Он ушёл

Алексей Веприцкий
  Василий никак не мог отделаться от мысли, что за ним следят. Он уже не раз замечал на себе пристальный взгляд лысого человека с букетом цветов на коленях. Василий не принадлежал к миру криминала или бизнеса. Он обыкновенный работяга и едет сейчас в электричке к тёще в Керск.Тёщя живёт                на окраине города в доме который построил ещё её дед,когда вернулся с фронтов гражданской революционной бойни злым, но целым и невредимым. Дом он строил  неспешно,выводя  стены из красного кирпича, который привозил на лошади,доставшейся ему при дележе пролетариями всего достояния барской усадьбы в семнадцатом, от разбитого монастыря.В том монастыре в девятнадцатом засела "контра" и красные "выкуривали" её оттуда артиллерией.                Много в те годы строилось людьми утлых домишек кое- как и кое из чего, лишь бы скорее выбраться из землянок,но дед приложил всё своё умение, всяческое старание и возвел жилище на редкость просторным и прочным. Первая крыша дома была тесовая. После войны,в середине пятидесятых,отец тёщи, Варвары Николаевны, как инвалид, защитник Отечества, сумел раздобыть шифер и истлевшие доски кровли заменились тем прочным материалом, на зависть всем соседям. С годами отличного качества советский  шифер каменел и становился всё прочнее. Но недавно тёща стала жаловаться, что крыша её дома стала протекать после недавнего урагана и просила  зятя приехать и крышу починить. Вот и катил сейчас к  одинокой старушке на электричке Василий Носов.
Лысый гражданин с цветами поднялся с своего сидения и двинулся по проходу вагона всё так же пристально рассматривая Василия . Подошёл, сел напротив.
- Здорово, Васька!
- Я вас не знаю,- сухо ответил Носов на фамильярность незнакомца,- и демонстративно отвернулся к окну.
- Ты меня не знаешь? Сейчас узнаешь! Я Герасим,Герка Клёпин.
Василий обернулся от окна и пристально взглянул на человека назвавшимся Герасимом Клёпиным.  Давно знакомое показалось в облике лысого. И вспомнил. Точно! Кажется в шестом классе учился Герасим Клёпов, которого одноклассники звали просто – Клёп. Клёп учился в шестом классе средней школы районного посёлка Киреево только один год. Как вспомнил сейчас Василий, отец у Герасима служил в Советской Армии, а тогда военные и их семьи всегда «сидели на чемоданах» и житие их в одном месте, не случалось долгим. И потому в седьмом классе Герасим в списках учеников уже не числился. Василию Клёпин запомнился тем, что он мог мастерски подражать пению петуха и кваканью лягушек. На переменках кудрявый и прыщеватый малец с весёлыми глазами развлекал одноклассников не только петушиным и лягушачьим пением, но мог ещё болтать разные хулиганские слова голосом артиста Краморова, чем приводил в телячий восторг пацанов и в притворное негодование девочек.
- Ну, что, Василий, вспомнил меня.
- Разве забудешь, как мастерски подражал ты кваканью лягух и Краморову.
- А я тебя сразу узнал. Ты мало изменился.
- Я бы тебя тоже в раз узнал если бы  ты красовался с прежней кудреватой шевелюрой.
- Увы. Лысеть я начал быстро и неожиданно после тридцати. Это наследственное наверно. У меня отец и дед тоже лысыми были.Ты из Москвы едешь?
- Из неё,матушки.
- Чем ты там занимаешься?
- Вот этими руками,-Василий показал собеседнику свои мозолистые руки,- возвожу боссам нынешней жизни замки-дворцы и дома-крепости.
- Я помню ты хорошо учился,а наверное, высшего образования не приобрёл.
- Я с медалькой школу кончил, но тут, в начале девяностых,знаешь, возможность учиться в институтах и университетах обрели не те у кого в голове ум был, а те у кого в карманах их родителей дензнаки обильно шелестели. У моей мамани ещё две моих сестрёнки на иждивении находились, пришлось мне идти работать. Сначала на рынке грузчиком вкалывал,а потом дядя Семён, брат мамин, взял меня в свою бригаду строителей. Стал я неплохим каменщиком. Сначала мы в своём городе шабашили, а потом и в Москве объекты появились…
- Хорошо платят?
