На сломе времени. продолжение -3

 
 
                ***
 
             ...- Вот она, моя любимая! Посмотри, Димон, - показал Влад на картину.
             В Эрмитаже было немноголюдно. Влад часто заходил сюда в это время дня, один или с друзьями. Поток посетителей обычно редел в эти часы, и можно было спокойно, без суеты, побродить по залам итальянской, голландской или французской живописи, в сотый или двухсотый раз насладиться прекрасными полотнами.
             Дмитрий подошёл к картине.
          - Ещё бы! Этот женский портретик мне и самому нравится! - восхищённо сказал он. - Недаром, его приписывали Леонардо!.. А, может, это действительно — Леонардо, а никакой не Франческо Мельци? Посмотри, тоже — загадочная улыбка, почти как у Джоконды. А руки, глянь, как  написаны, особенно, левая, с цветком! Это же волшебство какое-то!
            - Ты мне рассказываешь? Я ж её копировал в прошлом году, во время практики, забыл? - Влад улыбнулся.
              - Ах, да... Ты, ведь, у меня её «перехватил», первый «застолбил», а мне мадонна Литта досталась.
              - Тоже, неслабая вещь!
              - Кто бы спорил...
              - И всё-таки, это — не Леонардо, - Влад почти вплотную приблизил лицо к картине, и, пока не видела смотрительница в зале, нежно потрогал пальцами поверхность холста. - Навряд ли, Леонардо обнажил бы ей грудь. Мне кажется, ему это не свойственно. Здесь —игривый момент — стремление привлечь внимание зрителя к этой даме, к этой картине. А, может, и воплощение мечты о своём идеале женской красоты, которого в реальной жизни ему не хватало.
              - Ты думаешь, он не с натуры её писал?
              - Уверен. Лицо и грудь, точно, не с натуры. Может, только руки... Эдельвейсы, внизу         — с натуры, и фиалки, в левой руке.
              - Но без помощи старика Леонардо тут, всё же, не обошлось.., - сделал вывод Дмитрий. - Чувствуется его школа, его подход к делу!..
              - Вполне возможно...
   Из итальянского зала друзья, не торопясь, перешли в зал Рембрандта.
            Раньше, в первые годы учёбы, во время посещения Эрмитажа, они обходили, чуть ли не всю экспозицию, и выходили из музея с «сильно загруженными» головами, «наевшиеся искусством досыта», как сказал Генка. Теперь же, друзья наведывались в один-два зала, а иногда, и вовсе, приходили смотреть работы только одного какого-нибудь художника. Всего несколько картин они рассматривали два-три часа, изучая манеру письма, фактуру красочного слоя, композицию сюжета. Внимательно всматриваясь в каждую деталь живописного полотна, они всякий раз открывали для себя что-то новое, не замеченное раньше, и удивлялись этим открытиям, и радовались им.
– Без «Данаи» здесь как-то пустовато стало,.. - сказал Дмитрий, входя в зал.
– Да уж, один урод, а скольким людям настроение испортил...
            ...Три года назад, какой-то сумасшедший, литовец по национальности, облил кислотой одну из лучших картин Рембрандта - «Данаю», и она всё ещё находилась на реставрации. Раньше друзья приходили в зал великого голландца, в основном, из-за двух его картин: «Данаи» и «Возвращения блудного сына». Полдня проводя возле них, ребята восхищались красотой живописи первой работы, и глубиной замысла второй. После трагического инцидента  1985 года многие картины, в том числе и «Возвращение...» были упрятаны под стекло, и рассмотреть их стало не просто. Надо было выбирать соответствующую точку, откуда поверхность полотна не отсвечивала, и не отражала бы, как в зеркале, пространство перед ней. Но, зато, найдя нужное место в зале, друзья, забыв обо всём, надолго погружались в тот застывший, (но такой живой!) мир гениального художника.
