«ВЗЛОМАННАЯ ВЕРТИКАЛЬ»
Глава 2, ч. -3-я( продолжение)
3. ПРЕДЫСТОРИЯ НЕСОСТОЯВШЕЙСЯ ЛЮБВИ
МОНОЛОГ В ПИСЬМАХ (продолжение)
Письмо 14.
Виссар, здравствуй!
Друже, ты не будешь на меня сердиться, ладно, что я была такой гадкой девчонкой, и так долго не писала тебе. Скажи, что мне сделать, чтобы заслужить твою милость? Сколько раз я бралась за письмо к тебе, и ни разу его не кончила. А сейчас только и натыкаюсь на эти начала. Ты знаешь, собственно и причинто не было, чтобы молчать, а что-то заставило малость замкнуться.
Жизнь моя течет без приключений, обычно, серо. Живет ожиданием сессии, она начнется 29 июня. Будем сдавать три экзамена. 6 июля кончим. Жду, жду этого дня. Хочу скорее на колеса или крылья. Хочу движения, хочу скрыться от глаз Вышеграда и отвести от них свои. Странно, как быстро все надоедает человеку. Оказывается, ты меня, дружище, не смог убедить в прелести очаровательной безделушки – жизни. И хотя я ясно вижу, с какой жадностью ловят ее дыхание некоторые существа земные, меня на повторение этого не тянет. Опять в голове роятся мрачные мысли, опять дышится от них труднее. И, ты знаешь, что я заметила в себе? Что такое состояние чаще всего находит на меня после встречи с М.Н.С. Вот недавно после четырех месяцев обоюдного молчания, он явился ко мне. Не знаю, каким образом он разыскал место моего прозябания, только явился пред ясные очи с вопросом: «Валя, а ты что, на меня уже могильный крестик поставила?» На следующий день ему нужно было быть срочно в нашем общем родном городе (приезжал в командировку), и мы провели с ним вместе десять часов (с 7 вечера и до 4 утра). До 12 ночи просидели в нашем недавно открывшемся очаровательном ресторане «Орфей», что на набережной, а с 12 до 4 -х прошатались по подобию гранита последней. А в половине пятого проводила его на вокзал. Вернусь в ресторан, где мы пили за то, «чтобы наши встречи были чаще». Там я пила за свою любовь, тяжелую, гнетущую, не любимую мной любовь. Виссар, друже, где мои силы, чтобы сказать ему, что мне не приносят облегчения эти встречи, что я, наконец, хочу покоя от этого, похожего на дурман чувства. Видимо, за такую слабость человека наказывают презрением. Но, скажи, разве наказывается то, что рождается вместе с рождением души? Поверь, этот вопрос не в оправдание себе я задаю. Пойми меня правильно, и дай мне хорошую взбучку, в которой я бы не хотела чувствовать намека на насмешку.
Да, Виссарион, вчера я получила первую «2» по анализу промышленной деятельности. Она первая за весь мой период обучения в техникуме. Но что ж, приходится принять ее как должное в отношении к учебе. Забросила все основательно. Началось лето – пляжный сезон. Ходим с девчонками загорать. Вода в реке еще холодная, плавать никто не рискует. Но меня это не волнует: я не научилась этому занятию.
Сейчас у нас наступили трудные времена в отношении с табачными изделиями. Перебиваюсь еле-еле. Живу, чем бог подаст.
Недавно ходила в театр; поставили «Отелло». На мой взгляд, очень удачно. В роли Отелло знаменитый Присутин. Если ты читал «Театральную жизнь» за прошлый год, то должен знать это имя. Он гремел в минувшем году на московских гастролях. Труппа ставила «Ричарда 111». Долгое время в СССР ни один театр не брался за постановку этой пьесы, а наши удивили Москву «Ричардом». Спектакль шел с колоссальным успехом, и основная его доля выпала на долю Ричарда – Присутина. Не уронил он себя и в «Отелло».
Кончаю, Виссар. Пиши, очень буду ждать. Салют! Валя. 10.06.
Письмо 15.
Виссарион, здравствуй!
Несколько минут назад вышла из кабинета директора вместе со своими подругами, и под впечатлением этого «милого» разговора пишу тебе письмо. Дело началось с субботы 20.06. У одной из наших девочек был день рождения. Мы, конечно, не обошли этой даты. Купили две бутылки коньяка на четверых и без особой трудности их трахнули. И тут ненароком к нам стучит комендант. Все девчонки отдают богу душу. А она лезет со своими бумажками для подписи. Всю окружающую обстановку она запечатлела в своей феноменальной, к подобного рода случаям, памяти. И доложила директору. Ну, а в комнате у нас ты, конечно, представляешь, что творилось: табачный дым, коньячные бутылки. И, конечно, необычайные для трезвых позы. По приходе понедельника мы ничего не подозревали, потому что знали, что нас никто в общежитии не видел в таком виде. А на коменданта мы не думали, т.к. она сейчас сдает дела другой тетушке. А она – свинья донесла директору. Я тебе писала, что однажды по этому поводу мы с ним уже разговаривали. Но сейчас он был вне себя. Позвал нашу классную в кабинет и при ней изливался. А она, наша бедняга «уважаемая», сидела широко раскрыв глаза, глотая воздух. Боже, что она слышит: Валя, такая незаурядная личность в отношении ума, и вдруг курит, пьет спиртное. Она решила написать письма нашим родителям. В ответ на это наши девочки немного перетрухнули. А мной, дурой, овладело такое равнодушие: смотрю на директора и говорю, что я завтра же не появлюсь в техникуме, если они это сделают. Это «уважаемую» до того озадачило, что она не знала, что сказать. Директор-то знал о моих склонностях. Но это все ничего. Самое для меня гадкое было впереди. Только директор спросил, кто курил, я сразу же сказала, что я. Тянули-то все, но не хватило духу сказать. И после этого признания входит в кабинет завуч. А этого человека я беспредельно уважаю. И «уважаемая» (классная) пытается добиться от меня слов «брошу курить», причем, голося на весь кабинет. Мне так неудобно стало перед завучем, а ее обуял страшный гнев. Потом я не сказала ни слова, но меня все отлично поняли по бешеным глазам и натянутой до предела позе. Директор предупредил мой порыв и изрек: «Идите». Боже мой, если бы был кто-нибудь другой на нашем месте, давно бы вылетел не только из общежития, но и из техникума, а нам вторично поставили на вид без сообщения родителям.
Я удивляюсь, Виссар, ведь ты, наверное, помнишь, какая я была тихая девочка, робкая, смирная. И откуда все это взялось. На директора кричу, на классную кричу. В школе никогда не было, чтобы меня считали чертовски смелой. А тут, когда вышли от директора и начали рассказывать двум нашим болельщикам (девчонкам), причем мои друзья по несчастью начали немного бахвалиться, они в голос заявили: «Поверим, что Валя так сказала, ну, а вы-то уж, наверное, трусили, как кролики». Меня, конечно, не особенно воодушевляет это. Больше такое мнение ценят мальчишки лет 14 -15. Меня только удивляет: неужели и это плод пассивности. Ну ладно, хватит. А то и так уже накатала приличненько.
