Есть ли Бог на свете?

Андрей Якуп
    Вместо аннотации.
Я не верю в Бога. А зря. Он не только существует, но ещё и хранит меня, не смотря на все мои старания найти приключения на свою … Сами знаете, на что. В доказательство расскажу Вам об одном своём, не состоявшемся походе в Саяны.

    В давние–предавние времена, когда «самую счастливую и самую демократическую» (попробовал бы кто-нибудь возразить!) в мире страну крышевала одна (!) ОПГ, во главе которой стоял «пахан», мастер плаща, кинжала и внутриОПГвской интриги, сумевший методом политических и неполитических убийств превратить, не вылезая из кресла,  свою скромную техническую должность секретаря в звание Генерального Секретаря с большой буквы.
Фу… какую сложную словесную конструкцию завернул. Ну, прямо, маленький великий Лев Толстой.
Ладно, оставим давние-предавние. Вернёмся во времена не столь далёкие, , когда «Сам» любил коллекционировать анекдоты о себе. Говорили, уже набрал два лагеря, пошёл на третий. На воле оставались «гулять» только частушки типа:

    «Это что за Бармалей
    Лезет прямо в мавзолей?
    Брови чёрные, густые,
    Речи длинные пустые,
    Кто даст правильный ответ,
    Тот получит десять лет.»

    Но, ближе к телу. А тело было в Иркутске. Работал я в конторе, называвшейся «НИИхиммаш». Контора, как контора, каких в стране сотни, но не о ней речь.  И были у меня два товарища, по склонности к авантюрам, не уступавшие мне. Договорились мы пойти в отпуск одновременно, в августе, и «покорить» пик СОАН. Есть в Саянах такой четырёхтысячник.
Поскольку я, по природе своей, нагл, упрям, склонен к авантюризму и жажду власти, то всегда оказываюсь лидером любого проекта, в котором принимаю участие. Не миновала чаша сия меня и на этот раз. Все заботы о разработке маршрута, раскладе продуктов  и общеэкспедиционном снаряжении легли на мои сильные плечи. Плечи выдержали. Всё было проработано «тип-топ». Не выдержала ниточка, связывающая «сопоходников», порвалось там, где тонко. Не дали моим друзьям отпуск, «в связи с производственной необходимостью». А, может быть, это уже прозвучал первый звоночек «сверху».  Всё-таки, идти на вершину серьёзной категорийности, втроём, двум горным туристам, пусть даже при одном альпинисте, правилами запрещается. Но, для дураков, тем более «наглых, упрямых и склонных к авантюризму» закон не писан.

   Убрал я из рюкзака всё, что можно было не брать с собой, уложил всё, что необходимо добавить, учитывая, что иду один, взвалил «зелёного друга» (так мы окрестили свои рюкзаки) на плечи, погрузился в электричку «Иркутск – Слюдянка1» и поехал. Еду и «балдею». Исчезло напряжение последних дней, страх что-то забыть, куда-то не успеть. Остался я один на один с миром, в котором можно рассчитывать только на себя и на «то, своё, что ношу с собой». Смотрю, ничего не видя, в окно и, вдруг слышу: «Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – Слюдянка.» Вскочил я, как ошпаренный, схватил за шкирку «зелёного друга» и едва успел выскользнуть из уже тронувшейся электрички. Огляделся вокруг и произнёс речь, изобилующую ненормативной лексикой, давая выход вспышке эмоций и пользуясь отсутствием слушателей. И было от чего возмутиться: вылез-то я из электропоезда на одну остановку раньше, чем нужно. Возможно, по причине своей глупости, возможно, это был второй звонок «сверху»: остановись, упрямец.
Не тут-то было. Не так воспитаны. Взвалил я на плечи «зелёного друга» и двинулся вперёд, утешая себя мыслю, что лишние пять километров – ничто по сравнению с тем, что мне предстояло пройти.

    На выезде из Култука (посёлок рядом со Слюдянкой) сел на попутку в виде «будки» на базе ГАЗ-67 и сразу снискал уважительное отношение со стороны туземного населения будки. Вернее, уважение снискал не я, как личность, а мой рюкзак своими размерами и весом. Алчно поглядывая на моего зелёного друга, туземцы настойчиво предлагали мне переночевать в Тагархае (бурятский посёлок, куда направлялась будка) и намекали на совместный ужин, где «проставиться» должен был я. Причина столь уважительного отношения к моему рюкзаку мне станет ясна несколько позже, когда на сцене появится следующий герой моего рассказа с его ключевой Фразой: «Однако, какой тяжёлый. Водки много.» Заметьте, не в вопросительной, а утвердительной форме.
Не принимая приглашение, но и решительно не отказываясь от него, чтобы не спровоцировать преждевременное расставание с моим «попутным транспортом», доехал я до конечной точки маршрута «будки» и был торжественно высажен посреди улицы. Впрочем, «улицей» эту транспортную развязку трудно было назвать. Скорее, она напоминала площадь средних размеров, тянущуюся через весь посёлок.

