за исключением фамилий и имен
события, описанные ниже, имели место
в июле 1992 года...
Старый, местами обшарпанный лайнер, сверкая чешуей облупленной краски, осторожно подруливал к зданию аэровокзала. Некогда белоснежный с фирменным росчерком «Аэрофлота» фюзеляж с «серебряными» крыльями «тушки», миражом проплыл над растянутой маскировкой и минометными воронками, разбросанными на летном поле. Вокруг толпились люди с бесчисленной «ручной кладью», ожидавшие «подачи трапа». Картина смотрелись более чем сюрреалистично.
«И толпились они на крутом берегу. И молили о спасении. И приплыл за ними лайнер с белоснежными парусами... Прям, «Алые паруса»… Мать вашу! – глядя на приближающийся «Ту» выругался Джимми. – Сумасшедшие…»
- Нет. Не сумасшедшие, - подхватил сосед, вместе с ним наблюдавший за посадкой, – Просто, женщины и дети. Ты посмотри-ка: из мужчин одни старики. Да и их - не больше десятка.
- Да, наверное... Как думаешь, взлетят?
- С такой перегрузкой? Может быть, и взлетят. Но если… - и словно испугавшись собственных мыслей, собеседник Джимми не договорил начатой фразы. - Не знаю…
К открывшимся дверям «сто пятьдесят четвертого» подали трапы, и людская масса, суетливо разделившись на два потока, потекла в салоны лайнера. Человек двести, а то и двести пятьдесят заполняли лайнер, словно это был не самолет, а городской автобус. Люди готовы были лететь стоя, лежа, сгорбившись – как угодно. Лишь бы лететь. Ни какой страх не мог заставить их остаться в доживающем последние дни осады городе.
«Сто пятьдесят четвертый» запустил двигатели и, не дожидаясь тягача, двинулся по бетону рулежки.
«Ну, теперь, только наберите высоту…» - вместо пожелания удачной посадки, вслед выкатывающемуся на взлетную полосу «Туполеву», произнес Джимми.
Самолет, уменьшившись до размеров тающего в мареве крестика, застыл в начале взлетной прямой. Его набирающие обороты двигатели подали голос. Но всего несколько секунд спустя, утробный быстро нарастающий гул турбин мгновенно спал, словно голос у взявшего непомерно высокую ноту певца. И тут же, перекрыв стихающий гул двигателей, оглушительный свист и душераздирающий визг, больно резанули по уху.
«Ложись!»
Джимми и все, кто был с ним на вышке управления, упали на пол.
«Туполев» же отвернув в сторону, выкатился с взлетной полосы и замер. Если бы кто-нибудь из «лежащих» на вышке хотя бы краем глаза сейчас наблюдал за лайнером, он стал бы свидетелем разыгравшейся трагедии. Из открывшихся дверей самолета с более чем трехметровой высоты на землю прыгали женщины и дети. И все это происходило под грохот рвущихся вблизи реактивных снарядов…
Обстрел кончился сразу же, как только один из снарядов взорвался под фюзеляжем лайнера. Окутавшее самолет облако дыма абхазы, очевидно, посчитали, доказательством поражения огромного Ту-154 и далее испытывать судьбу не пожелали.
Вереница солдат, несущих десятки носилок с окровавленными телами раненных и покалеченных, под стоны страдающих и крики родственников, скорбной процессией двигалась по летному полю.
Джимми выскочил из здания аэровокзала, когда к дверям поднесли первого раненного. В огромных носилках, перепачканных зеленью травы и бардовыми мазками крови, лежал ребенок. Из-под корки запекшейся крови не было видно черт его лица. Лишь окаймлявшие их волосы, по-детски торчали в разные стороны - редкими седыми кудряшками.