А тебя постиг действительно жестокий случай. Как же это ты упустил свою пречистую деву Марию? Непростительно. Такие красавицы созданы не только для того, чтобы радовать глаз человеческий, но и его плоть. Но это только моя трепотня. Я не особенно нахожу смешным этот случай. Просто минус твоей ловкости. А дружок твой этим не страдает. Наслаждайся теперь своим умением «регулировать льдом и пламенем».
Ну, Виссарик, скоро у меня горячие денечки учения (сессия), в понедельник приступаю (29.06). Салют, друже. Валя. 22.06. 19…
Письмо 16.
Приветствую тебя, резвый ребенок!
Удивляюсь твоим способностям по части нарушения своих казарменных порядков. Ты, в конце концов, угомонишься, или это хроническая хворь? Желаю тебе все же избавиться от нее. Это похоже на выходки, по крайней мере, 15-летнего лоботряса. И странно то, что ты сам этого не видишь.
Я сейчас в доме родном, буду здесь до 6 февраля. Перед отъездом на практику мы получили назначения на работу. Я еду в Южно-Сибирскую область. Черт знает, куда меня там запрут: в село (деревню) или град терпимый. Но меня это не волнует. С моим-то характером, да волноваться? Исключено.
Праздник у меня прошел сравнительно неплохо. Появилось странное желание: на эти два дня (7 и 8.11) скрыться от всех глаз людских, знакомых и надоедливых. И я уехала на зимнюю дачу под Вышеград к одной моей знакомой. И была очень довольна, т.к. там были незнакомые мне люди, а это меня здорово обновляет. Вечер 8 ноября провела в Вышеграде. Вот так.
Ты, знаешь, Виссар, а я стала еще старее, чем была в начале нашей переписки. Увы, на это есть причины, о которых лучше было бы поговорить. А это, опять же, невозможно.
Послушай, у меня стала дурацкая память. Я не помню, писала ли тебе о том, как я провела лето. Об этом стоило бы написать, т.к. я получила много удовольствия от этого отдыха. Но, а если писала, то не хочу повторяться.
Сейчас хочу одного, поскорее уехать в Юж. – Сиб.область. Опять хочется нового и опять неприятна мысль, что и это надоест.
Пиши, буду ждать твоего известия, горемычная твоя судьбинушка. Смотри, не натвори еще чего-нибудь. Пока. Валя В. 10.11. 19…
Письмо 17.
Виссарион, здравствуй!
Твое, как всегда блещущее юмором, письмо было очень кстати перед праздником Нового года. Между прочим, с каким настроением я к нему готовилась, с таким я его и встретила. На Новый год ездила в Вышеград, т.к. мы договорились встретиться там с девчонками. Встреча доставила огромную радость (мы все-таки отличные приятели!), но она была омрачена буйным поведением братца той девчонки, у которой мы собрались. Представь: в ночь с 31-го на 1-ое мы чудесно веселились, само собой разумеется, хоть это и Новый год, но спать хочется, и часа в четыре утра мы преспокойно улеглись. Вдруг слышим в другой комнате звон разбитого стекла и голос матери девчонки, она плакала. Так мы от страха прямо в сорочках выскочили через прихожую в общий коридор и заняли весь пролет лестницы с 2-го на 3-й этаж. Стоим, дрожим и молим Всевышнего, чтобы он остановил всякого, кому вздумается пройти мимо наших прижавшихся к стене трупов. Ну, потом все обошлось хорошо, а какое-то неприятное ощущение все же заставляет думать, что праздник прошел не совсем удачно.
Сейчас доживаю последний месяц у родителей, шестого февраля снова в Вышеград, на госэкзамены. Все ближе моя жалкая цель, и соответственно определению цели я испытываю жалкую, но все же, радость. Поистине, какие-то собачьи сравнения.
Завтра мне 19. Когда шла из банка домой, услышала церковный звон и, усмехнувшись, подумала: «Пусть все думают, как хотят, а я буду думать, что это звонят в мою честь». А на самом деле 7 января – Рождество Христово. С чем тебя и поздравляю.
Виссар, очень рада, что у тебя удачно сложились обстоятельства. Теперь, голубчик, постарайся гореть немного медленнее и ровнее, к чему такие ошеломительные заскоки. Это, несомненно, лишает тебя солидности. А возраст-то! Стоит помнить о нем. Гори в другую сторону, например, по части углубления познаний. Это благородно, неоспоримо благородно. Когда у тебя ДМБ? Еще больше года ждать тебе? Это не очень долго. Потерпи. Бог терпел, нам велел. Ну, привет тебе, старина, привет. 6.01.19… В.В.
Письмо 18.
Виссарион, здравствуй!
Ты прости меня грешницу за такое долгое молчание. У меня за это время произошло событие большой важности: я вчера приехала из Вышеграда с дипломом в кармане, так что перед тобой молодой специалист. Экзамены сдала довольно прилично: два на «пятерки» и один на «четверку». Приехала к родителям и разревелась так по-настоящему, как давно уже не ревела. Родители на меня смотрят как на дуру (а я ведь все-таки с дипломом). Говорят, что мне больше подошло бы сейчас смеяться, а я капаю. А плакала из-за расставания с девчонками. Оно было очень веселым с подбадривающими словечками: «Давай, давай, работай, да своих не забывай». Хохотали, а в душе истерику закатывали. На выпускном директор нас (хулиганок самых больших) наградил своей любовью. Признался, что мы незабываемы, что в душе он всегда нас очень любил и восхищается нашей дружбой, что наша комната – запевала техникума. Вот как! Наконец-то нас признали. Сам понимаешь, как мы ликовали.
Хотела сразу ехать на работу, да где там, родители взбунтовались. Еду 15 марта. Так что жди нового адреса.
Теперь относительно твоей физиономии, ведь я еще не сказала своего мнения. Ты знаешь, а она у тебя довольно мила, симпатичный ты мальчик и совсем юный. Я бы даже не сказала, что ты намного повзрослел за эти годы.
Ну, на этом кончу. Если успеешь до 15-го прислать в родительскую обитель письмо, то пиши, буду ждать.
Салют тебе. Волевич. 4.03.19…
Письмо 19.
Виссарион, здравствуй!
Не знаю, получал ли ты мое письмо из моих родных пенатов, я его отправила по адресу в\.ч, где напутала в цифрах. Ну, запуталась, бог с ним. Сейчас я пишу тебе из Верно – Уганска, что в Южно – Сибирской области. Ну, скажу я тебе, и дыра это. Странно, кто столь юмористически был настроен, назвав «это» городом. Черт возьми, вот не думала, что попаду в подобную глушь. А, всегда так случается, как начинаешь строить воздушные замки. Между прочим, начало моей переездки было очень приятным. До облцентра я ехала в чудо условиях. Представь, в купированном вагоне скорого поезда наедине с приятным попутчиком, работником областного НИИ, который возвращался из Москвы, где приняли к защите его диссертацию. В общем, дорога промелькнула незаметно. В облцентре я устроилась в гостиницу и пошла в областную контору Госбанка. Здесь мне предложили несколько наименований районов, среди которых я с сожалением не узрела ни одного крупного города. Остановилась на В. – Уганске, соблазнило то, что перед этим названием стояла буква «г» (город).
