***
- … Нет, ну что делается, что творится!.. – возмущённо восклицал Генка, входя в институтскую мастерскую. Вид у него был взъерошенный, как у воробья после драки.
Студенты, готовящиеся к уроку живописи, недоумёно посмотрели в его сторону.
- А что такое может твориться в нашем бренном мире? – иронично спросил Лёня-очкарик, надевая халат.
- Да не в нашем, а в соседней Литве! Людей танками давят… - Генка бросил сумку на стул, - А наше телевидение –радио об этом ни слова!.. Всё – тихо!..
- А ты откуда знаешь?.. – спросил Тимофей-староста. – Бабы у колодца сказали?..
- Смеёшься? А не смешно это! – Генка достал из кармана куртки несколько фотографий.- Вот, земляк мой, с архитектурного факультета, привёз вчера из Вильнюса. Он на выходные к родственникам ездил.
Ребята обступили Генку, с интересом рассматривая снимки.
Фотографии были ужасны: сквозь толпу литовской молодёжи движется колонна краснозвёздных танков. Отчётливо видно, что головной танк уже проехал по ногам какой-то молоденькой девушки, которая, вероятно, легкомысленно легла поперёк дороги, надеясь, таким образом, его остановить… За танком виднелось кровавое месиво… На лицах парней и девушек, наблюдавших происходящее, - растерянность и ужас…
- Вот она, наша «доблестная» Советская Армия!.. – нарушил невольно установившуюся тишину Влад. – В Грузии наши солдаты сапёрными лопатками недовольных рубили, теперь в Литве танки в ход пошли… Что дальше будет?.. Что у нас за государство такое?..
- Может, это – фотомонтаж? – неуверенно предположил Тимофей.
Генка недоумёно посмотрел на него.
– Да какой, на хрен, фотомонтаж? Говорю же, земляк мой, Саня Беклемитин, привёз. Да вы его знаете, с архитектурного он!
- Нет, на монтаж не похоже, - проговорил Димон. – Посмотрите на лица окружающих, там всё написано... Так не смонтировать, это по-настоящему!..
- Козлы, какие козлы наши правители!.. – продолжал возмущаться Генка. – На безоружных людей – танки…
- Зато, наш президент Горбачёв месяц назад, Нобелевскую премию мира получил…
- Ну не хотят прибалты быть в СССР, зачем же их силой держать? – возмущению Генки не было предела. – Пускай, себе выходят!
- Так и Грузия тоже не хочет, и Молдавия! А там и остальные республики потянутся…- Заявил Тимофей. - Так, ведь, и вся страна развалиться может!..
- Ну и пусть! Останутся Белоруссия с Украиной, Россия останется! Славяне останутся в союзе, разве этого мало? А остальные пускай живут самостоятельно, как хотят. Что в этом плохого?..
Тимофей неопределённо пожал плечами.
- Ты Солженицына начитался, - буркнул он, глядя куда-то в сторону. – « Как нам обустроить Россию».
- А что, и я читал! – вступился Влад. – И, почти, во всём с ним согласен, мудрый дядька, толковая книга!
- И не жалко вам государства, территории не жалко?
- А что его жалеть, если целые народы томятся?- вспылил Генка. – Все ж хотят жить и развиваться по своим национальным особенностям, а не по указке из ЦК КПСС. У нас партия всех «построила» и заставляет «под свою дудку плясать»!.. А несогласных – давят!.. Не так, что ли?..
- Но, всё ж, за семьдесят лет много хорошего сделано: войну выиграли, в космос первыми полетели!..
- Войну выиграли, а живём хуже проигравших!.. – вступил Лёня, поправляя очки. – Как Европа живёт, Федеративная Германия, в частности, и как мы – в жопе…
- Так ты не сравнивай масштабы территорий! – не унимался Тимофей. - В маленькой стране легче порядок навести, чем в большой.
- Вот поэтому, будет лучше, - Влад поднял вверх указательный палец, - если наша территория уменьшится, после выхода всех недовольных.
Тимофей досадно мотнул плечами, не находясь, что ответить. Он взял свою палитру, и принялся ожесточённо скрести её мастихином, счищая старые засохшие краски.
