СТАС ЛИТВИНОВ - http://www.proza.ru/avtor/lsa75 - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "МУЖЕСТВО И ГЕРОИЗМ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
В 1947 году отменили продовольственные карточки, но вместе с отменой карточек в хлебные магазины пришли большие очереди. Мы, мальчишки, получили возможность, постояв с какой-нибудь женщиной в хлебной очереди как её сын, дать ей возможность купить лишнюю буханку хлеба. Тебе же, как благодарность, она покупала малюсенькое мороженое, выдавливаемое из специального стаканчика и удерживаемое между двумя маленькими вафлями. Иногда вместо мороженого с тобой расплачивались плиткой жмыха, который грызли вместо сухарей. Этот жмых представлял собой прессованные в плиты остатки гороха или подсолнечных семечек, идущие на корм свиней. Вот обломки от таких плит и перепадали нам в качестве оплаты.
Жизнь, бьющая ключом в стране, обходила наш Арзамас как-то стороной. Из наиболее ярких событий, которые случались в городе на неделе, были два базарных дня в среду и воскресенье. Из окрестных деревень съезжалось много сельского люда, отличительной особенностью которых являлась их обувь – лапти. И зимой и летом все деревенские носили лапти, которые тут же на базаре продавались, вывешиваясь огромными связками. Никто из городских лаптей не носил. Мы, ребятишки, базара боялись. Всё казалось, что слишком много людей собралось в одном месте для нашего небольшого городка и стоит только пойти на базар, как у тебя что-нибудь да украдут. Хотя, что у тебя можно было украсть - об этом не думалось.
Война закончилась всего два года назад. Последствия её наглядно подтверждало количество покалеченных людей на улицах города. Вот и в нашем дворе муж одной из соседок был без левой руки и пустой рукав его гимнастёрки притянут к телу обычным солдатским ремнём. Кроме того на улицах было много нищих, просящих подаяние, но не вследствие глубокой старости. Это были молодые мужчины без ног, рук или слепые. Многие с сильными ожогами на лицах. Все они несли на себе печать войны.
Но однажды я увидел группу из 3-х человек, также просящих подаяние, которые врезались в мою память своей необычностью. Они скромно стояли у обшарпанной кирпичной стены какого-то дома. Правда, сказать ”стояли” будет не совсем правильно, ибо стояли только двое, а один, в старой поношенной гимнастёрке, сидел на деревянной тележке, пристёгнутый к ней двумя солдатскими ремнями. Тележка катилась на 4-х подшипниках, которые заменяли колёса. У сидящего на тележке не было обеих ног. Они были ампутированы выше колен. На вид ему лет 35 и мне, ещё ребёнку, он казался стариком. Пряди спутанных седых волос на голове и щетина на лице только подчёркивали его возраст. Он держал в руках гармонь, ремень которой обхватывал его плечо. На гимнастёрке позванивали три медали, а над правым её карманом была пришита нашивка с двумя потёртыми жёлтыми полосками за тяжёлые ранения.
Второй был значительно моложе со следами ран на лице. Он держал в правой руке небольшую палку, опираясь на неё при ходьбе. Но главное – он был слеп на оба глаза. Единственная медаль “За отвагу” с потёртой лентой на колодке и нашивка за тяжёлое ранение доказывали его участие в боях.
Третьей в этой группе была девушка. Её лицо сильно обгорело и на нём выделялись пересаженные куски кожи, которые стягивали лицо, обезображивая его. Губ не было и дырка рта напоминала об этом. Брови и ресницы на глазах отсутствовали. Невозможно было представить, как она выглядела до своего ранения и сколько ей лет. Окружающие их люди говорили, мол, эти двое были танкистами, а сама девушка – санинструктор батальона и получила ранение на передовой. На девушке также была застиранная гимнастёрка и форменная армейская юбка.
Внимательнее рассмотрел я их позже, а пока сидевший на каталке мужчина, поддёрнув ремень гармони, неожиданно хриплым голосом запел песню, которую я услышал впервые:-
“Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью“
Тут вступили в песню голоса девушки и слепого солдата:-
“Куда идти теперь солдату?
