Брелок

Кто бывал в Абхазии ещё до 90-х годов, наверняка с ностальгией вспоминает Гагру, Сухуми, Зугдиди, Очамчиру, Поти и другие благословенные места солнечной Апсны. Но отдельно в этом списке стоит другое чудо Абхазии – Пицунда. Древний городок с его замком пятнадцатого века, великолепно звучащим в нём органом и специфической атмосферой элитного советского курорта, всегда был заветным местом отдыха многих тысяч наших соотечественников, а тех, кто там однажды побывал, неумолимо тянуло туда вновь и вновь. Любили Пицунду и отдыхали там в разное время Н.С.Хрущёв, Л.И.Брежнев, М.С.Горбачёв и миллионы простых советских граждан.
Так когда-то «заболел» Пицундой и я. В 1988 году мы с моим пятилетним сыном Денисом вылетели на стареньком АН-24 из украинского города Кривого Рога в Сухуми с тем, чтобы оттуда на автобусе добраться до цели нашего путешествия – Пицунды. Проделали весь путь довольно быстро. Особенно запомнилось, как в ночном ПАЗике, в котором ехали из Сухумского аэропорта, водитель под одобрительный шум остальных пассажиров, большинство из которых были всё же кавказцы, снова и снова «закручивал» на магнитоле популярную «Ночь» группы «Мираж» с Таней Овсиенко (звёздный старт карьеры Танюши). И под утро мы были в Пицунде.
О, это незабываемый аромат пицундской сосны! Говорят, во время Великой Отечественной войны в здешних сосновых рощах армейские медики проводили операции над ранеными прямо под открытым небом! Настолько сильно дезинфицирующее воздействие на атмосферу хлорофилла, выделяемого хвойными иголками длиною 15-20 см. Чудо, а не воздух! Если рай существует, то там точно пахнет пицундской сосной!
Нас поселили в корпусе «Апсны» (на местном языке «Абхазия») здешнего курортного комплекса. Море, чайки, загорелые люди, шашлыки и холодное пиво в тени шикарных сосен – об этом вспоминаешь, как о чём-то невероятном!
Однажды на одной из экскурсий, а в тот день мы ездили в Батумский дельфинарий, познакомились мы с нашим экскурсоводом Аликом. Алик – весельчак и балагур, грива курчавых тёмных волос над загорелым лицом, неизменная белая сорочка, расстёгнутая на три верхних пуговицы – настоящий абхаз, можно сказать, символ своего народа! Все были буквально влюблены в этого сорокалетнего белозубого красавца!
Как-то, прогуливаясь тихим вечером у моря, мы с сыном повстречали Алика. Он был с очередной знакомой из числа отдыхающих, от которых у него не было отбоя. Мы проходили мимо, и Алик с достоинством лорда – улыбка во все 32 – поздоровался с нами кивком головы. Мы ответили, а мой сынишка возьми да и подойди к Алику:
-Алик, а можно тебе ракушку подарить?
-Вах! Дорогой, конечно! Всю жизнь такую ракушку искал, думал, никогда не найду! – откликнулся Алик, ещё не видев подарка. Денис протянул нашему знакомому совершенно обыкновенную закрученную в рожок небольшую ракушечку. Кто знает, почему наши дети выбирают именно ЭТИ ракушки, книжки, игрушки…
Но Алик высказал все мыслимые восторги по поводу своего нового приобретения, пожал Деньке руку, а затем, покопавшись в карманах, достал связку ключей, отстегнул от них брелок в форме маленькой книжки-раздвижки с фотографиями пейзажей Абхазии и протянул моему сыну. Денис взглянул на меня умоляюще: можно взять это? Я кивнул и «сделка» состоялась. Алик со своей партией пошёл к морю, а мы стали разглядывать брелок. Затем сынишка – добрая душа – протянул его мне:
-У меня ведь ключей нету…