    Ночь – хоть глаз выколи. Освещения – ноль. Грязь – выше щиколоток. Рюкзак в неё не поставишь, засосёт. Кое-как взвалил на плечи зелёного друга и зачавкал (благо был в резиновых сапога) в направлении одинокого огонька, светившего над шлагбаумом в конце посёлка. Назначение шлагбаума я понял, когда подножкой, точнее, обеими подножками был повержен … нет, не в грязь, а во что-то мягкое, тёплое, равномерно дышащее, пахнущее парным молоком. Свален и придавлен сверху зелёным другом. Тщетно пытаясь восстановить своё вертикальное статус-кво, я месил руками бедную корову, которая оказалась дамой весьма флегматичной, особого недовольства не проявляла и, даже, недоумения не выказывала. Чего не скажешь обо мне. В первое мгновение после подножки я ничего понять не мог. Вылезши из-под рюкзака и оставив его лежать на корове – моей невольной подножнице и подстилке, я понял, что забрёл в расположившееся на ночь стадо, а шлагбаум в конце дороги преграждает ему выход из деревни.

    Миновав его (шлагбаум), я вышел к стекающему с гор ручью, на берегу которого умылся, поужинал и немного передохнул. Сна, как не бывало, не знаю, куда девалась усталость. Шагаю я по Тункинской долине и, вдруг, слышу сзади топот – кто-то скачет по дороге. Оглядываюсь – темень ничего не видно, но по звуку слышу – приближается. Думаю, не смял бы в темноте. Достал фонарик, периодически подсвечиваю дорогу, чтобы обозначить своё присутствие. Всадник осадил лошадь перед “моим величеством». Оказался немолодым бурятом:
- Кто такой?
Подобная манера знакомства вызывает у меня обычно возмущение, но тут не до жиру. Обстановка не та. Объясняю на доступном жаргоне:
 - отдыхающий, приехал в отпуск.
Бурят, не меняя ни тональности вопроса, ни одной буквы в нём, снова:
- Кто такой?
После очередного (кажется, пятого) «Кто такого?», я решил сменить русло беседы.
- Иду до лесничихи, потом по Зун-Хандагайке поднимусь на перевал и спущусь в долину Китоя.
- Зачем тебе Зун-Хандагайка. Поехали ко мне на Бурун-Хандагайку. Там у меня пасёт стадо сменщица, отправим её домой и отдохнём с тобой как следует. (Мне уже приходилось, «отдыхать как следует» по-бурятски, особенно, если выпивка за счёт гостя, так что печальный опыт в этом плане я имел.)
Не принимая никакие возражения, бурят стоял на своём:
- Поедем на Бурун-Хандагайку. Там у меня стадо. Надо сменщицу отпустить домой.
(Бурун-Хандагайка – речка, стекающая с гор по соседнему распадку.) Настала моя очередь задавать повторяющиеся вопросы:
- Зачем?
- Однако, гостем будешь.
- Зачем?
- Водку пить будем.
- Зачем?
Такое непонимание с моей стороны его поставило в тупик. И тут в моей памяти всплыло воспоминание из «будочного» этапа моего похода:
- Рюкзак шибко тяжёлый, однако, водки много.

    Поняв, что просто так от назойливого благодетеля не отделаться, я полез на круп лошади, рассчитывая занять «плацкартное» место позади её хозяина. Не тут-то было. Как оказалось, ейная (лошадиная) спина, на удивление, круглая – зацепиться не за что. Метод «наложения рук» тоже не дал результата. Ладони, намертво припечатанные силой трения к шкуре средства передвижения, легко скользили вместе с нею вокруг оси – морда-хвост.  Скользили вместе со шкурою, на удивление слабо соединённой с мускульной сущностью лошади. Пол оборота вокруг вышеупомянутой оси, и я вишу под лошадиным брюхом. Поездка в такой позиции меня не устраивала.  Тупо повторяя несколько раз попытку вскарабкаться наверх тем же самым способом, я каждый раз оказывался, как говорил капитан Врунгель, «под килем у моей кобылы».
В конце концов, махнув рукой на свою врождённую деликатность и светские приличия, я вцепился руками в тощий бурятский зад и полез наверх напролом. Не знаю почему, вспомнилась мне Пейзанская башня, когда конструкция:  бурят – лошадь – я – рюкзак стала угрожающе крениться в мою сторону. Быстро сообразив, к чему приведёт её (конструкции) падение и кто окажется при этом в самом низу, я бросил и эту затею. Наконец, (наконец-то!) взявшись за ум, я принял командование на себя, отказавшись от стратегии того прапора, который считал, что «думать некогда, трясти надо» я разразился «руководящей» речью.
- Вот, что, сказал я буряту. Сейчас, по моей команде, ты начинаешь плавно свешиваться с лошади на правую её сторону, а я полезу на неё слева. Лошади скажи, пусть держит равновесие. В результате, посадка прошла успешно.

