Рыбаки, отправившиеся к порогам, в означенный срок не вернулись. День пути к водопаду, срывающемуся с десятиметровой высоты в примыкающее к долине огромное плато. Полтора суток там – подбирать оглушенную прохождением порогов рыбу или с выступающих из воды огромных камней бить ее острогой. День – дорога назад. Двое с половиной суток на поход до единственного места, откуда племени могла грозить опасность, и обратно.
Вождь подождал ночь. Наутро, еще до рассвета, с полудюжиной лучших воинов отправился вниз по течению. Вернулись они к вечеру. Встревоженные и озлобленные. Рыбаки, скорее всего, погибли. А к стоянке племени поднималась орда каннибалов. В которой на каждого бойца рода приходилось полдесятка противников. И бежать было некуда. С трех сторон долины – отвесные заснеженные горы. С четвертой, где выход на плато – безжалостный враг.
*
- У тебя двое детей? Оба живы? Это хорошо… - Хранитель поднял голову к Дороге предков, тысячами холодных искр высыпавшей на стылое ночное небо. Голос у него был звонкий, словно у мальчишки. Неожиданно спросил, - А какими ты их видишь?
- Ну… - растерялся Врад, пряча замерзшие руки под меховой плащ, и дальше, под рубаху, ближе к животу, - старший активный… Четыре лета всего, а такой … везде ему залезть нужно. А младшая задумчивая, приглядчивая. Чтобы ей в руки или на глаза не попало, все рассматривает, изучает.
- Да нет, - Хранитель скривил тонкие и бледные, словно древесные черви, губы. Одет он был легко – в кожаную накидку на голое тело, перетянутую кожаным же пояском. Ни мокасин, ни шапки. Но ему-то любой холод нипочем. – Я не про детей. Я про звезды. Какими ты их видишь?
- Звезды? – растерялся охотник. – Ну, Дорога предков и есть дорога предков. Белые такие. Светящиеся, как льдинки при свете луны. Добрые дела отцов. Мост…
Он задумался, вспоминая, что слышал про ночное небо от шамана.
- А для меня они багровые… - неожиданно пожаловался Хранитель. – Иногда коричневые. Иногда - в оранжевое или малиновое. Но всегда – с красноватым отливом. Не только звезды. Но и вообще все. Деревья, горы, вода. Рыбы, звери, люди. Все. Я уже и забыл, какие они – другие цвета.
Снова скривился, словно от оскомины.
- А ты смотри и запоминай. Как это – когда небо черное или голубое. Трава – зеленая или желтая. А звезды – белые. И особенно солнце. Потом скучать будешь. По всему. Когда мир разноцветный. А не в одну краску.
- Но почему все-таки я? – спросил Врад. Это уже неоднократно, пусть и вскользь обещанное непонятное «потом» ему очень не нравилось. Осторожно, словно убеждая разойтись миром встреченного на узкой горной тропе опасного зверя, продолжил, – Я хочу прожить нормальную жизнь. Любить жену. Поднять детей. Воспитать внуков. А потом, в свой срок, уйти по Дороге предков. Как отец, дед. Все. Вот почему не Трой? Он-то как раз очень хочет. Долго жить, спасая род от голода и врагов. Быть самым сильным, самым быстрым, самым неуязвимым, самым-самым...
Хранитель криво улыбнулся зазмеившимися тонкими губами. Словно два червяка сплелись. То ли в борьбе, то ли в ласке.
- Вот именно, что хочет. Есть такая поговорка – самые маленькие рога у духа леса получает самый бодливый бизон. Во многой силе есть много соблазнов. Потому достается она тому, кто к ней не рвется. Я выбрал тебя.
То, что Хранитель босыми ногами словно врос в колкий предвесенний снег, это еще ладно. А вот то, что ни разу не моргнул, и на лютом холоде нет пара изо рта, словно не дышит – это пугает хуже собственной гибели. Что смерть? Если прожил свои годы верно – то пройдешь обыденным путем предков на небо. Где увидишь тех, кто уже там. И кого знал и любил - маму, отца. И пращуров, про которых даже никогда не слышал. А потом, в свой черед, туда откочуют и твои дети, внуки, правнуки. И встретятся с тобой. Так испокон веком заведено. И лучше нет, чтобы в свой срок проследовать в край вечного лета. Не заставляя долго ждать тех, кого потерял в этой жизни. Тех, по кому скучаешь, кто тоскует по тебе.
