На сломе времени. продолжение -4

      

 
                ***
               ...Влад смотрел в окно поезда на мелькающие мимо перелески, возле которых иногда ютились небольшие польские деревни. Они отличались от российских своей опрятностью, и, немного, напоминали  Западную Украину, куда в детстве его возили родители: фундаменты домов зажиточных хозяев были так же обложены диким камнем, а некоторые крыши покрыты настоящей черепицей, шоколадный цвет которой приятно контрастировал с зеленью деревьев.
             Прошло уже несколько часов, как поезд миновал границу. Советский Союз остался позади, а впереди стремительно приближалась Европа, куда они с Генкой, несмотря на все перипетии, наконец-то выехали.
              ...За два с половиной месяца им удалось заработать на Невском чуть более тысячи долларов на двоих, и теперь, окрылённые и счастливые, они ехали на Запад. Правда, автобусный тур в капстраны, из-за проблем с визами, им пришлось поменять на поездку в страны социалистического содружества — Польшу и Чехословакию, из-за чего они вначале приуныли, но после, подумав, что и синица — в руках — не так уж плохо, приободрились, и подготовились к поездке основательно: заказали два десятка разборных подрамников, купили грунтованный холст в рулонах, новые акварельные и масляные краски. Доллары решили спрятать по-шпионски, от таможенников подальше: мало ли что... Туго скатанные трубочкой купюры обернули полиэтиленовой плёнкой и поместили в один из тюбиков с краской, предварительно выдавив наполовину содержимое. Среди массы других тюбиков это выглядело незаметно и надёжно. Вряд ли таможенники будут проверять все краски подряд.
             Так оно и вышло. Брестскую границу проезжали рано утром.
       Сонный таможенник, войдя в купе и вяло окинув взглядом пассажиров, проверил документы. Другой офицер, бегло осматривая багаж, покосился на этюдники, и попросил открыть их. Увидев тюбики с красками, он взял первый попавшийся, отвинтил его,   понюхал, брезгливо поморщился, небрежно бросил обратно, и перешёл к осмотру сумок с вещами.             
             Генке уже доводилось проезжать через эту границу, когда служил в армии, в ГДР, и, поэтому, кое-какой опыт у него имелся. Это он предложил идею перевозки долларов, и идея оказалась удачной. Советскую границу проехали без проблем. А польские таможенники вообще ничего не досматривали, проверили только документы, а багаж лишь небрежно окинули взглядом.
              Когда волнения остались позади, ребята облегчённо вздохнули, открыли пиво, и, чокнувшись бутылками, опустошили их наполовину, почти что разом. Генка, не долго думая, завалился спать на верхнюю полку, а Владу, почему-то, не спалось.
             Многие пассажиры вагона, разбуженные проверкой документов, уже начали обычную в таких случаях утреннюю суету: хождение в места общего пользования и подготовку к завтраку. Запахи колбасы, жареной курицы и растворимого кофе, на фоне шуршания, шарканья и негромких разговоров, разносились от купе к купе, оживляя, ещё недавно такой безмолвный, вагон.
             Влад смотрел в окно: польские населённые пункты мелькали один за другим, и не было теперь таких безлюдных пейзажей, как в России - бескрайних лесов и полей. Поля, если и встречались, то тянулись недолго, и были тщательно ухожены, а за ними опять следовала очередная деревня или городок, где мелькающие там люди удивительно напоминали советских граждан: такие же, славянские лица, большей частью, хмурые, невзрачно одетые, отягощённые своими каждодневными проблемами.
       На одной из станций к поезду подошли торговки всякой всячиной и продуктами: жареной и копчёной рыбой, маринованными грибами, творогом и сметаной.
              Это опять напомнило Владу Россию. Он вышел на перрон, и тут же его обступили несколько польских женщин, наперебой предлагая свой товар. Польки быстро-быстро что-то говорили, смешно «пшекая», но некоторые слова были вполне понятны.
       Какая-то старуха с тележкой, держала в руках поджаристые блины на промасленной бумаге, и говорила, почему-то, с ударением на первом слоге: «Блины, блины!» Кофта у неё, когда-то зелёная, а теперь выгоревшая, была вся в мелких дырках на рукавах. А на голове — старомодная, послевоенных лет, шляпка.
        Влад прошёл дальше по перрону. Молодая женщина продавала дешёвую бижутерию, кустарного производства, и всячески расхваливала свой товар. Разноцветные бусы длинными нитями свисали у неё с обеих рук.
         Немного походив и размяв от длительного сидения ноги, Влад купил у одной белокурой «пани» две банки пива, и связку вяленых рыб, сунув ей пятидолларовую бумажку. Пани расплылась в улыбке, и, весело болтая, сдала сдачу ворохом бумажных польских денег.
      Видно, и у них инфляция зашкаливает, подумал Влад. Он поднялся в свой вагон, и толкнул Генку.
          Хватит дрыхнуть, вставай! Посмотри в окно, вон польки какие симпатичные ходят!
          Генка потянулся с хрустом, зевнул, и свесил свою косматую голову с полки.
          - Ух ты, пиво баночное! Класс! Сразу видно — Европа!
          Он спрыгнул на пол, и присел к столику.
          - «Холстейн», - прочитал он вслух, вертя банку в руках. - Немецкое, наверно. Живут же люди...
          Влад принялся чистить рыбу.
          - А вобла у них такая же, как у нас, с душком...
          - Вобла — она везде — вобла!..
        Поезд тронулся, и торговки за окном медленно побрели в сторону вокзала, пряча в сумки непроданый товар. Старуха, в драной кофте, покатила свою тележку, прихрамывая на одну ногу.
             Всё как у нас, мелькнуло в голове Влада. Славяне...

