Полицейская книжка

Людмила Федоровна Прохорова
                (Отрывок из повести "НЕСЛОМЛЕННАЯ  ПАРАЛЛЕЛЬ")


           НОВАЯ  КЛАССНАЯ

Клавдия Гавриловна была немолодой, сухопарой и обладала мужским голосом. Бантик её рта был несколько ассиметричным. Тонкий слой помады немодного морковно-красного цвета всегда в точности повторял эту ассиметричность, и
от этого с лица её не сходило не то насмешливое, не то брезгливое выражение.
Она носила короткую стрижку "Олимпия", которая при ровных волосах делала её похожей на пожилого мальчика.

На этом сухом мужском лице неподвижно стояли холодные серо-стальные глаза.
От взгляда их у собеседника как-то стыдливо сжималось нутро. Казалось, взор их устремлён в вашу душу, причём не в светлые её уголки, а в самые тёмные закоулочки, где, словно паутина по углам, у каждого, даже самого святого из нас, хоронятся от постороннего взгляда не очень-то светлые мыслишки и не очень-то чистые побуждения, где сидят и ждут своего часа такие мерзости, как зависть, злорадство, коварство или хитрость, искренне нами презираемые, но всё равно свои, родные, и никуда  нам от них не деться ...

Словом, Клавдия Гариловна умела видеть человека насквозь, но только однопланово, то-бишь только тёмные тайники его души.

По мнению коллег, она была честнейшим и неподкупнейшим человеком, была сама справедливость, чистота и скромность.

Уйдя на пенсию с "завуча", она усидела на ней только летние каникулы, а в сентябре вернулось в школу и очутилась в не совсем привычной для себя роли  -
стала классным руководителем десятого "Б" класса...

               
                ПОЛИЦЕЙСКАЯ  КНИЖКА

И вот настал день, когда классная решила поближе познакомиться с родителями.

Первое родительское собрание состоялось в конце декабря. Родители входили в новый для них кабинет истории, рассаживались, поглядывя на портреты классиков марксизма-ленинизма, заполонивших стены, как иконы в святом храме, и на принаряженную классную.

Щёки её по случаю встречи были напудрены мучнисто-белой пудрой, а верхушка седой "Олимпии" накручена на бигуди. И эти перемены способстввали превращению исторички из пожилого мальчика в пожилую девочку. Она была в глухом платье и на шпильках, на которых передвигалась, как начинающий фигурист по льду.

Денискина мама, несмотря на мороз, пришла с цветами. Молча возложила их на стол, как на мемориальную плиту, и, не удостоив взглядом собравшихся, уселась за первый стол.

Классная её поблагодарила, растянув в улыбке ассиметричный бантик, и тут же с испуганной поспешностью убрала букет на подоконник, за непрозрачную плотную портьеру.

Первым вопросом собрания был отчёт о поездке.

Классная, как видно, была без ума от своей старухи-истории, ибо рассказывала про сусальный Суздаль с таким восторгом, что её влюблённость невольно передалась родителям, и они слушали её, прекратив дыхание и даже по-детски раскрывши рты.

Но, завершив приятный вояж по местам, полным старинной экзотики, она вернула всех в свой исторический кабинет на родительское собраник десятого "Б" класса.


Порывшись в кожаном портфеле, классная достала пухлую записную книжку и на глазах восхищённых слушателей из доброй сказочницы превратилось в нечто совершенно другое.

Этот почти полностью исписаннный блокнот оказался ничем иным, как сборником настораживающих её внимание фактов. Оказывается, ни один поступок, а тем более проступок ребят не ускользал от бдительного ока классной дамы и был запротоколирован в её секретной книжке. Иными словами, в руках классной руководительницы находились досье на их детей. Тайный архив. Архив "Железного Феликса".

Переводя пристальный взгляд с одного лица на другое и цитируя книжку почти наизусть, она стала раскрывать ослеплённые любовью глаза на то, кто есть кто.
Она низвергала на головы мам такие факты, что их обожаемые ангелы с крылышками, как в страшном сне, оборачивались чёрными демонами, уродливыми чудовищами, настоящими исчадиями ада.