- Но почему?! Я …
- Хватит слов, - прервал Хранитель. – Они идут. Я слышу. Впереди трое, вынюхивают следы. А за ними – много. Очень много. Еще раз, твое дело – ни во что не вмешиваться. Сберечь себя. Если понадобится – убить меня. И запомни – меня когда-то звали Златэ.
*
Ни от старейшин, ни от шамана Врад даже не слыхивал, что Хранитель может не то что позволить, но приказать убить себя. Он был с племенем всегда. Долгие годы то ли спал, то ли скрывался в скальной пещере за прикрывающей вход огромной плитой. Отодвинуть которую по силам разве что дюжине самых сильных воинов. Или Ему самому. Единственный раз до сегодняшнего вечера Врад видел Хранителя более десятка лет назад. Год тогда выдался очень голодный. Ни птиц, ни зверя, ни рыбы. Охотники неделями бродили по долине, зажатой между уходящими в облака хребтами, возвращаясь в лучшем случае с добычей из нескольких мелких зверьков. А чаще – пряча глаза, и без всего. Люди стали слабеть, младенцы и старики – умирать один за другим.
И все чаще взгляды обращались к скале, возвышающейся над стойбищем. К огромному камню, прикрывающему вход в нее. Где, по передающимся из поколения в поколение сказам, обитал тот, кто был и будет всегда. Кто сильнее любого зверя и сотни воинов. Быстрее ветра и капель дождя. Кто за часы оборачивался до равнины и назад. Кто мог, не опасаясь живущих там каннибалов, добыть оленя или даже огромных животных – с рукой вместо носа или огромным рогом на носу. Принести много мяса. Спасти от голода немногочисленное племя, облюбовавшее примыкающую к огромному степному плато лесистую долинку.
Никто не знал, так ли это на самом деле, или это красивая древняя сказка. Потому что последний раз к Хранителю обращались задолго до рождения самого старого из ныне живущих.
Но все же в один из вечеров племя решилось. Произошло это после двух событий. Сначала за неделю Дорогой предков ушло сразу трое: пожилая женщина и дети-близняшки. А потом охотникам удалось найти байбачью нору и выкопать из нее изрядно отощавшего, но все же живого сурчонка. Долго вождь противился предложению принять это как знак судьбы и принести зверька в жертву Хранителю. Но против общего мнения бессилен и самый могучий воин, и самый умелый охотник.
У покрытой близ заберегов тонким ломким ледком быстрой речки, где исчезла рыба.
За стеной огромных сосен смолистого леса, в котором не стало зверя.
Под покровом искристого ночного неба, где почти не было птицы.
Все племя, от едва волочащих ноги старух до малых детей на руках у матерей, собралось на поляне перед взбегающим к скальной пещере серпантином тропинки. Заросшей травой, потому что пользовались ею очень давно. Сейчас по ней неспешно подымалась делегация из всех способных носить оружие мужчин. От мальчишек, еще не знавших женской ласки, до стариков, коим она уже и не требовалась.
Потому что издавна, от предков, передавалось: долгий сон может свести Хранителя с ума. И если он не узнает людей своего рода, и набросится на них, то тогда его нужно убить. Атаковав всем вместе и как можно быстрее, пока Хранитель не набрал силу. Ибо иначе он станет не спасителем племени, а его могильщиком. Причем умертвить его нужно было не камнем либо стрелой, топором или удавкой, но исключительно специальным оружием, которое сейчас и сжимали потные от адреналина кулаки мужчин и ледяные от ужаса пальцы пацанов, включая Троя и Врада.
Тысячепудовая плита подпирала вход в пещеру изнутри, оберегая покой того, кто скрывался за ней. Делегация в три дюжины голов – от вихрастых до уже седых и лысых, остановилась в полуметре от гранитного затвора. Затаила дыхание, прислушиваясь и решаясь.
Вождь племени повернул голову к поднимающемуся над горизонтом мертвенному серпу Луны. Неспешно, речитативом выдохнул в холодный зимний вечер:
- Не для себя это делаю, и не ради своей семьи. Но для того, чтобы спасти все племя. Рыба и зверь забыли дорогу к нашим кострам. Наши мужчины оказались плохими добытчиками. Мы потеряли не только удачу, но и надежду, а до тепла еще много долгих холодных месяцев. Ты был одним из нас, пока не стал тем, кто есть. Ты знал наших пращуров. С ними ты ходил на охоту и отбивал набеги врагов. Тебя любили женщины племени, рожавшие твоих детей. Большинство нас – твои потомки. Спаси их. Наши дети умирают. Если нужно, возьми мою жизнь и плоть. Но спаси их. Спаси их. Нам больше некого просить. И нет у нас иной надежды, чем ты!