… Неделя, прожитая в Польше, привела друзей в уныние: их этюды улиц и улочек Варшавы мало кого интересовали. Продать удалось лишь пару акварелей, и одну работу маслом. Сам город, со своей старинной средневековой архитектурой, с готическими соборами, чьи шпили высоко возвышались над другими строениями,  конечно, не мог не понравиться ребятам, но поляки, с невысоким, судя по всему, уровнем жизни, напоминали советских людей: скучная серая, безликая масса перетекала с улицы на улицу, растворяясь в кварталах. За живописными работами местные жители, отнюдь, в очередь не вставали. Если кто и останавливался возле уличных вернисажей, так это туристы из соседних западных стран, они-то и покупали, время от времени.
         Гостиница, в которой поселились друзья, располагалась не в центре города. Небольшая и уютная, она радовала своими относительно невысокими ценами. Правда, номер на двоих был обставлен без излишеств, только самое необходимое: стол со стульями в центре комнаты и две кровати возле стен, с невыразительными обоями. Но душевая и отдельный туалет, воспринимался невообразимой роскошью, по сравнению с институтской «общагой».
...Вечером, в их номер постучали.
Да, да, войдите! - крикнул Влад.
Из-за двери показался невысокого роста человек с невзрачным лицом и заискивающей улыбкой. В руках у него была серая шляпа, поля которой он суетливо перебирал.
– Желают ли панове поменять рубли? - слащаво спросил он, с ударением на «у» в слове «рубли».
– Рубли — на злотые? Так мы уже поменяли. - ответил Генка.
– А ешчо, червонцы — на злотые, по выгодному курсу?
– По выгодному?
– Да, в полтора раза выше!
Генка почесал затылок, и посмотрел на Влада. Тот неопределённо пожал плечами.
 - Ну, ладно. Давай! - Генка достал пачку пятирублёвых.
 - Нет, нет, - замахал руками поляк. - Только червонцы где Ленин!..
               - С Лениным?..
               - Да, да, Ленин. Червонец,..- продолжил улыбаться поляк.
               - С Лениным у меня всего несколько штук,- Генка порылся у себя в карманах. - Влад, у тебя есть?..
               - Есть немного, - Влад открыл портмоне и достал десятирублёвки. - И ещё вот 25-рублёвые, тоже с Лениным.
                - Нет, только червонцы, - елейно проговорил поляк. - Красные червонцы!..
                - Да какая разница? Здесь, на двадцатипятирублёвках — такой же Ленин!..
                - Не можно, только червонцы - стоял на своём поляк.
 Набрав 10-рублёвых банкнот, он, с удовольствием, отсчитал ребятам пачку польской валюты, и скрылся за дверью.
                - Чудак, какой-то!..- усмехнулся Генка.
                - Чудак, на букву «М...» - уточнил Влад, когда пересчитал деньги: поляк не додал им, как минимум, двести злотых...
     - Совсем как у нас, - вздохнул Влад. - Европа, называется...
     - Сейчас, я его догоню!..- рванулся Генка, сжимая кулаки.
     - Навряд ли... Его уже и след простыл. Это ж, профессионал...
              ...В Кракове друзья написали ещё несколько этюдов, и познакомились с двумя молоденькими польками. Те подошли к ним на улице и остановились возле этюдников, перешёптываясь между собой, рассматривая почти законченные этюды.
- Нравится? - спросил Генка у белокурой девушки с короткой стрижкой.
Та непонимающе посмотрела на него.
- Я говорю, нравится? Гут? - показал на этюд Генка.
- Гут! Гут! - проговорила полька. - Карашо!
- А меня Геннадием зовут, а вас?
Полька опять посмотрела на него, не понимая, и улыбнулась.
                - Я — Геннадий, Гена, а это — Владислав, - показал рукой Генка.
                - О, Владислав! - проговорила девушка, с ударением на «и».  Пшедно важно! Полек?
               - Кто? Он, что ли? Русские мы, русские! Фром Раша, Москоу, Ленинград.
 - Ева,- представилась полька и протянула руку. - А это есть — Тереза,- показала она на подругу в яркой болоневой куртке с капюшоном.
               Генка картинно поцеловал ей запястье, и сказал, обращаясь к Владу:          
               - Чё, может, в гостиницу их пригласим?
               - Да малолетки они ещё, соплячки, не видишь, что ли, лет по пятнадцать — шестнадцать. Лучше, в кафе.
 - Малолетки, а, наверняка, всё знают уже, и всё умеют. – Генка стал собирать этюдник. – В кафе пойдёте?..
               Девушки переглянулись между собой, уловив знакомое слово.
               - Кофе? - переспросила Тереза.
               - Да, кофе, чай, водка и коньяк, шнапс, одним словом...
               Польки весело засмеялись.
              Они сами привели ребят в какой-то кабачок в подвальчике, где, по-видимому, частенько бывали. Бар был переоборудован из старинного винного погреба и оформлен в средневековом духе: с дубовыми бочками вместо столов и коваными доспехами на стенах. В зале было место и для танцев. В полумраке, с цветной подсветкой, обстановка была уютной, да и народу не много: парень с девушкой шептались за столиком, в углу, а неподалёку от них двое мужчин потягивали пиво из больших керамических кружек.
               Тереза и Ева подвели ребят к столику в середине зала, возле стены с канделябрами, на которых тускло горели электрические свечи, и сели напротив друг друга, оставив место возле себя ребятам. Генка расположился с Евой, оставив Терезу Владу.
          Взяв в руки меню — кожаную папку с красивым тиснением — ребята долго перелистывали плотные листы из мелованной бумаги, пытаясь понять смысл написанного по-польски и по-английски. Отчётливо понятны были только столбики цен. 
                - Говорите русский язык, - подсказала Ева. - Кельнер знает.
                - День добже! - поприветствовал показавшийся из полумрака немолодой, слегка седоватый официант. Он приготовил блокнот с карандашиком, и внимательно посмотрел на ребят.
              Генка заказал девушкам кофе с пирожными и по рюмке коньяку, как они пожелали, а себе и Владу пива с жареными колбасками.
               Когда кельнер принимал заказ, он слегка подмигнул Еве, отчего та улыбнулась.
               - Вы знакомы? - спросил Генка у девушки, когда кельнер удалился. Та непонимающе посмотрела своими светлыми глазами.
               - Да что ты её спрашиваешь, так она тебе и сказала!..- пробурчал Влад, устраиваясь поудобнее за столиком. - Да и не понимают они нас, правда, Тереза?
               Тереза, с глупой улыбкой, утверждающе кивнула.
                - Эти девушки годятся только для танцев-шманцев-обниманцев — продолжил Влад, глядя им в глаза.
                - И для постели...- вставил Генка.
                - Нет, в постель я их не потащу, ссыкухи они ещё... Хотя, наверное, прошли  уже огонь, воду и медные трубы...
