Записки на полях - 19 Падение

Лукрита Лестон
Наступила тишина, словно все потоки остановились, только Шут насмешливо насвистывал себе под нос свежесочиненный мотив.


- И чего это тебе взбрело в голову спускаться? - спросил вдруг кто-то не очень приветливым тоном.


К их компании присоединилась, соткавшись из будто бы ненадолго прекративших вибрировать серебристых нитей, еще одна фигура. Это был Малькут, ставший со временем очень мощным, высоким. По сравнению с любым из троих недавних собеседников, он казался представительнее, солиднее, старше, словно приходился им отцом или дядюшкой. Даже Шут с его морщинками на фоне Малькута производил впечатление тощего, чрезмерно смешливого паренька с дерзкими глазами, хотя его строение являлось относительно плотным. Плечи Малькута покрывал плащ из густой волчьей шкуры, а пышные серые волосы украшала диадема из неброских каменьев.


Облаченный в светлое допотопное подобие тоги, закрывавшее изящное тело из непрестанно мерцавших лучей света, Люцифер взвился:


- С какого вселенского переполоху мне нельзя спускаться к людям? Кто мне станет указывать?


- Допустим тот, кто наладил порядок, научил людей выживать, кто сделал возможным их существование, хотя бы на протяжении мгновения. Знаешь, что такое мгновение, Лючи? Это что-то вроде того, чтобы хотя бы миг не мутить вселенские волны.

Это говорил еще один брат, воплотившийся из волн полегче и побыстрее тех, из которых соткался Малькут. Это был Плутон, теперь уже солидная персона, с перстнями на холеных пальцах, также облаченный в сверкающие шкуры, но дорогие и изысканные, как сама роскошь, которой он пел песнь каждым своим жестом и вздохом.

Люцифер замер, сохраняя совершенную неподвижность и белея от гнева.


- Благодаря мне, - заговорил он сквозь стиснутые зубы, - они встали на ноги, поняв, что недостойно человека, как зверям, бегать на четвереньках, благодаря ему, - он указал на Алтера, вдохновляясь, - они, некоторые из них, стали заботиться о своих стариках, лечить больных. Благодаря ему, - он кивнул на Шута, - они стали не просто жрать, как животные, а задумываться о том, что они едят, и что это недавно было живой плотью!

- Да! – перебил его Гевура, обдав всех жаром. Он воплотился будто бы из самой энергии их окружавшей, из энергии, которая пульсировала в каждой нити света и во всех ветрах. – Но благодаря вам, бездельникам, они потеряли покой! Люди… Они оправдали все ожидания. Они ловят потоки вселенной, сдерживают их в себе и питают энергией, идущей к ним отовсюду, как по волшебству.

- Какой энергией? Энергия не вся от нашего Отца, - мягко заметил Алтер. – Верно ли то, что в них поступает как Добро, так и Зло. Ведь сначала они были бессмертны, и теперь твоя жадность заставила их принимать в себя все, что пронизывает мироздание, и вот они болеют, гибнут и гниют, причем зачастую гниют заживо. Для того ли мы создавали их?

- Ах ты глупый мальчишка! Как ты не понял до сих пор, что энергия и есть самое основное! Она и определяет твердь! Она застывает в них, воплощается, копится!

- Чтобы потом ты пожрал ее вместе с ними? – невозмутимо уточнил Шут. – Но не вредно ли это для твоего желудка? Смотри, ты видел лик свой в прозрачных водах земных озер? Если бы ты не так обжигал жаром, я бы принял тебя за монстра из Тьмы.

В самом деле Гевура также претерпел изменения во внешности, как и прочие, но если остальные сохранили звездное очарование, даже Малькут – пусть и приглушенное солидностью, которую он напускал на себя, - старший из братьев выглядел неважно. Его лицо сделалось красным и грубым, хотя и самым выразительным, самым четким, безупречно вылепленным из всех лиц. Он единственный имел свой запах, который не чуяли, впрочем, трое младших, но от которого воротили нос Малькут и Плутон. Брутальные черты постоянно искажала судорога, придавая ему жуткий вид, хотя в редкие мгновения покоя он поражал удивительной, живой, яркой привлекательностью, вроде той, которая бывает у зверя, отдыхающего после битвы и сытного обеда. Он был всех выше на голову и шире, мощнее.