И поехала я в этот город….Двенадцать часов тряслась в поезде до Металловска и два часа на автобусе до В. – Уганска. И, боже, что я увидела? Жалкая деревушка, где ни один приличный двухэтажный дом не рискнул испортить общего ансамбля рядом со слепыми, приземистыми домишками, прижалась к угрюмому, холодному Большому Камню. Здесь есть два клуба, в которых идут фильмы, виденные мною в прошлом году, раймаг и всевозможные магазины сельпо. Весьма возможно, что здесь есть такой передовой для своего времени очаг культуры, как изба-читальня. Но здесь нет почему-то театра, ресторана, чистых улиц, светлых витрин, нет молодежи. По здешним улицам свободно гуляют коровы, опорожняя свои клоаки. Распространенным видом транспорта являются агрегаты мощностью в одну лошадиную силу. Кстати, на лошади и переезжала из гостиницы (скорее, это Дом прихожанина), при этом волосы с хвоста этой животинки летели мне в нос, рот, глаза и потом я с неделю счищала их со своей шубы.
Неужели ради этого стоило рваться к заветным корочкам диплома! Правда, в конторе обещают скорое передвижение. Но что им и делать, как не обещать. Не знаю, как долго я вытерплю здесь. Хорошо еще, что в этом же районе устроилась и моя подруга по техникуму. Правда, говорят, что то место, где находится она, еще хуже В. – У – нска, нечто Базит. Он в 4 -х часах езды от Металловска. На ближайшую субботу у нас с ней встреча в Металловске.
Сейчас все чаще думаю, не воспользоваться ли мне участием моего попутчика. Он обещал по первому сигналу помочь мне устроиться в областном центре. Я этот выход держу в резерве. Вот так, я и устроилась в Юж. – Сиб. области. Пишу, а у самой на душе кошки скребут, до того тоскливо. Единственный выход – поставить перед собой бутылку, да пачку сигарет. Тьфу, черт, совсем не написала, как приступила к работе и сколько получаю. Ну, потом. Пока, пиши, скорее пиши. Валя В.
Письмо 20.
Виссар, привет тебе!
Честное слово, плоды твоей фантазии меня, как невзыскательного читателя, уводят в мир смеха, и хочется посмеяться, а кругом только то, что вызывает тоску. Ты, кажется, смог представить окружающую меня серость, так, пожалуйста, представь еще и то, сколько радости я получаю от писем. Когда их получаешь, то, идя с почты, шлепаешь по самым глубоким и грязным лужам, забываешь зайти в магазин за булками. В результате пьешь голый чай, а пустота в желудке ровно ничего не значит.
К жизни в В. – Уганске вряд ли можно привыкнуть, да и было бы страшно привыкать -это значит самопроизвольный отход даже от того немногого, что сумела получить до этого поселения. А что можно получить от В. – Уганска? Сытое отупение, постепенный отход от желания удовлетворять свои потребности. Так-то. Здесь можно раз в год сходить на халтурный концерт цыган с Лялей Черной, которой уже под 60, а на большее ты не рассчитывай. Эта жизнь, наверное, походит на службу в армии и на годы заключения. Но ведь все это люди терпят, значит, и мне придется терпеть. Ну, а на вечное поселение ни бог, ни черт меня здесь не оставят. Это точно.
Что я делаю? Вхожу в курс своей службишки. Делаю проверки, пишу акты и информации на тему, почему у конторы областного управления торговли имеет место большая просрочка по ссудам Госбанка. Да, да, моя клиентура – торговля (шесть сельпо, база РПС – райпотребсоюза, раймаг-районный магазин, райзаготконтора). Обрати внимание, какая музыкальность заложена в этих названиях. Ха- ха. И за работу с ними я получаю 80 рублей. Как тебе это нравится? Честно говоря, я бы разогнала всю эту шарашкину контору, именуемую банком. А сама по возможности постараюсь переквалифицироваться. Вот сейчас у меня на уме Орешкин, которого ты назвал диссертантом очковтирателем. Между прочим, он оказался дальновиднее меня и относительно моей профессии, и относительно надежд на более-менее приличный пункт моего преткновения. А поэтому из жалости предложил свои услуги. Когда я ему сообщила, как и где я расположилась, он сразу же начал решительную деятельность. Предложил два места в лабораториях своего института и какого-то завода в облцентре. Но на что это будет похоже, если я сразу же сбегу из банка! Я просто не решилась. Тогда он сказал, что этот вариант можно осуществить через 0,5 года. Ну, это мне еще подходит. На сим и порешили. Пусть себе защищает диссертацию (в мае), пускает цеха, а я успокою совесть перед теми, кто меня учил здесь, в В. – Уганске. А там, если не пройдет его блажь участия во мне, можно будет с благодарностью воспользоваться его покровительством. Да, кстати, он, кажется, женат, так что я могу только греться в его благотворительности. А твои предсказания без почвы, очень жаль, но ничего не сделаешь!
Знаешь, у нашей хозяйки (Сан Санна) есть знакомая цыганка, так мы от нечего делать гадаем у нее. Она не дура, сдирает с нас по рублику, но брешет интересно. У нас девчонки ходят, как ошалелые, после ее гаданий. Одной сказала, что у нее будет трое детей, так она ходит и причитает, за что такое наказание. Мне немного повезло: детей не будет, зато два мужа карты предсказывают. Обрати внимание, как мы развлекаемся. До чего не дойдешь в этой Верно -Дыре. Если заметишь по письмам, что я малость тронулась, то не удивляйся, т.к. это признак того, что здесь у нас жизнь идет своим чередом, ничего страшного не случилось и В. – Уганск ничем и никак не пострадал.
Так ты ждешь скорой демобилизации, что ж, желаю, чтобы ничего не помешало ей, и, как вы говорите, на гражданке устраивай жизнь как можно удачнее и сообразно своим запросам. Представляю, как была рада твоя мама. Согласись, ведь ты у нее любимое детище. А делаешь иногда страшные глупости, которые она не в состоянии воспринимать хладнокровно. И до каких пор ты, понимая это, будешь портить ей нервы! Хватит с нее сейчас твоего братца младшего, боже мой, он, наверное, такой здоровый! Ведь прошло четыре года, как я уехала из Листопадного. И все кануло в прошлое: дом на Коммунистической, 13, моя коса, велосипед, старое синее пальтишко, школа, чехарда. Все, все, все.
