Набоков и Достоевский. Две грани одной реальности.
Набоков и Достоевский. Две грани одной реальности.
Перед нами стоит сложнейшая задача, которая заключается в том, чтобы описать феномен величайшей загадки не только русской литературы, но и всей русской культуры в целом. Имя этому феномену - Федор Михайлович Достоевский.
О Достоевском написано много, и сейчас нам предстоит вновь погрузиться в мир идей великого гения русской литературы. Однако наше эссе – это размышления навеянные тезисами и критическими замечаниями В.В. Набокова, высказанные им в работе «Лекции по русской литературе». Сложно быть объективным, описывая фигуру Достоевского с позиции лишь одной литературной критики, ведь и она имеет свои границы, каноны и рамки. По этой причине, мы выбираем путь философской рефлексии тезисов Набокова, с которыми мы будем вести полемику на протяжении всей нашей работы.
Перечитывая критические замечания Набокова в адрес Достоевского, к нам приходит понимание того, что понять, полюбить и даже возненавидеть русскую культуру во всей ее полноте может лишь истинно русский человек. Для этого требуется глубокое осознание причин этой любви и ненависти в контексте социально-исторического формирования российской государственности и русской ментальности. Только русский человек может окончательно принять, или отвернуть собственную культуру. Этот выбор возможен лишь на уровне крови, чувств, на уровне, выходящем за рамки рационального научного объяснения феномена русской души.
Исследуя колкую критику Набокова в адрес Достоевского, мы приходим к заключению о том, что в своих суждениях, Набоков так и не приблизился к глубокому сакрально-метафизическому пониманию, не смог подобрать ключей к глубинной герменевтике и апофатической глубине смысла творчества Достоевского. Удивительно, но Набоков в своей критике делает самые грубейшие ошибки, демонстрируя скорее личную неприязнь к гению, на фоне совершенного непонимания ряда исторических процессов, современником которых и был Достоевский. Свое эссе мы построим именно на развенчании критики Набокова, как представителя образа мышления, порожденного вульгарным сциентизмом.
Сам Набоков получил свою славу в США как русский автор покинувший советскую Россию, а так же как человек, вынужденный покинуть Германию в 1937 году во время прихода нацистов к власти. Свою славу Набоков приобретает как пламенный критик советского искусства, в том числе и литературы.
Быть диссидентом - не значит быть гением. Откровенная профанация тем, о которых пытался писать и говорить Набоков, не лишили его популярности, и по известным политическим мотивам его статьи и выступления имели определенный успех в США. Тезисы Набокова принимались несмотря на то, что ко времени публикации его критики о Достоевском, уже были изданы более глубокие и фундаментальные исследования творчества русского гения. Мы имеем в виду работу Н. Бердяева «Миросозерцание Достоевского». На фоне фундаментальной работы Бердяева, рассуждения Набокова о Достоевском не только проигрывают, но и полностью теряют вес в силу поверхностности изложенных Набоковым идей и замечаний.
Ошибки суждения Набокова произрастают на почве полного пренебрежения историей России, и нежеланием учитывать феномен русской духовности, о которой так много писали русские религиозные философы конца 19 начала 20 века. Флоренский, Сергей Булгаков, Бердяев, Соловьев - все это литературное и философское наследие игнорируется, а потому в критике Набокова слышен характерный математический привкус техницизма и бездуховности Западной цивилизации.
Так, уже во вступлении своих лекций, Набоков приходит к поразительному выводу о том, что все ценное в русской литературе и поэзии можно разместить всего лишь на 23000 страницах, и не более того. Такие выводы удивляют, ведь именно Набоков позже упрекнет Достоевского в отсутствии литературного стиля.
В своих лекциях о литературе, Набоков ставит знак равенства между «примитивизмом» советской литературы и литературными течениями нацистской Германии. Более того, он сравнивает тезисы Ленина и нацистского партийного деятеля и писателя Альфреда Розенберга. В своей книге «Миф 20 века» Розенберг пишет о Достоевском, называя его «увеличительным стеклом русской души». Нацист и идеолог расовой теории Розенберг использовал творчество Достоевского в своих целях, чтобы создать расовый портрет русской души в негативном свете, дабы на фоне персонажей романов классика возвысить идею превосходства немецкой нации. Но даже Розенберг не смог принизить роли Достоевского в таком возмутительном ключе, как это представлял американской публике Набоков.
Удивительно, но критика Набокова вырывает Достоевского из общего исторического контекста, не учитывая ряда идей, повлиявших на развитие русской цивилизации. Игнорируется противостояние славянофилов и западников, противостояние ранних идей пангерманизма и панславизма. Достоевскому бросается циничный упрек в том, что он усматривает сакральный смысл и пророчит глубокую историческую миссию русскому народу. История расставила все на свои места. Роль и священную миссию русского народа в контексте ушедшего 20 столетия отрицать невозможно.
Набоков, вслед за своими современниками высказывает мысли о том, что Достоевский явился предтечей фрейдизма, ведь персонажи великого автора действительно переполнены экзальтированными людьми.
Однако «широта» взглядов Набокова, на которую он претендует в своих «лекциях» не смогла открыть ему зреющих ницшеанских идей провозглашенных Раскольниковым. «Падающего – подтолкни», так позже скажет Ницше. Впрочем, многие исследователи как раз убеждены в том, что именно Достоевский имел глубокое влияние на работы Ницше. Не усмотрел Набоков и идей, к которым позже придут французские экзистенциалисты Сартр и Камю. Однако, в отличие от них, Достоевский ищет разрешение экзистенциального конфликта именно в духовном предназначении, в особой миссии человека. Бог открывается через человека, через его страдания и творчество - именно так русская религиозная философия, представителем которой является Достоевский и решила проблему, с которой не справились в 20 веке экзистенциалисты Франции.