- На жизнь хватает. Ты теперь о себе расскажи, Гера.
- Жизнь моя скучна и однообразна. Окончил биофак. Работал в НИИ,пока его не оптимизировали.Защитился. Кандидат.Нынче преподаю в институте.Тема моих лекций-генетика.
- Генетика? Страшный предмет.Его непредсказуемая биоэнергетика может перевернуть мир людей,превратив их в животных. Я много читал об этой науке и сделал вывод, что наше дикое человечество ещё не готово использовать генетику только себе во благо. Что смотришь на меня так удивлённо? Ах,да! В твоём представлении,как и у многих в прослойке интеллектуалов, каждый рабочий обязательно дурак. А знаешь, сколько идиотов я встречал среди индивидуумов с дипломами? Полно.
         - Во первых, я прекрасно помню, как ты ещё в школе блистал эрудицией, потому дураком я тебя отнюдь не считаю. Во вторых ты верно говоришь о том, что среди выпускников  вузов немало людей не способных глубоко мыслить.
Ты, Василий о превратностях капризной науки генетики не печалься. Ну её в болото!Расскажи лучше о своей личной жизни.
               -Что тут рассказывать? Женат. Растут двое пацанов, погодки. Один в третьем учится, а другой в четвёртом. Родителей, слава богу, бестолковостью и леностью не огорчают. Жена моя не красавица, но очень хорошая жена и мать.
Вот, пожалуй, всё о моей личной жизни. Теперь ты, Герасим рассказывай подробнее о себе.
Василию и в самом деле интересно было слушать так неожиданно образовавшегося в этом осеннем дне его нынешней  жизни мимолётного одноклассника. С другими своим соучениками, с которыми он бок о бок просидел в классах целых десять лет, он виделся обязательно раз в году, когда они почти все виделись в августе. Правда в последние годы встречи эти становились всё короче, как-то печальнее и наверно скоро они прекратятся совсем. На тех свиданиях одноклассников никто, ни разу, не вспомнил Герасима Клёпова, потому что был он в их школьных буднях случайным, проучился с ними один год, исчез и его быстро забыли…
  - О себе мне, Вася,рассказывать почти и нечего. Не женат и никогда им не был. Так, приключения случались всякие и романтические и блудливые до похабства и нужные.
    -Как это «нужные»,- удивился Василий.
    -Объясняю доходчиво. Вот остался я без работы. Институт наш оптимизировали давненько, ещё до нынешней широкой чёртовой оптимизации.
И так я без работы, а кушать хочется всегда. Можно уехать за рубежи нашей могучей и прекрасной… там русские генетики ценятся так же, как программисты и сварщики, да вот дурное воспитание; люблю я её неласковую нашу Родину и знаю, что я, как писатель Виктор Астафьев,без неё больше десяти дней не проживу, метаться стану тосковать…
              Отчего - то Герасим смутился, замолчал, но через минуту заговорил снова:   

         - Продолжаю, я Василий,невесёлую свою повесть…
        Голодный и неприкаянный интеллигент, я знакомлюсь с одной смазливой и в меру глупой дамочкой. Чувств у меня к ней- никаких, но роман развивается бурно и, немного времени спустя я уже читаю лекции в институте, потому что пассия моя секретарь-референт проректора того ВУЗа.Вот что такое «нужные» приключения.
Электричка,захлёбываясь пассажирами, торопится к конечной остановке.Василий и Герасим тихо беседуют «за жизнь».
…- Жаль мне тебя, Герасим. Родину ты любишь, молодец, уважаю; так полюби ты Женщину, женись на ней. Ты знаешь, семейная жизнь, это вечное волшебство.Вот несёшь ты из роддома завёрнутый в одеяльце живой комочек и сердце твоё замирает от мысли, что у тебя на руках живёт, дышит, ворочается самое родное на свете существо, а ты теперь не просто мужик, ты-отец. А рядом вышагивает твоя жена; это она сотворила  чудо – появление на свет Человека. Сейчас она забыла муки родов,  горда, счастлива и бесконечно благодарна тебе, мужу за то, что ты стал причиной этого совершенного произведения человеческой природы и теперь она-мать.