Так едешь по жизни, и все остается позади, совсем как в поезде: можно еще немного смотреть в окно против хода его, но и это скрывается. Ах, черт возьми, опять эта тоска нахлынула. Ну, ладно, пока. Салют. В.В. 13.04.19…
Письмо 21.
Здравствуй, Виссар! Привет, старина!
Завидую тебе, но только на то время, которое ты провел в переезде. Мне, ты знаешь, просто не сидится на месте. Так хочется забраться в поезд, таким же макаром резаться в карты и ехать, и слушать перестук колес, и чувствовать впереди пусть не совсем новое, но все же капельку стёртое в памяти. Самое лучшее ощущение, которое бывает только в поездках! И почему-то всегда предпочитаю поезд.
В моей судьбине никаких резких отклонений не произошло. После того, о чем я тебе писала, все стало опять на свое место и течет, течет спокойно, без видимых изменений, если не считать десятка седых волос на моей головушке! (Представляю, сейчас ты улыбаешься). Между прочим, собираюсь краситься. Решила в черный. Как я буду выглядеть, не могу себе представить; отдам себя на суд окружающих. И вот тогда постараюсь прислать свою физию. Как-то все недосуг сходить в фотографию.
Скоро 1 мая. Весна будет самой яркой. Сейчас у нас что-то малость испортилась погода, скрылось солнце и льет дождь попутно со снегом. А перед этим было чудесно: ярко, тепло, очень, очень ласково. Вскрылась могучая река. На набережной благо¬дать. Между прочим, в Вышеграде набережная – - выдающееся место, очень уютное, красивое. Летом здесь разбиваются чудесные цветники. Уж на что я человек в полной мере лишенный понятия о цветах, и то смогла оценить их красоту, живую, дышащую. Весна. Так хочется обновиться вместе со всем живым, и поневоле радуешься, что еще в сущности-то ты молод, чтобы там ни было у тебя на душе.
На 1 мая поеду домой к старикам. Ведь у папы в этот день-День рождения. Ему стукнет 48. Он будет рад, если рядом будет дочка.
В голове какой-то сумбур. Ничего путного в нее не приходит. Извини за коротенькую писанину. Извиняюсь потому, что сама люблю читать большие письма.
Салют, Виссарион Стражин. Волевич. 25.04.19…
Письмо 22.
Виссар, здравствуй!
Надеюсь, что сейчас уже не требуется сочувствовать тебе в твоем недуге, ведь ты уже здоров. Ну что же, слава за это Всевышнему! Как видишь, я вовсе не ехидничаю по поводу твоей слабости. А ты, черт возьми, лежишь там с расстроенным желудком и изрыгаешь в мой адрес подобные насмешки: у тебя графские пальчики и прочее. В конце концов, я ведь одиннадцать лет прожила в глухой провинции, из нее лучшим этапом был Листопадный. И если я теперь ною в В. – Дыре, так это совсем не по причине наличия графских пальчиков. Кстати, знаешь, чем я сейчас занималась? Сотрудничаю со своей Сан Санной (хозяйкой), а именно: вскапываю огород, сажаю лук, огурцы и ношусь с коромыслом на Уган за водой для поливки и стирки. В общем, стараюсь делать все, отчего можно получить физическую усталость, с ней как-то легче засыпается и многое забывается. В мае мне в этом помогла еще и работа. Из конторы пришло большое задание, выполняя которое мне пришлось много помотаться по району. Вот носилась, аж кости трещали, какие только виды транспорта я не использовала: и грузовые попутные, и тех же самых лошадей, и специальные фургоны, и автобусы, и, конечно, собственные ноги. Как отшагаешь километров пятнадцать полем до дороги, где можно встретить попутную, так и забываешь, что есть на свете иная жизнь, сядешь в кабину и погружаешься в сладкую дремоту. Сначала меня на этих грузовиках тошнило, укачивало, но под конец так насобачилась, что о лучшем виде транспорта и думать не приходится.
Знаешь, однажды мне пришлось побывать в сельской школе. Зашла к директору, выяснила интересующие меня вопросы, а он при этом отвечал, несколько смущаясь и оправдываясь. Потом забежала в школьный буфет. Стою и жую бутерброд с сыром. Вдруг, бац мне по затылку пулькой из резинки (хорошо, что прическа смягчила удар). Оборачиваюсь, смотрю, стоит пацаненок и ухмыляется. Вот, думаю, непостижимая психология: взрослый, солидный человек стоит и с робостью отвечает на мои вопросы, а этот сорванец бьет по затылку и ухмыляется. И такой меня разобрал смех, что даже этот обидчик смутился и убежал.
Первое мая я провела ужасно гадко. Выбраться никуда не смогла, а здесь мне вообще ничто не улыбается. А, даже вспоминать не хочется.
Сейчас я сравнительно часто езжу в Металловск. Хоть там малость можно отдышаться. Город мне нравится, а при виде металлургического комбината дух захватывает, хочется удрать на эту махину. Как-нибудь напишу больше, очень устала, Виссарион. Салют. В.В. 25.05.19…
Письмо 23.
Виссар!
Что ты молчишь, как рыба? Обрадовался скорому концу службинушки и со своими знаться не хочешь! Что у тебя времени нет? Ерунда, для письма надо не очень-то много времени. Или опять в госпиталь попал! Тогда приношу соболезнования. В общем, ничего не хочу знать, немедленно пиши ответ. Ты, наверное, после ДМБ поедешь в Листопадное? Езжай, Стражин, езжай, я даже немного завидую этой возможности. Интересно взглянуть на нашу прежнюю обитель.
Ты знаешь, мне кажется, что у тебя как будто начинается жизнь сначала. Да? Приятно думать об этом, если отбросить мысль, что прошло без пользы несколько лет. Ну, да не беда: ведь все равно молодость еще не пролетела, теперь только как можно полнее и правильнее использовать то, что не упущено. Приступай, Стражин!
Только не забывай, бога ради, об умеренности во всем, чего бы ни пришлось коснуться. Эту истину все знают и, как ни странно, все забывают. Я еще не встречала людей и не могу похвастать сама, чтобы, разрешая себе удовольствие, в определенный момент сказать себе: «Хватит, еще капля – и тебя будет тошнить».
У меня дела дрянь. Сейчас, в начале квартала, опять таскалась по командировкам. Эти деревни надоели страшно.
Подала заявление в заочный институт, филиал есть в облцентре. Начала мизерными долями готовить математику. В октябре поеду сдавать экзамены, если все это время буду также терпеливо отбывать свой срок в В. – Уганске. Ну, привет, а ты садись и отвечай немедленно. В.Волевич. 26.07.19…
Письмо 24.
Виссар! Привет!
Черт побери, а у тебя планы-то неполеоновские по части добычи валюты. Интересно, насколько тебя хватит в этом угаре? Ну, а ежели окажешься крепеньким, то «сестра рыбацких сейнеров и шхун» не оставит тебя и ниспошлет примерно десятую долю того, что ты успел напланировать. Слушай, позволь сделать тебе одно нелестное замечание: твой жаргон потрясающе дик, я не смогла даже разобраться, когда ты сообщил, что остригся наголо, то ли тебя вынудили обстоятельства это сделать, то ли у вас прическа так называется. В общем, или ты разучился по-человечески объяснять, или я понимать.