«Седой ребенок…? - ужаснулся Джимми, так по своей торопливости и не узнав, что в носилках лежал не ребенок, а лишившийся ног старик, – Сволочи! Женщины гибнут, дети седеют! А мы сидим здесь, сложа руки…»
Джимми Майсурадзе – пилот штурмовика, впервые за все время войны, воочию увидел смерть. Причем это была не просто смерть, а смерть во всех ее ужасных проявлениях, столь изобилующих в осажденном Сухуми. И хотя подспудно Джимми понимал, что, всякий раз, нажимая на гашетку, он творил тоже самое, сея внизу – под крылом «Грача(Грач» - ходившее в ВВС Советского Союза прозвище штурмовика Су-25, перешедшее «по наследству» в ВВС стран СНГ.)смерть и страдания, его успокаивало, то, что целями для ракет были позиции абхазских боевиков, а не жилые кварталы мирных городов. Конечно, самолеты и вертолеты Грузии не раз «работали» по горным селениям, а в последнее время и по кварталам Ткварчели, Эшера и Пицунды, но лично Джимми пока таких вылетов делать не доводилось. Так что, он еще только начинал задумываться, как поступит, в случае если получит такой приказ: откажется и пойдет под трибунал или молча поведет груженную бомбами машину на цель? До последних дней, он об этом не думал. Старался не думать, всякий раз ссылаясь, на недостаток времени, сил, смелости. Да, еще и потому, что чувствовал, что на этот вопрос у него нет ответа.
Вот и сейчас, получив, более чем, просто повод задуматься, Джимми избрал для себя не диалектические рассуждения, а реальную помощь раненным и напуганным пассажирам горящего в поле лайнера.
С раненными и покалеченными вполне справлялись медики и помогавшие им солдаты, а вот о, мечущихся по взлетному полю, забивающихся во всевозможные щели и ямы, перепуганных беженцах, пришлось заботиться летному составу и персоналу аэропорта. Обезумевшие, кричащие женщины и дети, зайцами разбегались в разные стороны и чтобы «переловить» их приходилось организовывать отряды и устраивать облавы, которые, словно животных, выгоняли их из укрытий и загнали в угол – в крепкие мужские руки «ловчих».
- Вон! Смотри! Еще одна…
- Стойте! Женщина, подождите!
- Обходи ее справа!
- Гоните! Гоните на нас…
- Есть! Попалась!
- Ну, ну, ну. Успокойтесь… Все прошло… Все кончилось… Сейчас придет другой самолет… Хорошо, хорошо, не будет самолета.
Охота длилась почти час, прежде чем разбежавшихся пассажиров смогли переловить, собрать в здании аэровокзала и хоть как-то успокоить.
- Сколько их? – передавая в руки, стоящих на карауле солдат, последнего «беглеца», поинтересовался Джимми, не решавшийся входить в само здание, дабы не видеть обезумевших глаз и окаменевших лиц. – Живых?
- Не знаю, сколько раненых у медиков, а здесь живых не более сотни...
Встреча с командиром авиаотряда состоялась прямо у самолетов. Полковник, с удрученным видом расхаживая вдоль линейки штурмовиков и вертолетов, в траурных тонах описывал складывающуюся на фронтах вокруг Сухуми ситуацию.
- Дело дрянь. Не сегодня-завтра абхазы возьмут назад свой Сухум. Из Тбилиси сегодня пришел приказ об отступлении. И хотя о нем пока знают лишь высшие офицеры, бегство уже началось. Армия развалилась. Ее жалкие остатки не удержат город. Одна надежда, мы - летчики. И приказ для нас один – задержать продвижение абхазов. Задержать хотя бы на сутки. Чтобы войска успели подготовиться к уличным боям и чтобы вывезти беженцев…
- Так как сегодня вывезли?! – не сдержался кто-то из вертолетчиков. – Вывозить то больше не на чем!
- Сегодня придет еще один самолет.
- Зачем? Чтобы как две прошлые «тушки» получить ракету в брюхо и шлепнуться в море?
- Может ему повезет, - парировал полковник, указывая на догорающий «сто пятьдесят четвертый». – Сел же сегодня этот.
- Сел, но не взлетел.
Вертолетчик не унимался. Очевидно, его настолько задели эти бесполезные, героические и преступные попытки прорыва «гражданских бортов» в сухумский аэропорт, что он не посчитался ни с чином своего начальника, ни с его крутым нравом.
- Надо кончать эти полеты. Неужто не ясно – пока абхазские катера болтаются в море - никто сюда не сядет и никто отсюда не взлетит.
- Чего ты хочешь, Сирадзе?! Я тебе, вот так взять и всё бросить здесь, не дам! И не мечтай! А будешь упорствовать…
- Да не надо ничего бросать! – ввязался в спор один из пилотов-штурмовиков. – Надо просто разобраться с абхазскими катерами. Посадочная глиссада (Посадочная глиссада – направление наиболее выгодное для захода на посадочную полосу и обустроенное необходимыми средствами: радиомаяки, огни, локаторы) проходит над морем, и мы постоянно рискуем получить ракету под зад. А на взлете и посадке скорость мала, и одного двигателя чтобы дотянуть до полосы не хватит.