-…А семьдесят лет для истории – это мгновение, - добавил Дима. – Вот Византия, к примеру, тысячу лет существовала, и то развалилась. Что от неё осталось? Стамбул-Константинополь?..
- Не любите вы свою страну, господа художники! – стараясь сохранять спокойствие, подытожил Тимофей. – Ладно, пора делом заниматься. Где натурщица?..
- Россию мы любим, большевиков – нет!.. – проговорил Генка, и с силой выдавил на палитру красную краску из тюбика. Волосы на затылке у него оставались взъерошенными.
***
…Влад лежал на кровати своей комнаты и смотрел в потолок.
Большие и маленькие пятна отвалившейся когда-то, и, по-новому, закрашенной краски, причудливо вырисовывались в фигуры и лица фантастических существ: людей и чудищ, взирающих сверху, бегущих, плывущих или летящих.
Влад невольно «выискивал» их взором среди хаоса других пятен и оттенков, но мысли его были далеко.
Он «прокручивал» свою недавнюю поездку с Рейчел в Михайловское и Святогорский монастырь, и воспоминания от этой поездки наполняли его душу теплотой и радостью.
…До Пскова они доехали на ночном поезде, но путь этот, не смотря на то, что ехали они в вагоне с «сидячими» местами, показался неутомительным, и даже очень коротким.
Устроившись в креслах, Рэйчел, вначале ещё смотрела на мелькающие за окном огни, но потом, положив голову на плечо Владу, тихо задремала, укачиваемая стуком вагонных колёс. Влад же долго ещё не спал, боясь пошевелиться, ощущая приятную тяжесть доверившейся ему девушки, ставшей совсем недавно для него самым близким человеком.
«Надолго ли?» – думал он, и тут же отгонял эту мысль. До её отъезда оставалось ещё два месяца, а там будет, как будет.
Пассажиров в вагоне было довольно много, почти все кресла были заняты. Кто-то уже жевал принесённые с собой бутерброды, откинув крышку столика впереди стоявшего кресла. Кто-то листал журналы, но большинство уже спали: поезд отправился в первом часу ночи.
Влад не заметил, как задремал сам, и проснулся только, когда в вагоне зажёгся яркий свет. Громкий голос проводницы сообщил, что через полтора часа поезд прибывает на станцию Псков, и что туалеты скоро закрываются.
Рейчел тоже проснулась, достала из сумки умывальные принадлежности, и быстро «прошмыгнула» в конец вагона. Минут через пятнадцать она вернулась, посвежевшая, с румянцем на лице, и, чмокнув Влада в щёку, отпустила его в туалетную комнату.
- Скажи, Влад, - спросила Рейчел, когда он вернулся, - а в других поездах тоже туалеты такие старинные?
- Что значит, старинные? Обычные. А в Америке не такие?
- У нас все поезда давно оснащены биотуалетами.
- Что значит «био», это как?..
…Старинный фасад Псковского вокзала величественно возвышался сквозь туманно-серебристую пелену утра. Влад и Рейчел вошли в его массивные двери. Народу было немного. Пассажиры, как сонные мухи передвигались медленно и неохотно.
- Ого! – воскликнул Влад, увидев мемориальную доску на стене. – Оказывается, последний российский император Николай подписал здесь Манифест об отречении! Я и не знал, что это происходило именно в Пскове…
Рэйчел задумалась, рассматривая чёткий шрифт на доске.
- Зря он это сделал! – пробурчал Влад.
- Ты об императоре?.. – Рэйчел «оторвалась» от доски.
- Да нет! Вот там мальчишка, посмотри, лет шести, с плачем побежал к маме от крошечной собачонки, которая рванулась за ним. Она, ведь, меньше кошки!..
Впрочем, император тоже зря испугался. Смалодушничал…
Рэйчел ухмыльнулась. – Но тогда «собачонка» была, отнюдь, не «крошечная», и не одна. Целая «стая дворовых псов» была…
- Ах, как ты верно сказала! – похвалил её Влад. – Именно, «дворовых», и все «тявкали»…Ну да ладно, всё – в прошлом. Пойдём-ка, лучше что-нибудь поедим! И откуда ты знаешь старинное слово «отнюдь», так редко сейчас употребляемое?..
