Служба, до конца 80-х в Даугавпилском ВВАИУ, мало чем отличалась от службы в других военных учебных заведениях независимо от профиля. Выпуск молодых офицеров, абитуриенты, новый набор курсантов, семестры, отпуска… учеба, служба и…, опять выпуск.
Перестройка и гласность, объявленные первым и последним Президентом Советского Союза, а заодно и Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С.Горбачевым, открыла дорогу для различных общественных формирований и объединений, имевших свои собственные, зачастую отличные от общепризнанных в государстве, цели и задачи. Многие из них вынашивали сепаратистские по отношению к СССР идеи по отделению и самостоятельному существованию в качестве независимых государств.
Этому процессу способствовали и появившиеся в печати публикации, выражающие отличную от официальной точку зрения на различные исторически процессы, выход книг писателей, издававшихся за рубежом и ходивших в СССР только в «самиздатовском» виде.
Эти центробежные процессы наиболее остро ощущались в союзных республиках и более всего страдали от них люди в форме: военнослужащие и сотрудники правоохранительных органов.
Не только в республиках Советского Союза, но даже в Москве, военнослужащие вынуждены были вне службы носить партикулярное платье. Впрочем, это не спасало от нападений и оскорблений со стороны, сперва - членов различных националистических движений, а в последствие и от значительной части населения национальных республик.
Волей – неволей, военнослужащие оказывались втянутыми в происходящие процессы, в большинстве случаев, они оказывались наедине с националистическим окружением, зачастую им приходилось, в том числе и с оружием в руках защищать военные объекты, свои семьи и жилье в которых они проживали. Тем самым, военнослужащие становились заложниками государства в этой стихии, захлестнувшей окраины советской империи.
Анатолий возвращался зимой из города, где выполнял задачу, поставленную ему политотделом. Вечерело. Он шел, погруженные в свои мысли: и о службе, и о семейных делах, и о детях… Да мало ли о чем может думать человек, возвращаясь вечером домой. Из аллеи пересекающей пешеходную дорогу вышел высокий человек, держа в руках длинную сигарету.
«Наверное, сейчас будет просить прикурить?» - мелькнула мысль. И майор уже приготовился ответить привычное: «Не курю», как сзади он получил сильный удар, правда зимняя шапка смягчила его силу и Анатолий не потерял сознание, но поскользнувшись, потерял способность противостоять нападавшим. Они его стали бить ногами приговаривая: «Русская свинья! Оккупант! Собирай свои вещи и уезжай в свою грязную нищую Россию!» Ничего не забрав, нападавшие не спеша, чувствуя свою безнаказанность, пошли в сторону центра города.
Встав и отряхнувшись, Анатолий определил, что существенных повреждений не получил, если не считать разбитой губы, да синяков. Дойдя до КПП училища, позвонил дежурному и сообщил о нападении.
- Сегодня уже третье! - сказал дежурный, - Начальник училища приказал: запретить увольнения для курсантов, усилить патрулирование вокруг училища, и выход в город только группам.
- А как же жены, многие работают в городе? – спросил Анатолий.
- Вот это не знаю, задавай вопрос в политотделе, твоя вотчина. Милицию будешь ждать, я вызову.
- Да что их ждать, кого они найдут, даже если я и опишу одного из нападавших, они отвертятся, скажут, что никогда в этом районе не бывал и меня впервые видят. Пойду-ка я домой.
Дома Анатолий застал плачущую жену.
- Что случилось?
- Сейчас передали по радио, что в Риге на спектакле «Женитьба Фигаро», представляешь, - продолжала всхлипывая жена, - Прямо на сцене умер Андрей Миронов…
- Он же совсем молодой!
- Да! А как играл! Там монолог такой интересный есть… про политиков, вот и всё на этом монологе и умер…
Анатолий потрогал разбитую губу…, глядя в зеркало на стене в прихожей…
«Да, хорошо, что не до смерти и живой…», - подумал он про себя.
- Что с тобой? – тут жена, наконец, посмотрела на мужа, уголком платка вытерла слёзы, - Губа разбита, вон синяк, ты с кем подрался?