У меня дела «никудышные». Наша милая хозяюшка ошалела. Сказала нам, что если мы у нее хотим жить вдвоем (у нее раньше всегда жило человек пять), то будем платить ей по 7 руб. 50 коп. в месяц, чтоб весной привезли машину дров, за свет платить с ней пополам. Такое условие нам крайне не подходит, если брать во внимание заработок. И сейчас такое дурацкое положение, что от него аж тошнит. Ходили к секретарю райкома партии, он только обещает. Наш управляющий обзавелась на сороковом году незаконнорожденным ребенком (чтобы не умирать старой девой) и теперь плюёт на всех законных, поэтому наша неустроенность ее не волнует. В общем, не знаю, что и предпринять. В октябре поеду сдавать экзамены в областной центр, попробую зайти и потолковать в облконторе. Если не пройдет ничего, то буду мотать отсюда. Такие – то дела.
Пиши, не ленись. В следующем письме напишу побольше, т.к. сейчас строчу на работе под неодобрительные взгляды старшего. Желаю удачи. Валя В.
Письмо 25.
Виссарион, здравствуй!
Вчера приехала из облцентра, сдавала экзамены в институт, кажется, я это дело «провернула». Сдала так: математику (устно и письменно) на «четверки», географию (чертова наука) прокатила на «троечке», а сочинение аж на «пятерку». Видал, какие «успехи». Говорят, этих баллов достаточно для поступления, но человека вечно грызут сомнения. Так что я теперь жду извещения из столицы или о зачислении, или с пожеланиями на будущее. У нас в облцентре филиал института, так что нам результаты сразу сказать не могли. Кроме того, что сдала экзамены, постаралась вознаградить себя за В. – Уганское отшельничество. Трижды была в театрах, один раз в филармонии. Но, ты знаешь, впечатлений мало: тускло, глухо. Что больше всего запомнилось, так это жуткий скрип кресел в зале. В филармонии была на концерте Левы Барашкова, кстати, мы были с ним соседями по номерам в гостинице. Эх, и хохмач парень, только он больше болтун, чем остроумец (может быть, это слишком пристрастное суждение, но я привыкла так судить).
При нашей гостинице самый лучший ресторан города, по мнению завсегдатаев. Но только я из него вынесла неприятные воспоминания о взмыленных физиономиях оркестрантов, тупых взглядах пижонов, примерно моего возраста и моложе, приторно-зовущих, плотских (тире скотских) глазах «мужчин на закате». Приятное воспоминание оставили только изумительный бифштекс натуральный и приличные цыплята- табака.
Сейчас я снова в В. – Уганске, как говорится, приступила к исполнению своих обязанностей. Ты знаешь, мне на время экзаменов тоже пришлось подграбить своих стариков. Вступительные не оплачиваются на работе, вот мне и довелось поклониться.
У нас уже понемногу вьюжит, скоро зима, а там и отпуск недалек. Соскучилась я по дому, что греха таить. Они там тоже ждут меня. Как хочется отсюда вырваться, надоела тутошняя обстановка до предела. Хоть бы скорее миновали положенные на отработку два года. Ну, ладно, опять раскисла.
А как твои будни тянутся? Когда будет точно демобилизация?
Пиши. Приветствую. В.Волевич.
Письмо 26.
Виссарион, здравствуй!
Получила твое письмо и была удивлена: насколько неправильно врачи поставили диагноз твоего недуга. Они что? Кретины, что ли по части воздействия на психику? А ты тоже хорош! Преподнес себя с наипрекраснейшим достижением-алкоголизм. Хотела бы я знать, какие такие веские причины способствовали его укоренению в тебе. Нет таких причин, это я тебе точно говорю. Ничто не может заставить человека упавшего – не подняться, если он сам того не захотел, конечно. Никакие душевные травмы не смогут заставить его стать комом грязи в собственных глазах, если эти глаза умеют видеть правильно. То, что ты вдруг стал хроническим алкоголиком, объясняется только опущением по собственной воле. Ты смотрел за собой и думал: «Вот уже пройдена четверть пути, вот половина, кажется, уже скоро цель». Черт возьми, да кто тебя может заставить выбрать такую цель? Ты сам, сам шел к этому, предсказывал даже скорую развязку. Ну, так что ж, теперь тебя обует страшная гордость? Ведь цель достигнута! Звучит прекрасно. Посоветуй, мне тоже гордиться своим другом, да? Эх, идиот, ты идиот.
Ты никогда не прочитал бы, потому что я не написала бы все того, если бы я считала себя чистюлей, прошедшей, не испачкавшись, мимо тех мусорных куч, которые подставляет жизнь. Но это не так, и поэтому я взяла на себя миссию, кстати, не совсем приятную, капнуть тебе на мозги своими убеждениями. Считаю, что человек всегда должен оставаться человеком, несмотря на темные пятна в биографии, потому что в нем уйма сил, гордых сил для того, чтобы доказать свою истинную значимость.
Хочу, Стражин, очень хочу, чтобы ушли в прошлое все твои промахи.
Кончаю, вдруг ударило в голову, что все это никчемное бумагомарание. Все ты прекрасно понимаешь сам. Подумай еще на досуге. Привет. В.Волевич.
Письмо 27.
Виссар, здравствуй!
Получила твое письмо с приятным известием: теперь ты дома, в кругу своих близких, и теперь ты заряжен волнением этой встречи примерно недели на две-три; но потом опять обступят большие и маленькие тревоги о дальнейшем устройстве, это уж так заведено. Очень хотела бы знать твои планы на будущее. Ты как-то писал об институте, точнее, о возможности туда возвратиться. Я бы на твоем месте сочла это за счастье и не преминула воспользоваться этой возможностью. По крайней мере, она для устройства уже много дает практически. Не знаю, что ты мыслишь в этом отношении.
А у меня сейчас ликующее состояние: остается 38 дней до моего отпуска. Представляешь? На целый месяц я удеру из Верно – Уганска!!! А что будет дальше, а это пока туман. Может быть, останусь дома, а может быть, куда-нибудь поеду. У меня была чудесная возможность осуществить этот замысел, но помешала нерешительность и ожидание близкого отпуска. Мне предлагали работу инженера-экономиста с окладом 208 рублей на строительстве Иртышской ГЭС, где уже вырос молодой город с населением средним возрастом 27 лет. Отказалась, испугалась, что если решусь, то неизвестно, когда потом увижу папу с мамой. И грустно и смешно. Но ничего не поделаешь. Предупредила на всякий случай доброжелателей, что если подобное предложение будет примерно в марте – апреле, то я не «посмею» отказаться. Такие у меня дела. Ну, ладно, я кончаю. Всего тебе наилучшего. Привет твоим родителям, брату и всем, кого увидишь из прежних знакомых. В.Волевич. 3.01.19…
Письмо 28.