- Верно…
- Чего уж там говорить о «гражданских» - сбивают как куропаток!
- Нужно ударить по катерам!
- Пустить их на дно!
Полковник, видя, что пилоты буквально ополчились против него, даже не попытался пойти им на встречу, в свойственной ему манере. Не без оснований полагая, что у его мнения есть не менее значимый резон:
- Прекратить разговоры! Ни по каким катерам мы «работать» не будем! На счету каждая капля бензина, каждый НУР! (неуправляемая ракета – основное оружие вертолетов и штурмовиков во всех локальных войнах на территории бывшего СССР) Наша задача сдержать наступление! И мы ее будем выполнять! А теперь, получите боевые задачи…
Последняя ракета вошла в гнездо «мясорубки» (Мясорубка-распространенное наименование контейнеров для пуска реактивных снарядов, своим внешним видом и эффективностью боевого применения напоминающих мясорубки.), топливные шланги покинули горловины баков, вспомогательная установка запустила двигатели штурмовика и, лично наблюдающий за подготовкой, полковник дал отмашку:
«На взлет!».
Фонарь пилотской кабины встал на замки, поделив мир на две половины. Внешнюю - полную жизни, звуков, цветов и внутреннюю - с ее многочисленными «живыми» стрелками на черном фоне циферблатов и мерным свистом набирающих обороты двигателей.
Самолет, раскачиваясь с носа на хвост, медленно покатился по полосе. Маленькая фигурка полковника, проплыла в стороне и осталась за спиной. Лишь только голос, звучащий в шлемофоне, напоминал о его существовании.
«Двенадцатый, тебе взлет… Восьмой, тебе взлет…»
Первых два «Грача» подняв стену пыли, пробежались по полосе и друг за другом ушли в небо.
Третьим поднимался Джимми. Вот, получено разрешение на взлет, двигатели переведены на максимальную тягу, тормоза отпущены, и штурмовик с красным номером сорок два на борту и семиконечной звездой (Семиконечная красная звезда на белом фоне отличительные знаки ВВС Грузии. Обычно такие звезды малевались поверх советских отличительных знаков) на киле пошел на взлет. Относительная тишина сменилась нарастающим грохотом все быстрей и быстрей бегущего по бетону шасси и дребезжанием висящего под крылом оружия. Стрелка быстро приближалась к значению отрыва. Уже чувствовалось, что самолет все меньше опираясь на шасси «встает на крыло». Вот носовая стойка оторвалась от «бетонки». Еще секунда и «сорок второй» оторвется от земли. Но к счастью для Джимми эта секунда так и осталась у него в запасе.
Что-то хлопнуло внутри самолета. Поднявшийся было, нос тут же опустился. Носовая стойка с размаху ударилась об полосу, и самолет пошел неуправляемым галопом.
Теперь от пилота ни чего не завесило. Джимми оставалось только наблюдать за происходящим. Хотя и этого он сделать не мог, так как перед глазами скакала не только приборная доска, но весь остальной мир.
- Что, Джимми, чуть не гробанулся? – «грозный» полковник не потребовал от него доклада, так как сам видел все произошедшее и понимал причину этого.
- Движок погорел! Еще бы немного и купаться мне в море.
- Да-а. Этого надо было ожидать. Летаем без тех обслуживания.
- Скоро вообще без машин останемся.
- Возможно. Но пока они есть нужно летать…
- Зачем?
Вопрос Джимми, обжег полковника. Еще мгновение назад радовавшийся его спасению командир сухумского авиаотряда бросил на пилота-счастливчика гневный взгляд и, проскрежетав зубами, бросил:
- Затем, чтобы мстить! Карать за наши города, за наших ребят…! За вон тот самолет! – полковник резким жестом указал на обгоревший остов «Туполева». – Ты знаешь, сколько там сгорело?! Дети, женщины, старики…!
- Я не зову бежать, командир! Но лучше я буду мстить с автоматом в руках, где-нибудь в окопе, чем вот так бесполезно рисковать головой.
- Бесполезно?! По-твоему четыре тонны бомб на головы абхазам не стоят этого риска?! Иди к машине, Джимми! Я сейчас пришлю механиков – и чтобы завтра она летала.