- Ни с кем, вернее – не знаю с кем, напали на аллее, сбили с ног. Знаешь, там за поворотом, метров триста до училища. Кто их знает – кричали: «оккупант, убирайся!»
- Ой, что с нами будет, а с детьми, - жена вроде успокоившись, опять заплакала, уткнувшись в мокрую от снега шинель мужа.
Каждый день приносил новые известия, свидетельствующие об изменяющейся, здесь в Латвии жизни. Иногда прямо, иногда косвенно это касалось военнослужащих, проходящих службу в республике.
Начальник политотдела обвел суровым взглядом лица офицеров-политработников училища:
- Серьезно осложнилась обстановка в городе, да и в целом в Латвии, в связи со строительством Даугавпилсской ГЭС, – Немного помолчав, он продолжил, - Конечно, это не имеет прямого отношения к нашему училищу и вообще к Вооруженным силам, но тем не менее… Есть такой журналист Дайнис Иванс, который в своей статье в газете «Literatura un Maksla» в переводе на русский язык это – «Литература и искусство», призвал остановить строительство, чтобы не допустить затопления долины реки, якобы для того, чтобы сохранить присутствовавшие там редкие виды растений и животных. Но это же государственная задача, товарищи! Понимаете – идет речь о срыве планов строительства и ввода в строй государственного объекта регионального значения. Самое страшное, что этот призыв нашел немало сторонников. Подписалось уже несколько десятков тысяч человек! Политуправлением округа поставлена задача: усилить партийно-политическую работу с личным составом и не допустить в воинские коллективы никакой «националистической заразы», расплодившейся в последнее время благодаря…, - Тут, главный политработник замолчал, то ли хотел сказать про вред «перестройки», то ли хотел пройтись по создателям Народного фронта Латвии, непонятно. Махнув рукой, еще раз посмотрел на офицеров, спросил, - Вопросы есть товарищи офицеры?
Вопросов было много, но ни кто не стал их задавать, понимая, что правду не услышат, а рассуждений по поводу событий в Прибалтике и так много…
После совещания, Чистов пошел к себе в батальон, его догнал батальонный комсомольский секретарь.
- Товарищ майор, разрешите вопрос? – «комсомолец» батальона окликнул своего начальника.
- Да, Николай. Давай без этих военных атрибутов, мы же с тобой договорились: без начальства обращайся ко мне по имени-отчеству, любой вопрос задавай – будем решать.
- Даже не знаю, как и начать, - замялся лейтенант, - А может и правы активисты, когда протестуют против строительства ГЭС. Я вот из Ярославской области, моих родителей и дедов выселили при строительстве Рыбинской ГЭС. Точно знаю, что те из стариков, кто не уехал при переселении, так и утонули в своих затопленных домах, не желая переезжать. Представляете?
- Много Коля было и есть перегибов, и будут…, - Чистов, задумавшись, замолчал, а потом продолжил, - Почему-то мне так кажется, что это только начало. Вот, кто про эти трагедии при строительстве Рыбинской ГЭС знал, а? Никто! Единицы. А сейчас много открывается и глаза у людей открываются на различные безобразия. Вот только одного я Коля боюсь, что узнав много, народ подниматься станет, а не имея каких-то ограничителей начнет сносить все и вся. Вот, что страшно. Раньше Бога боялись, сейчас… , сейчас партия и КГБ держат ситуацию под контролем, а если эти органы ослабеют, что будет?
- Анатолий Иванович! Если здесь латыши власть захватят, куда мы денемся?
- Куда денемся, никуда. Мы военнослужащие, выполняем приказ, что прикажут – то и будем делать. Других вариантов нет. Армия – оплот государства, друг мой. Ладно, давай собери после обеда комсомольский актив батальона – будем разговаривать. А я с комбатом буду решать на счет партийного собрания, нужно и с коммунистами обсудить задачу начпо (начальник политотдела) поставленную. Действуй, давай!