- Когда-то мы мечтали о том, чтобы мечта застыла. Разве нет? Чтобы созданное единожды оставалось, не растворяясь в Хаосе. Ни один из нас, даже ты, любознательный брат мой, - он кивнул Шуту, - не знает, по каким законам существует все это, - он спокойно обвел взглядом черноту, притаившуюся над куполом, - но выжили мы потому, что лучше иных умели постоять за себя. Только соединившись, мы создали ловушку. Почему? Потому что энергии у нас разные и энергии не бывает много, когда речь идет о том, чтобы Быть. А ты, Люцифер, твой полупризрачный братишка, вы дали людям осознание. Дали еще при рождении. Для чего? Чтобы им больнее было умирать?

- Ты сам же говоришь, что дали при рождении, как искру. Так почему ты не подпускаешь нас к ним? Словно даже те туннели, которые принадлежат нам, собираешь перекрыть.

- Я не говорил про искру. Это твоя склонность к фантазиям? Довольно! Они остались в Хаосе!

- Так я прав?! Ты желаешь загасить в них то немногое, что принадлежит нам?

- Да. Хотя бы потому что ваши перворожденные мгновенно нахватались тьмы, не прожив и тысячи лет! Такие возвышенные создания! Запутавшись в явлениях, которые и мы не понимаем, они превратились в монстров, которыми кишит теперь вселенная!

- И потому проще сделать людей подобными зверям? А болезни – разве не та ли эта Тьма?

- Без Тьмы нет тверди, глупцы. Мой земной мир жив уже миллион лет, и я не позволю тебе спускаться и смущать их разум!

- И как ты мне запретишь? – прищурился Люцифер.

- Уже запретил. Они отныне воспримут, как горячечный бред все твои идеи. Разве что огонь… Он оказался полезен.

- Посмотрим!

Люцифер вспыхнул, вроде разгоревшейся звезды. Стали видны миллиарды тончайших исходящих от него нитей. Нити эти потянулись к земле, но прошли только через воздух. На земле же стало светло, выбежали люди и подобно малым детям смеялись и тянули к небу руки. И тут грянул гром, обрывая нити. Люди бросились врассыпную, кто пошустрее спрятались в пещерах. Жрецы умоляли громовержца пощадить их.

- Но чем он будет питаться? – уточнил Шут. - И выживут ли люди, лишенные одной из своих составляющих?

- Какой интересно? Непомерной гордыни? – осклабился Гевура. – И это непоследовательное создание упрекает меня во взаимодействии с Тьмой…

- Человеческого достоинства, - возразил Люцифер. - Но не бывать этому.

- Гевура, что за жизнь у них будет? Без сострадания, без тяги к знанию? Без… - Алтер смущенно и сочувственно уставился на пылающего от гнева Люцифера, пытаясь придумать, что помимо гордыни тот подарил людям. Когда-то они создали эльфов. Те были более их творениями по распределению энергий, то есть его, Шута и Люцифера, но эльфы так стремились в космос, так желали изведать все, включая Тьму, так презирали земное и свое неизбежно неидеальное твердое воплощение, что мечта о совершенной ловушке и любимом детище обернулась кошмарным провалом. Хаос вновь замаячил страшным призраком, грозясь поглотить сумевших отвоевать право Быть.

Тем временем Люцифер не терял времени даром, он все пытался спуститься к людям, но его легкая воздушная энергия наткнулась на мощное противостояние энергии плотной. Он подобно светлой тени сражался с камнепадом и единственное, что выигрывал, так это то, что оставался невредим, пока его противнику на подмогу из Тьмы не выскользнули чернее ночи тени. Люцифер вскрикнул, падая на землю под тяжестью уже знакомого после воплощения в человеческом теле страдания. Алтер бросил вслед за ним, в глазах потемнело, а когда он смог оглядеться, обнаружил себя в комнате Хэлла. Сам Хэлл сидел перед ним, отсутствующим взглядом глядя перед собой.