Слова морозным дымком поплыли вверх, к проявляющейся в черном небе ледяными искрами Дороге предков. Врад, едва переступивший порог своей одиннадцатой зимы, поднял глаза вслед тающему в ночной мгле облачку.
Вздрогнул от гулкого удара дерева в плиту.
Вождь снова саданул в камень тупым концом заостренного с другой стороны посоха.
Еще раз… и еще раз… К нему присоединился стоящий рядом воин. Второй, третий. Уже с десяток кольев синхронно били в камень. И надежда на Хранителя, смешанная со страхом перед ним, стала уступать место ужасу. Вдруг он не проснется, не откликнется, не придет на помощь… К кому тогда обращаться?
*
Снежная зима при обилии добычи – хорошее время для охотника. Потому что следы выдают пути миграций, места лежек, водопоев и кормежки оленей и буйволов, кабанов и зайцев. Но зима - это очень плохо, когда сам превращаешься в добычу. Как не приглаживай продавленный ходьбой наст, опытный глаз все равно отличит естественный снежный покров от наметенной ветками маскировки. А поохотиться на людей желают многие.
Из тех, кто любил человечину, страшнее волков, пещерных львов или медведей каннибалы с равнины. Опасные не столько своими мускулами и свирепостью в бою, сколько огромной численностью. Слава предкам, что эти полузвери предпочитают скитаться по плато, не обращая внимания на узкий вход в примыкающую к равнине горную долинку. Сторонясь ее еще и потому, что иногда оттуда появлялось нечто, которое они не могли ни победить, ни убить.
Врад никогда не видел этих похожих на людей существ. От старых людей передавалось, что у них большие головы с очень крупными зубами, которыми они легко перекусывают руку взрослого мужчины. Что они гораздо сильнее даже самых могучих воинов племени. Что в равном бою человеку с ними ни за что не справится. И если нет шансов атаковать при большом численном перевесе, то нужно убегать, прятаться и надеяться, что тебя не найдут.
А потом глаза и рассказчиков, и тех, кто слушал, обращался к входу в пещеру. Где спал тот, для кого не существовало ни достойных противников, ни непреодолимых преград. Хотя, с другой стороны, он был такой же никем из живущих не виденной легендой, передаваемым из уст в уста мифом, как каннибалы равнин или пещерный медведь.
*
Гранитная плита дрогнула и обрушилась внутрь пещеры. От тяжелого удара завибрировала земля. Ударила по пяткам, отозвалась звоном в ушах. Истерикой в глубине леса всполошились птицы. Впрочем, попаниковав, быстро успокоились.
Воины сжали в кулаках древки, вглядываясь в затянутый пылью провал. Секунда, другая… в темной пелене проявился смутный силуэт. Двинулся к людям, обретая узнаваемые человеческие очертания.
Над поляной проплыл стон разочарования. Из пыльной взвеси мелким шагом высеменила худенькая узкоплечая фигурка. Ростом чуть повыше Врада, на две головы ниже вождя. Тощенький, словно ему пришлось голодать вместе со всем племенем. В грязной, в паутине и песке, кожаной рваной накидке на голое тело. Мосластые коленки. Впалые щеки, блеклые глаза, словно высушенное жаром изможденное личико с острыми скулами. Неуверенный поворот головы со слежавшимися в паклю светлыми волосами в сторону встречающих заставил их затаить дыхание, пристальнее всмотреться в появившееся нечто.
Врад почувствовал, как стоящего перед ним охотника затрясло от с трудом подавляемого нервного смеха.
- Гхммм, - неуверенно промычал вождь. Оглянулся на стоящих рядом с ним лучших воинов. Неуверенно пожал плечами. Лениво, будто сомневаясь, стоит ли это делать, махнул рукой. Двое выдвинулись вперед со сплетенной из прутьев клеткой, в которой лежал связанный сурчонок. Предписанная ритуалом жертва Хранителю.
Изможденное личико рывками, словно каждое движение причиняло хозяину боль, переместилось к мечущемуся за прутьями зверю. Шажок. Скелетообразные руки вцепились в клетку. А потом обитатель пещеру утащил ее за собой в черно-пылевую пелену, из которой секунды назад появился.