– Вот тут тебе, пожалуй, вся мировая философия — в одной картине! - вполголоса проговорил Влад, - Не просто, сын к отцу пришёл, но человек к своим истокам вернулся, к своим корням, к Богу!..
– Да, брат!.. Время от времени, человечество должно возвращаться к своим истокам. Оно ищет Бога повсюду, и, зачастую, не находит, а Бог-то, в нём самом поджидает!.. Что тут скажешь... Как всё просто и гениально! Напиши Рембрандт только «Блудного сына» - и то было бы достаточно. Это — вершина! Всё. Дальше некуда. Сказал своё веское слово, и предназначение на земле выполнено! Можно умирать. А он, ведь, ещё и «Данаю» создал, и «Ночной дозор», и потрясающие портреты стариков! Какого масштаба художник! Глыба!..
              Дима положил руку на плечо Влада, - Ты посмотри, какие прозрачные лессировки! Там же воздух, там же пространство внутри, и это всё на плоскости холста сделано! Вот это глубина!...
– Что ты, брат, сила!..
               Друзья стояли и восхищались. Некоторые смотрительницы залов, в основном, пенсионного возраста женщины, уже знали их в лицо, этих постоянных посетителей-студентов, и старались не обращать внимания, когда те слишком близко подходили к картинам, а во время копийной  практики, зачастую, вообще оставляли ребят без присмотра, наедине с шедеврами. Практиковались студенты по утрам, с семи до одиннадцати часов, то есть, до прихода посетителей, и за три месяца такой работы успевали сделать по одной добротной копии.
             Влад часто вспоминал те утренние часы в пустом Эрмитаже, когда можно было разуться и босиком походить по натертым до блеска фигурным паркетам залов, или лечь в центре, и внимательно рассмотреть росписи потолков, или, (что, вообще, было строжайше запрещено), посидеть в креслах монархов и на императорских тронах Зимнего дворца.               
  Эти ощущения проникновения в эпоху минувших веков не шли ни в какое сравнение с ощущениями от обычных посещений музея в установленные часы, при стечении людских масс.
  ...Недавно, рассматривая живопись импрессионистов, Влад с Димой вдруг услышали, как какой-то парень, прямо здесь, в зале, предлагал иностранцам купить у него наручные часы. «...Soviet watch - ,,Vostok,, and ,,Raketa,,. Twenty dollars!..” - говорил он на скверном английском. Американцы — семейная пара средних лет — опасливо косились на парня, и норовили поскорей отойти от него, но парень не отставал и настойчиво шёл за ними, показывая под рукавами пиджака многочисленные образцы часов.
Влад с Димой быстро подошли к нему.
– Эй, ты, дебил, а ну дёргай отсюда!, - негромко произнёс Димон.
– А вам-то, чё? Я вас не трогаю!.. - проговорил парень, испугано стреляя маленькими, как у крысы глазками. - Вы тут отдыхаете, а я работаю...Это мой бизнес.
– Вали отсюда, работник!.. Бизнесмен, херов!..- угрожающе одёрнул его Влад. - Или, пойдём в туалет, потолкуем?..
– Ладно, ладно, ухожу, - засуетился парень, и, сверкнув ещё раз крысиными глазками, направился к выходу.  -...Но, может, мы ещё встретимся...
– Гляди-ка, да он нам грозит! - усмехнулся Влад.
– Ещё полна уродами земля российская.., - вздохнул Дима, провожая взглядом парня. - Что поделаешь, - «Перестройка»...