                - Во-во, это точно! Поэтому, с кровати я бы их не прогнал!..- Генка придвинулся ближе к Еве, и обнял её за талию.
                Обе девушки, по-прежнему, улыбались, понимая, что речь идёт о них.
              Появился кельнер с заказом, поставил пиво, коньяк и кофе  пирожными. На указательном пальце правой руки у него красовался большой перстень-печатка в виде черепа, в глазницах которого сверкали два красных камушка.
                - А колбаски?.. - спросил Генка.
                - Момент! - кельнер поднял вверх палец с перстнем и удалился.
            Тем временем, на середину зала вышла девица в пятнистом лёгком платье с блёстками, и принялась танцевать под музыку из динамиков, изгибаясь, как змея. При этом, закреплённые на щиколотках трещотки издавали характерные звуки. После пяти минут танца она вдруг начала постепенно обнажаться и незаметно осталась без платья. Пятнистый купальник двумя полосками едва прикрывал маленькие груди и треугольник между ног.
                - Во как! - воскликнул Генка. - Эта гремучая змея мне нравится!
                - Это есть Марта, - сказала Тереза, показывая на танцовщицу.   
      - Марта, так Марта, хороша Марта! - Генка отхлебнул пива. - Вот тебе и социалистическая Польша! А у нас, в СССР, ничего такого нет... Но скоро будет! «Перестройка», ведь!..
               Кельнер принёс колбаски и спросил, на ломаном русском, не надо ли чего ещё.
                - Пока нет, - ответил Влад. Он вдруг почувствовал, что проголодался, и поддел на вилку одну из румяных поджаристых колбасок.
                Танцовщица Марта продолжала изгибаться в танце. Оставшись уже без лифчика, она вызвала дополнительный восторг у Генки. Глаза у него заблестели, он даже про пиво забыл, пристукивая ногой в ритм танца.
                Ева с Терезой запивали коньяк маленькими глотками остывшего кофе, весело улыбались, переговариваясь между собой.
                Танцовщица, разгорячённая танцем, приблизилась к их столику, продолжая всё так же изгибаться в двух метрах от Генкиного лица. Тот восторженно смотрел на её бёдра и живот, пульсирующие в ритме, и, осмелев, вдруг показал жестом: давай, мол, скидывай последнюю деталь своего костюма, на что Марта быстро отреагировала характерным жестом пальцами, изображая шуршание купюр. Генка полез в карман, вытащил первую попавшуюся купюру - в пятьдесят долларов, и сунул танцовщице.
                Марта, как молодая козочка, взлетела на соседний, пустующий, столик, и, всё так же извиваясь, медленно сняла трусики.
                Восторгу Генки не было предела. В волнении, он осушил полкружки пива, и тут же закашлялся, от чего Ева с Терезой засмеялись, а Влад, хлопнув его по спине, шепнул на ухо: - Ты что делаешь, Рокфеллер долбаный, деньгами не сори!..
              Танцовщица Марта, немного покрутив ягодицами, незаметно исчезла, словно растворилась в полумраке. Посетителей добавилось. Работяги-парни в глубине зала оживлённо спорили о чём-то, не обращая ни на кого ни малейшего внимания, а влюблённая парочка, в углу за столиком, всё так же целовалась. Теперь, рядом с ними, расположилась одинокая женщина средних лет, потягивающая коктейль через соломинку, вперемешку с сигаретой, струйка дыма от которой причудливо извивалась на фоне горящего светильника.
               Зазвучала медленная музыка, и Тереза знаками пригласила Влада танцевать. То же самое сделала и Ева, взяв Генку за руку.
                Влад, обнимая Терезу за талию, и вдыхая запах дешёвых духов, вдруг подумал, что вот живут эти две маленькие шлюшки, судя по всему, сами по себе, как придорожная трава, и никому до них дела нет. Со случайными знакомыми ходят по кабакам, спят с ними, и вряд ли задумываются о будущем. Для них это и есть жизнь...
                - Пойдёмте ещё выпьем! - предложил Генка, когда музыка кончилась, и повёл Еву к столику.
                - О, да! - и Тереза потащила Влада вслед за ними.
                Генка заказал ещё пива и вина.
                - А может, хватит, джентльмен? - шепнул Влад другу. - Не пора ли нам сваливать отсюда?
                - Ещё по чуть-чуть и... в номера!..- Генка явно вошёл в раж. Глаза его блестели, как у мартовского кота, а волосы торчали во все стороны, как будто его только что, оттаскали за них.
                - Ну-ну...- Влад сел за столик, и допил своё пиво.
            Тереза, таинственно улыбаясь, плавно выгнулась по-кошачьи, и так же плавно присела к нему на колени.
                - Послушай, киса, а может, не стоит этого делать?..- сказал Влад, а про себя подумал: А почему, собственно, нет? Девушка  симпатичная, разве что молоденькая очень, ну да это лучше, чем старуха... Посмотрим, что будет дальше...
                Он почувствовал приятную истому во всём теле. На душе было весело, и от этого веселья слегка кружилась голова. Текущие проблемы вдруг показались такими мелкими и незначительными, что не стоило о них и думать. В конце концов, он на отдыхе в Европе или где?..
                Влад обхватил Терезу за талию, прижался к ней и поцеловал в шею, чуть ниже затылка. Девушка, откинув голову, кокетливо засмеялась, и показала ему язык.
                Потом, были танцы под рок-музыку, «цыплята-табака» под коньячок, снова танцы в бешеном ритме. Под вечер посетителей значительно прибавилось, музыка стала громче, включили цветовую подсветку.
                Как-то незаметно, ребята изрядно напились, время перестало для них существовать, спроси их сейчас: который час, наврятли ответили бы. И когда они вышли из кафе, шумно переговариваясь и пересмеиваясь, едва не забыв этюдники,  была уже глубокая ночь.
                Ева с Терезой повели их какими-то безлюдными переулками старого города,  плохо освещёнными, с булыжной мостовой, о камни которой Генка то и дело спотыкался. Его сильно качало, но, держась за Еву, он упорно шагал вперёд, напевая песню из репертуара «Машины времени» - «...Вот, новый поворот, и мотор ревёт...»
                Влад шёл, не качаясь, но мысли его путались. Он пытался сообразить, в какой части города они находятся, и не мог, окна в домах-глыбах уже не горели, а знакомых ориентиров не попадалось. Свежий ветерок приятно холодил лицо.
                « Куда они нас ведут?» - думал Влад. – «А, плевать!.. Лишь бы — не к каким-нибудь дружкам-бандюганам... Да, впрочем, что с нас взять?.. Несколько баксов, и краски в этюдниках... Да что это я... мыслю по-советски? Здесь же — Европа, не СССР, откуда тут бандюганы?.. Тупо трахаться ведут девушки...»