  - Ну тебя к лешему, Васька, я сейчас расплачусь. Ты прав, конечно, но где взять такую женщину – бесхитростную,заботливую и преданную. Не встречал я таковых.
  - Герасим, логику человеческого бытия знаешь? Она заключается в том, что подобное тянется к подобному. Ты сам изменись, измени свои взгляды, убеждения, мыслительные пространства, тогда  тебе улыбнётся счастье в виде женщины о которой ты мечтал.
  ...Пассажиры дружно двинулись к выходу. Конечная остановка.
  Василий с Герасимом на перроне. Цветы Герасим оставил в вагоне, они ему не нужны.Василий Протягивает руку однокласснику руку. Тот его ладонь жмёт вяло;  прощаться не хочет:
  - Василий, посидим где ни будь, в кафешке.
  Василию тоже не очень хотелось расставаться с интересным одноклассником.И пошлёпали они по лужам осенней мокряди в поисках заведения, где они могли бы немного выпить, закусить и продолжать говорить по душам. А где ещё во всём мире могут мужики так задушевно общаться друг с другом, когда на столе есть водка и закуска. Подсчитано дотошными статистиками, что скупердяи европейцы пьют в пять раз больше русских, а вот не могут, не умеют они раскрепощаться за такими столами так, как это дано русским людям.Не умеют  дружить по русски с слезой,целованиями и восклицаниями:«Ты меня уважаешь!?»
Нашли ресторацию «Плакучая ива».Не успели расположиться за столиком, как к ним,будто на крыльях, мгновенно образовался гладко причёсанный молодой человек в форменной тужурке галстуком-бабочкой на белой манишке и застыл перед Василием с Герасимом в позе внимательного слушателя с блокнотом в руках. К нему обратил свой рассеянный взор Герасим и заговорил тоном завсегдатая злачных мест:
   - Ты, человек, подай нам, что есть тут у вас сытного  вкусного  и простого. Не вздумай нам втюхивать  какой ни  будь антрек по дамасски. И ещё нам подай водки «Кристалл». Подашь другую,подлую, сам тогда станешь её непотребно своим организмом усваивать.
     Официант понятливо покивал головой и скоро удалился.
  - Ты говоришь  так, будто только что выбрался из застенков, где долго томясь в ожидании оправдательного приговора, нахватался у паханов и сявок этаким своеобразным речевым оборотам,- заметил Василий.
        - Давай выпьем, закусим, а потом говорить станем. Я тебе много чего интересного порасскажу,-не отвечая никак на слова Василия,сказал Герасим.
  Сосредоточенно, молча, забыв даже чокнуться выпили, заели горькую общепитовской продукцией полной кулинарного несовершенства.
- Ты как догадался, что я в узилище томился  и меня оправдали?
- Что ты там побывал и не один день, общался с преступниками, видно по твоему наглому базару с официантом,а что ты отделался только предварительным заключением, видно по твоей справной  физиономии. Те, кто выходят оттуда годы, спустя, после приговора – худые и злые, а в тебе такая тупая злоба не проявляется.
- Ты,Василий,прямо как Шерлок Холмс, всё по полочкам разложил.Ага,чуть не год меня мурыжили в КПЗ,но то дела минувших дней, а в днях сегодняшних мне надо затаиться, спрятаться. Ищут меня, Вася и если найдут, мне- каюк.
- Убьют что ли.
- Мои преследователи с понятиями о милосердии не знакомы. Подумай, Вася, где бы я мог спрятаться надёжно и надолго. У тебя тут родственники, знакомые, друзья… И знай, я в догу не останусь. Денег у меня, как у дурака махорки.
«Что за странный тип этот Герасим,- размышлял Василий. -Вышел на волю, в каких-то непонятных бегах и денег у него полно. Непонятно. Сидя в предварилке он, конечно, ничего заработать не мог, а то что было, верней всего, конфисковали. Может умыкнул у  кого-то денежки и теперь за ним ограбленные гоняются. И что он сюда, в периферию припёрся. Ведь в московском муравейнике найти хорошую норушку легче».