                ***

                ...На улице было душно. Влад с Генкой расположились в Екатерининском сквере, как всегда, усевшись у своего стенда на раскладных стульях.
               Обычно веявшая со стороны Невы прохлада, сейчас не доходила сюда, и поэтому было непривычно жарко.
                Интуристов было мало, а те из них, в основном, одиночки, которые заходили сюда, были похожи на варёных раков: такие же красные, с выпученными глазами. Торговля шла вяло.
                Влад что-то чиркал карандашом в блокноте, а Генка молча курил, потягивая, время от времени, пиво из горлышка.
                С тех пор, как начались каникулы, друзья уже заработали необходимую на поездку сумму, и даже выкупили путёвки, а теперь старались заполучить как можно больше валюты на карманные расходы. Загранпаспорта оформили ещё раньше.
Сегодня ребята выставили свежие этюды, написанные в старинных кварталах Царского Села. Они специально ездили  на электричке в пригород Ленинграда – Пушкин, в поисках уютных старинных пейзажей, одноэтажных домиков, утопающих в зелени тенистых деревьев. Однообразие питерских каменных кварталов уже порядком утомило, им хотелось найти и изобразить какие-нибудь, уютные камерные мотивы. Да и «разбавить» выставочную экспозицию такими работами тоже не мешало.
… В Пушкине они сначала побродили, некоторое время, по Царскосельскому парку, восхищаясь его пейзажами, затем, выйдя, направились в старую часть города, уцелевшую после войны. Здесь старинная архитектура, утончённая и вычурная, перемежалась с новой, сталинско-хрущёвской, простой и прямолинейной. 
Отыскав подходящие виды, со старинными дачами, судя по всему, ещё дореволюционной постройки, Влад и Генка разложили этюдники, и принялись за дело.
Работа шла бодро, друзья писали с удовольствием, и вскоре по этюду было почти готово. Проходившие мимо люди останавливались, восхищались, цокали языками, иные пытались заговорить.
Чета пенсионеров, в одинаково-серых болоневых плащах, задержалась возле Генкиного этюдника, рассматривая его творение.
- Написано хорошо, только зачем?.. – спросил пожилой мужчина, почти старик, весь седой и сморщенный. – Зачем рисовать эти домики, это старьё? Пора уже всё сломать, к чертям собачьим…
- Вам бы только сломать!..- покосился на него Генка. – «Весь мир насильно мы разрушим, а затем…» Так, что ли? Вы сами-то,  где живёте?..
- В новом панельном доме, в двухкомнатной квартире, со всеми удобствами! – не без гордости ответил мужчина, посмотрев на жену, чьё лицо с двойным подбородком выглядывало из-под панамы.
- А, ну так вам там самое место! – радостно воскликнул Генка. – А молодым, очень подошёл бы такой вот, маленький домик, потому как нам просто необходимо таинство брачной ночи, где бы нас никто не услышал. Вспомните себя молодыми?..
Пожилая пара, поджав губы, молча, удалилась…
Влад, тогда стоявший рядом, всё слышал, и сейчас, вспоминая это, улыбнулся, и, чиркая карандашом, несколькими линиями набросал Генкин профиль. Генка сидел неподвижно, с угрюмым видом, и рисовать его было удобно.   
                ...Подошли две молоденькие японки, одна из которых, несмотря на жару, была одета в чёрную кожаную куртку. Девушки внимательно рассмотрели акварели, и выбрали небольшую, с видом Исаакиевского собора.
– Пятьдесят долларов, - сказал Генка. - Fifty.
– Fifty? - переспросила одна.
– Да, фифти, ес.
          Японка достала калькулятор, и, для верности, набрала цифру «50».
– Yes?
– Ес, ес, пятьдесят. - Ещё раз подтвердил Генка.
                Девушка выключила калькулятор, и, показав на него, а потом на акварель, произнесла: - Change, o'key?
– Обмен, что ли? - догадался Генка. - Нет, нет, не пойдёт, ноу, ноу, ноу!.. Видал, Владик, она поменяться предлагает.
– Раньше бы я поменялся, а теперь деньги нужны. - Влад подошёл ближе к японкам.
               Но те не сдавались. Одна из них достала из сумки маленький складной зонтик, и предложила его в обмен на акварель.
– Ух, ты, зонт складной! У нас таких ещё не делают... - восхищённо произнёс Генка. - Может, махнём?..
– Да погоди, ты!.. - остановил его Влад. - Этот зонт, небось, долларов десять стоит, ты такой себе в Европе купишь.
– Ноу, ноу, ноу, нет!..
                Тогда японка достала двадцать долларов, и предложила их вместе с зонтиком.
Влад с Генкой переглянулись. - Вот, акулы капитализма!..- произнёс Генка, и показал на калькулятор: - И это добавьте, окей?
                Девушки что-то пробормотали по-японски между собой, и, после небольшой паузы, протянули всё Генке.
– Ну, что, берём, штоли?..
– Да, бери, бери, - согласился Влад. - Только на фига тебе женский зонт?..
– Мамке отвезу, в подарок!
– А калькулятор - мне! Он, ведь, на солнечных батарейках, фирма «Сони» гарантирует!..
– А двадцать долларов мне!
– А двадцать долларов — Димону, акварель-то, его!..
– Договорились!



