Острый запах спирта, хлорки для полов и разлитых антибиотиков смешался с ворвавшимся свежим утром через старую форточку.
От нее пахло чем-то непонятным, немного сладковатой кровью и потом от кислых простыней. Нащупать вены было просто невозможно. Кожа обтягивала ее руки, как платье маленького размера и казалось вот-вот порвется как бумага, если продолжать также ее щупать.
Она все время дергала руками в разные стороны, в полузабытье металась в своей кровати, сделанной ровно по госту в длину и ширину и казалось что вот-вот просто слетит вслед за скинутым подносом с лекарствами.
-Людочка, ну сколько можно, - с издевкой и покровительством в голосе, сказал медбрат мне, проходя как раз мимо и остановившись в двери. Специально , наверно пошел посмотреть на мои мучения, когда я уже второй день как не могу найти у нее вены.
Такой важный со своим жирным животом он был мне где-то внутри неприятен очень и очень.
«Ладно антибиотик-то найду как поставить в какую мышцу, но что делать с внутривенным,» - думала я. И решила открыть немного форточку - отдышаться самой для начала.
Я чувствовала, теперь за моими действиями наблюдает не только этот толстопузый медбрат, любитель поесть ночью, но и вся палата. Вот, спасибо. Теперь-то уж точно не избежать обсуждений и шушуканий за спиной.
Еще раз удивившись, зачем в наше челюстно-лицевое положили бабульку, у которой душа уже вот-вот на вылете, я порылась в ее тумбочке возле кровати, четко и громко проговаривая : «Где тут у вас лекарства».
Вскрыла ампулу, пытаясь одновременно ловить воздух и песнь птиц из окна, а не глаза бабульки.
-Приходил кто-нибудь к Аксинье нашей? – спросила я, зная, что нет, так как пакет с лекарствами лежал там же и точно в том же виде как я его свернула еще вчера, да и другие вещи были не тронуты.
Бабуля продолжала с бессилием махать руками, ногами беспорядочно, пытаясь скинуть простыни, которые были приткнуты под матрац.
Я понимала где-то внутри, что она уже на пути, что уколы ей все бесполезны и не несут никакого облегчения для нее, впрочем только для совести кого-то другого. Того самого, кто приткнул бабульку в челюстно-лицевое умирать.
А как должно умирать? Мы же вот бежим рядом, злимся на то, что должно произойти, боремся , чего-то там колем, вливаем, натираем, а почему бы просто не отпустить процесс?
И в этот самый момент размышлений старушка махнула так рукой, что подносик слетел и шприцы повалились на пол с ампулами.
Я внутренне вздохнула облегченно, а вслух сказала со строгостью, а-то вдруг кто решит, что мы его тоже не будем сегодня колоть, натирать и бежать рядом:
-Ну что же вы наделали? Как теперь вас лечить прикажете, барыня?
Хотя наверно кто-то и заметил мою проскользнувшую легкую улыбку. Впрочем, мне не было дела. Я быстро собрала разбитые ампулы и раскинутые шприцы и ушла быстро-пребыстро.
Медбрат, наблюдавший процесс , догнал меня уже в процедурном и чуть ли не прижав к стене своим толстым животом, начал чего-то говорить. Но я, смотря на него сверху вниз(он был на две головы ниже меня) твердо сказала – у меня нет лишних ампул, нет антибиотиков и шприцов лишних.
…сон ночью не шел. Я металась в кровати. Было то жарко, то морозно.
А потом провалилась в какое-то забытье. И тут пришел туман сна. Я бродила во туману. Мне было холодно, морозно, не было видно очертания ничего и лишь где-то заунывно, затяжно и глубоко раздавался голос. Голос звал, умолял, но не было слышно, не было ничего видно.
Тут туман резко расстаял и передо мной как Чеширский кот из Алисиной страны чудес возникло лицо старухи с руками. Косматое от седых волос и морщинное, оно вместе со своими руками унывно смотрела ясными глазами и пело: «Помоги мне, помоги…». А потом оно провалилось куда-то еще глубже этого тумана.
Днем было как-то неприятно, как-то не хорошо, но весна снова ворвалась в мысли и развеяло быстро все туманы ночи.
Через два дня было снова мое дежурство и я пошла на работу. Толстопузый медбрат собирался домой. И все мелькал передо мной. И когда надо было отмечать температуры в историях болезни, передо мной лежал журнал – прибывших и выписанных пациентов.
Я посмотрела , кто у нас новенький и увидела графу с данными Аксиньи Б. по дате она умерла в ту ночь, что и снился мне тот туман.