Тем временем Герасим делал сверхвнимательному официанту новый заказ:
  - Принеси нам ещё сыру пармезану, пощедрее,грамм  по двести, икры лососевой, коньяку – четыреста. И старайся, старайся,пацан, не обижу.
  «Закалённый, натренированный видать в питии,- опять думал Василий,чувствуя что хмель одолевает его,- водки выпил, теперь ещё коньяк требует»
- Я больше пить не стану, не хочу. У меня ещё дела, произносит Василий неуверенно.
- Пообщаемся ещё немного и разбежимся, если ты,Василий, не предложишь мне убежище, говорит Герасим просительно, почти умоляюще.
- Ладно, посидим,- соглашается Василий, но думка о странном однокласснике докучает ему:
«Ну да, вот я спрячу его у какого знакомого человечка за хорошую денежку,а его рано или поздно отыщут и хана ему и тому у кого хоронился. Пусть в таёжную глушь подаётся, там его не найдут…»
  Выпили ещё коньяку. Герасим закусывал вяло, а Василий ел хорошо и, после каждой выпитой рюмки,на удивление, чувствовал, что в голове его проясняется и мысли его склоняются в сторону позитивную и пока Герасим безмолвно и сосредоточенно ковырялся вилкой  в икре, Василий с аппетитом подгребал деликатес ложечкой и жалел Герасима: «Попал Герка в беду и сразу, как обычно у образованных бывает, все дружки от него отвернулись и остался он один и помочь ему некому»
  - Герасим, не таись, расскажи всё по порядку. Что ты натворил и за что тебя порешить хотят?
К вечеру посетителей прибавилось, но не густо. Сказывался кризис и людям в провинции суровые будни заслоняли праздники.  У наёмных работников заработки падали, мелкий бизнес терпел убытки,а крупный самый жадный и беспощадный кинулся прятать всю прибыль за кордоном,туда где давно обитают их жёны и дети, оставляя предприятия без оборотных средств, а трудящихся без зарплаты. Потому и все увеселительные заведения,как и мелкие лавочки промтоварные, хозяйственные, продуктовые, существовали на грани разорения. И даже здесь, где люди обычно расслабляются, отодвигая на время груз каждодневных забот, жила атмосфера тихой подавленности.               
              Нашим героям сейчас ни что не мешало вести негромкий, доверительный разговор:
- Я тебе,Василий, не всё рассказал. Да, я имел вполне легальную работу институтского преподавателя при нищенской зарплате.Пополнять свой личный бюджет за счёт вымораживания взяток со студентов мне противно.Что делать? С моих доходов приличного костюма не купишь. И тут я на моё счастье, или наоборот несчастье,случайно или совсем не случайно, встретил у своего института Полину Эдуардовну, женщину молодую и,как оказалось весьма предприимчивую.Она подкатила к парковке подле  в роскошном « Ландо» и покинув синий салон автомобиля, пошла мне навстречу. «Здравствуйте, дорогой Герасим Святославович,- обратилась она ко мне с самым сердечным тоном, почти как к любимому родственнику,- рада вас видеть.Она приблизила к моей физиономии свою симпатичную синеглазую мордашку и,привстав на цыпочки чмокнула меня в небритую щёку потом, отстранившись  длинно и изучающее всматривалась в меня, будто хотела увидеть во мне что ни будь другое, а не то, что видела всегда, когда мы работали  вместе.
                То легендарное, закрытое НИИ, с  минимальным штатом сотрудников, вплотную приблизилось к необыкновенным открытиям в области генома человека, настолько значительным, что при успешном его  завершении   стало бы возможным не просто сделать всех людей долгожителями, но и избавить человечество от всех существующих на земле болезней.Всеми генетиками мира считалось и считается сегодня,что гены человека- своеобразный штрих-код который нельзя никак изменить. Мы же вплотную приблизились к возможности не менять, а нежно воздействовать на хромосомы условно ремонтируя их. Мы заражали животных самыми беспощадными болезнями, а потом быстро исцеляли их. Оставалось совсем немного до испытания нашего открытия на человеке, и тут… нас «оптимизировали». И разбрелись головастые парни и девицы кто – куда, и заграницу то же.