Виссарион, здравствуй!
Так, значит, газетчикам не приходится сетовать на недостаток романтики. Приветствую в твоем лице столь заманчивую профессию и желаю уйму творческих удач. А ты не очень волнуйся перед широкой и незнакомой аудиторией. Если уж ты избрал это дело, то тебе все люди должны быть близкими своими судьбами, а такое ощущение и должно помочь общаться одинаково просто и искренне как со знакомыми, так и неизвестными (неведомыми) людьми.
Меньше всего думай о себе как авторе, о своем престиже. Ведь когда люди что-либо читают, то они сначала волнуются содержанием и формой, в которой им преподнесен текст, а уж потом начинают интересоваться автором. Имя сначала, в сущности, ничего не дает. Меньше патетики, больше простоты и прочувствованности. Раскрепощайся, дружище. Я тебя попрошу держать меня в курсе своих опубликованных статей. Ничего нет трудного в том, чтобы переслать вырезку из газеты. А я тебе – свое мнение. Как, идет? Неудачи пусть тебя не выбивают из колеи. Уж такое это дело литература – стезя каверзная, на ней не одно ребро сломано.
Ты собираешься в литературный? Конечно, для этого вуза первостепенное значение имеет ряд своих работ. Желаю тебе всего наилучшего.
Ну, а теперь немного о себе. Как я «прокантовала» отпуск. Знаешь, сейчас просто грустно вспоминать об этом. Я отнюдь не за то, чтобы изо дня в день предаваться каким-то развлечениям, но когда нет около меня любимого дела, друзей, вообще полнокровных будней, то волей – неволей вспоминаются радостные минуты полученного духовного удовлетворения. В Москве мне удалось их испытать, может быть, не так уплотненно по времени, но, во всяком случае, памятно.
Попала на премьеру оперы Римского – Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже». Я люблю этот серьезный жанр, и была полностью вознаграждена за эту любовь. Впечатления самые наилучшие. В театре сатиры смотрела «Женский монастырь». Чудесная вещь! Столько жизненного юмора, что невозможно удержаться от искреннего, полностью захватывающего веселья.
Два раза «проелозила» на лыжах по горам Воробьевским (из-под трамплина).
Ну и приятные для глаз и эстетических невронов шатания по Третьяковке и просто по улицам столицы.
А дальше…дальше возвращение в В. – Уганск, в пустоту, имеющую сероватый оттенок.
Приезжаю, а у нас здесь новый управляющий – «гвоздь» с Дерибасовской (из Одессы парень приехал после окончания института). Такой благообразный юноша, для солидности, перед прибытием сюда, женившийся. Исподтишка, незлобиво подсмеиваемся. Ну, посуди сам, как тут не улыбнуться: вхожу сегодня к нему в кабинет и жую конфету, а он как рванется из-за стола: «Принесли пирожки?» У нас такое впечатление, что он безвременно падет смертью храбрых от затянувшегося обучения своей жены домашним обязанностям. Недавно категорически мне заявил: «Я слышал, что Вы собираетесь уезжать. Лучше не рыпайтесь. К 7 -му ноября обещаю Вам с подругой квартиру». Ну, после этого разговора никто из нас, конечно, от своего мнения не ушел. И если я буду здесь жить еще год, то это, разумеется, не результат его внушения.
Вот так я и тяну снова свою жизнь. О новостях буду сообщать, а пока – салют. Привет твоим родителям и брату. В.Волевич.
Письмо 29.
Виссарион!
Ты уж не сердись на меня, грешную, что не отвечала долго. В качестве оправданий я ничего не хочу тебе предлагать, но все то, что произошло за это время, коротенько сообщу. Почти всю вторую половину января я хандрила, где-то основательно простудилась и вот – результат. Ты знаешь, какое-то дикое состояние прострации помогло мне очень хладнокровно перенести больничный режим. Я слепо повиновалась всем желаниям врачей, даже ни разу не взбунтовалась. Выздоровев, отправилась срочно в свои малозначительные, но необходимые, по мнению начальства, командировки. Ну, а потом поехала в отпуск.
Ты извини меня, Виссар, но я еще не пришла в себя настолько, чтобы поярче описать свое времяпрепровождение. Была я дома и в Москве. Этот месяц отпуска прошел так мгновенно и с такой уймой приятных впечатлений, что опять не меньше чем на полгода душа будет корчиться от соприкосновения с В. – Уганским образом жизни. Яснее, чем прежде, чувствуется необходимость как можно скорее избавиться от него. Но, видишь ли, уж так человек устроен, что даже из нескольких предложенных вариантов, сморщив нос, выбирает, что ему подойдет. А как бросит жизнь в какую-нибудь канаву, так и выбирать не приходится, только думаешь, как бы посуше в ней устроиться, забывая о прочих удобствах.
Такое и со мной творится. Просто ненавижу себя за такие сольно-скользкие мысли.
Ну, вот я все о себе и о себе.
А ведь ты тоже там с какими-то неспокойными мыслями. Или уже настолько смог устроиться, что отмахнулся ото всех бесплодных терзаний? А? Еще раз, Виссар, с повинной головой прошу, не сердиться за мое молчание. Откровенно говоря, я думала, что так и будет: сейчас у тебя уже нет такой жажды писем, выговориться, потому что есть работа, есть друзья, а этого достаточно для хорошего настроения и полной вентиляции от всего прочего.
Вот так, старик. Живи и дыши спокойно. Наилучшие пожелания Надежде Александровне, Петру Дмитриевичу и Юлию.
Привет. В.Волевич. 25.03.19…
Письмо 30.
Виссарион, здравствуй!
Кажется, раз пять принималась писать тебе, и все время откладывала. Чем объяснить? Отсутствие впечатлений, которые могли бы помочь легко и просто подтолкнуть мысль? Но ведь такое застоявшееся положение по части впечатлений здесь неизменно. Что ж, выходит, следовать выводу: нет впечатлений – нечего писать. Ерунда. Написать всегда можно, пусть даже это напоминание о себе будет слабым писком (имеется в виду бессодержательное, лишенное глубины мысли письмо). Но ведь ты мог бы резко возразить: такого мне не надо. Так бы, наверное, и я сказала, если бы мне предложили крохотную писульку с единственной целью напомнить о себе. И с такой снисходительностью негромко подтвердить: и я тебя еще помню.
Стоп! Маленькое резюме. Дело в том, что мне страшно хочется писать так, как и подобает толковому человеку, и подтверждать не обязанность нежелательную в вопросе переписки, а понятное и необходимое средство общения. Но от такого истолкования вещей мало что меняется в их дальнейшем употреблении, если они предназначены для слома, то именно к этому их постепенно и приводят. Прости мне эту двусмысленность выражения. Просто у меня сегодня настроение окрашено цветом цинизма. Ну, а разобраться в написанном не так уж и трудно с твоей «газетной» специальностью (если ты считаешь себя призванным).