Минуты томительной тишины, такой пронзительной, что, казалось, был слышен шепот звезд в небе.
- Если эта жертва ничтожна, - спохватился вождь, вспомнив затверженный наизусть текст, - то возьми мою жизнь, но…
- А! – махнул рукой в безмолвное нутро пещеры.
Повернулся, зашагал к стойбищу.
Пробормотал под нос, - и кто все это придумал…
За ним потянулись остальные.
- Как бы наш сурчонок этого хранителя не порвал, - подавился смешком любящий побалагурить старший брат Врада.
Грохнули хохотом так, что в кронах дерев вновь всполошились едва успокоившиеся птицы.
Хранитель… Что хранитель? Все видели: это нечто жалкое и непонятное. Еще одна сказка, придуманная в утешение слабым духом. Теперь надо жить дальше. С тем, что есть. Надеясь только на себя.
На пещеру этим поздним вечером если кто и поглядывал, так с разочарованием или иронией. Да и то изредка. Может, поэтому никто и не заметил, как ее обитатель покинул свое убежище. Зато его возвращение запомнили все.
*
Следы от Златэ были, словно по насту мчалась огромная птица. Отсвечивающие голубым лунным светом или черные в еловой тени, отпечатки голых стоп смазывались рассыпчатыми набросами снега, переходили один в другой, будто их обитатель не бежал, а полулетел над землей. Врад все больше и дальше отставал от Хранителя, тем не менее радуясь тому, как бег внутри него разгоняет кровь и оттаивают уже, казалось, превратившиеся в ледышки вены и артерии. Охотник огибал разлапистые колючие ветви, перепрыгивал через заметенные упавшие сучья, чутко прислушиваясь: что слева, справа и впереди. Ушедший вперед спутник скрылся из виду сразу же после того, как они выдвинулись с поляны. Еще через секунду его уже не было и слышно. Теперь юношу окутывала тишина, нарушаемая только скрипом его шагов, да изредка - рушившимися с дерев по-весеннему набухшими комьями снега.
Полянка с трупами выскочила, как испуганная сойка из-под ноги. Врад, ступая в следы Хранителя, скользнул между двумя стоящими почти впритык елями, перешагнув через одну огромную колючую ветвь и нырнув под другую. Замер, вскинув копье и выставив вперед вклиненный в деревянную рукоять и закрепленный кожаными ремнями каменный нож.
Три груды черного и чужого на белом. Осторожное движение вперед, к тому, что лежит ближе. Копье вонзается в расслабленную ладонь откинутой широкопалой руки. Реакции нет. Еще шаг. Патлатая и круглая, как шар, голова вывернута к спине. Глубоко посаженные глаза из-под выпирающих надбровных дуг безучастно смотрят в темное небо. Со вторым – тоже самое, свернута шея. А вот третий… Вмятина в груди, в которую вбита служащая одеждой шкура. Это с какой силой его ударили? И чем?
И между всеми, пунктиром от одного к другому – смазанные следы. В которых все же можно отгадать отпечатки маленьких голых ступней.
- Аах! – задавил крик Врад. В стопу из-под снега словно змея впилась. Да что там?! К мокасину приклеился припорошенный инеем кисет. Очень знакомый. В нем не вернувшиеся рыбаки хранили отравленные наконечники для дротиков. Когда такой попадал в оленя или сохатого, жить животному оставалось не больше нескольких часов. Охотник осторожно оттянул края находки от обуви. Горестно выдохнул. Из подошвы торчал костяной штырек, края которого были смазаны черным и липким. Яд. Уже наверняка попавший в кровь. Обернув пальцы кожей кисета, Врад выдернул наконечник. Снял мокасин. Мазанул на пальцы и понюхал сочащуюся кровь. Точно яд. Единственное, что сейчас могло помочь – это быстро высосать его и прижечь ранку. Но он один. До собственной подошвы ни за что не дотянуться. Значит, жить осталось до рассвета, не дольше.
Врад поднял голову к пересекающей небо Дороге предков. Где-то там, далеко вверху – мама и отец. С трудом вспоминаемые дедушка и бабушка. И пращуры, которых он никогда не видел…
Охотник прошептал, - я приду к вам. Скоро…
Бросил кисет с наконечниками в заплечный мешок и, прихрамывая, побежал по следам Хранителя. Следовало спешить, пока яд не сковал мускулы.