Рэйчел улыбнулась: - Русский язык в нашем университете преподавала дочь князя из России, первой «волны» эмиграции.
- Понятно!..
…До Михайловского они доехали на автобусе. Уже совсем рассвело, но солнце показываться не хотело. По-прежнему серебристое небо висело над головой от края до края. Но дождя не было, и это вселяло надежду на хорошую погоду в дальнейшем.
Сначала, Влад и Рейчел присоединились к небольшой группе студентов с экскурсоводом, и посетили дом Пушкина и его няни, побродили по выметенным от листьев дорожкам центральной усадьбы поэта. При этом американка очень внимательно слушала экскурсовода, усталую женщину, средних лет, в поношенном осеннем пальто. Экскурсия и в самом деле, показалась Владу интересной, но ему интересней было наблюдать за сосредоточенным лицом Рейчел со стороны. Девушка пыталась вникнуть не только в суть темы, но и в языковые обороты рассказывающей.
Затем, отстав от экскурсии, вдвоём, они ходили по парку, где огромные вековые деревья – ели, лиственницы и сосны, заслоняя свет, делали этот парк таинственным и печальным. Лиственницы, готовые вот-вот сбросить свои рыжие иголки, но пока ещё не сбросившие их, перемешивались с густо-зелёными елями, и это было необычайно красиво!
Сидя на «скамье Онегина», которую здесь называли ещё «скамьёй уединения», Влад обнимал Рейчел, целовал её щёки и губы, вдыхая тончайший аромат французских духов. Девушка немного смущалась, отводила взгляд в сторону, или вовсе закрывала глаза, но не отстранялась, и сама отвечала на поцелуи.
У пруда они рассматривали ещё висящие кое-где на ветках резные листья вязов, которые золотились на фоне начинающего синеть неба. И всё это: и листья, и местами открывающиеся из-за деревьев просторные пейзажи на реку Сороть, и прозрачный воздух, веющий прохладой, и весь старинный парк, - всё это наполняло души влюблённых чувством необычайной лёгкости, радости бытия, ожиданием исполнения желаний.
- Мне здесь с тобой очень хорошо! – задумчиво произнёс Влад. – Но я, почему-то, не могу осознать, что по этим, вот, аллеям бродил великий Пушкин, представить, что он так же, как мы сейчас, сидел на этой скамейке, писал здесь свои строки об осени: «…очей очарованье…» У меня это в голове не укладывается…
- А у меня укладывается! – улыбнулась Рейчел. – Я чётко вижу, как Александр Сергеевич, сняв свой цилиндр, слушал здесь шорох листьев под ногами, или смотрел в небо на пролетающий « …гусей крикливых караван…»
- Вы, что же, в университете и стихи его учили? – удивился Влад.
- Приходилось…
Влад отодвинул прядь медно-рыжих волос со щеки девушки, и нежно прикоснулся к ней губами.
- Умничка!..- прошептал он. – Люблю тебя!
…За поцелуем они не заметили человека невысокого роста, который медленно подходил сюда со стороны аллеи. Когда он приблизился, то поразил ребят своим внешним видом: атласный чёрный цилиндр, такого же цвета плащ-накидка, трость с костяным набалдашником, узкие брюки и чёрные туфли с зауженными носами. К тому же, лицо его обрамляли вьющиеся до самого подбородка чёрные бакенбарды.
- Вы позволите? – спросил подошедший, и, получив от Влада утвердительный кивок, присел на скамью. Руки, в белых лайковых перчатках он облокотил на трость. При этом на указательном пальце правой кисти, прямо поверх перчатки, был надет массивный золотой перстень с восьмигранным блестящим камнем, на котором видна была надпись арабской вязью.
Закинув ногу на ногу, и слегка улыбаясь, пришедший спросил: - А что, друзья, будете ли вы помнить «чудные мгновенья», как помню их я?..