Поверь, мне надоело трубить тебе о своей потерянности и прочих болезнях души, но все-таки это накладывает отпечаток невыносимой тоски на все земное существование, в чем бы оно ни проявлялось. Мало того, что искренняя радость – благодать слишком редко снисходящая, малейшая неудача приводит к отчуждению и полной инертности. Посмотришь вперед и ужасаешься: еще минимум лет сорок жить на свете и если подобное состояние не перельется в другую форму, то это будет похоже на медленную муку. Скажи, пожалуйста: какое «счастье» – жизнь!
Ну, Виссар, я хандрю. И как выйти из этой хандры, не стоит ломать голову. Всего тебе наилучшего. Валентина Волевич. 6.07.19…
* * *
В выпускном десятом классе Виссарион думал в будущем стать либо юристом, либо журналистом. Особенно притягивала его профессия журналиста, хотя многие выпускники грезили о доле инженера. Это было престижно: страна нуждалась в свежей «крови», в той инженерной мысли, которая могла решать самые сложные технические задачи, а значит, широко распахнуть дверь научно-техническому прогрессу. Почему и как возникла у него мечта о журналистике, он не знал. Она жила с ним. Он чувствовал, что непременно будет журналистом. Хотя он не был одаренным учеником, не блистал школьными сочинениями, правда, некоторые из них словесница ценила достаточно высоко. До окончания службы в армии он не написал в газету ни строчки. Но отчего-то чувствовал, что «это» к нему обязательно придет. В городке, где жила семья Виссара, его знали как завзятого книголюба. И только. Он не отличался никакими талантами. Но в нем жил мир героев прочитанных книг. Это в основном они до поры до времени вылепили в его сознании, душе облик мира, где нежные гаммы жизни как бы слегка переплетались с негативом обстоятельств бытия, и ему казалось, что он окружен морем добра, милосердия, сочувствия и сострадания. Полагая так, Виссарион и вступил со школьного порога в жизнь. Однако уже первые шаги показали, что в этом мире много условностей, которые, порой, невозможно преодолеть. Так, после окончания школы, путь на факультет журналистики Стражину был закрыт: по законам того времени требовалось несколько лет трудового стажа, нужно было предварительно поднабраться жизненного опыта. И он, чтобы не потерять полученные в средней школе знания, до армейской службы учился в техническом вузе. Мечта стать журналистом жила в нем все три года армейских будней. Но она никак не проявлялась.
Там, в казарме, ему не удалось достичь успехов по службе, насытить мозг эрудицией. Были сплошь серые, порой тяжелые дни, в которых не находилось и часа для книги. И когда его по нелепой случайности комиссовали, а ему тогда оставалось служить еще почти год, он с радостью покинул душную атмосферу армейщины, где уже зримо начали проявляться ростки дедовщины, произвола. В череде бессмысленных придирок, понуканий, а то и наказаний, грубого цинизма и армейского чинопочитания, когда человек уже по сути не личность, а придаток военной махины, для Виссариона лишь письма Вали Волевич оставались свежим глотком воздуха с недоступной воли – гражданки, той жизни, которая шла мимо них за высоким забором воинской части.
Валя моложе его на два года. Они жили в одном доме, их квартиры были рядом. Правда, Стражины и Волевич не дружили семьями. Может быть, потому, что отец Вали являлся руководителем среднего звена как раз в той отрасли, где работал отчим парня, Петр Дмитриевич, рядовой трудяга – специалист высокой квалификации. Но, тем не менее, их родители относились друг к другу с большим уважением, изредка даже наведывались по-соседски в гости. Мама Виссариона, Надежда Александровна, занимала в городке заметный пост, была славной хозяйкой: любила готовить, из кухонной форточки их квартиры так часто буквально лился аромат свежих котлет, выпечки, что мимо проходивший человек невольно сглатывал набегающую слюну. А воспитывали родители своих детей в строгости. Но пришла известная всем пора «переходного возраста», и Виссар по уши влюбился в свою соседку. Но как пятнадцатилетний мальчишка мог выказать девочке тринадцати лет свои тайные чувства? Да никак. Просто ее образ был с ним, вот и все. Он даже не представлял, как Валя относится к нему, думает ли она хоть изредка о нем. Собственно, ни парень, ни девушка не делали никаких шагов, чтобы подружиться. Хотя чувствовали, что не равнодушны один к другому. Окончив школу, Виссар ощущал лишь некое смутное чувство своей вины: ведь ему эта девочка очень нравилась, при ее появлении на улице вблизи себя, они жили в одном доме и потому нередко сталкивались, как говорится, нос к носу, у него будто чем-то теплым обволакивало сердце. Он должен был хоть раз взять ее за руку, а между тем предположение и ревность, что соседка готова увлечься другим парнем, повернули руль его юношеских устремлений к другой девочке, начал дружить с Виолой Мучнинской, как раз из Валиного класса. Увлекся этой яркой, с большим самомнением девушкой. Но, поступив в институт, знал из писем друзей, что Виола успела уже завести интрижку со студентом московского вуза, проходившим в Листопадном практику. У него, солдата, никогда не возникало мысли разыскать адрес Виолы, учившейся в Москве. Она выпала из его сознания, будто ее и не было.
Зато о Вале он помнил, попросил родителей выслать ее адрес. Из писем мамы узнал, что Волевичи вернулись на свою родину. Ему так хотелось получить от Вали хотя бы одно письмо. Что-то невысказанное сердцем звало его взяться за перо к той девочке, в которую он был тайно и безнадежно влюблен. Переписка началась, и длилась почти три года. Она оборвалась шестого июля, когда минуло семь месяцев, как он вырвался из армии и стал работать в газете.
В свою «межрайонку» он попал, благодаря случаю. Отработанная за время переписки с Валей острота мысли, позволила ему написать небольшой фельетон, который он послал в газету без какой-либо надежды увидеть ее на газетной странице. И вдруг ему домой позвонил из редакции ответственный секретарь Александр Сущнев, пригласил прийти в газету для разговора. Виссар был готов отстоять свою точку зрения по изложенным в фельетоне фактам. Он с чистой совестью пришел в редакцию. Напрасно волновался: его фельетон ставили в номер, а потому захотели познакомиться с новым автором. Узнав, что отслужил в армии и со школы мечтал о журналистике, его взяли на месяц с испытательным стажем. Стражин успешно выдержал «экзамен», его зачислили в штат редакции. Виссарион не обольщался пришедшей удаче: сознавал, что его перо предстоит долго шлифовать, пока он оставался «гадким утёнком», кому расти и расти до мастерства настоящего журналиста. Он, по сути, не знал даже основ журналистики, писал свои материалы по наитию, по тому наитию молодости, которое помогает выйти из любой затруднительной ситуации. Виссар сразу подметил: ему особенно удаются заметки о людях, зарисовки. И хотя на него особо не наседали с выполнением плана «по строчкам», а надо было за месяц выдавать три тысячи строк, тем не менее, он, сотрудник промышленного отдела редакции объединённой газеты, писал чаще по заданным завотделом темам. Нужно было уметь писать не только информации, но и аналитические материалы. То была обыденная работа в газете, и как она далека от литературной деятельности. На первых порах он и не мог претендовать на глубину мысли, не доставало ни знаний, ни опыта, ни таланта. Он встал на трудную журналистскую лыжню, толком не владея техникой и умением превращать слово в значимый сгусток мыслей. Виссарион в ту пору на многое и не претендовал. Ему еще предстояло научиться овладеть пером, тонкостями того ремесла, которому будет верен всю жизнь.