          ...На Невском послышался какой-то гул, как будто, рой пчёл вылетел из улья. Машины остановились и засигналили. Остановились и прохожие на тротуарах.
        Подойдя ближе, Влад с Генкой увидели многочисленную толпу подростков, двигавшихся по проезжей части проспекта, со стороны Адмиралтейства. Многие из них были с чёрными лентами на рукавах. Некоторые перед собой несли небольшие портретные фотографии. Толпа обходила замеревшие автомобили.
– Что случилось? Кто умер? - спросил Генка у стоявшей неподалёку женщины.
– Цой погиб — ответила та.
– Певец Виктор Цой, из группы «Кино»?
– Да, вчера, в автомобильной катастрофе...
      У некоторых подростков в толпе можно было разглядеть конверты пластинок с фотографиями их любимой группы. Из магнитофона, включенного на полную громкость, доносился знакомый миллионам голос певца: «...Группа крови — на рукаве, не остаться бы в этой траве...» 
             Две девчушки несли самодельный плакат: «Витя, мы тебя любим!» На глазах девушек — слёзы...
             Шествие пёстрой рекой текло в сторону Московского вокзала. «Гаишники» стояли по обеим сторонам проспекта и растерянно смотрели на колонну, не зная что предпринять.
      - Не так давно Высоцкий ушёл, а теперь и Цоя не стало...- проговорил Влад. - А следующий кто?
            - Да уж, всякой «попсы», как грязи, а самородки уходят...- вздохнул Генка. - Жаль Цоя, очень жаль...
            Парни и девушки из толпы подпевали льющемуся из магнитофона голосу.


...В общежитии, в комнате у Генки, собрались несколько студентов ещё не уехавших на каникулы: Тимофей-староста, Лёня-очкарик и другие. Пришли и Дима с Галей.
Все бурно обсуждали гибель музыканта. Прикупили ящик бутылочного пива и связку вяленой сорожки. Кто-то принёс кассету с записями ансамбля «Кино». Музыка играла громко, и говорили все громко, не слушая и перебивая друг друга. Пили пиво и много курили, отчего облако сизого дыма повисло и не рассеивалось под потолком, «затуманивая» развешанные на стенах этюды.
            - Таких музыкантов, как Цой, у нас нет больше, и не скоро будут, - говорил Тимофей. - С искрой Божьей был человек, талантище!
             -  Да загнобили Цоя власти, козлы вонючие!..- кричал Лёня. Одна дужка у его очков почему-то была короче другой, отчего сами очки постоянно съезжали на бок, и Лёня часто поправлял их. Размахивая руками, он ругал власти, правительство и коммунистическую партию. Тимофей с хрипом доказывал, что правительство тут ни при чём, что время сейчас сложное — перестройка, переходный период — и что скоро обязательно всё образуется.                Генка кричал о панках, рокерах, скинхедах, и, почему-то, о кришнаитах, « повылезших из щелей», называя всех подонками.
                Димон молча курил и пил пиво с Владом, обнимая Галю за талию. Галя же смотрела на спорящих как бы со стороны, безучастно. Ей, явно, было скучно.
               Она училась в училище имени Мухиной, на отделении художественной обработки стекла, и познакомилась с Димой несколько месяцев назад, на одном из семестровых просмотров в Академии Художеств, куда пришла с подругой. Первым их заметил Генка, забалагурил, разговорился  и представил Димону, который, как раз, оказался поблизости. Потом, они долго гуляли вчетвером, по набережной, ели мороженое в кафе, сходили в кино. Дима стал часто встречаться с Галей, у них завязался роман, а у Генки с Юлей, так звали Галину подругу, ничего не получилось: после двух встреч они расстались.
            -... Димон, а вы в Европу с нами поехать не хотите? - спросил Влад и кивнул на Галю.
            - Ещё успеем, пока не до этого...- Дима притянул девушку к себе. - Правда, Галчонок?
            - Не знаю, не знаю, - улыбнулась та. - Я совсем бы не против...
            Короткая стрижка  чёрных волос элегантно обрамляла её лицо, подчёркивая неестественную бледность, которая, впрочем, ничуть не портила, а, наоборот, очень шла  ей.
           - Свадьба у нас намечается, - пояснил Димон. - К своим её повезти хочу, на Волгу.
           - На Волгу, это хорошо, - сиронизировал Влад. - А нам с Генкой, в Париже и в  Риме париться придётся, целых две недели...
             - Слушай, не ёрничай, садист, а?..
             - Ладно, ладно, это я так... На самом деле, вы — молодцы, нашли друг друга. В какой-то степени, завидую вам!..
             - А ты когда женишься? - спросила Галя, затягиваясь сигаретой из рук Димы.
             - О, это вопрос сложный!..- улыбнулся Влад. - Моя невеста, наверно, ещё под стол пешком ходит...
            - Тебе лет-то сколько потом будет, когда невеста вырастет? Нужен ты ей тогда, старикан...
            - А, может, и нужен. Мужчина должен в зрелом возрасте выбирать себе жену, имея за плечами жизненный опыт.
            Дима внимательно посмотрел на Влада.
           - Ты хочешь сказать, что я женюсь незрелым?..
           - Да не слушай ты меня! - рассмеялся Влад. - Это я всё болтаю от зависти; от белой зависти, и от того, что не нашёл ещё свою девчонку...
           - Ладно, давайте выпьем за счастье! - Димон взял очередную бутылку пива, ловко откупорил её о край стола, и протянул Гале. Следующую взял себе. - За всеобщее счастье, в будущем и настоящем!..
           - Всеобщего счастья не бывает... - услышал его Тимофей-староста, и присоединился к чокающимся своей поллитровкой. - Но надеяться на лучшее надо!.. 
            - Правильно! - поддержал тост Генка.
 Лишь Лёня сидел в стороне, на кровати, и, опёршись на локоть, дремал. Очки его съехали на лоб, придавая лицу весьма комичный вид...
 