                Наконец, они пришли. Долго поднимались по старой скрипучей лестнице мрачного серого здания на самый верх, на чердачный этаж, где, по-видимому, снимали жильё эти юные польки. Небольшая квартирка, состоявшая из двух комнат, без кухни, но с душевой и туалетом  была слабо освещена, хотя, горел верхний свет. Туалет Владу запомнился особенно, потому что это была первая комната, которую ему захотелось посетить, впрочем, как и Генке. Их не удивил, не вызвал отвращение, старый, в мелких трещинках, пожелтевший унитаз с проржавевшим смывным бачком. (Главное, что он был! А в институтской «общаге» и не такое можно увидеть...) При виде массивных латунных кранов для мытья рук, единственная мысль, которая мелькнула у Влада, что они довоенные, наверно...
                Голова была, как деревянная, не хотелось ни о чём думать, и вообще ничего не хотелось, кроме одного: принять горизонтальное положение и забыться...

                … Влад проснулся от голубиного воркования. Вероятно, на крыше, за небольшим наклонным оконцем, пара голубей вела свою любовную игру.
                Сколько же времени сейчас? - подумал он, глядя на отделанный деревом потолок, с дрожащими на нём солнечными бликами.
                Большая кровать, на которой он лежал, была ярко освещена солнечным лучом из другого оконца напротив.
                Терезы не было, лишь на подушке, рядом, осталась вмятина от её головы.
              Влад поморщился: хотелось нестерпимо пить и писать одновременно. Голова гудела. Временами проносились обрывки воспоминаний вчерашнего вечера.
                Вчера, перед тем как разойтись по комнатам, они вчетвером, ещё выпили бутылку вина, принесённую с собой, пели какие-то песни, одна из которых точно была «Катюша», пили свежесваренный Евой кофе, и только потом угомонились.
                Влад смутно вспомнил, как ему помогала раздеться Тереза, и так же смутно — ласки этой девочки в постели...               
                ...Он, с трудом встал, отыскал среди одежды, брошенной  в беспорядке, свои трусы, и хотел уже выйти из комнаты, как в дверях показалась Тереза.
                - Дзенкуе, пан Владислав! - прощебетала она, улыбаясь.
                - Дзенкуе, дзенкуе. Напомни, где у вас туалет?
                - Тойлет? -  девушка показала направление вдоль коридора.
       
                ...Возвращаясь обратно, Влад зашёл в соседнюю комнату — разбудить Генку. Ева лежала рядом с ним, раскрытая до пояса. Её, довольно крупные, не по возрасту, груди, свешивались, как спелые персики. Она тоже проснулась от голоса Влада, вылезла из-под одеяла, и, нисколько не стесняясь, совершенно голая, подошла к окну. Сладко потянувшись,  накинула халатик и вышла из комнаты.
                - Геныч, вставай, уже полдень!..- проговорил Влад, и пнул друга в пятку.
          - Ну ладно тебе, слышу я, не глухой, - пробурчал тот недовольно. - Куда торопиться-то?
          - Как это куда? В гостиницу, руководителю группы доложить, что с нами — всё в порядке, а то, небось, уже переполох там...
            Генка выругался, и, кряхтя, как старый дед, начал подниматься.
            - Опохмелиться бы, голова раскалывается, - пробормотал он. - У нас ничего не осталось?
                - Не знаю. По дороге опохмелимся где-нибудь...