…В Святогорский монастырь влюблённые попали опять с группой студентов, уже во второй половине дня. Сам храм, массивные стены которого белели на тёмном фоне деревьев, был закрыт на реставрацию, но могила Пушкина была ухожена, по-видимому, как всегда. Небольшая, четырёхгранная стела возвышалась над надгробием.
Экскурсовод заученно рассказала о похоронах поэта, и о ежегодном «паломничестве» гостей к этой знаковой могиле. Но Рейчел больше всего взволновала история освобождения этих мест от фашистов в 1944 году, когда, при разминировании монастыря и самой могилы, погибли советские солдаты.
- Это до какой степени цинизма надо дойти, чтобы заминировать даже могилу поэта?..- возмущалась она. – По-моему, это предел…
Глаза её горели, а щёки, ещё полчаса назад разрумянившиеся, теперь были бледны.
Влад обнял её и прижал к себе. Он ничего не говорил, только нежно гладил волосы девушки своей широкой ладонью, как папы гладят малолетних дочерей.
…Ночевали они в Псковской гостинице, в разных номерах. Как ни упрашивал Влад поселить их в один номер, администратор – полная, пышногрудая женщина, с крашеными хной волосами – наотрез отказалась. « Вы – не муж и жена, не имеете права селиться вместе!..- говорила она, брызгая слюной, тоном, не терпящим возражения. – Нечего тут «дом увеселений» устраивать, тем более, с иностранными гражданами!..»
Наверно, завидует!, - подумал Влад, и хотел уже высказать администраторше, что он о ней думает, но сдержался. Время было позднее, и перспектива оказаться на улице совсем не радовала. Выхода не было, не ночевать же на вокзале… Администраторша окончательно испортила и без того невесёлое настроение влюблённых. Они вздохнули, и, молча, взяв ключи, разошлись по номерам.
Номера были трёхместными, для командировочных. Соседи Влада – двое мужчин, средних лет, смотрели футбол по телевизору, и, время от времени, прихлёбывали пиво из бутылок. У Рейчел – две молодящиеся дамы, довольно оживлённо, обсуждали события прошедшего дня, и которые тут же замолчали, когда Влад вызывал Рейчел в коридор, окинув его любопытным взглядом.
Влюблённые ещё, некоторое время, посидели в холле, но присутствие дежурной консьержки на этаже, не позволяло им чувствовать себя свободно.
Ночной трепетный, долгий поцелуй перед сном, немного подсластил расставание до утра.
…Сейчас, на Васильевском, в своей комнате, Влад вспоминал их обратную дорогу из Пскова в Питер.
…Утренний поезд «отстукивал» километры среди чередующихся небольшими перелесками полей: они, пустынные, с убранным урожаем, вспаханные, мелькали большими чёрными пятнами из-за сияющих «золотом» и «медью» деревьев.
Погода установилась солнечная, и яркость осени, во всём её великолепии, проявлялась в мелькающих за окном вагона картинках. А лазурное небо усиливало радость.
Рейчел была весела, и, сидя за столиком купе, доедала бутерброд с колбасой, запивая зелёным чаем из стакана с подстаканником. Он ей очень понравился – этот мельхиоровый подстаканник, с выпуклым чеканным видом московского кремля, где угадывалась Спасская башня и Дворец Съездов.
На этот раз, влюблённые решили не трястись в вагоне с «сидячими» местами, а взять купе. И им повезло: в вагоне, рассчитанном на четверых, два пассажира отсутствовали.
После того, как проводник принёс чай, и, пожелав приятного аппетита, удалился, Влад задвинул дверь изнутри, закрыл её на задвижку, и, подсев к Рэйчел, нежно обнял её. Девушка смущённо улыбнулась, её длинные ресницы вопросительно подпрыгнули, когда Влад начал расстёгивать её блузку, глаза расширились. Поцелуй был чувственным, и нежные слова Влада, вместе с его объятиями, обволакивали её всю, отчего она «таяла», не желая противиться этому всепоглощающему состоянию…
…Потом, до самого Питера, они весело болтали, уплетая бутерброды, смотрели в окно на «проплывающие» мимо станции, городки, и деревеньки, чёрные поля и леса, бронзовеющие на фоне бирюзового неба…
…Что значит для меня Рэйчел? – сейчас спрашивал себя Влад. Эта милая девушка с медно-рыжими волосами, волнует меня всё больше и больше. Я постоянно думаю о ней, где бы ни находился, и не могу не думать. Милая, живая и чувственная, умница Рэйчел притягивает меня, хочется разговаривать с ней, смеяться, шутить, и, конечно, целовать её щёчки, носик, губы и плечи; да просто быть рядом, как можно дольше.
