Бесстыжая продолжение-4

Валентина Горбачёва
  ГЛАВА 6. Сны.

   Надо сказать (может, с этого и стоило начать), причина недоверия ко мне была. У большей половины нашей семьи. Потому как не охваченный тайной оставался только папочка. Его не во всё посвящали. И повод на то был весьма деликатный… даже для таких дам, коими являлись моя мамочка с моей Бабушкой.
   Ночью со мной происходили какие-то метаморфозы. Они заставляли маму с Бабушкой беспокоиться. А меня нервничать. Так и до энуреза недалеко. Говорят, он происходит на нервной почве. Некоторые мои знакомые рассказывали, что иной раз приятно пописать в кровать, не утруждая себя походом в туалет. Лежишь себе и пуришь под себя. А потом становится тепло и сыро. Я, соблазнившись, попробовала. Мне не понравилось. Не говоря уже о том, что моча мгновенно остывает, и холодное мокрое бельё противно липнет к ногам.
   То, что происходило со мной, тоже гадко. Может, даже хуже остывшей мочи. Когда маленький ребёнок кричит ночью, тревожно само по себе. Но если это крик не ночного кошмара, а оргазма, тревожно вдвойне.
  В средневековье меня признали бы бесноватой. В двадцать первом веке записали на приём к психологу. В годы развитого социализма делали вид, что ничего не происходит… и шептались на кухне. С одной стороны в СССР секса не было. С другой: несовершеннолетние рожали детей, замужние крутили «левые» романы, учителя совращали учениц, интердевочки обслуживали иностранцев, а власть имущие брали в наложницы молодых и прекрасных.
  Ни мать, ни Бабушка приличных слов об интимных отношениях не знали. И встали перед дилеммой: либо оставить всё, как есть, либо сказать ребёнку слова, которые я в силу возраста знать не должна. Решили молчать. Но кредит доверия этот ребёнок исчерпал. Я – этот ребёнок. И я безнаказанно погрузилась во мрак своих жутких сновидений. «Жутких» не потому, что были обольстительно чувственны. Нет. Я бы сказала – пугающе реалистичны.
  Сначала я видела себя толстым, робким ребёнком. С которым не хотели дружить другие девочки, над которым смеялись мальчики, и которого не слишком любили в семье… разве что папа. Картинка меняется. Наша с Бабушкой комната. Только на соседней кровати отец. Я – голая взрослая женщина – иду в темноте к нему, и мы занимаемся любовью. Даже не любовью. А трахаемся, как последние скоты. Я просыпаюсь в холодном поту и хватаю сонник. Читаю: «ясные сны – к скорому осуществлению». Хорошо, что все сонники врут.
  В старших классах моя подружка Хлебодарова, поговорив с моим отцом, призналась: потом ей снился сон, будто она занимается с ним сексом. И что её чуть не вырвало от этого видения. У меня остались двойственные чувства от Маркиного признания. Гадость, конечно, первостатейная. И я бы, хоть режь меня, ни за что в подобном не призналась. Но, если копнуть глубже, приснился-то Маре МОЙ отец - не Антипов и не Ситтель (наши красавчики-однокласснички)! Однако Хлебодарова заметила, что «поутру её чуть не вырвало». Это чего это? «Наверно, всё ж по этическим соображениям», - в конце концов, пришла я к выводу.
   У меня выстроился свой мир сновидений. Где всё знакомо. Наутро я с трудом вспоминала происходящее во сне. Но стоило мне сомкнуть глаза, я чувствовала себя, как рыба в воде. Странные квартиры с чудаковатыми людьми, погода, природа… Где явственные, где иллюзия - всё смешалось. Один знакомый художник (наше знакомство состоялось десятью годами позже описываемых событий) говорил:
- Мы не знаем наверняка, какой из миров «настоящий»: тот, который видим сейчас или тот, который является нам во сне.
  Но художник этот был с большим приветом. Поэтому всерьёз к его словам я не отнеслась. «Это Ты не знаешь, - апеллировала я мысленно к его разуму. – Я-то прекрасно знаю». А вот сейчас не уверена. Сомневаюсь.
   Целый день меня сверлили взгляды Бабушки и мамы. А ночью снова сны. Являлся мальчик – светлый, как ангел. Нежный то ли от природы, то ли и правда испытывающий чувства нежные ко мне, нелепой толстушке. Без помощи компьютерной графики и фотошопа, он на глазах превращался в кабаняку, одолеваемого животной похотью.
   Я знала, что толст;. Но хуже, что я БЕССТЫЖАЯ. Так называют меня мама с Бабушкой. Детей называют невинными созданиями. Но я не такова. Уже накопилось грешков. Невинные не видят ТАКИХ снов. Не зря на меня ТАК смотрят мама с Бабушкой. Заслужила. Надо быть лучше… или делать вид. А сны подсказывают КАК.
 В детстве я не была обжорливой. Тем не менее, оставалась пухлой и неспортивной. Одноклассницы называли меня толстой, одноклассники не замечали. Сны помогали мне. Подсказывали, как правильно строить дальнейшую жизнь.
- Не жри всё, что тебе суют, - с подленькой улыбочкой говорила взрослая тётя, регулярно посещающая меня во снах.
   Тут, пожалуй, уместно её описать. Женщина казалась мне странной. Похожие на неё так просто по улицам не шастают. Таких разве что в журнале «Мода» увидишь. Манекенщицы. Правда, на страницах журнала они кажутся плоскими и безжизненными. А эта – объёмная, настоящая. И как будто знакомая. Если приглядеться, ОНА – это я. Но модифицированная. В немногих зарубежных фильмах, что я видела, актрисы все без исключенья казались мне красавицами.
   Когда мама говорила, кривя губы:
- Ничего особенного, - волна возмущения захлёстывала меня.
   Хотелось произнести: «Где вы лучше-то видели?»
- Я повторяю: не жри и занимайся физкультурой, - внушала мне сновиденческая модель.
- Ненавижу физкультуру, - дула губы я.
   Всё, что связано с подвижным времяпровождением, вызывало у меня тошноту. На уроках физ-ры ни одна команда не хотела, чтобы я числилась в её составе. А на уроках ритмики меня мечтали сменить на кого-нибудь половчей.
   Так Лебедев (один из самых красивых мальчиков в классе), когда я ему досталась в партнёрши, помрачнел лицом и, вперив очи чёрные в своего дружбана Петрова, беззвучно прошептал:
- Давай меняться.
   На что Петров, улыбнувшись, покачал головой. Ему досталась моя подружка, Мара Хлебодарова. Особой стройностью тоже не отличавшаяся. Но связанная тайными узами как с Лебедевым (который был её соседом), так и с Петровым (с ним Марка посещала уроки музыки нашей «пеши», Нины Матвеевны). Вот уж уродина – так уродина, эта Нина Матвеевна! Варикозные ноги упакованы в плотные чулки, прочие выпуклости и складчатости обтянуты серо-коричневым сарафаном, верхняя губа покрыта чёрными усами. Когда мы перешли в седьмой класс, Нина Матвеевна ушла в декрет. По моим прикидкам, ей должно сравняться столько же лет, сколь было моей бабуле. А «декрет» - это отпуск по уходу за новорожденным. Старые тётки детей не рожают. Только с чужими сидят. Но за это в декретный отпуск не пускают. Я это точно знаю.