*
Стоянку чужих Врад увидел издалека. Несколько обернутых шкурами больших уродливых чумов на каменистой террасе у реки. А между ними – комья черного на голубоватом от света луны снегу. Очень много комьев. Неподвижных. Словно по стойбищу прошел мгновенный мор, убивший всех.
Река звенела, била льдинками о камни на перекате. Глухо ворчала, взбулькивала, ныряя под наросший лед. Как месяцы, годы, столетия назад. Будто еще минуты назад на ее берегах не бурлила агрессивная пришлая жизнь.
Охотник бродил между чужими, тыкая копьем в тех, кто казался ему раненым или притворщиком. Все были мертвы. У большинства свернута шея. У некоторых оторваны руки или располосовано чуть ли не до позвоночника горло.
- Здесь нет живых, - глухой голос от кромки поляны. Под разлапистой сосной стоял Злат. Обнаженный по пояс. Рваная, в крови накидка перепоясывала его чресла, прикрывая бедра. Они были шире плеч. – Последних я догнал в лесу. Убегать и прятаться от меня вздумали. Но малых детей оставил. Сами решайте, что с ними делать. Добивать. Пусть сами умрут. Или принимайте в род и перевоспитайте.
Секунда, и Хранитель рядом с охотником. Только что был там – и вот уже рядом. Порыв ветра запоздало ударил по снегу, взбил порошу, хлопнул пологами чумов, шкурами на неподвижных телах. И вот – уже стоит вплотную. Чуть не касаясь выпуклыми сосками острой девчоночьей груди. Он – девушка?!
- Что с тобой? – внимательный немигающий взгляд из-под белесых век.
Врад сглотнул, отводя взгляд от ее груди. Протянул кисет, из которого торчал наконечник. Согнул в колени ногу и показал на дыру в мокасине, из которой продолжала сочиться кровь.
- Понятно, - втянула ноздрями запах Златэ, - когда?
- Четверть ночи назад…
Хранитель уставилась в глаза охотнику, - надо же, как оно совпало. И что, ты готов к дороге предков? Боишься смерти?
- Нет…
- Это хорошо, - кривая улыбка, - что не боишься умереть. Но рано. Иначе.
Ее ладонь прикоснулась ко лбу охотника. Помутнело в глазах, в голове словно полыхнула молния, помрачившая рассудок. Врад пошатнулся, стал падать навзничь. Тут же был подхвачен, аккуратно опущен на землю. Затылком на колено хранителя.
- Пей! – в полуоткрытый рот льется одновременно густое и воздушное, пресное и пряное, будоражащее и успокаивающее, перекручивающее сладкой судорогой гортань, пищевод, желудок, сердце, пронзающее тело миллионом ледяных игл и жаркой истомой...
И голос, звонкий и глухой, изнутри, как собственные мысли, и снаружи, оглушающий, как гром…
- Ты станешь Хранителем. Вечером, как поднимется луна, очнешься. Я буду рядом. Сделаю вид, что сплю. И ты убьешь меня. Как сделать, знаешь. Вы всегда встречаете меня с этим оружием…
То ли кашель, то ли смешок.
- Нас можно убить только им. Еще – огонь или свет солнца.
- Почему? – Врад не спросил. Подумал. Но Хранитель его услышала и поняла.
- Потому что долина не прокормит. Только спать. А вдвоем не получится. Наши мысли будут мешать друг другу. Даже для одного долины слишком мало. И еще. Кровь – наша все. Ты почувствуешь это. Пить, пить, и пить. Всегда хочется. Невозможно. Только сон помогает забыться. Долгий. Годы, десятилетия. Даже века. И самое страшное. Чужих явилось слишком много. И у них были копья из осины. Мне пришлось пролить кровь, чтобы победить. И выпить ее, чтобы залечить раны. А кровь человека … Попробовал – пропал. Жажда. Я снова захочу. Так сильно, что не смогу противиться. Потому должен умереть. Иначе начну убивать тех, кто рядом. Всех. Вождя, женщин, твоих детей. Ты не хочешь этого?
- Нет…
- Значит, ты меня убьешь. И, когда придется, позволишь убить себя. Передав ЭТО другому. А сейчас пора домой. В нашу пещеру…
Врад то терял сознание, то приходил в себя. Златэ несла его на своей спине, лицом вверх, так быстро, что ветки и стволы деревьев сливались в сплошной темно-зеленый поток. Неподвижным было только черное небо. Где рассвет уже гасил Дорогу предков. Багровые, малиновые, красно-коричневые звезды. Все же разноцветные. Но все – с кровавым оттенком.