          ...Дима с Галей засобирались.
          - Уже?.. - спросил Генка.
          - Ты на часы посмотри, уже ночь, половина двенадцатого!.. Мне до Галиной общаги и обратно надо успеть, пока мосты не развели...
     ...Вслед за Димоном ушли и Тимофей с Лёней, причём Лёню, совсем опьяневшего, с помощью Генки, пришлось вести под руки, благо жили они на этом же этаже.
         Влад остался ночевать в комнате. Когда Генка проводил ребят, они ещё посидели вдвоём, допили пиво, и, изрядно захмелев, уснули на нерасправленных кроватях. 
         
             ...Пробуждение было тяжёлым. Первым открыл глаза Влад. Он явно почувствовал, что его кто-то тормошит за плечо. Сквозь пробивающиеся из окна солнечные лучи он увидел фигуру человека в милицейской форме, который уже тряс и Генку.
           - Что надо?.. - пробурчал тот.
           - Вставайте и предъявите документы! - молодой лейтенант явно нервничал.
           - Это  ещё зачем?..
           - За хреном! Документы — на стол, живо!..
           Генка кое-как поднялся. Зашевелился и Влад. Он протёр глаза, снова посмотрел на милиционера и потянулся к куртке, которая, наискось, висела на спинке стула, один рукав её доставал до пола.
           Влад привык носить документы всегда и везде с собой, слишком уж часто их приходилось предъявлять представителям власти. Вот и теперь, пока Генка, рылся где-то в саквояже, ища паспорт, Влад опередил его, и положил свой документ  перед лейтенантом. Тот раскрыл его, внимательно посмотрел на фотографию, проверил прописку, и, оглядывая комнату, с пустыми бутылками повсюду, спросил: - Вчера гуляли?
           - Вчера, - Влад утвердительно кивнул головой. - И что?..
           - Мы каникулы отмечали, - Генка подал свой паспорт.
           - Кто ещё с вами был? - жёстко продолжал милиционер.
          - В основном, вдвоём, - Вздохнул Влад. 
          - А в частности?.. Вдвоём, столько выпить? Что ты мне втираешь?..
          - Да мы не первый день каникулы отмечаем, - вставил Генка, зевая. Волосы у него были взъерошены и торчали в разные стороны. - Ну, заходили иногда однокурсники, среди недели... Что случилось-то?..
          - А вчера кто был?
       - Вчера — никого... Да разъехались все уже, по домам, общага-то, пустая... Что стряслось-то, командир?..
           - Ночью такси угнали, недалеко отсюда, а таксиста избили. - Лейтенант пристально посмотрел в глаза ребятам.
          - Хо! А мы-то тут при чём? - возмутился Влад. - Наше дело картины рисовать...
          Он сел на кровать, и непринуждённо прислонился спиной к стене.
          - И до скольки часов пили? - продолжал сверлить взглядом лейтенант.
          - А кто знает, может, до часа, или до двух...
          - А после?..
          - Что после? - Генка сделал удивлённое лицо. - После, уснули!..
          - То есть, вы никуда не выходили из общежития?..
          - А что, вам вахтёрша не сказала?..
          - Ладно, проверим!..- лейтенант бросил паспорта на стол, и направился к двери. - И тех, кто пил с вами, тоже...
         