  Я долго думал о том, почему нас разогнали и пришёл к выводу,что если бы мы довели свою работу до конца,то наш исследовательский институт стал тем сосудом, из которого мог выскочить  непредсказуемый джин, из-за которого воротилы фармацевтического бизнеса понесли б триллионные убытки и разорились, а власть имущим нужны ли долгожители? Уже сегодня все правительства развитых и недоразвитых стран жалуются на то,наши громче всех,что становится слишком много пенсионеров и остаётся очень мало работников.
- Это точно,- перебил рассказчика Василий,- уже  собираются сделать мужикам и бабам пенсию в шестьдесят пять лет. Согласен, пусть будет в шестьдесят пять у них в офисах, а в цехах, а на полях…
- Так вот,- продолжал свою повесть Герасим,- поразмыслил я так и пришёл к выводу, что разработки наши никому не нужны и даже опасны.
- Мне непонятно, а как же крутые индивидуумы от которых зависит многое,вплоть до жизни государства, разве им не хочется жить долго и счастливо?  Ведь хочется! Тогда почему они разогнали вашу шарашку?
- Я,Василий, размышлял долго, над тем, о чём ты сейчас спрашиваешь и пришёл к выводу, что кто-то на земле, ещё до нас придумал элексир долголетия и он доступен строго определённому кругу некоторых людей. Если взять и проанализировать биографии всех членов клуба миллиардеров, то почти все они долгожители… И наши научные открытия на этом пиру секретов долголетия – лишние, ибо то чем обладают патриции никогда не должен владеть демос ибо ему,демосу, не известен станет страх, и тогда нарушится порядок вещей в государствах и грянут разброд, анархия, исчезновение государств. 
- Ты не прав, Герасим. Всегда, покуда будет человек на земле, он будет вынужден добывать хлеб в поте лица своего. Пища только одно из благ необходимых человеку, а ещё ему надобно жильё,коммуникации, дороги, просвещение и пока он живой и ему это необходимо, до тех пор будут труд, и законы а значит будут государства производными которых всегда являются насилие и неравенство.
- Вась, не усложняй. Понятно же, что когда человек почувствует себя почти бессмертным, то у него появится пренебрежение как, ко всем авторитетам, так и к всяким властным структурам. Уж ты мне поверь; такова психосоматика человека. Ты друг мой не умничай, а слушай что я тебе дальше расскажу.
Василий, соглашаясь кивнул головой. Слушать учёного одноклассника ему интересно, а спорить с ним дальше ему сейчас не захотелось. И Герасим продолжал говорить, всё более заметно волнуясь:
  - Вы, Герасим Святославович,куда сейчас направляетесь?-спросила меня Полина Эдуардовна своим, мне не знакомым прежде бархатно- интимным голосом.
  - Домой направляюсь,- пробормотал я растерянно и как-то не очень любезно.
- Представляете, я ещё не забыла где Вы живёте и предлагаю подвезти вас к вашему дому.
- Хватит выкать, Полина, мы знаем друг друга не один день,-сказал я раздражаясь,- лучше скажите почему ты караулила меня здесь и что тебе от меня нужно.
Смазливенькое личико Полины, после моих слов, в миг стало непроницаемым лицом предельно чем-то озабоченного человека.
- Садись в машину,- сказала она мне сухо и пошла к своему автомобилю не оборачиваясь, а я, заинтригованный покорно двинулся за ней.
В салоне с синей обивкой, под цвет её глаз, из приёмника тихо лилась милая мелодия из репертуара оркестра Поля Мориа, слушая которую я мечтательно бемолствовал.
  Мощный мотор почти бесшумно крутил колёса автомобиля по гладкому асфальту первопрестольной. Она молчала. Я увидел что она едет совсем не туда куда мне надо.
- Куда ты меня везёшь,- спросил я.
- Я везу тебя к себе.
  - Зачем?
  - Увидишь.
И опять молчим.
