Пролог: "Смерть от передозировки лекарственных препаратов" - было выведено аккуратным почерком в документе о результате вскрытия.
И это все, что осталось от моего ребенка. Документ, не способный вернуть мне родную душу. Жалкий листок, который так фатально окажется рядом со свидетельством о рождении. Самый ярких день с самым горьким. Жизнь и смерть. Радость и боль.
Я нашла его утром. В скрюченной позе, с пеной у рта, с закатанными глазами, опустошенной банкой снотворного и недопитой бутылкой виски. От меня уже ничего не зависело, его тело посинело и остыло. Я вызвала "скорую", "полицию", открыла входную дверь, а потом села на колени, взяла одубевшую руку моего малыша и разговаривала, разговаривала, до самого прихода врачей.
Я рассказывала ему о его детстве, спрашивала, помнит ли он, как мы однажды забыли заплатить за свет и весь день сидели при свечах, придумывая страшилки и делясь секретами. Ему тогда было 7. И все кругом казалось таинственным и необъяснимым.
Потом появился первый велосипед. Как я бежала за ним по пятам, чтобы помогать держать равновесия. А он постоянно падал. И та продолжалось день за днем. В тот момент ему уже 9.
Вот и первый фингал, разбитые кулаки, крики: "Мама, уйди, все нормально. Я сам в состоянии с этим разобраться!". Тогда нам с ним исполнилось 13.
Последний звонок. Пиджак, галстук, туфли, штаны, которые я утюжила целых 2 часа. Девочка, белый танец. Речь со сцены, посвященная мне. Слезы радости, гордость и волнение. Так мы встретили свои 15 лет.
Запах алкоголя, девушка, гулянки допоздна, снова ссора. А на утро аспирин, лекции и извинения. Что? Уже 16?
А сегодня это: одубевшая рука, пена и закатанные глаза. В последний раз нам 17.
Дальше истории уже никогда не будет. Я не смогу увидеть его свадьбу, детей. Не смогу вкладывать еду на работу и приглашать всем семейством на праздники. Никто не крикнет: "Бабушка!". И не повторятся посиделки без света, секреты, синяки и выпускные. Больше ничего этого не будет.
20.04.16