Военных и их семьи втягивали в политическую полемику. И вот с трибуны съезда Народного фронта Латвии прозвучали слова о каких-то необыкновенных привилегиях советских военнослужащих. Зная, что военнослужащие не могут участвовать в политических дебатах, ответили их жёны: «Да, у военных много «привилегий» – неделями не видеть свои семьи, выполняя боевые задачи, не иметь выходных и нормированного рабочего дня, постоянно подвергать свою жизнь опасности, да иногда и отдавать её во имя выполнения воинского долга. Да и у нас, жён этих офицеров, «привилегий» не меньше. Жить на частных квартирах, не иметь возможности устроить детей в детский сад, довольствоваться любой работой, нести на своих плечах все трудности неустроенного быта».
И ещё добавляли они, обращаясь к женщинам Латвии: «Латышские женщины! Многие ли из вас способны жить в таких условиях, как мы, всю жизнь? Способна ли на это та учительница из Латгалии, которая с трибуны съезда заявляла, что не нужна стране армия, и все те выступающие, которые призывали к созданию новых латышских формирований, наподобие тех, которые когда-то были?»
Тема происходящих событий затмевали собой повседневные служебные вопросы, поскольку были больной не только у офицеров училища Даугавпилского училища, но и у курсантов. Большинство были уроженцами других республик Союза.
Офицеры, собираясь в кабинетах, канцеляриях обсуждали сложившуюся ситуацию, читали материалы в газетах, обсуждали слухи, которые «витали» среди населения: один страшнее другого. Всех поразила статья эстонского профессора Тийти Маде. В которой сквозила открытая ненависть автора ко всем русским, славянам. Он писал, что «редко можно найти приятного, дружелюбного и добродушного русского. Их почти нет. Татары и монголы вторглись в своё время в русские деревни, истребили и захватили в плен мужское население, насиловали женщин. Поэтому сегодня русский народ смешан с теми людьми, которые когда-то насиловали русских женщин. Отсюда эта агрессивность, необходимость показать свою силу и выдавание чужих успехов за свои…
Русские частично имеют мазохистский склад характера. Они высоко ценят, когда обращаются в решительных выражениях, что является нескромным. Если ты идешь к русскому руководителю с дружелюбием и вежливостью, с просьбой или заручиться поддержкой, тогда ты будешь долго ждать. Если ты придешь и будешь требовать, то результат будет нулевым. Если ты говоришь вежливо или, образно, с шапкой в руке, то ты сразу добьешься результата. Ты должен быть абсолютно уверен, уметь сказать «нет» и делать это громко. Это трудное дело для тихих эстонцев, даже невежливо, но они часто не имеют выбора.
Русским нравится быть лучше других, делать свою «дружбу», диктовать свой стиль жизни. Даже в любви проявляется агрессивность, насилие. После изнасилования женщин приходит любовь и наслаждение.
Русские сами должны почувствовать, что империя распадается. Надо, чтобы они испытали потрясение и поняли, что не являются центром земли. У них появилась плохая привычка жить за счет соседей и поэтому меньше работать и напрягаться».
И не только эта статья. На воинов Советской Армии, ветеранов войны и армии, жителей военных городков, всех русскоязычных жителей Латвии обрушился шквал издевательств со стороны средств массовой информации: телевидения, радио, газет, особенно таких, как «Атмоды» и «СМ-сегодня».
К этому надо добавить расклеенные повсюду плакаты и листовки фашистского содержания.
На заборах, стенах домов, в местах для объявлений размещались оскорбительные листовки и плакаты, различными цветами были нанесены надписи «Оккупант», «Мигрант», «Русские – предатели, захватчики, убирайтесь в свою немытую Россию». Русская речь была непопулярна в транспорте, в общественных местах. Замазывались краской русские названия улиц, площадей.
Недоумение у военных вызывали различные акции, проводимые народными фронтами и другими общественными организациями.
- Анатолий Иванович! – ротный зашел в кабинет, - Слыхали, что творится в городе?
- Да, что-то на счет какой-то демонстрации, разговоры были. А толком ничего такого.