Кому нести печаль свою?”
Слепой смотрел своими незрячими глазами куда-то вперёд и чётко выговаривал слова песни. Голос девушки выделялся на фоне грубоватых мужских голосов, добавляя тоску:-
“Пошёл солдат в глубоком горе
На перекрёсток двух дорог,
Нашёл солдат в широком поле
Травой заросший бугорок …“
Окружившие поющих, прохожие молча слушали эту песню о горькой судьбе незнакомого солдата, пришедшего с войны живым, у которого ничего не осталось, кроме заросшего травой холмика. Люди виновато отводили свои взгляды от дырки рта девушки, стараясь не напоминать ей об уродстве лица:-
“Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
Лишь только летний тёплый ветер
Траву ковыльную качал …”
Многие из слушающих также потеряли своих родных и потому слова песни бередили душу, а безногий, склонив голову к мехам гармони, продолжал скорбное повествование своим хриплым голосом:-
“Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой…”
Слепой, не мигая, смотрел сквозь стоящих людей и кто мог сказать, что вспоминалось ему из прошлой жизни, когда вот сейчас он помогал вести песню.
Девушка оглядывала окружающих но, наверное, никого не замечала, погружённая в себя. Только слова песни, вырывающиеся из щели её рта сплетались с голосами мужчин:-
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришёл к тебе такой,
Хотел я выпить за здоровье,
А пить пришлось "За упокой.”
Женщины в толпе всхлипывали, не стесняясь, а мужики только покрякивали:-
"Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
А на груди его светилась
Медаль за город Будапешт."
Я, мальчишка, слушал эти горькие слова и мои глаза были полны слёз. Рядом стояли взрослые люди, все бедно одетые, для которых слово "горе" было привычным. Тишина была полной. Слушатели, опустив головы, протирали ладонями глаза. Когда песня закончилась, несколько человек положили в приготовленную для подаяний фуражку смятые бумажные деньги, а кто-то не смог положить, потому что не было у людей денег. Все стали тихо расходиться, негромко переговариваясь между собой.
Девушка поклонилась, благодаря всех за внимание. Поддерживая одной рукой слепого, который теперь нёс на плече гармонь, она свободной рукой потянула за собой тележку безногого, который взял специальные колодки и стал отталкиваться ими от земли, помогая девушке везти себя. Куда они пошли и где обитали я не знал. Тогда много калек ездило на поездах по стране, прося в вагонах милостыню.
Я не мог представить, что пройдёт 10-15 лет и известный на всю страну певец Марк Бернес споёт эту же самую песню и она прозвучит, как бы впервые. Но это не так. Впервые я услышал, как её пели просящие милостыню, изуродованные страшной войной три человека.
Больше я их не видел. Время шло и как-то незаметно с улиц наших городов исчезли все эти несчастные калеки. Куда они вдруг подевались? Позднее я слышал, что, якобы, их собрали и поместили в специальные дома для инвалидов войны, где они, видимо, и закончили свою жизнь. Насколько это верно, кто знает?
***********************************************
А на окраине нашего скромного Арзамаса, за высоким, выкрашенным зелёной краской забором, жило своей закрытой жизнью военное училище связи. Рота будущих офицеров, гулко печатая шаг солдатскими сапогами, проходит улицей и над строем взлетает голос запевалы:-
“ Идут полки и с Севера и с Юга,
С Донских степей и с Забайкальских гор…”
Строй курсантов окружают мальчишки, старательно выдерживая шаг. И пусть эти пацаны сейчас босиком шагают по булыжной мостовой, но они вплетают свои звонкие голоса в общее пение роты, подхватывая припев:-
“ Стоим на страже всегда-всегда!
И, если скажет Страна Труда,
Прицелом точным - врага в упор…”
А ведь эту же песню пели раньше и те трое, что стояли сегодня у той горькой стены, изувеченные прошедшей войной. И никто не может знать, не придётся ли когда-либо потом кому-то из поющих сейчас молодых и здоровых парней разделить участь тех троих, стоявших прижавшись к кирпичной стене, о ком этот рассказ.