  Теперь вернёмся к теме снов. Назидательная часть сна была в начале. В центре – провал, фаза крепкого сна. Под утро являлись сатиры в образе то моих кровных родственников, а то и вовсе незнакомых мужчин. Вначале их облик был чуть ли не ангелоподобен (и ликом чист, и взором светел). Достаточно секунды - и ангел перерождался в мерзость скотскую. Которая, тем не менее, действовала на меня весьма возбуждающе. Хотелось, чтобы ЕГО волосатое тело навалилось на меня. Пригвоздило своим весом к постели. Распластало ноги враскид. Скрестило мои тонкие ручки на своей бычьей шее. Рычало и шептало непристойности. И что-то ещё. Томливое - вроде свистящей пустоты внутри, которая требовала живого, тёплого. Оно – живое, тёплое – есть у НЕГО. Живое, тёплое, твёрдое, мужское, так мне необходимое. Где оно? Я стонала от его нехватки. Выгибалась в нетерпении, упираясь головой в подушку.  Вот-вот придёт желанное. Позволит найти удовлетворение… Но каждый раз появлялась незнакомка, улыбалась развратной своей улыбочкой и говорила:
- Обретёшь только тогда, когда станешь красивой. А пока ты маленький гадкий утёнок.
   Черты незнакомки расплывались, собираясь в одну яркую точку. Точка постепенно обретала лицо Бабушки. Я просыпалась.
- Что? – сердито вопрошала она. – Что тебе снится?
   Я трясла головой спросонья, не понимая, почему Бабушка сердится.
- Ничего, - отвечала я и отворачивалась к стенке, к ковру. На нём причудливо сплетались узоры – как наши тела с волосатым чудищем из сна. Я пыталась вспомнить какое оно, чудище. Широкое (значит, толстое), волосатое (значит, грубое), очень высокое (значит, взрослое) и вроде бы даже лысое (что значит - старое). Несмотря на выше перечисленный букет недостатков, ОНО казалось мне всё равно красивым. Пожалуй, вместе с ним  я. Или не я. А та тётка, которая даже ночью не давала насладиться мне собственным всемогуществом. Поучала. Не Бабушка с мамой – так эта… тоже мне, учительница. Справедливости ради, её уроки пригодились мне в жизни куда больше, чем назидания домомучительниц. Незнакомка советовала мне заниматься спортом и меньше есть… что при наличии Бабушки трудновыполнимо. Если я отказывалась от еды, это значило только одно: я больна. И со спортом неувязочка. Я занималась музыкой и на всякие там глупости (как дрыганье ногами) у меня просто времени не было.