И когда Валя в одном из писем попросила выслать ей вырезки его газетных статей, он не знал, как ему поступить. Все его «опусы» – было его началом начал. Они не блистали особой новизной в стиле, были просты, прозаичны, незамысловаты по содержанию, за исключением нескольких. Из писем девушки он четко видел, что у нее глубокий, оригинальный и аналитический ум. Ему было неприятно сознавать, что Валя его первые «газетные вырезки» воспримет как работы начинающего малоодаренного газетчика, которые и близко не соотносились с литературным трудом и с теми блестящими работами журналистов областных и центральных газет, с которыми она, как вдумчивый читатель знакомилась в городе, где овладела не простой профессией банковского служащего. И она журналистов любого ранга воспринимала однозначно, как людей талантливых, но которым тоже присущи некие промахи, правда, простительные, в силу специфики их профессии. Стражин понимал: его первые статейки умная девушка воспримет явно не в его пользу. Но он только-только формировался как журналист. И не знал, как ей объяснить, что его рядовая газета, по уровню чуть выше районной – это не литература. Здесь надо было прежде всего гнать строчки, желательно, доброкачественные. Внутренне Виссар чувствовал, что он в скором времени нагонит своих более опытных товарищей, его перо с каждой публикацией набирало силу. Однако пока он мог Вале выслать самые первые свои «опусы» по тематике промышленно-транспортного отдела газеты. Он сознавал, что эти его корреспонденции и заметки не блистали словом, однако не мог не выполнить просьбу девушки. Откажись от мысли выслать ей сейчас свои газетные «строки», она бы могла подумать, что он свернул переписку с ней. В его сердце теплилось её имя, образ умной, неординарной девушки. И мысль, что Валя останется недовольна его газетными заметками, мучила его всё то время, что готовил письма для неё с газетными вырезками. Откровенно говоря, боялся получить от нее разнос. Тем более, что она знала все его армейские промахи, ошибки, порой глупые, которые изменили ее мнение о нем, как о человеке умном, дальновидном. Но время брало своё: Валя предпочла не акцентирвать внимание на его промахах. Ей в принципе импонировала его рассуждения о жизни, юмористичность изложения. Уже на втором году переписки с ней понял, вернее, прочел между строк: она стала относиться к нему не как к объекту, на который удобно «выплеснуть» наболевшее, поразмышлять о жизненных обстоятельствах, об увлечениях и обо всем, что привлекает взгляды молодых людей, а как к человеку, который ей уже интересен и симпатичен. Возможно, она отдавала себе отчет в том, что бывший сосед не скуки ради включился в переписку с ней, а что она ему далеко не безразлична. Вероятно, даже делает на нее ставку, как на будущую спутницу жизни. Но ее мерки к своей будущей «половинке» были высоки.
Стражин не обладал ни таким, как у нее, аналитическим умом, ни эрудицией, ни культурой общения. Ему, старшему немного по возрасту, надо было до нее, как говорится, дорасти. О, он много работал, начал готовиться для сдачи уже в этом, первом после службы в армии, году в институт, на филологический факультет. Ведь русский язык, школьный предмет и науку, он основательно запустил, впрочем, как и другие дисциплины. К тому времени отец вышел на пенсию, и родители, купив квартиру в одном благодатном южном российском регионе, готовились к переезду. Беспокоило, что младший брат связался с дворовой шпаной, втихаря начал хлестать вино. Семья, кроме него, готовилась к переезду. Виссар между тем не знал, как будет жить один, он привык к маминому вкусному хлебосольному столу, к чистой постели и свежему белью.
И вот сразу же после отъезда родных ему шестого июля пришло то «ужасное» письмо. Как клял себя, что выслал Вале некоторые свои газетные статейки. Виссар понимал, что они не сулят ему ничего хорошего. Конечно, это в принципе были слабые, сырые вещицы. Это была его поденщина, то строчкогонство, без которого тогда не обходилась ни одна районная или городская газета. Он много не лестного для себя прочел за строками Валиного письма. И решил на время прекратить слать ей свои эпистолы. Во-первых, потому что был вначале взбешен ее бесцеремонностью: она ткнула его, как щенка, оставившего «следы» на полу, в газетные экскременты, и усомнилась, что эта работа и есть его призвание. Во-вторых, близились экзамены в вуз. В-третьих, он хотел дать время себе и ей переосмыслить их «связь на расстоянии». Стражин сдал экзамены в институт и был зачислен студентом заочного факультета. Вернувшись домой, обнаружил в почтовом ящике одни центральные газеты и журналы, выписанные еще его мамой. Писем от Вали не было. И он не писал.
В один из сентябрьских вечеров он познакомился на танцах во Дворце культуры с девушкой. А писем от Вали так и не пришло. В ноябрьские праздники эта девушка стала его женой. Валю Виссарион так и не повстречал. Так разошлись жизненные пути Ее и Его. Однажды, уже в приличном возрасте, он увидел сон. Будто Валя стала его женой. Он был ее первым мужем. Через три года они расстались, обзавелись каждый своими семьями. У него были дети, у нее – нет. Потом будто была встреча много лет спустя, когда его дети уже обзавелись своими семьями. Валя снова стала его женой. Они жили долго и счастливо. Но сон растаял. А он, приведя себя в порядок, один стоял посреди комнаты, потому что жена, который год, жила у дочери. И Виссар не знал, увидит ли он когда – нибудь Валю, и сможет ли еще когда-либо Господь даровать ему право на реинкарнацию, чтобы в другой новой жизни повстречать её – именно Валю. Отчего-то, с возрастом, честно говоря, не мог утвердиться в мысли, а та ли Валя женщина, которую надо встретить в новой жизни, если она ему будет позволена Господом. Потому что женщина, которая любит, смотрит в глаза суженому не через строчки одних лишь писем, но и счастливо обняв за плечи, лаская мягкими губами щеки, позволяя слиться своему дыханию с дыханием любимого. Такая женщина сумеет многое простить и понять. Ну, а нелюбимые – это когда дороги врозь. Что ж, отнесемся к этому философски: в жизни не счесть судеб, которым так и не дана настоящая любовь. Быть может, она еще придет, в той, в другой уже жизни. Кто это знает? Один Господь.
(продолжение следует)