Полина Эдуардовна работала старшей лаборанткой проблемной лаборатории в том закрытом НИИ в котором трудился и я. Как старший научный сотрудник я имел с ней сугубо деловые отношения, но только в стенах нашего учреждения. Мы подкатили к высотному дому в старом районе Москвы. Поднялись в лифте на шестой этаж. Я чувствовал себя скованно и, заинтригованный не хотел ни о чём спрашивать. Она открыла дверь и жестом пригласила меня пройти вперед. В прихожей я снял туфли и, ужасно стесняясь своих несвежих носков,подчинился её приглашающим жестам, ещё прошёл вперёд и ахнул. Было ощущение, что я очутился в лаборатории родного института.Вот прибор для спектрального анализа крови, вот электронный микроскоп,и ещё... уникальнейшая, изобретённая в нашем институте установка деления молекул ДНК, ослепила меня отполированными деталями и мне захотелось сейчас же сбросить с себя пиджак,засучить рукава и приступить к работе о которой я скучал все эти месяцы.
  - Как тебе это удалось?- потрясенный спросил я у Полины.
  - Всё очень просто,- отвечала она довольная произведённым эффектом,- когда разъяривали наш НИИ,поднялась такая несусветная вакханалия, все всё тащили; мебель, телевизоры, компьютеры,телефоны и прочую ерунду, а я прихватизировала наше оборудование и всю оснастку к ней, что удивительно,его потом никто и не искал.
  - А кто монтировал?
  - Тот,кто монтировал, меня больше не любит,-загадочно произнесла она. Я ему заплатила сверх меры за работу и молчание. Сейчас он в Канаде выводит гено модифицированные огурцы и надеюсь молчит. Больше не задавай мне никаких вопросов. Пойдём чай пить.
 Она провела меня в другую комнату, уютную и просторную. Усадила в кресло, придвинула столик, но вместо чая на нём стояла бутылка с коньяком. Она рюмочку только пригубила, я выпил, закусил ломтиком сыра. Приятное тепло разлилось по желудку, прогоняя непонятную настороженность и непривычную скованность.
- Какими щедротами ты Полина, так шикарно не бедствуешь?
- Я делаю страждущим и заблудшим анализы ДНК за суммы в половину меньшие чем в специальных учреждениях. Делаю быстро и качественно благодаря технологиям, которые твоя светлая голова когда-то придумала. К тому же никакой огласки. Всё инкогнито. Заказы и материалы получаю на периферии у тёти Глаши, по её звонку. Тётю Глашу знают все, меня не знает никто. В Москве, подмосковье,как и везде полно мужиков, которые стремятся выяснить чьих детей они воспитывают, своих или чужих. И никакой рекламы,но тётю Глашу знают все.Всё! Я тебе говорила «не задавай мне больше вопросов». Будешь у меня работать с тебя штраф – двадцать процентов премиальных… за непослушание,и она мило улыбнулась.
С того дня моя жизни изменилась. И дело даже не в том, что я совершенно перестал испытывать материальную нужду я опять занимался любимым делом – генетикой.
После службы в университете я спешил в лабораторию. Там меня ждала помощница и работодательница в одно лице, Полина. До глубокой ночи,иногда забывая поесть,мы упорно шли к финишу  открытий, успешно стартовавших ещё в повергнутом в прах НИИ.
Так незаметно пролетел год.Мы очень устали, похудели, подурнели, но наше творческое упрямство дало свои плоды и пора было испытать наш информационно бионасыщенный энергетический спектр- хак на одном,из двадцати трёх,хромосомов  человека. Я сам хотел стать испытуемым, но моя начальница Полина Эдуардовна категорически этому воспротивилась. «На свете полно асоциальных индивидуумов, которые не хотят жить. Оздоровим одного, другого бомжа и тогда поднимем с предсмертного одра какого либо олигарха, станем знамениты и богаты, а деньги  употребим на благотворительность».
Я смотрел на неё и, кажется впервые увидел перед собой красивую женщину. Целый год мы, после изнурительных трудов валились на один раздвинутый диван и обессиленные мгновенно засыпали.Только в субботы мы расползались по своим берлогам. Мылись, стирались и отдыхали, отдыхали, отдыхали. А с понедельника и на всю неделю опять начиналась наша добровольная каторга.