- А я думал в политотделе есть информация и до вас политработников доводят. Я сам-то все от жены узнаю, она в горисполкоме работает. Вроде бы намечается демонстрация «Балтийский путь». Организована она Народным фронтов Латвии и планируется, что живая цепь свяжет все три столицы прибалтийских республик – Ригу, Вильнюс и Таллин. Это сколько же людей нужно, чтобы выстроить?
- Наверное, очень много – сотни тысяч. И что найдется столько участников. Даже не верится.
- Найдется… К сожалению найдется, национализм среди латышей поднимает голову. Как нам теперь здесь жить. Жена уже начинает побаиваться вечером одной домой возвращаться. Так они собираются группой, кто здесь в нашем районе живет и вместе возвращаются, не так страшно. Я когда могу – встречаю. Только когда у нас время – служба.
- Да, вон на КПП дежурные только успевают закрашивать оскорбительные надписи и срывать листовки. Что дальше будет?
- Вот и я не знаю… Думаю, что Россия нас не бросит. Одна у нас надежда.
С 1989 года начались серьезные волнения в Риге и других латвийских городах. Офицеров стали частенько оставлять на «казарменном положении». Для размещения офицеров было оборудовано специальное помещение и название сразу приклеилось – «офицерская казарма».
Так было и на этот раз. Весна как всегда тянула людей на природу, в училище готовились к сессии и государственным экзаменам выпускного курса. И тут, офицеров посадили на «казарму», запретили всякие выходы за пределы училища. Что, да как все пользовались различными слухами. А в чём дело узнали от офицера, прибывшего из командировки. Он прилетел в Ригу и решил заехать в центр города – пройтись по магазинам.
Вечером, в ленкомнате батальона собрались офицеры со всего училища, находящиеся на казарменном положении.
- Я уже хотел в эту демонстрацию самому включиться! - почти задыхаясь, от переполнявших чувств начал капитан, - А потом подумал – арестуют, начнут разбираться, вообще из армии вышвырнут, а куда я без жилья, без угла с двумя детьми?
- А что было, что за демонстрация, кто там выступал?
- Люди! Люди, которые за сохранения Союза и против независимости Латвии и выхода ее из СССР.
- Ну, наконец, хоть нашлись смелые и здравые люди! – офицеры одобрительно загалдели, - И где, что?
- На Домской площади, рядом со зданием Верховного Совета собрался митинг. Все знаете, что 4 мая была принята Декларация о восстановлении государственной независимости Латвии?
- Ну, приняли и приняли, - раздались голоса офицеров.
- Вот и так думал, - продолжил капитан, а оказывается, что следующий шаг – выход из СССР, правильно? Вот давай у политработников спросим – они скажут. – И обращаясь к Чистову, - Правильно, Анатолий Иванович?
- Это точно… Идет целенаправленная работа по выходу Латвии из Советского Союза, а это одно из звеньев это работы: и принятие Декларации независимости и разгон демонстрации ее противников. А созданный Интерфронт этому противостоит, потому, что люди понимают: выход из Союза, а потом латыш – не латыш, язык и так далее.. Страшные вещи начнутся.
- Так почему тогда демонстрацию разогнал Рижский ОМОН, я видел, как людей били дубинками, хватали и сажали в «воронки». Кстати, там и военные были, видел несколько человек из Рижского училища, переодетых в гражданку. Одна часть «омоновцев» стала со щитами возле входа в Верховный Совет, другая с дубинками вытесняла протестующих за угол здания на улицу Экаба.
- Гады, эти «омоновцы»! Своих же бьют! – послышались реплики.
- Ага! Им приказали – они и выполняли приказ. Как в Афгане… Сейчас говорят – война была неправильной, мы вас туда не посылали… А наши военные там жизнь и здоровье теряли, - парировал один из офицеров.
- Ну и чем там кончилось – то?
- Чем? Разогнали всех: кого арестовали, кто убежал. Против ОМОНА со щитами да дубинками не попрешь. Я ж говорю – чуть сам ноги унес, а то бы сидел сейчас в кутузке.
