Вспоминая отца...
(к юбилею городской газеты «Карпинский рабочий»)
С тех пор, как я начал себя помнить, мой отец уже был журналистом. До сих пор перед глазами неказистый деревянный дом на пыльной летней городской улочке провинциального «купеческого» городка Шадринска (Курганская область) с яркой горделивой табличкой "Редакция газеты "Путь к коммуне"", на окно которого показала мне, шестилетнему пацану, моя мама: "Там наш папа работает...". И с этого дня надолго в моём детском представлении папина работа представлялась мне каким-то непонятным занятием, связанным с сидением в огне настольной лампы в тёмной пустой комнате того ветхого дома.
Он и сам никому не мог объяснить, почему и с какой такой стати вдруг стал журналистом. Семья, в которой он рос, жила в жуткой нищете (на иждивении одинокой матери было семеро детей, мой папа был шестым). С малых лет дети были приучены находить нехитрый приработок, летом работая в окрестных сельских хозяйствах, а зимой, помогая матери в её доморощено-портняжьем ремесле. Старшие учились ни шатко-ни валко, а отец семилетку всё же сумел одолеть, поступил в финансово-кооперативный техникум. В 1939 году, после окончания учёбы, его призвали в армию и направили на Дальний Восток, откуда он вернулся в 1946 году младшим лейтенантом запаса. О войне вспоминал неохотно: "Воевал, как все...бывало всякое...". А об орденах и медалях скромно говорил так: "Раз дали, значит, было за что".
После демобилизации, женившись, отец какое-то время работал мастером профтехобразования в ФЗУ.
…Заступив на пост редактора "Карпинского рабочего" (1965 г.), он имел за плечами уже более, чем 15-летний стаж газетной работы и высшее журналистское образование. Он успел "порулить" двумя городскими газетами и поработать собственным корреспондентом авторитетной областной газеты "Уральский рабочий", и, наверное, справедливо считал это новое назначение своей "лебединой песней". Так оно, по сути, и случилось.
Мой отец был из категории тех романтиков, которые несмотря ни на что, верили в торжество справедливости. Он часто, что называется, "на грани фола" позволял появляться в газете таким материалам, которые местными партийными огранами, мягко говоря, не приветствовались. Он пропускал иногда такие заметки, после которых с ним переставали здороваться иные представители местной элиты. "Неблагодарная это работа", - в сердцах мне ответил однажды отец на мой вопрос относительно поступления в журналистский ВУЗ.
Она была неблагодарной ещё и попросту из-за несправедливо низкой оценки властями журналистского труда. Ну, разве мог я подумать, получив первую свою зарплату в Карпинске, устроившись помощником машиниста экскаватора на Веселовский угольный разрез, что она окажется пусть не намного, но выше отцовской редакторской?
...Ему было всего 58 лет, когда его подкосил инсульт, после которого он так и не смог оправиться.
Мой отец был для меня всегда непререкаемым авторитетом. Он, никогда не "назидая", умел так направить мою сумбурную юношескую энергию, что я невольно становился тем, кого он хотел во мне видеть. Он хотел приобщить меня к мировой классике - и я добросовестно читал книги из рекомендованного им довольно объемного списка с конспектированием содержания в специально заведённой тетради. Он хотел меня видеть профессиональным инженером - и я дорос в конце концов до главного инженера предприятия.
Он не хотел, чтобы я пошёл по его стопам, но не стал запрещать мне сотрудничество с "Карпинским рабочим" в качестве рабочего корреспондента. И тогда мои детские представления о таинствах тёмных кабинетов сменились суетливыми и эмоциональными картинками редакционных буден со щемяще-терпким запахом типографской краски свежих газет.
...А слова отца о трудностях "журналистского хлеба" я полностью оценил только тогда, когда, оставив производство по выходу на пенсию, получил в подчинение информационно-медийное хозяйство Богословского алюминиевого завода. И только тогда я понял, что только истинно влюблённый в журналистику человек, только человек, для которого понятия долг, честь и совесть не пустые слова, способен был разговаривать с людьми в те насквозь идеологизированные годы на простом и живом, понятном всем языке.