- Механиков? Каких - гражданских? Они же ничего…
- Вот ты им и помоги! Иди Джимми. Иди. Не гневи меня…
Абхазские банды рвались к городу. С каждым днем канонада непрекращающихся в пригороде боев слышалась все отчетливей. Так, что далеко летать на штурмовку не приходилось – выполнение боевого захода начиналось практически после взлета. Удар, еще один заход, второй удар и на посадку.
И пока капитан Майсурадзе, с приданными ему механиками, копошился в левом двигателе своего штурмовика, сослуживцы Джимми выполнили по три боевых вылета, каждый раз на посадке и взлете, проносясь над его головой и обдавая спину нисходящим потоком.
В небе над аэропортом постоянно сновали «вертушки». Одни садились для дозаправки и снаряжения, другие уходили в бой. Впервые, за все время квартирования в сухумском аэропорту, авиаотряд грузинских ВВС летал с таким напряжением. И хотя Джимми Майсурадзе и не участвовал в этой работе, но даже в нем ее накал зародил ощущение близкой развязки.
«Еще пару дней или нет, неделю - и все. Кончаться топливо, ракеты… Машины без обслуги превратятся в металлолом. И все кончится».
Но Джимми, переложив свои ощущения на знание летного дела и с его высоты, давая авиаотряду неделю жизни - ошибался. Все кончилось едва начавшись.
Ближе часам к пяти пара «Грачей» ушла в свой четвертый вылет. До предела груженые машины после долгого разбега нехотя оторвались от бетонки и, медленно набирая высоту, ушли в сторону фронта. Чрез двадцать минут, как и было положено, израсходовавшие весь боекомплект машины должны были вернуться, но по истечению этого времени в посадочном створе воздушного пространства, появился лишь один «Грач». Да и он, переваливаясь с крыла на крыло, тянул за собой тонкую нить срывающегося с плоскости сизого дыма.
«Подбит?! Кто это? «Двенадцатый», «восьмерка»?»
Узнать этого, даже находящемуся ближе всего к садящейся машине Джимми, было не суждено. Из-за среза летного поля, за которым скрывалась береговая черта, пронзив белой стрелой небосвод, вылетел горящий метеорит. Пилот штурмовика, даже если он и увидел опасность, ничего сделать уже не мог. Оставалось только наблюдать за тем, как зенитная ракета в считанные секунды настигла цель. Блеснула вспышка, и прежде чем хлопок взрыва достиг уха Джимми, штурмовик исчез из виду. Лишь фонтан воды, поднявшийся над срезом летного поля, указал на трагический исход четвертого вылета.
- Эта ваша вина! Я еще утром предупреждал, что эти полеты плохо кончаться. Нужно было сначала потопить катера, и уж потом летать на штурмовки, - не сдерживая эмоций, кричал Майсурадзе, – каких ребят потеряли…!
- … - половник казалось, не слушал Джимми, склонившись над обрывком тактической карты, он задумчиво смотрел на район, в котором по армейским данным был сбит первый штурмовик и повреждены все три вертолета. – Абхазы наладили эффективную Пэ-Вэ-О. Полетов больше не будет. Готовимся к эвакуации.
- Как не будет?! Что вот так и уйдем? Убежим, не отомстив?
- Ты опять со своей глупостью?! Ни в какие окопы или партизаны я тебя не пущу. Ты мне нужен здесь – в отряде. Мы еще отомстим. Позже…
- Я не хочу позже! Я хочу сейчас! Прикажи заправить мою машину и я потоплю эти катера!
- Ты починил двигатель?
- Да, - Майсурадзе лгал, но при этом считал ложь, более чем, оправданной - ни один мускул на его лице, ни одна ресница невольным движением не выдали его.
Прогулочный катер по воли истории ставший грозным оружием абхазской армии, прыгал с волны, на волну, уходя от Сухуми. Дело было сделано и утлое суденышко, рассчитанное на катание туристов в прибрежном мелководье, уходило прочь, борясь с катящимися на встречу волнами. Два стосильных мотора легко вносили, полегчавший за боевой выход, катер на волну, для того чтобы в следующее мгновение прыгнуть с ее гребня.
- Мы не идем, а прямо-таки летим. У нас словно выросли крылья.
- А ты как думал? После такого успеха крылья то и отрастают.