…Думать о расставании ему не хотелось…
***
- … Может, по пиву? – предложил Влад, когда они с Генкой и Димоном, через неделю, проходили мимо заведения с яркой вывеской «Закусочная».
- Инициатива наказуема! – с готовностью отозвался Генка, усмехаясь.
- Ладно, ладно, угощаю! – согласился Влад, спускаясь в подвальчик и открывая дверь.
Закусочная не совсем соответствовала своему названию. В общем–то, это была обычная пивнушка, и вывеску на неё следовало бы повесить такую же.
Ребята обнаружили её сразу, в первый год учёбы, и периодически захаживали сюда, раз или два в месяц.
Не так давно выкупленная в частные руки, в пивнушку она превратилась из «Кулинарии», но интерьер изменился не сильно: добавилось несколько столиков, да на невысоких подвальных окнах обновились занавески. Правда, на столах, рядом с солью и горчицей, появились букетики искусственных цветов, купленные, вероятно, в салоне ритуальных услуг.
Толстая кассирша Маша деловито выбивала чеки на кассе, по которым посетители получали на раздаче заказанное. Посетителями были здесь, в основном, одни и те же, весьма специфические люди, лица которых указывали на их пристрастие к определённым напиткам. Да и заказывали они одно и тоже: пиво, грамм сто водки, и пару бутербродов с селёдкой, на одного. А в меню почти ничего другого и не было, разве что пельмени, которые редко пользовались спросом, из-за их сравнительной дороговизны.
Поэтому, когда Влад заказал для себя и друзей три порции пельменей, помимо пива, кассирша Маша расплылась в масляничной улыбке. Она даже предложила гостям свежие салфетки, которые услужливо достала из обшарпанного шкафчика.
Ребята расположились за столиком, в углу, повесив свои куртки на спинки стульев.
- Да, это вам не Чехия, и даже не Польша…- Генка вдохнул запах прокисшего пива и осмотрелся по сторонам. Кроме них в заведении была ещё одна компания каких-то алкашей, занимавших столик поодаль, возле окна. – А помнишь, Влад, тот кабачок в Кракове, с бочонками вместо столов?..
-Да уж, помню, как же!.. Особенно запали в душу две польские шлюшки…
-Ну ладно тебе, чего там, было и было… - поморщился Генка. – Зато, представляешь, Димон, мы там такой стриптиз в кабачке видали, закачаешься! Здесь такого ещё лет сто не увидишь… - И Генка принялся рассказывать Дмитрию во всех красках про обнажённую танцовщицу.
- Да ладно, Геныч, - перебил Влад, - у него теперь жена есть, ему не до танцовщиц.
- Ничего, ничего, валяй, Генка! – Димон поднял кружку. – Только давайте сперва выпьем за то, чтобы и наши кабаки поскорей на европейский уровень выходили!
- Виват! - Ребята чокнулись.
- Что-то пиво какое-то странное…- скривил губы Генка, сделав пару глотков, и посмотрев на кружку сбоку.
Димка ухмыльнулся. – Конечно, ты же у нас по заграницам поездил, буржуинского пива отведал, так тебе теперь наше странным кажется!.. Пей, давай, на халяву и уксус сладкий!..
- Нет, правда, раньше я не различал особо никакие сорта, пиво – оно и есть пиво…- Генка почесал за ухом. – А теперь, после чешского… Мы, с Владом заходили в пивную, в Праге, на Липовой улице, Пивоварный дом, называется. Сколько мы там сортов насчитали, Влад?
- Да мы потом уже со счёта сбились, - нахмурил брови Влад. – Что об этом вспоминать, Европа!..
- Интересно, а в Америке, тоже классное пиво? – не унимался Генка.