                ...На улице было пасмурно. Плотные серые облака, накрывшие город, вот-вот готовы были пролиться дождём, да он и начал моросить уже едва заметными микроскопическими каплями.
                Зайдя в первый попавшийся кабачок, ребята заказали по кружке холодного пива. Пили молча, угрюмо, пока не полегчало. Хотя, времени было уже за полдень, кабачок пустовал. Кельнер со скучающим видом смотрел телевизор, расположенный сбоку, над стойкой бара, а молодая уборщица протирала витринные окна изнутри.
                - Итак, подведём итоги, - сказал Влад, достав портмоне, и отставив пустую кружку. - Во сколько обошёлся нам вчерашний загул?..    
                Генка, молча, достал свои деньги и пересчитал. Лицо его приняло несколько удивлённое выражение.
                - Если вместе со злотыми, то долларов около трёхсот потратил...
                - И я — двести...- подытожил Влад, глубоко вздыхая. - Итого, пять сотен американских рублей, как не бывало... А учитывая расходы на билеты, ещё предстоящие, и на жратву, то у нас уже ни хрена не остаётся...
                - Да, вот так погуляли!..- присвистнул Генка, отчего кельнер отвлёкся от телевизора и пристально посмотрел в их сторону.
                - Девки много за ночь взяли: по сотне баксов, мокрощелки сопливые, а удовольствия никакого...- Лицо Генки было похоже на сморщенную тыкву. Он закурил сигарету.
                - Вывод один: пить надо меньше, а работать больше...- Влад положил на столик несколько злотых, и убрал бумажник во внутренний карман куртки. - Хорошо, хоть, этюдники не потеряли, и не влипли в детективную историю...



                ...В гостинице, как друзья и предполагали, их ожидал нагоняй от Марата Ивановича, старшего туристической  группы, и получасовая лекция о том, как не следует вести себя советскому туристу за границей, а также обещание сделать соответствующие выводы в их адрес по приезду домой.
        Марат Иванович был человеком, отнюдь, не старым, лет тридцати пяти, хотя и с солидным животиком уже. Бывший комсомольский работник, сейчас он проводил беседу нравоучительным тоном, мерно вышагивая по скрипучему паркету гостиничного номера, и стараясь всем видом показать значимость своей персоны. Заложив руки за спину, небольшого роста, он был похож на молодого бегемотика, недавно выпущенного в большую жизнь.
                Генка с Владом, потупив головы, слушая его ахинею, едва сдерживались от смеха. Влад, когда уже совсем стало невмоготу, заставил себя подробно рассматривать орнамент, на ковровой дорожке, которая тянулась от двери к окну, через всю комнату, и по которой вышагивал сейчас руководитель группы. Цветы и листья необычайных трав на ней стилизованно сплетались между собой, и, когда на них наступали   чёрные строгие туфли Марата Ивановича, казалось, вся эта орнаментальная растительность сплющивается и приминается под ними.
                Получив «по полной», друзья поднялись к себе в номер, и, плюхнувшись по кроватям, какое-то время лежали молча. Влад, задумавшись, смотрел в сторону окна, а Генка разглядывал потолок, слегка насвистывая невесёлую мелодию.
              Настроение у обоих было неважное: группа уже сегодня вечером должна была уезжать в Чехословакию, а денег у ребят оставалось совсем немного. Надежда заработать  на этюдах в Польше, не оправдалась, и «таяла» на глазах, поскольку времени почти не было. Все чаяния были теперь на Прагу, но где гарантии, что там всё получится?..
                Остаток дня ребята, всё же, провели в центре старого города, расставив вдоль старой крепостной стены свои этюды. Проходившие мимо люди глазели на них, иногда рассматривали с интересом, цокая языком, но ничего не покупали. Один пожилой немец или австриец, долго стоял возле Генкиной акварели, написанной на ратушной площади, всматривался в детали, тыкал пальцем, говорил что-то скороговоркой на своём лающем языке, но на покупку так и не решился.
                Потратив несколько часов, к вечеру, в настроении — хуже некуда -  друзья ни с чем вернулись в гостиницу, где их уже ожидала вся группа, готовая отправиться на вокзал. Не обошлось и тут без нареканий старшего по группе, но на это им было уже «наплевать»...   

                ...В плацкартном вагоне поезда, который за ночь должен был доехать до Праги, друзьям достались верхние полки. На нижних расположилась парочка влюблённых или молодожёнов, судя по всему, из ГДР. На западных немцев они не были похожи: одежда — из стран социалистического содружества, да и причёски напоминали советские.
                Светловолосый парень сидел со своей спутницей в обнимку, и целовал её в плечо и шею. Когда поезд тронулся, они прекратили целоваться, и зашуршали пакетами, доставая продукты и термос с кофе, аромат которого тут же разнёсся по вагону.
                Ужинать Влад с Генкой не стали, а сразу же забрались на свои полки.
      Из динамиков сверху доносилась лёгкая музыка, которая как нельзя лучше  приглушала монотонный ритм колёс и негромкую речь внизу немецкой парочки, жующей бутерброды.
             Влад закрыл глаза. События последних дней медленно проплывали в укачивающем ритме, словно фрагменты многосерийного кинофильма: кварталы польской столицы, номер гостиницы, мазки краски, наносимой кистью на холст, разговоры с прохожими и покупателями, Ева с Терезой, кафе, танцующая Марта... Потом, вдруг неожиданно, откуда-то из глубины, возникло лицо Кати. Вначале она звонко смеялась, откинувшись на кровать, потом, прикрыв глаза тыльной стороной ладони, вдруг сладостно застонала, извиваясь всем телом под одеялом...
              ...Влад очнулся. Внизу действительно кто-то стонал. Свесив голову, он увидел в полумраке вагона, как немец, накрывшись простынёй, энергично охаживал свою подругу, и та негромко постанывала.
              Влад отвернулся к стене, выругавшись про себя, и накрыв голову подушкой.
              На соседней полке громко храпел Генка.
 