… Мы нашли старика, сбежавшего из дома престарелых, где старичков и старушек били и держали впроголодь.
       
 Через две недели у нас с Полиной наступил праздник. Хворый старик превратился в цветущего пятидесятилетнего мужчину. Ещё неделю он жил на нашей нелегальной квартире.Каждый день мы его осматривали, прослушивали,простукивали,просвечивали – здоров. Наконец Полина  дала ему денег на первое время. «Иди, устраивайся, работай» и отпустили мы его на все четыре стороны. Что нам понравилось в нашем первом пациенте,так это то,что когда он увидел своё помолодевшее лицо в зеркале, не удивился, а спокойно и внимательно посмотрел на нас, сказал «спасибо».Он ушёл и больше мы его не видели.
  Праздники кончаются быстро и наше торжество не длилось долго. Пора продолжать наши испытания и начинать искать другого подопытного пациента. И теперь это должна быть старушечка – божий одуванчик. Полина привезла от тёти Глаши такую дряхлую бабульку. Безродная старушка «награждена», суровой своей судьбой, кучей болячек.Чем- то она напоминала мою, умершую три года назад, маму… . Если бы тогда я имел такую возможность исцелять людей,но тогда мы только начинали разрабатывать эту тему.
  Через четырнадцать дней старушка глянула на себя в зеркало и заплакала: « Отберут теперь у меня пенсию – я молодая нынче». Бабуля зря волновалась. Это от первого, непривычного взгляда она показалась себе молодой. Восмидесятилетняя, она выглядела лет на пятнадцать моложе и   Полина с трудом убедила её, что теперь она выглядит просто пожилой дамой на заслуженном отдыхе и никто пенсию у неё отбирать не станет
  Полина сказала мне что,тетя Глаша просится к нам на приём:« У неё печень и давление». Я опечалился. Никто,до поры- до времени, не должен знать о наших открытиях. Откуда эта Глаша узнала,что мы делаем? «Она умная. Сама догадалась»,-ответила мне моя помощница в науке и начальница в организации. «Понятно, как она догадалась,-досадовал я,- старуха проболталась. Нельзя с женщинами иметь никаких тайных дел»
  «Тётя Глаша» оказалась симпатичной дочерью Сиона лет тридцати. Нас она покидала здоровенькой, объяв меня  напоследок, то ли лучами признательности, то ли огнём любви,  своих пронзительно чёрных глаз.
  Я несколько дней не мог забыть тех колдовских очей её. У меня всё валилось из рук и рассеянность моя раздражала Полину. Она всё понимала, и однажды в порыве ревности назвала меня очарованным козлом. От таких её ругательных слов я неожиданно расхохотался и тогда туман колдовского очарования будто рассеялся и ко мне вернулось ощущения реальности и прежняя работоспособность.
Тётя Глаша вызывала Полину.Ещё один богатенький буратинка вдруг засомневался, что девочка, которую он считает своей дочерью не его кровей.
  Глаша жила  в пригороде в своём не шикарном, но прочном бревенчатом доме…
Полина вернулась от подруги необычно быстро и я её не узнал – на ней лица не было. Её губы тряслись,а зубы выбивали мелкую дробь. Она пыталась мне что-то сказать, и не могла. Вместо слов  из её уст срывались непонятные наполненные ужасом звуки.
Я долго не мог её успокоить. Всё её  тело сотрясала крупная дрожь.  Она смотрела на меня умоляюще испуганными глазами.             
  -Она… она Убита,- наконец произнесла Полина,всхлипывая и сморкаясь в свой кружевной платочек, как только чуть успокоилась,- кажется её пытали. Она вся истерзана". Вот этого я боялся, потому что всегда сознавал, какую опасную и ненужную международной  олигархии работу мы закончили. Моя идея заключалась в том, чтобы сделать наше открытие достоянием всей общественности, всего народа и прежде всего многострадальных российских народов и народностей. Столпы же олигархии  хотят наше открытие сделать засекреченным достоянием нескольких семей и жить вечно, как боги. Они ищут меня, они охотятся за мной.