- А при чём тут Америка? – посмотрел на него Дима. – Нам до Америки, как до Луны…
- Не так уж и далеко, особенно Владу… - Генка ехидно улыбнулся, и покосился на друга. Влад посмотрел на него уничтожающе.
- Да ладно, колись про свою американку, здесь все свои!..
- А что за американка? – спросил Димон.
- Студентка из Америки. Рейчел зовут, Рашель, по-нашему… - смущённо проговорил Влад. - Хорошая девчонка. Мы с ней в Александро-Невской лавре познакомились.
- Вот и женись, давай, в Америку поедешь!..- брякнул Генка. Лицо его растянулось в благостной улыбке. – Нам вызов сделаешь, и мы приедем!
- Может, и женюсь. Хотя…- Влад посмотрел на лопающиеся пузырьки пены в кружке. – Маловероятно…
- Почему маловероятно? – Димон скосил на него глаза. – Это раньше туго было, а сейчас «Перестройка» в нашей стране, свобода, женись, на ком хочешь, хоть на австралийке.
- Да не в этом дело…- замялся Влад. – У нас с ней разное, так сказать, социальное положение…
- Что? Какое ещё положение? – возмутился Генка.
- Социальное, Геныч, социальное! Мы с ней стоим на разных ступенях социальной лестницы. Отец у неё – крупный бизнесмен, хозяин компьютерной фирмы. Мать – домохозяйка. И живут они в двухэтажном особняке с шестью спальнями. Во дворе – гараж с несколькими машинами, и бассейн. Рашель мне сама фотографии показывала.
А я кто? Бедный студент!.. Что я смогу ей дать?.. Портрет написать, её и родственников?.. – Влад саркастически рассмеялся. – Представляю, привезу её в Барнаул, в нашу двухкомнатную «хрущёвку», на пятый этаж, к родителям, вот смеху – то!..
- Но не это же главное! – возмутился Димон. – Главное, ведь, любовь!.. Если Рашель тебя любит, никакие материальные преграды нипочём! И батя её против не встанет, ещё и рад будет, что такой хороший парень у него в зятьях!
- Ага, рад, как же!..
- Да точно! Вот, давайте за это и выпьем! – Димон поднял свою кружку.
Друзья сдвинули кружки разом, да так, что часть пива немного расплескалась.
- Может не ты её, а она тебя на родину, в Штаты увезёт, а? – воскликнул Генка, когда они выпили. – Будете жить там, как белые люди. Как тебе такая перспектива? Лично я бы не отказался…
- Да поймите ж, вы…- Влад взмахнул рукой, намереваясь возразить, но задел свою кружку. Та упала на кафельный пол и разлетелась на множество осколков, образовав большую пенистую лужу. Два мужика и женщина, за соседним столом, повернули свои испитые лица на звук. Кассирша Маша крикнула на весь зал: - Эй, вы там, поосторожней нельзя? Посуды не напасёшься…
Влад заказал ещё пива себе и друзьям.
Подошла уборщица в синем халате, и принялась веником сметать стёкла на совок.
- А ты чё смотришь? – вдруг набросилась она на женщину за столиком. – Садись на хер своему дружку, и езжай отсюдова!..
- Не твоё дело! – огрызнулась та. Губы у неё были ярко накрашены, а под глазом желтел след давнишнего синяка.
Подметя пол, синий халат удалился.
- Итак, на чём мы остановились?..- повернул голову Влад.
Полоска солнечного света, откуда-то сверху, осветила гранёные стёкла кружек, и они «заиграли» с пивом на просвет, словно драгоценный янтарь.
- Новый год скоро, - проговорил Димон, и как-то невесело посмотрел на друзей. – Новый, 1991-й. И что нового принесёт он?..
Да уж, принесёт что-нибудь! – воскликнул Генка. – В нашей стране скучно не будет, всё время что-то случается! Весёлая жизнь…
- Очень весёлая, даже слишком. Иногда так весело, что выть хочется…
- Да ладно вам…- Влад поднял кружку. – Не будем о грустном! Мы – здесь и сейчас, а что будет, то будет. Давайте, лучше, выпьем! За всех, за нас!..