    
               …Прага встретила их проливным дождём, который, впрочем, скоро прекратился.  Небо оставалось мрачным. Свинцово-фиолетовые тучи окрасили город в серый цвет, что не вселяло оптимизма в настроение. Группа, под предводительством Марата Ивановича, погрузилась в автобус «Икарус», так хорошо знакомый всем по Советскому Союзу, и благополучно прибыла в очередную дешёвую гостиницу,  мало чем отличавшуюся от польской.
              Войдя в номер, Влад бросил ключ на стол, и, не снимая куртки, прыгнул на белоснежное покрывало кровати. То же самое сделал и Генка.
                Друзья понимали: надо было срочно что-то предпринимать, иначе в скором времени им придётся голодать. Утром, перекусив бутербродами с кофе, они выяснили, что едва ли хватит денег на обед, не говоря об ужине.
              Конечно, оставалась вероятность, попросить  взаймы у кого-нибудь из группы, но этого им хотелось меньше всего: валюты было у всех - в обрез...
               Приготовив этюдники, с холстами подмышкой, Влад с Генкой спустились в вестибюль гостиницы, но за окнами снова зарядил дождь. Ни о какой живописи на улице не могло быть и речи...
                - Ну вот, приплыли...- удручённо вздохнул Влад, снимая этюдник с плеча и прислоняя его к стене. При этом, швейцар возле дверей, мельком покосился на него.
 - Что делать будем?..
                Что делать, Генка не знал. Он остановился, в нерешительности, и посмотрел по сторонам, как бы ища у кого спросить.
                Мимо прошла семейная пара австрийцев, о чём-то картавя на своём языке. Их юная дочь, лет семнадцати, немного смутилась, когда Генка подмигнул ей.
                Влад продолжал лихорадочно соображать, где достать денег, и уже подумывал обратиться к старшему группы, как вдруг, в киоске сувениров напротив, тут же в фойе, ему попались на глаза открытки с видами Праги.
                Его осенила мысль: Морис Утрилло писал свои парижские пейзажи с открыток, а мы чем хуже?.. Выход напрашивался сам собой. Купив за пару крон целый набор открыток, друзья закрылись у себя в номере, и принялись за этюды. Работа закипела.  Через несколько часов у них было готово по два  небольших этюда, которые мало чем отличались от пленэрных.
                ...Утром следующего дня распогодилось. Выглянуло солнце, и город приобрёл, по-видимому, свой истинный колорит: из тёмно-серого он стал шоколадно-коричневым. Черепичные крыши выгодно оттеняли светлые фасады старинных зданий, придавая им солидность.
                Расспросив метрдотеля гостиницы, Генка разведал, что главным местом, где кучкуются уличные художники  в городе, является Карлов мост. К нему и направились друзья, прихватив «новоиспечённые» этюды и холсты из Польши.
               
