Обида горькая

Зинаида Егорова
ОБИДА ГОРЬКАЯ

Солнце ярким пятном зависло над горизонтом. Соня. как  всегда, неторопливо и с чувством собственного достоинства  дефилировала по тротуару, выстукивая невысокими каблучками ритм популярной песни «Расскажите птицы, что вас манит в высь..», и как бы подкрепляя  текст песни своими действиями, подняла  вверх ресницы, удлиненные специальной тушью синего, как и её спортивная сумка, цвета, и зажмурилась. Холодные лучи забивались в уголки глаз и вытекали от-туда синими слезами. Прозрачные кроны деревьев пропускали сквозь себя благородную седину летнего вечера, а душа трепетала от чувства  новизны. Новой и  невероятно счастливой жизнью, сроком в десять дней, она была обязана своему другу  Карпу. Он был старше её на 10 лет  и это давало ему «право голоса». А «голосовать» ему приходилось в жизни не раз…

 Карп был фарцовщиком. И таким его сделало время. Привлекательный бархатный пиджачок польского производства, обаятельная улыбка и мягкий огонёк в узких щёлочках глаз покоряли бывалых кокеток и невинных девочек, у которых была одна общая характерная черта, объединяющая их в легион красоток – молочно-белая кожа. Соня тоже попала в эту привилегированную прослойку женского общества, хотя и обладала математическим умом, как и большинство женщин, которые не вышли лицом, но  всё-таки ей не хватило какой-то малой доли процента прозорливости, чтобы не попасться в сети этого проходимца. Для неё ситуация осложнялась тем, что они были соседями, а для него ситуация упрощалась. Он мог позволить себе многое: позвонить по телефону, зайти в гости, пока мужа не было дома. Его обволакивающие взгляды, нежное касание белоснежной кожи возымели своё действие, и вскоре Соня обнаружила свою супружескую неверность, что застало её врасплох  и возымело не абы какое действие, а самое что ни на есть ураганное, сшибающее с ног, вихрем уносящее в мир иллюзий и клокочущих страстей. Разве Её Гена, когда-нибудь в жизни, РИСОВАЛ на запыленном  полированном столе три заветных слова « Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ?». Разве дарил  с таким подчёркнутым  вниманием и загадочной улыбкой цветы? Дарить-то дарил, но не так. Карп  приближался вплотную к Соне, пряча одну единственную розу за спину, брал её смущенно за локоток и, нежно касаясь щеки, шептал, что такой необыкновенной девушке он готов дарить розы хоть каждый день. Соня и не подозревала, что подобный спектакль разыгрывался Карпом  перед женой  в день её рождения, но, во - первых, это всегда была большая охапка осенних роз,  а во-вторых, к цветам прилагался дорогой по тем временам подарок: модная польская люстра, хрустальная, призывно звенящая и отливающая всеми цветами радуги, или  изделие из золота.

 Карп играл в оркестре Городского Дворца культуры и подрабатывал тем, что руководил коллективом художественной самодеятельности  одного НИИ. А в среде  подобного рода деятельности процветала спекуляция: из–под полы продавался всякий дефицитный товар, а  на вырученные деньги можно было купить или достать, достать и перепродать. Зато потом можно было блеснуть новомодным пальто с воротником и шляпой из великолепного песца, венгерскими сапожками ценою в минимальный оклад или похвастаться  хрустальной посудой, которая была признаком материального достатка.

 Однажды Карп не явился в назначенный час  на свидание, и Соня нечаянно выглянула в окно,  выходящее на проспект,  посередине которого была разбита аллея из алых роз.  Зелёное хозяйство, в котором подрабатывала и Соня, занималось высадкой саженцев по всему городу, но проспект, где проживала Соня, считался самым красивым местом в городе – здесь благоухали самые невиданные розы. И перед Сониным взором открылась  ужаснувшая  её доброе и  влюблённое сердце картина:  обломанные чьей-то безжалостной рукой розы -  ровно десять …

 А на запылённом полированном столе  безмятежно сверкала великолепная хрустальная ваза  с десятью диковинными розами, которые отражались в Сониных удивлённых глазах и тонули в синих горьких ручьях, стекающих по молочно-белой  коже.