-  Мы приехали, чтобы поклониться праху погибших,  -  рассказывала она скорбным голосом.  -  Было, конечно, холодно, дул ледяной ветер. От автобуса до могилы надо было пройти по открытому полю немалый путь, и отправились со мной к этому святому месту только желающие: Шамрай, Ляшко и Лазарев. А остальные,   -  вы представляете?  -  они остались сидеть в тёплом автобусе  и смотрели, как их товарищи, не посчитавшись с собой,  -  ведь им тоже было холодно!  -  проделали со мной этот важный путь.

Повисла тяжёлая тишина. Родителям было стыдно. Родители были в шоке.

-  А их хамство! Как они лезут в автобус! Как дикари! Как звери! Никто из них не пропустит впереди себя девочку. Или учителя. Я не говорю, конечно, о таких замечательных ребятах, как Денис. Этот мальчик ... Он ...  - Клавдия Гавриловна, кажется, всхлипнула от умиления.  - Он первый подбегал к моим вещам, чтобы помочь, он первый подхватывался по утрам:"Что, Клавдия Гавриловна, идти булить ребят?" Он один заметил, что мне досталась в учительском купе верхняя полочка и предложил мне свою. Я его поблагодарила: мне не хотелась уходить от коллег...

Классная перечисляла и перечисляла тревожащие её душу факты и, согласно им, сумрачную толпу десятиклассников озарял один лучезарный образ  -  образ её любимчика Шамрая.

- Обратимся к итогам полугодия,  -  классная, наконец, закрыла  жандармскую книжку. Родители  облегченно вздохнули.  -  Честно говоря,  -  Клавдия Гавриловна с нежностью улыбнулась.  -  Я думала, что Денис у нас в этой четверти выйдет в отличники. Но у него ... раз, два, три , четыре, нет, даже пять четвёрок. Это пустяк. В следующей четверти он их обязательно исправит и в будущем году станет претендентом на золотую медаль.

Лине стало жарко В димкином табеле стояли одни пятёрки, но классная о нём даже не вспомнила.

-  А Воронин?  -  услыхала она голос васиной мамы и мысленно поблагодарила свою соседку. Сама бы она никогда не унизизилась до того, чтобы задать классной этот вопрос.

-  Воронин?  -  замялась классная.  -  Он тоже неплохо учится. Но, чтобы претендовать на медаль, этого мало. Главное  -  иметь примерное поведение! А у Воронина с этим, мягко говоря, не очень. Я хотела поговорить с матерью наедине, но, коль скоро вы сами подняли этот вопрос, приведу несколько фактов.  -  и она, ко всеобщему ужасу, открыла полицейскую книжку.

-  Мы ехали по интереснейшим местам. Ребята, затаив дыхание, слушали нашего экскурсовода, замечательную рассказчицу и обаятельного, приятного человека. А Воронин в это время без стеснения ... слушал музыку. Нацепил на уши дурацкие наушники и обалдело улыбался, слушая какой-нибудь вульгарный рок...
Это не всё! Он так увлёкся, что, к ужасу гида, рявкнул на весь автобус: "Тихо!"
Я чуть не провалилась от стыда, Мне пришлось за него извиняться!

А вечером, когда я сделала ему замечание, он нагло заявил:"А почему я должен слушать то, что мне неинтересно?"

-  А вчера нахамил учительнице химии.  Та поставила Чёрному "два"за то, что тот прогулял урок. Так Воронин, вместо того, чтобы осудить товарища, принялся поучать заслуженную учительницу. "Ваше дело оценивать знания, а не разбираться с дисциплиной",  -  заявил он "Отличнице просвещения"! ...

Словом, Воронин совсем не тот человек, о котором можно говорить как о примерном ученике, а, тем более, как о претенденте а высокую награду ...


                (Продолжение следует).