Как потом объяснили Анатолию в политотделе: на тот момент Рижский ОМОН еще входил в состав МВД Латвии и подчинялся республиканским властям, поэтому руководство МВД Латвии приказало ему разогнать митинг сторонников СССР. Он этот приказ выполнил, достаточно быстро разогнал протестующих, применив дубинки и слезоточивый газ. Но именно после этого, буквально на следующий день, ОМОН заявил, что в дальнейшем не будет выполнять преступных приказов республиканских властей и станет подчиняться только МВД СССР.
Рижский ОМОН того времени стал разменной картой политиков, втайне от народа деливших великую страну.
- Товарищ полковник! – в кабинет командира батальона вбежал дневальный, - Там по телевизору такое показывают! В Риге война началась!
- Ты, чего? Какая война? – комбат вскочил из-за стола и посмотрел на Анатолия, - Что там случилось, комиссар? Пошли смотреть…
В ленкомнате уже находились все, кто был в казарме, подскочив со своих мест, курсанты, расступившись, дали пройти поближе к телевизору комбату и замполиту батальона.
На экране будто шел боевик: дикторы возбужденно читают текст, идут боевые действия на улицах Риги.
В ленинской комнате установилась тишина, все молча смотрели в телевизор, только иногда переглядывались друг с другом.
Летящие трассера, звуки выстрелов. Боевые машины рижского ОМОНА по которым ведется прицельный огонь со стороны Бастионной горки. Казалось, что «омоновцев» сейчас окружат и схватят.
Кто стреляет непонятно, понятно одно – бьют по ОМОНу. Бой не стихает, хотя латвийские дикторы уже давно заявили, что с мятежным ОМОНОМ покончено. Наконец, стихает, – но тут выясняется, что пятеро бойцов рижского ОМОНа, видя безвыходность своего положения, делают то, чего никто не ожидал: штурмом берут здание МВД республики. При этом обезоруживают и захватывают в плен несколько десятков его охранников, – тех, кто открыл огонь по их машинам. А вместе с ними – и заместителя министра внутренних дел, генерала, который руководил этим нападением.
Тут и началось. Появляются баррикады, надолбы, колючая проволока, брёвна в центре Риги.
Машины, ополченцы, костры у мостов и перекрёстков, пьяные защитники новой Латвии и всеобщий психоз. Накал противостояния нарастает!
Наблюдая за всем этим, курсанты и офицеры батальона смотрели на командование батальона с немым вопросом: «Что делать?» А командование и само не знало, что делать!
Все были готовы становиться на защиту своей большой Родины – Советского Союза, но командование и политорганы как могла сдерживали военнослужащих, не позволяя им втягиваться в политическую борьбу, понимая, что это навлечет нападки националистических элементов на училище и его военнослужащих.
А ветераны и другие люди, которым была небезразлична судьба страны, понимая, что время работает против них, что стремительно набирают мощь центробежные силы, протестовали. Протестовали как могли. А ведь было против чего протестовать. На смену лозунгу «Латвия – наш общий дом», появляется другой: «Латвия – для латышей».
23 февраля 1991 года в Риге прошла мощнейшая демонстрация. Это было шествие всех тех, кто воевал, кто освобождал город от фашистов, кто служил в армии, кто приехал сюда отстраивать столицу и работать на ее предприятиях. Отдельные офицеры училища, переодевшись в гражданскую одежду поехали в Ригу, чтобы принять участие в демонстрации, таким образом выразить свое отношение к происходящему.
Многотысячное людское море «потекло» от парка Коммунаров, прошла по улице Меркеля до вокзала, затем к памятнику Красных латышских стрелков, а потом мост через Даугаву и далее к памятнику освободителям Риги. «Мы ещё живы, не быть геноциду, мы ещё все равны!» - такие звучали лозунги.
А потом, 9 мая 1991 года, здесь же в Риге, и во всей Латвии, народ отпразднует последний разрешенный День Победы.
В Даугавпилсе также проходили праздничные мероприятия с участие офицеров и курсантов училища. Весь город был в красных знамёнах и в цветах. Чествовали ветеранов, тех, кто боролся с фашизмом. а в это время пока исподтишка, но уже смотрели будущие «герои» новой Латвии – бойцы батальонов «Ваффен СС».