В своей критике Набоков использует распространенный для того времени прием, который заключался в постановке медицинских диагнозов как самому автору, так и персонажам его романов. Набоков скатывается до посредственности, перечисляя психические заболевания персонажей Достоевского. Это, несомненно, имело успех в обществе, не имеющем представления о феномене русской культуры в целом, но жаждущем сенсаций.
Набоков был уверен, что причина гениальности Достоевского заключалась в его психических болезнях. В то время как гениальность классика заключалась как раз в мастерском описании психотипов русского человека. Открытые Достоевским образы русского характера можно сравнить с фундаментальным открытием архетипов Карлом Юнгом. Пройдя по улицам наших городов, наблюдая за поведением русского человека, мы наверняка встретим яркие персонажи романов Достоевского, в существовании которых так сомневался Набоков. Без труда можно увидеть образ Настасьи Филипповны, Тоцкого, Фердыщенко, Рогожина, Лебедева, Келлера, а за редким исключением и самого Мышкина. Все это архетипы, воплощенные в живом теле русской культуры и ее народа.
Набоков не останавливается и в критике христианских мотивов, которыми насыщены романы классика. Набоков не утруждает себя попыткой проникнуть в герменевтику текста, не пытается осознать глубины идей, описанных великим мастером, но прямо называет романы Достоевского «безвкусицей», которая оскорбительна для читателя. Ему доставляет удовольствие лишний раз указать на то, что тот же князь Мышкин, будучи воплощенным «Христом» романа «Идиот», безумен и болен. Набокову не понять, что роман освещает не столько болезнь Мышкина, сколько обличает больное разлагающееся общество царской России, не способное принять духовной чистоты праведника.
Критику Набокова можно отвергнуть уже по факту его восприятия и комментариев посвященных роману «Братья Карамазовы». Удивительно, но Набоков совершенно не способен осознать глубины текста, гениальности и мастерства Достоевского. Сам Набоков отнес роман всего лишь к детективному жанру. В своих лекциях он тщетно пытается убедить читателя, что суть романа именно в убийстве, в преступлении, вокруг которого и вращается критика Набокова. Сам же роман, настолько многогранен и глубок, что основной контекст перестает иметь смысл, а сами персонажи открывают нам иные горизонты понимания тайных символов и знаков. Так, роман Достоевского приобретает функцию пророчества и священного текста, который не дает профану понять скрытый смысл. Образы инаковости трех братьев Карамазовых – это не просто психологический прием, не прихоть автора и не случайность. Это три пути развития русского общества, которые предсказывает Достоевский. Это утеря духовности и веры Алексеем, это материализм и цинизм Дмитрия, это жестокость, страсть, разгул и хтоническая русская тоска Ивана Карамазова. Все это пророческие фигуры - есть архетипы русской безысходности, которая дает всходы на почве утраты веры, отхода от традиции в пользу бездуховности и материализма.
Набоков стоит на позиции человека оторванного от корней русской культуры, а потому пытается обосновать свою критику на тезисах, которые в свете метафизических идей Достоевского, просто не имеют смысла. Структура романа «Братья Карамазовы» состоит из отдельных частей, которые по своей глубине восхищают самые выдающиеся умы современности. Так, вкрапленная в текст романа «Легенда о Великом инквизиторе», по своей форме и глубине может претендовать на отдельное литературное произведение, сравнить с которым трудно даже творения самых выдающихся зарубежных классиков.
Набоков в своей критике пытается доказать, что произведение и его литературные формы важнее содержания. Достоевский же обращает внимание читателя не на суету мира, а на проблемы метафизического, высшего духовного характера. Мирская суета описанная Достоевским – лишь фон, и необходимый литературный прием. Бездуховность и падение русского мира в порок стяжательства и безверия – вот боль и скорбь великого мыслителя. Мы хотим обратить внимание на то, что романы Достоевского – это не беллетристика, не бестселлер, не куртуазная литература для модных салонов и изданий, т.е. совсем не то, что видит в них Набоков. Достоевский – это визитная карточка целой цивилизации, это откровение, воплощенное в глубоких духовных идеях русской души. Романы и идеи Достоевского – это высокая классика, которая является не только составной частью философского наследия русской религиозной философии, но и мировой культуры в целом.
Понять и принять суть духовности русской культуры невозможно без глубинного проникновения и изучения ее истории, роли и духовной миссии русского народа. Изучить и принять романы Достоевского невозможно путем постановки диагнозов, подсчетом букв и страниц, удачных описаний природы, или ландшафтов, как это предлагает Набоков. Романы Достоевского нельзя отнести лишь к области литературы и применять к ним узкие рамки литературных канонов. Достоевский – один из глубочайших мыслителей, который озарил мировую культуру ярким сиянием русской идеи и русской ортодоксии. Творчество Достоевского – это метафизика русской души, которую нельзя отформатировать жесткими рамками академизма и модными идеями. Достоевский и его идеи живут вне времени, он духовны, а потому нетленны.
Материалистический подход Набокова характерен для многих его современников. Методология, которую взял на вооружение Набоков, привела его к рассмотренным нами заключениям и выводам, которые лишь косвенно коснулись творчества величайшего гения. Проблема критики Набокова в адрес Достоевского заключалась в том, что мысли и идеи самого критика были уж слишком человеческими, а потому он так и не смог переступить границ и идей своего времени. Набоков был слишком своевременен, слишком обусловлен, слишком подвержен моде и слишком сиюминутен. Гений же ценится своим провиденциализмом, способностью узреть трансцендентное и выйти за рамки своего времени. Гений побеждает время и смерть в силу глубины и ясности своего чистого разума, которым и обладал великий русских классик Федор Михайлович Достоевский.