…Брелок этот оказался на удивление живуч. Часто такие мелочи служат не очень долго – теряются, а то и попросту приходят в негодность. Но этот, с годами теряя некоторые свои странички, всё же оставался на своём посту, охраняя мои ключи от потери.
И вот через какое-то время, ещё до кризиса 1998 года, т.е. до нашего очередного кризиса (это про кириенковский дефолт), мы с семьёй отдыхали на острове Гозо, что недалеко от Мальты (как раз незадолго до поездки об этом удивительном уголке планеты рассказывал неувядающий «кинопутешественник» Ю.А.Сенкевич). Стоим мы, значит, у моря (а мы – это я, моя жена, 15-тилетний к тому времени Денис и наш младший сын), в тихом трепете глядя на набегающие волны, думаем о вечном. А надо сказать, что на Гозо суетные мысли напрочь оставляют вас, и дух средневековья наполняет каждую клетку вашего измученного капитализмом бренного тела. И вот с такими высокими мыслями я не сразу отреагировал на появление неподалёку какого-то смуглого мальчишки лет пяти в выцветших шортах и белой рубашонке навыпуск. Непослушная шевелюра тёмных кудряшек всякий раз норовила прикрыть карие глаза, а белозубый рот что-то лепетал на непонятном нам языке. В конце концов, я вышел из своего нежданного «транса» и обернулся к своему малолетнему собеседнику. Тот продолжал балагурить, протягивая в своей ладошке …ракушку. Я взял у него ракушку, но мальчишка продолжал стоять на месте.
- Ах, ну да, конечно! – спохватился я и стал искать в карманах какую-нибудь мелочь. Всё, что пришло на ум и обнаружилось в карманах, был американский 20-тицентовик, поэтому я взял ручонку мальчика и торжественно вложил в неё монетку. Но нет! Отрицательно помотав головой, местный «рэкетир» показал пальцем на …брелок, который болтался на моём брючном ремне.
Стало неловко. Не то чтобы это была дорогая вещица, но как память…Я замялся, а выручила жена. Она посмотрела на меня так, будто это я ей отказываю в таком пустяке. И я отстегнул брелок. Но вместо детской ладони, в которую я намеревался его вложить, я увидел перед собой крепкую мужскую руку. Поднимаю глаза и…брелок падает на каменистый берег. Прямо передо мной, улыбаясь «во все 32», в белющей до слепоты сорочке, расстёгнутой на три пуговицы стоял…конечно же он! Тот самый Алик!
-Гамарджоба! – почему-то заорал я,- Генахтцвали! Алик-джан, дорогой!
-Здравствуйте! – стараясь выглядеть спокойным, Алик поздоровался со всеми нами. Но в нём уже штормили чувства! И мы обнялись, сжав ладони в крепком рукопожатии. Мальчишка оказался сыном Алика – как я сразу не догадался? Чудо! Копия отца, даже рубашка ровно на три пуговки расстёгнута!
Мы знакомились, болтали без умолку – вот уж поистине «мир тесен»! Оказалось, Алик уехал из страны, когда началась эта глупая (первая, как оказалось позже!) между абхазами и Грузией. Я помню, когда мы отдыхали в тот раз в Пицунде, вечером в дискотеке студенты-грузины из Тбилиси побили какого-то местного парня. Обычная потасовка. Из-за русской, между прочим, девушки. Но тогда это сделалось событием ого-го! И из него местные СМИ умудрились раздуть целую межнациональную проблему. Затем – так совпало? – снежным комом пошли протесты, пикеты, закрытие филиала Тбилисского университета в Сухуми и ещё Бог знает что. А потом была война…Помнится, мы с Аликом спорили, обсуждая инцидент на дискотеке. Я говорил, что это чепуха и вообще никому не нужно. Алик сказал, что на Кавказе ЭТО не может быть чепухой. И оказался злым пророком…
Но Алик был прожжённый холостяк. Домом ему были экскурсионные автобусы, а женой – первая понравившаяся и ответившая взаимностью из отдыхающих любительниц приключений. Поэтому он оказался в трюме торгового судна, отправлявшегося в свой последний рейс из полувоенного Батуми в Турцию…После – Греция, Испания, и вот он – на Гозо. Позади десять лет эмиграции, женитьба на испанке и – сынишка, пятилетний Владик. Почему Владик? «А, не знаю,- улыбается Алик,- имя понравилось. Да и вон, президента нашего, Ардзинбу, тоже Владиком зовут…»
Вот такая история.
А брелок мы всё-таки подарили маленькому Владику. Денис не возражал: интересно, что будет дальше с этим удивительным брелоком?

Р.S.
А теперь без сладкой лжи...
Никогда в жизни не был я на Гозо. Да что Гозо? Даже в самой захудалой Турции или Греции. Попросту нет денег на это. А встретились мы с Аликом – правда – через десять лет, но не на Гозо, а в подземном переходе в Москве, на станции метро «Речной вокзал». Алик и тот мальчишка, скорей всего в статусе беженцев. Пацанёнок, худой грязный оборвыш, сидел с протянутой рукой. Алик был рядом, но ему протягивать было нечего: оба рукава его совсем не белой рубашки, застёгнутой на все пуговицы, были пусты. Война…
Я узнал его. Он меня – нет. Я достал брелок, тот самый, и показал Алику. Минуту смотрел он пустыми глазами на маленький, потёртый временем кусочек его бедной Родины, каким-то чудом оказавшийся на этом острове под названием Москва. Глянул мне прямо в глаза и бросил: «Иди отсюда, кацо…»



Октябрь 1998 года