И вот уже заканчиваются летние каникулы курсантов, многие офицеры также убыли в отпуска. И как гром с ясного неба – август 1991! Москва!
Как всегда собравшись на Белорусском вокзале столицы, курсанты не задавали привычных вопросов «как провел отпуск», у всех на устах был вопрос: «Что теперь с нами будет?».
У Чистова тоже закончился отпуск. Анатолий с утра он пришел на службу и как всегда зашел поздороваться к командиру батальона и как положено по уставу представиться в связи с выходом из отпуска.
- Ну, что Анатолий Иванович! Власть сменилась…
- Ну да я знаю - уже слыхал...
- Это да! А то, что деятельность КПСС запрещена, слыхал?
- Да нет еще…
- Вот! Сходи в политотдел – они тебе все там объяснят.
Начальник политотдела училища ходил по кабинету и подходя к столу, брал одну за другой бумаги, перекладывал с места на место и опять ходил…
- Разрешите товарищ полковник! Майор Чистов…
- Заходи Анатолий Иванович, заходи, здравствуй!
- Здравия желаю! – поздоровавшись за руку с «начпо», Анатолий выжидающе посмотрел на начальника.
- Что? А я сам не знаю, что… Звонил в Политуправление Главкомата, там тоже все в растерянности, никто не знает что делать… Единственное сказали, что парткомы, парткомиссии в армии запрещены, а политорганы подлежат реформированию… Кстати, если нужно – зайди в парткомиссию возьми карточку партучета на память…
Выйдя из кабинета начпо, Анатолий пошел по коридору и заглянул в сектор партучета. За столом сидела одиноко девушка с испуганными глазами, а на столе стояли коробки с учетными карточками…
- Здравствуйте! – девушка поднялась навстречу, - Будете свою карточку забирать?
- Ну, давайте заберу, чего она будет где-то валяться, лучше пусть у меня полежит….
Анатолий шел по территории училища и думал о дальнейшей службе и жизни. По привычке отвечал на приветствие курсантов, автоматически прикладывал руку к головному убору, а сам метался мыслями: «Столько лет меня воспитывали в коммунистической идеологии, да я и сам проникся этими вопросами, сам воспитывал курсантов… Столько лет мне казалось, что это незыблемо и вдруг все рухнуло – рухнуло в одночасье… Теперь моя работа не нужна, а может и я не нужен армии… Кто я теперь? Раньше я был партийным руководителем, у меня было две руки – партия и комсомол, которыми управлял всеми воспитательными процесса на курсе… А теперь я кто – безрукий инвалид?»
Дальше он вспоминал как вступал в партию, как учил устав, вспомнил своих командиров которые давали ему рекомендации в кандидаты члены партии, а потом и – в члены партии… Да и сам он давал рекомендации курсантам, за которых ему не было бы стыдно ни в училище, ни потом - за их службу в войсках.
В училище, как и других воинских частях на территории Прибалтийских республик, которые были признаны руководством СССР независимыми государствами, наступил период тревожных ожиданий, который закончился лишь в ноябре 1991 года. 15 ноября 1991 года Краснознамённый Прибалтийский военный округ был преобразован в Краснознамённую Северо-Западную группу войск. А 28 января 1992 года Вооруженные Силы СССР, расположенные в Латвии, перешли под юрисдикцию Российской Федерации.
Чистов дежурил по училищу. В последнее время это дежурство превратилось в подобие боевых действий. Кроме караула, который охранял склады, выделялись еще и патрули, вооруженные штык-ножами с офицером, вооруженным пистолетом «Макарова», по охране периметра училища, а также назначалась оперативная группа во главе с офицером для решения внезапно возникающих задач.
Зуммер телефона прямой связи заставит вздрогнуть.
«Товарищ майор! Часовой у складов с оружием докладывает, что у ограждения скапливается группа человек двадцать, что делать?» - взволнованным голосом спросил лейтенант – начальник караула.
- Высылай резервную группу и выдвигайся сам, через помощника начальника караула докладывай мне обстановку.
