», а потом «…прилетела чёрна гава, да як крикнет  раптом: Кра!..»
История была душещипательная, и понравилась всем, хотя половину украинских слов народ не понял.
 - Ну, ты даёшь, мать! – восхитился Дима, позабыв, на минуту, о своей роли. Он поцеловал жену, и наградил большой плиткой шоколада «Белочка».
Галя расплылась в улыбке, и сделала книксен.
- А я могу спеть новогоднюю песню!.. – вызвалась Рейчел.
- Мы вместе её споем! – поддержал девушку Влад.
-« Happy New Year, happy New Year! – немного волнуясь,  запели они, - 
May we all have a vision now and than
Of a world where every neighbor is a friend…»
К удивлению многих, у Рэйчел оказался довольно красивый звонкий голос. Пела, в основном, она, так как Влад не знал слов. Он подхватывал только припев.
- Ай, молодцы! Голосисто спели, голосисто, почти как «АВВА»! – похвалил Дед Мороз, когда они закончили. – Держите, это вам, в год «Козы»!
И он вытащил из мешка мягкую игрушку – серенькую козочку – со стеклянными бусинками глаз и пластмассовыми рожками.
Рейчел запрыгала от восторга.
Дальше – больше, народ осмелел: Марина с Юлей попросили Генку включить его «хриплую» музыку, и станцевали какой-то, сумбурный танец, за что получили от Деда Мороза по кульку конфет. А Лёня, поправив очки, с сильно наигранным пафосом прочёл стихотворение Вознесенского про «…оранжевые апельсины», которые «…лежат на снегу…», и, поэтому « …Невыносимо! Невыносимо!..»
Дед  Мороз вручил ему миниатюрную бутылочку коньяка.
Последним «выступал» Тимофей. Он, сильно пьяный, вдруг пошёл плясать вприсядку, и, сделав несколько «вензелей», не вписался в поворот, и рухнул под ноги обступившей его толпе, свалив при этом Генку, и напугав девушек.
Генка с Димоном подняли его и отнесли в соседнюю комнату, на кровать. И, вскоре, оттуда, даже через стенку и закрытую дверь, послышался мощный храп.
А народ продолжал веселиться дальше.
Сначала все сели за стол, выпили за творческие успехи в Новом году, закусили пельменями и салатом. Затем, поскольку электричество ещё не дали, и под Генкину музыку не очень-то танцевалось, расчистили середину комнаты, и принялись играть «в бутылочку». Это предложила Юля, которая нащупала ногой под столом пустую бутылку из-под водки, достала её, и поставила на середину.
- Кто первый крутит? – спросила она, оглядев собравшихся вокруг.
- Инициатива  наказуема! – усмехнулась Галя.
- Ладно! – Юля энергично крутанула флакон. Покрутившись с полминуты, бутылка «указала» горлышком на Марину.
Все засмеялись.
Юля поднялась, и, подойдя к слегка смутившейся девушке, звонко чмокнула её в щёку.
- Теперь твоя очередь. Крути!
Раскрученная  Мариной бутылка «показала» на Генку.
Народ захлопал в ладоши, и особенно от того, что, когда Марина приблизилась к Генке, тот обнял её, и стремительно поцеловал в губы.
«Генкина» бутылка опять показала на Марину, и тут уже пронёсся всеобщий восторженный возглас, от которого  Марина смутилась ещё больше.
- Ничего не поделаешь, судьба! – философски заметил Генка, и снова поцеловал девушку в губы. При этом Юля как-то косо, без улыбки, посмотрела на них.
Потом, бутылка «заставила» целоваться Марину с Галей, Галю с Владом, Влада с Димоном, а того с Рейчел, от чего американка покраснела, как роза.
Один Лёня долго оставался нецелованый, но и его, вскоре, облобызала Юля.
В конце концов, перецеловавшись, все опять выпили, на этот раз - за всеобщую дружбу, и, захмелев ещё больше, потому как пили уже, что оставалось, а именно, пиво, принялись танцевать  и дурачиться, даже под негромкую музыку Генкиного плейера.