  Меня хорошо упрятал в КПЗ один очень влиятельный чиновник МВД, у которого я спас дочь от лютой болезни,но однажды полковника вызвал генерал и приказал немедля вышвырнуть меня на волю.Конечно там меня ждали свирепые слуги тузов мирового бизнеса.
  Глубокой ночью меня в «воронке» доставили до ближайшей железнодорожной станции, непонятно зачем сунули в руки букет цветов. Что теперь будет с бедным полковником- не знаю, наверно ничего хорошего.
- Выход у тебя один; забиться в глухое таёжное село и переждать там, пока твои гончие не успокоятся.
- Вася, они будут искать меня вечно и найдут все равно.Задача у меня одна, как-то успеть передать моё открытие людям.
- А где теперь твоя Полина?
- О ней я ничего не знаю.В тот день, когда известила меня она о гибели своей подруги – исчезла и я её больше не видел.
Мы долго сидели молча и каждый думал о своём. Я обмысливал возможность где-то упрятать Герасима хоть ненадолго, а товарищ мой в безмолвном напряжении затравленно озирался по сторонам.
Отмеривая обалдевшему официанту царские чаевые,он сказал:«Ты и твои товарищи нас не видели» и услышал в ответ горячие заверения, что,дескать, конечно не видели.
На, уже сумеречной, улице  трусил мелкий дождь. Промозглая осенняя погода заставляла зябко вздрагивать Герасима одетого в лёгкий летний пиджачишко и такие же брюки молочного цвета. Василию было жалко смотреть на его, ничем неприкрытую лысую голову, с которой мелкими струйками стекала вода за шиворот его пиджака. И вообще ему жалко Георгия. «Это ж надо быть таким идейным человеком. Жизнью рискует дабы осчастливить все народы мира. Уважаю! Помогу ему как могу». Так думал Василий, шагая по широким улицам  посёлка срединной России.
-Вася, где мне переночевать посоветуешь. Гостиница здесь есть?
-Тут тебе ночевать не придётся. Сейчас мы причалим к моей тёще, там я тебя потеплее одену в одёжку старую, но не драную, посажу тебя в люльку мотоцикла,что остался от тестя, и отвезу  на хутор к дедушке за тридцать километров отсюда. Через неделю приеду и тогда решим что делать с тобой дальше.

   Шли быстро,торопились, только у банкомата Герасим задержался.
Ночь стремительно завоёвывала пространство и на проселочную дорогу они выбрались затемно… .
  В город Василий вернулся на восходе невесёлого осеннего солнца. Не много поспал и, водрузив на место снесённый недавним ураганом конёк крыши тещиного дома,отбыл в столицу.И на другое утро в толпе других,озабоченных каждодневными трудами москвичей, спешил на работу.
Дела, бесконечные дела позволили Василию вырваться к деду только через две недели.
            Дед сидел покуривая на крылечке. Во дворе, во главе с гордым петухом,громко ссорясь меж собой, суетились куры,старый бородатый козёл Стёпка уныло смотрел на осенний мир из дверей сарая.
- Герасим в избе,дед?- тревожно спросил Василий чувствуя недоброе.
- Ишшо шесть дён назад ушёл твой приятель и не вернулся. Гляди чё он мне на прощание подарил; старик вынул из запазухи фуфайки и показал внуку две пятитысячных купюры – похвастался. И Ишшо просил меня штоб я никому не гутарил об нём.
На этом крылечке сидел Василий с Герасимом перед расставанием, как оказалось навсегда, и учёный одноклассник говорил: «Всё моё открытие вот здесь, он постучал себя по лбу, и ещё на ма-а-хонькой флэшке, которая зашита в моём теле и никто и никогда не сможет её найти».
                …Как всегда в утренней электричке народу – битком. Василий слушал беззаботный и глупый гогот и вульгарные словеса вылетающие в тесное пространство из молодых глоток,наблюдал угрюмое молчание взрослых. «зашита в моём теле»,- вспомнил он и тяжёлая тоска сжала его сердце.