«Началось, - про себя подумал Анатолий, - нужно доложить начальнику училища. Полицию вызывать бесполезно – будут в сторонке стоять и наблюдать, а то и вовсе приедут, отметятся и уедут, а тут самое интересное и начнется».
Доложив начальнику училища, поднял оперативную группу и отправил ее в район складов.
«Товарищ майор! – звонил помощник начальника караула, - Бросают бутылки с зажигательной смесью в стену склада, что делать? Огонь открывать?»
- Скажи начкару, сейчас прибуду сам, на месте разберемся. Огонь пока не открывать.
Подняв пожарную команду и направив пожарный автомобиль в район складов, а также позвонив в полицию, Анатолий бегом побежал на склады.
Обстановка на складах была напряженной. Резервная группа караула укрывшись за штабелями пустых ящиков, была готова к открытию огня. Оперативная группа, вооруженная черенками от лопат стояла здесь же, также в готовности к действию.
К Анатолию подбежал лейтенант – начальник караула:
- Товарищ майор! Может дать очередь над головами, а?
- Подожди стрелять, сейчас я с ними поговорю сперва, а потом будем решать. Там же люди, заблуждающиеся, с затуманенным сознанием... Погоди...
Чистов выше из-за угла здания склада и приблизился к ограждению.
- Здесь военный объект, объект Вооруженных Сил Российской Федерации, он находится под вооруженной охраной, если вы не прекратите свои противоправные действия, я вынужден буду дать команду на применение оружия.
Из толпы раздавались крики: «Уходите отсюда оккупанты!», «Чемодан, вокзал, Москва!», «Русские свиньи!». Несколько камней пролетело возле головы, едва не сбив фуражку. В стену склада врезался очередной «коктейль Молотова» разлетаясь на десятки огненных струй.
Анатолий развернулся и медленно пошел к резервной группе караула: «Не стрелять! Сейчас попробуем другой метод».
Подозвав к себе начальника пожарного караула, Чистов приказал приступить к тушению стены склада, а потом водой из лафета переключиться на толпу.
- Есть! – солдат-пожарный улыбнулся, - Сейчас сделаем, в лучшем виде, товарищ майор!
Пожарная автоцистерна медленно выехала из-за угла здания, остановившись, водой из лафета, пожарные стали поливать горящую стену. В машину полетели камни. Когда огонь был сбит и вместо него над стеной поднялось облако пара, ствол лафета, резко развернувшись, стал поливать толпу. Послышались крики, угрожающие возгласы, толпа постепенно рассеялась, угрожая еще вернуться.
- Ну, они сегодня уже не вернутся, - сказал Анатолий, собрав старших команд, - будут сохнуть, поэтому отбой тревоги, все по местам. А караулу – выставить на складе парный ночной пост. Ну и конечно бдительность и еще раз бдительность.
Такие нападения становились регулярными. Только в Латвии с января по сентябрь 1992 года официально было зафиксировано более 30 противоправных действий в отношении находившихся там войск. В дальнейшем до окончания вывода количество провокаций только увеличивалось. Российских военнослужащих объявили «оккупантами». Постоянно велась подрывная деятельность, устраивались пикетирования, нападения на военные городки, караульные машины, командирские уазики, офицеров и служащих. Военнослужащих, убывших в командировки на территорию России, на границе не пропускали обратно к месту службы.
-Товарищ майор! Анатолий Иванович! - офицеры батальона обступили Чистова, - Почему от нас все скрывают, ничего не говорят!
- Что скрывают, о чем не говорят, - недоуменно спросил Анатолий.
- А то, что училище еще в прошлом году было расформировано, кто мы теперь? Почему до нас не довели Директиву Генштаба. Мы узнали через знакомых о том, что еще 25 июля 1992 года училище расформировали…
- Сам впервые слышу и ничего сказать не могу. Если это так, то такие действия ненормальны, это не по-человечески, мы все должны знать, как решается судьба училища, а соответственно и наша судьба. Буду разговаривать с начальником воспитательного отдела.
В воспитательном отделе развели руками, знали о расформировании единицы, был строгий приказ никому об этом не говорить. Что тут поделать. Осталось только сокрушаться.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/05/13/949