…Первое утро года выдалось тяжёлое. Во всяком случае, так показалось всем. Да и утром-то его уже нельзя было назвать, поскольку, когда все проснулись, солнце находилось в зените, и даже собиралось клониться к закату.
Первым очнулся Тимофей. Ему показалось, что кто-то душит его. Открыв глаза, он увидел растрескавшийся потолок, словно старый холст – в крокелюрах. Подняв голову, и пытаясь сообразить, где находится, Тимофей  вдруг ощутил приступ нестерпимой тошноты. Он рванулся из комнаты, и, не помня в каком конце коридора располагается туалет, выбежал на улицу, благо что входная дверь оказалась неподалёку.
Когда, через полчаса, он вернулся, весь бледный, с покрасневшими как у варёного окуня глазами, в комнате уже началось шевеление.
На сдвинутых вместе кроватях лежали вповалку, кто с кем, его друзья. В одежде, поверх одеял, а кое-кто и в обуви, они «упали» сюда ночью, застигнутые Его Величеством Морфием.
Причём, Генка «упал» среди Марины с одной стороны и Юли – с другой. Теперь он лежал, без признаков жизни, обнимая обеих.
С краю, начала подниматься Рейчел, убрав с себя тяжёлую руку Влада. Она встала, и, пригладив волосы,  застегнула кофточку. Потом, порывшись в сумке, достала умывальные принадлежности, и тихо вышла в коридор.
Проснувшаяся Галя пыталась растолкать лежащего рядом Димона, на что тот отвечал нечленораздельным мычанием.
Лёня сидел на стуле, возле окна, и глотал воздух из открытой форточки.
- Ты не знаешь, у нас «бухло» осталось? – спросил его, подойдя, Тимофей. – Надо бы опохмелиться, башка раскалывается…
- Не знаю…- хриплым голосом ответил тот.
- А чё тут было-то вчера?..
- Да ничего особенного, «пережрались» все, да и попадали, в темноте.
- А я когда?..
- Ты раньше всех упокоился.
       Тимофей вздохнул, и пошёл в соседнюю комнату, где они вчера праздновали, и, после долгих поисков, под столом, нашёл не начатый, полнёхонький  бидон с пивом. Налив полный стакан, он тут же выпил его, поморщившись, затем выпил второй, и только тогда, немного придя в себя, понёс бидон ребятам.
         Ребята, когда он вернулся, а именно Влад и Дима, уже сидели на кровати, и напоминали экспонаты из музея восковых фигур: лица их были так же неподвижны и бледны.
         - Налетайте, я принёс вам эликсир жизни! – пропел Тимофей, и поставил пиво на стул, на середину комнаты.
         Димон, обхватив бидон своими широкими ладонями, основательно приложился к нему. Влад  же, сделав несколько глотков, стремительно выбежал из комнаты, едва не опрокинув стул, и не сбив с ног входившую Рейчел. Американка  изумлённо посмотрела ему вслед.
         Позже всех очнулся Генка. Усилиями Юли и Марины он был поднят в вертикальное положение, и прислонён к спинке кровати. И пока Юля массировала ему уши, Марина принесла полстакана крепко заваренного чая, раздобыв кипяток у комендантши.
   
  …На обратном пути в Ленинград, сидя в полупустом вагоне электрички, ребята пребывали в «анабиозе». Разговаривать и смеяться уже никому  не хотелось.
Димон «кимарил» на плече у Гали. То же самое делал и Влад, обняв Рейчел.
Лёня  уставился в окно, как будто там, в кромешной тьме, можно было что-то разглядеть. Тимофей сидел возле Марины, насупясь, и вид у него был такой, как будто он обиделся на всех женщин на свете.
Генка же, «охраняемый» Юлей, вообще, дрыхнул, позади всех, развалившись на свободном сидении, поджав ноги, и издавая гортанные булькающие звуки, не заглушаемые даже стуком вагонных колёс.