                ...Десятка три местных художников со своими работами уже расположились по обеим сторонам перил моста, под массивными скульптурами святых, но свободного места оставалось предостаточно.
                Влад с Генкой встали под сенью тоже какого-то святого - с книгой в одной руке и суковатой палкой в другой. Выставив свою живопись частично на раскрытых этюдниках, частично возле перил, друзья мельком просмотрели работы местных. Этюды чехов — маловыразительные скучные акварели - не производили особого впечатления. Масляная живопись на холстах, представлявшая собой сплошные абстракции — серые кубы и треугольники — вообще проигрывала звучному реализму. Гораздо интереснее смотрелись прикладные работы: керамика, бижутерия, куклы, батик.         
                Живопись русских сразу привлекла внимание местных художников. Они стали подходить к экспозиции  Генки и Влада, с любопытством, и не без зависти, рассматривали, особенно этюды маслом, что-то, вполголоса, обсуждали между собой, время от времени, тыча пальцем на те, или иные детали пейзажей.
                Неожиданно, один из них, мужчина лет тридцати пяти, заговорил по-русски, с акцентом, обращаясь к ребятам:
            - Вы из России? У вас очень хорошие картины! Сразу видно: школа!.. - он одобрительно цокнул языком. - Из Москвы?
                - Из Ленинграда. - ответил Влад, окидывая взглядом незнакомца.
               - Красивый город! А я в Москве учился, в институте имени Сурикова, на искусствоведческом факультете.
                Влад с Генкой переглянулись. Надо же, почти  земляк, почти  коллега!
                - Как вам Прага?
                - Обалденный город! - ответил Генка. - Старинный такой, средневековый, музей — да и только! И туристов много!  Здесь работы художников покупают?..
                - Покупают иногда, у кого как... Но у вас яркие картины, у вас купят. - Незнакомец поднял вверх большой палец. - Ведь, не случайно же вы встали возле этого святого...
                - Какого святого?..- удивился Генка. Влад тоже поднял глаза на возвышающуюся над ними скульптуру человека с книгой и большой суковатой палкой.
               - А вы не знали? Это же Фаддей Иуда — покровитель нуждающихся и безнадёжных! - мужчина хитровато улыбнулся. - Так что, вам обязательно повезёт!.. Ладно, не буду вас отвлекать. Удачи!
                - Спасибо! Взаимно! А Иуда - это какой? Не тот самый?..
                - Не Искариот!..
 Незнакомец удалился.
              - Во как!- воскликнул Генка. - Здесь, наверно, все скульптуры с символами. Кто бы мог подумать!.. Что ж, поглядим, будет ли удача... А мужик интересный!..
                - Ты это о скульптуре или об искусствоведе?
                - Не подкалывай! Об обоих!..
              ...Внимание чешских художников к русским ещё больше усилилось, когда двое туристов из Дании — семейная пара, -  обойдя всю экспозицию на мосту, вернулись к работам Генки и Влада, и, после нескольких незначительных фраз, купили сразу два этюда, по сто долларов каждый. Цену Генка назвал наобум, не раздумывая, и датчане тут же согласились, не торгуясь.
                - Однако! - воскликнул Влад. - Клёв начался, как на рыбалке!
                - То ли ещё будет, мы, ведь, под святым!..
                …Не прошло и часа, как всё, что у них было, включая польские этюды, было распродано. Заработав около тысячи долларов на двоих, друзья собрали этюдники, и удалились, ловя на себе завистливые взгляды местных художников.
                - Ну вот, «жить стало лучше, жить стало веселей!..» - подытожил Генка, когда они пришли в гостиницу и пересчитали деньги. Фаддей помог нам! - Теперь можно и отметить это дело!
                - Опять, как в Варшаве?..- сиронизировал Влад.
                - Ну тогда это было по-пацански... Сейчас будем более осмотрительны.
                - Да знаю я твою «осмотрительность!» До первой «тёлки»... Ты как хочешь, а я этюды пойду писать, пока погода позволяет. Время-то, полдень ещё. Вон там — собор святого Витта, красивый какой, не то, что на открытках...
                Генка добродушно ухмыльнулся и закурил гаванскую сигару, которую только что купил в вестибюле гостиницы. - Ну ладно, этюды, так этюды... Здесь можно неплохо заработать!..
               
               
                ...Теперь, оставшиеся до отъезда домой дни друзья так и проводили: с утра занимались живописью в старой Праге, а со второй половины дня продавали этюды на Карловом мосту. Дела шли неплохо. В покупателях недостатка не было. Англичане, немцы, японцы, с интересом, рассматривали живописные этюды с видами старинного города, хвалили, прищёлкивая языком, и покупали, почти не торгуясь. Один австриец, путешествующий с подругой на велосипедах, купил этюд Влада, с условием отправить его на почтовый адрес, в пригород Вены. Это нимало удивило друзей, но просьбу австрийца они выполнили в тот же день. Генка всё восклицал: - Доверчивые какие, не то, что наши, русские!.. А у нас на вокзале чуть отвернёшься, чемодан спереть могут... А здесь — не Россия!..
                - Культура, Геныч, культура!..

         
                ...Серое небо Праги друзьям уже не казалось мрачным. Наоборот, оно придавало городу своеобразный серебристый колорит. Дождя не было, но даже если б он шёл, то не смог бы испортить того оптимистического настроения Генки и Влада, которое не покидало их в последние дни.  Удача улыбалась им, этюды раскупались, значит, были кому-то нужны, улучшилось финансовое положение, которое позволяло свободнее заниматься творчески, смелее экспериментировать в колоритах работ. С подъёмом душевных сил, ребята стали писать уже не по одному этюду в день, а по два, а иногда и по три.
                Но, как гласит народная мудрость, ко всякой бочке мёда, обязательно припасена и ложка дёгтя. Успешная продажа этюдов не могла остаться не замеченной со стороны.
                Вскоре, друзья обратили внимание на рыжеватого парня в чёрной кожаной куртке, который отирался неподалёку от них на Карловом мосту, и всё время посматривал в их сторону, особенно при расчётах с покупателями. Это повторялось изо дня в день, и не могло не насторожить ребят. То что это был не чешский художник, и вообще не иностранец - морда советская - друзья определили сразу. Но тогда кто, и что ему надо?..
                Вечером, в гостинице, они обсудили эту тему, и пришли к выводу, что назревают «интересные» события. Скорее всего, тот парень — наводчик, и вот-вот должны появиться «крутые» ребята с неприятными манерами. Поэтому, надо что-то срочно предпринимать: во-первых, не носить с собой все деньги и документы, а во-вторых, приобрести хоть какие-нибудь, мало-мальские средства защиты, типа газовых баллончиков.
                - Ну надо же, и здесь, похоже, «бомбилы» есть!..- возмущался Генка. - А я думал, только в России... Вот тебе и цивилизация!..
                Влад посмотрел на друга и, почему-то, вспомнил, как пять лет назад, когда они с Генкой только-только начинали продавать свои картины в Москве, на старом Арбате, к ним подвалил какой-то детина в фирменной майке, и, играя мускулами, сообщил, что если они хотят здесь работать, то обязаны платить по десять долларов с носа в день.
                Влад видел потом этого детину в обществе двух милиционеров. Они что-то оживлённо обсуждали между собой, пересмеиваясь и матерясь через каждое слово.
                «А вдруг, и здесь рэкет с полицией связан?..» - подумал он. «Если так, то это хуже всего -  после могут возникнуть неприятности на таможне...»
               