    Поехали. Впрочем, кто поехал, кто повёз. Сначала - шагом, потом - рысью, потом - галопом. И тут оказалось, что лошадиная спина круглая только с виду. По-правде, под гладкой шкурой находится лошадиный хребет, имеющий форму треугольной призмы, расположенной ребром кверху. Ехать верхом на призме, тем более, подпрыгивая, тем более, с рюкзаком за спиною было не самым комфортабельным способом передвижения, - одним словом, не мерседес. Всю дорогу, между взлётом и посадкой на лошадиный хребет, я пытался сделать выбор: то ли слезть и идти пешком, то ли продолжать «скачки» на ребре треугольной призмы. С одной стороны, жаль было моральные и физические усилия, потраченные на седлание моего «не мерседеса», с другой стороны, терпеть дальше безумную скачку не было сил.

    Но всему на свете приходит конец. Пришёл он и моей конной «прогулке». Доехали мы до места, которое называлось «Лесничиха». Никакой лесничихи там давно не было. Она умерла, лесник ушёл из дома задолго до этого печального события, дом сожгли, мимоидущие беспечные туристы. Но название приросло к месту, обозначавшее начало тропы, идущей вверх по распадку. Метрах в ста выше стекающая по распадку Зун-Хандагайка уходила в подземное русло.
    Но я отвлёкся. У «Лесничихи» догорал костёр и сидели два парня – охотники. Догорающий костёр – самое благодатное его состояние – по тлеющим углям перебегают голубые язычки пламени, и весь он дышит ультрафиолетовым теплом. Представляю себе удивление парней, когда в их расположение въехал наш «немерседес» с двумя верховыми и рюкзаком. Мучимый очень, очень сильной жаждой избавиться от бурята и сменить способ передвижения, я стал торопливо слезать с «немерседеса». Вернее, слезть только входило в мои планы, а в реальности я свалился, потянул за собой бурята, бурят – лошадь. В результате крушения этой передвижной Вавилонской башни, я оказался лежащим на рюкзаке с упавшим на меня бурятом, поверх которого легла его лошадь. Надо сказать, что наше представление, наша «разминка», как это принято называть в КВН, привела зрителей в восторг, переходящий в панику.
Первой с  «кучи малы» слезла лошадь. Прогарцевав неподкованными копытами в каких-нибудь сантиметрах от лежащих под ней русско-бурятских грудных клеток, она умчалась вдаль. «Даль», судя по удаляющемуся звуку копыт, по лошадиному понятию, находилась в исходном пункте её поездки («повозки»?). В Тагархае.
Вторым, слез с меня бурят и, тупо глядя на тлеющие угли, уселся перед затихающим костром.
Третьим, естественно, поднялся я.
Надо полагать, это был третий «звонок сверху» с угрозой «перемолоть рёбра, если не образумлюсь». Как и предыдущие два, он до меня не дошёл.

    Между тем, бурят не зря думал, безучастно глядя на огонь; в его груди зрел коварный план. Что-то решив, он обратился ко мне.
- Дай фонарь, я коня искать пойду. (Почему «коня»? До сих пор я считал, что    едем на лошади.)
- Нет у меня фонаря. (На всякий случай.)
- Есть, я видел, как ты светил на дороге.
- Он сломался.
- Покажи.
Пришлось достать фонарик и протянуть его буряту, по пути отсоединив лампочку от батарейки. Финт не прошёл. Недолго поковырявшись, бурят фонарь наладил и ушёл вслед за лошадью.
    Часа через полтора он вернулся без лошади и без  фонаря.
- Фонарь отдай.
- Какой фонарь?
- Какой брал, когда лошадь пошёл искать.
- Какой фонарь?
Тут вмешались ребята-охотники:
- Верни фонарь, который взял у человека.
Но наши совместные усилия вернуть фонарик положительных результатов не дали. Бурят, изображая пьяного, что-то невнятное бормотал себе под нос, возможно, по-бурятски, и не сдавался. Может он изъял фонарик в качестве платы за проезд? А, может быть, это был четвёртый звонок «сверху». Потому что идти одному на восхождение, да ещё без фонаря – это безумие чистой воды.

    Водрузив зелёного друга на плечи, я удалился в лес, расстелил спальник и, завернувшись в полиэтилен, который заменял мне в этом походе палатку, уснул сном праведника, так и не отказавшись от своего намерения идти на восхождение в одиночку.
На следующий день с утра стоял туман, да такой густой, что не видно пальцев вытянутой руки. Что же, бывает. Подожду, пока солнце его рассеет. Не рассеяло. Ни в этот день, ни на следующий, ни на третий. Видно Богу надоело намекать мне на мою глупость, и Он принял решительные меры. На третий день я повернул свои оглобли назад. И, наверно, правильно сделал. Чем закончилась бы эта авантюра, одному Ему известно.
Как говорил один старый еврей, «спасибо, Боже, что взял деньгами». Или, как сказал Ходжа Насредин: «хвала Аллаху, что по небу не летают коровы». Мне только остаётся поблагодарить Бога за благоразумие. Ибо, если не Он, то кто?

Посмеялись? А знаете, что самое смешное в этом рассказе? То, что в нём нет ни слова выдумки.                .                Иркутск, 1975г.