Идет снег. Первый, пушистый. Блестит на солнце, сверкает при луне и не знает бед, с какими столкнулась Даша. Жизнь ее не сложилась, серая и невзрачная. Оттого Даша одета невзрачно и скрипит ее настроение, как жалкая старая тачанка, на которой ее дед – царствие ему небесное – возил навоз на огород.
Даша. Дарья. Дар. Так назвал ее отец. И в чем дар? Даша совершенно не чувствовала в себе того дара, на который рассчитывал ее отец. Зачем она вообще на свет родилась? Было б лучше, не рождайся она вовсе. На работе сплошной раздрай, курит как паровоз, здоровье наладом дышит, анализы и те стремные. Личная жизнь – лучше не думать о ней! Просто пустое место, как она на работе. Начальник ее каждый божий день прессует, хозяйка съемной квартиры прямо с утра начинает вынос мозга, коллеги одни подставы рисуют. Ни мужа, ни детей. Даже кошки и собаки у нее нет – одна тоска зеленая. Была черепашка, чтобы ни гулять, ни к горшку приучать не нужно было, так и та издохла. Даша выбросила ее в ведро и скверно выругалась. От злости на себя и паршивую черепаху. Что ей нужно было?! Ее Даша кормила, воду меняла, когда не забывала.
Дарья закопала в сумке паспорт. На самое дно. Он ей о возрасте напоминает. Сорокет! Охренеть! Она нервно закурила длинные сигареты. А-ля женские. Можно подумать, это что-то меняет. Разменять пятый десяток и еще на что-то надеяться? Она просто дура, если питает надежду.
Дрожащими руками она стряхнула пепел. На снег. Он идет и идет. Сыплется и сыплется на голову. Зараза этакая – прическу портит. Дарья затянулась - какая, блин, прическа?! Она голову мыла неделю назад. А снежинки – одна к одной. Снегу лучше: он рыхлый, пушистый. Беленький, свеженький. А она потрепана жизнью. В зеркало глядеть противно, в паспорт, даже в монитор компьютера: случайно можно себя увидеть. В будущее глядеть страшно: там ничего хорошего не предвидится. Говорят, сокращения будут, зарплату урежут, врачиха – старая курица – сказала срочно рожать надо, не то Даша без детей останется. Это, мол, последний шанс. Ее последний шанс давно упущен! Она старая, бездетная дева.
Насколько снегу лучше: не надо пахать с десяти до десяти, не надо бежать на последний автобус, чтобы добраться до дома. Ходить по магазинам не надо и тратить там кучу бабок, чтобы литр молока и хлеба купить. Золотые в России хлеб и молоко. Шмотки – дерьмо, цена – догадайтесь сами. Снегу всяко лучше: ему барахло незачем.
Оступилась Даша, каблук у нее поехал. Чтоб его … побрал! Сейчас в ремонт надо сапог отдать. Там Карен, Арсен сдерет с нее пятисотку. В лучшем случае. И что тетка, старая кляча, глаза на нее вытаращила?
Снег падает и падает. Ему лучше: мягкий, хрустящий. Была б она снегом. Как было б здорово: платить за халупу съемную не надо, на работу ходить не надо, гавкать на всякую тварь (наглую и вонючую) в автобусе и метро не надо. Не надо ждать перемен, не надо думать о будущем, бояться болезней, старости и увольнения.
Отбросила Дарья окурок, зачерпнула горсть свежего снега – ему лучше. Он холодный, хрупкий, узорчатый. Но что, стань она снегом, скажет отцу? Матери? Кроме них у нее – никого. И наоборот. Ясен перец отец и мать будут страдать: дочка их жила себе, жила худо-бедно, а тут раз – и в снег превратилась. Нехорошо как-то: нельзя с ними так поступить. Может снегу и лучше. Пока. Но он скоро припылится: на него осядут выхлопные газы, московская пылища, собачьи дела…
Дарья держала горстку свежего снега, глядела, думала. А он, холодный, бесчувственный, взял и растаял. Может, снегу и лучше, но она не хочет становиться такой же холодной, равнодушной, и быстро-быстро таять либо подобно глине принимать разные формы в чужих руках. Пускай она остается такой, какая есть, зато, быть может, у нее есть еще шанс что-либо изменить…