                На следующий день, перед тем, как отправиться на мост, ребята купили по газовому баллончику. До отъезда домой оставалось два дня, и им не хотелось из-за какой-то шантрапы терять время впустую, ведь этюды покупали так бойко!

                ...На Карловом мосту было оживлённо. Благодаря солнечной погоде, толпы гуляющих туристов сновали туда-сюда. Влад с Генкой расставили свои работы на этюдниках, и, как обычно, возле них стал собираться народ. В течение часа этюды, написанные вчера, и едва  просохшие, были уже раскуплены.
                Собрав этюдники, друзья, в приподнятом настроении направились в город, но на выходе с моста их остановил тот самый рыжеволосый парень, в кожаной куртке.
                - Пишлы на обочину, господа москали! - негромко заговорил он на украинском, и это было так неожиданно, что друзья на минуту оторопели... В центре Праги услышать украинскую мову!..
                «Хохлы!..» - пронеслось в голове у Влада, и он подмигнул Генке. Об украинской мафии было известно и в Питере. Почти наши соотечественники, они окопались здесь и промышляли делами, отнюдь, не праведными.
                - Тебе чего нужно? - спросил Генка рыжего.
                - Пишлы, пишлы, зараз узнаете...
                - Ну пишлы, пишлы. - Влад перекинул ремень этюдника на другое плечо, и,  как бы невзначай, сунул руку в правый карман, нащупав баллончик. То же самое сделал и Генка.              Друзья спустились к основанию моста, и увидели ещё двоих, в таких же кожаных куртках, с коротко выбритыми затылками. Они стояли почти под аркой, и нагло смотрели на приближавшихся ребят. В руке одного из них была серебряная цепочка, которой он легонько бил по другой ладони.
        У Влада «засосало под ложечкой», как всегда,  в минуту надвигающейся опасности. Намерения хохлов были очевидны, и выход теперь оставался один. Генка тоже понял это, и кивнул незаметно.
Спустившись под мост, друзья медленно, со смиренным видом, подошли к украинцам. И как только те раскрыли рот, что-то насчёт сбора дани в валюте, Влад с Генкой резко направили струи баллончиков в лица всем троим. Те даже среагировать не успели – настолько не ожидали такого оборота. Схватившись за глаза, кашляя, украинцы повалились на брусчатку и заёрзали, как отравленные тараканы. Один – здоровенный детина, лет тридцати -  попытался, было, подняться, но Генка сшиб его ударом ноги под рёбра. Детина охнул, схватился за живот и откинулся навзничь, на брусчатку.
Проходившая неподалёку молодая женщина с ребёнком, опасливо покосилась в их сторону, и,  подхватив малыша на руки, проворно зашагала прочь.
- А теперь, ходу! – воскликнул Влад, и друзья, сперва, бегом, а затем, быстрым шагом выбрались на оживлённую набережную.
- Ну всё, из гостиницы надо сваливать сегодня же, наверняка они быстро вычислят нас, - отдышавшись проговорил Влад.
- И из страны тоже… Хохлы теперь везде дежурить будут. – Генка почесал за ухом. – А как уезжать не хочется, только-только бизнес наладился!..
 
         …Вечером того же дня, друзья уже ехали рейсовым автобусом в Польшу. С железной дорогой они решили не рисковать, и, выписавшись из гостиницы, отправились на автовокзал.
Руководителю группы сказали, что срочно возвращаются домой, по семейным обстоятельствам, но, что через Польшу, разумеется, скрыли.  «Бережёного - Бог бережёт!» - решили они.
…И вот теперь, в автобусе, да и позже, в вагоне поезда «Варшава – Москва», глядя на пейзажи за окном, и не замечая их, Влад думал, в какое, в сущности, поганое время им выпало жить. И жить, и выживать. Почему надо постоянно с кем-то, или с чем-то бороться, играть в какие-то шпионские игры, и не только у себя в стране, но даже, как оказалось, за границей? Ведь, не война же, в самом деле!.. Почему человеку нельзя свободно заниматься своим любимым делом, на радость себе и окружающим?.. Безусловно, жизнь в Европе отличается от жизни в СССР, думал Влад, там и культуры больше, и дышится легче; и пусть даже украинские бандиты – это всего лишь выходцы из того же СССР, но что-то, всё же, не то и в Европе… С виду, вроде бы, чистенько, культурно, зализано, люди приветливо улыбаются, а каждый – сам по себе, в своём закрытом мирке, и в этот свой мирок они друг друга не пустят, не раскроют душу, как бывает у нас. Но и столько хамства, столько быдла, как у нас, безусловно, нет. Влад почувствовал щемящую боль. «За державу обидно…»
 Все лучшие люди у нас, наверное, в сталинских лагерях погибли, и потом, в войну, на фронте. Хороших людей мало осталось, а подавляющее большинство – быдло, которое стремится только жрать, пить и сношаться, плодя себе подобных; да ещё урвать, при первой возможности, у другого. Неужели, так будет всегда, думал он, неужели не наступят  времена, когда человек человеку, действительно, будет братом?..
Влад отвернулся, чувствуя наивность и банальность своих мыслей. Вот Генка – уткнулся и спит, положив руку под голову, и не задумывается ни о каких сложностях; он воспринимает каждый день, каков он есть, со всеми проблемами и радостями, и этого ему вполне достаточно. А, может, так и надо?.. К чему заморачиваться, мудрствовать, философствовать? Да и можно ли изменить этот мир? Сколько безумцев уже пыталось  сделать это, а толку?.. Всё равно будет так, как запрограммировано кем-то, а люди – лишь жалкие букашки, ползущие по спирали истории…