      ...За время питерской жизни друзья твёрдо усвоили одно правило: ни при каких обстоятельствах при встрече с милицией, не называть ничьих имён, особенно, однокурсников; мало ли за что могли их привлечь. Поэтому, если попал в поле зрения правоохранительных органов — отвечай сам за себя.
           Когда лейтенант ушёл, Влад посмотрел на часы. Время было — за полдень.
           Тимофей и Лёня должны были рано утром уехать к себе на родину, в Пермь, билеты — на руках, значит, их нет в общаге. Оставался один Димон...
          - Вчера он, кажется, поехал Галю провожать? - вспомнил Генка, может у неё остался?..
          - Может. Хорошо бы...
          - Да причём тут наши, вообще? Почему мы должны всегда чего-то опасаться?.. Мало ли, кто в городе чего вытворяет — машины угоняют, банки грабят, людей убивают, наши-то здесь при чём?..
         - А при том, что в первую очередь, начнут шерстить близлежащие общежития. И наше — тоже!.. - Влад беспокойно заходил по комнате. - Всех, кто оставался здесь в эту ночь, проверять начнут. Уже начали...
         - И что?..
        - Да, в общем-то, ничего, надеюсь, наши все уехали уже, ведь про Тимоху и Лёнчика, мент не упомянул, стало быть, не застал их. Теперь надо найти Димона и предупредить его, чтоб не совался сюда, лишний раз...
            

***         

          … Дима пришёл к Владу на квартиру, на следующий день. От него пахло водкой, и он был явно взволнован.
           - Что такой взъерошенный? - усмехнулся Влад.
           - Выпить есть? - взгляд Димона был какой-то угрюмый.
           - Проходи, найдём.
           Дима прошёл в комнату, и сел за стол. Пока Влад ставил стаканы, и открывал бутылку портвейна, пальцы Димона нервно тарабанили по столешнице. 
           - Ты в курсе, что менты «общагу» шерстили? - Влад налил по полстакана. - Говорят, таксисту, какому-то, по башке надавали, и машину угнали...
           - Да в курсе, в курсе...
 
           В голосе Димы звучала тревога. Он угрюмо опустил голову, и уткнулся взглядом в стол, как будто рассматривая что-то. Потом взял стакан, и, не чокаясь, выпил залпом.
           Влад внимательно посмотрел на друга. Что-то в его поведении настораживало. Больно не похож он был на всегда уравновешенного и уверенного в себе Димона. С Галей, что ли, поссорился?..
           - А ты знаешь, кто такси угнал?..- поднял глаза Димон.
           От этого вопроса у Влада ёкнуло внутри. Он присел на табуретку.
          - Неужели?..
          - Да, я.
          - Ты что несёшь-то? Пошутил, что ли?..
          - Да какие уж, тут шутки!.. Я угнал машину, вместе с Галей... И в морду таксисту тоже я дал...- Дмитрий налил себе ещё портвейна, и выпил. Поставив со стуком стакан, он откинулся на спинку стула, и начал рассказывать, как всё было...
          
         ...Когда ночью они с Галей вышли из общежития, до метро идти не захотелось: моросил мелкий дождик, и неприятный ветерок налетал порывами с Невы.
     Пожалев, что не взял зонтик, Дмитрий решил поймать такси, и стал «голосовать». Частные машины не останавливались — время было позднее — и ребятам, довольно долго, пришлось простоять у обочины безрезультатно. Тогда Галя пошла на хитрость: отойдя подальше от Димона, она, в своей короткой юбочке, и туфельках на высоких каблучках, «процокала» на проезжую часть, и, уже через пару минут, остановила машину с зелёным огоньком. Шофёр, в кожаной кепке, осклабившись, услужливо открыл дверь спереди, но когда увидел подбегающего Димона, тут же захлопнул её, сказав, что едет в парк. Не помогло и обещание двойного тарифа. Таксист уже хотел было трогаться, но Димон преградил ему дорогу, встав перед машиной с раскинутыми руками.
       - А ну, проваливай, пацан, - крикнул водитель, выйдя из машины, и замахнулся монтировкой. - И «шалаву» свою забери!..
              Не помня себя от ярости, Дима отреагировал мгновенно: подпрыгнув, он нанёс удар ногой водителю в грудь и нижнюю челюсть, отчего тот, отлетев метров на пять, рухнул в кусты на обочине.
             - Садись в машину! - крикнул он Гале, и, открыв дверь, сам сел за руль.
             По дороге они молчали. На Васильевском острове к этому часу движение было уже слабым, лишь переехав Дворцовый мост, оно стало намного оживлённее.
             - Не боишься через центр города ехать? - с тревогой спросила Галя.
             - Нет. В центре, как раз, «гаишников» меньше.
      На Невском, не смотря на поздний час, людская и автомобильная суета была в самом разгаре. Транспортный поток возрос, и Дмитрий сбавил скорость. Лишь когда он свернул на Садовую улицу, прибавил газу. Проехав мимо Летнего сада и через Пантелеймонов мост на улицу Пестеля, он благополучно доставил Галю прямо к дому, где она снимала квартиру. Дождик уже перестал моросить, но вечерняя сырость холодила изрядно. Девушка поёжилась. Дмитрий поднял воротник куртки.
             - Может, у меня останешься? - в голосе Гали, по-прежнему, звучала тревога.
             - А машина? Её же надо вернуть...
             - Димочка, я боюсь!.. Тебя поймают, что тогда?..
             - Ну что ты, милая! - он обнял её лицо ладонями. - Успокойся! Водила, наверно, ещё не очухался, а больше нас никто и не видел. До завтра, Галчонок!..
             Он чмокнул девушку в носик, сел в машину, и через зеркало увидел, как Галя помахала ему рукой с крыльца. Он просигналил в ответ.
              … Дмитрий решил проехать на Васильевский остров через Петроградскую сторону. Во-первых, расстояние было почти одинаковое, а на Петроградской можно было выиграть по скорости: до развода мостов оставалось минут двадцать. А во-вторых, он ещё с Афгана усвоил, что всегда лучше возвращаться по другой тропе, нежели по той, что пришёл.
            Он проехал по Троицкому мосту, и уже хотел было свернуть на Кронверкский проезд, как почувствовал неладное: в зеркале заднего вида появилась патрульная машина ГАИ.
           И в ту же минуту раздался голос из диктофона: « Водитель такси 23 — 17 примите вправо и остановитесь!..»
             «Значит, прочухали,- подумал Дмитрий, - быстро же он оклимался!.. Что ж, теперь - «кошки — мышки!..»
         Он прибавил газу, и резко свернул направо, в какой-то переулок.
         Одинокий прохожий, едва не попавший под колёса, шарахнулся на тротуар.
        «Гаишники» немного отстали, видно проскочили мимо — вой сирены стал тише.
          Дмитрий проехал по Посадской, и опять свернул направо.
         Надо бросать «тачку», иначе, повяжут...- пронеслось у него в голове.
         В свете фар промелькнула группа подростков, с гитарой; целующаяся парочка, в одном из дворов; кошка, метнувшаяся из-под колёс. Проехав через проходной двор, Дмитрий свернул в какую-то арку, и увидел, что проезда дальше нет: дорога была перекопана и  перекрыта строительными заграждениями. Выключив фары и заглушив двигатель, он быстро протёр носовым платком руль и рычаг переключения скоростей, вышел из машины и захлопнул дверь. Пройдя быстрым шагом через арку, в которую только что въехал, он нырнул во двор на другой стороне проулка. Двор оказался сквозным, и через минуту, вывел его на освещённую и довольно оживлённую улицу с магазинами и кафе.
          Где-то сзади прорезался «знакомый» вой сирены, но на душе у Дмитрия стало уже  спокойнее: толпы любителей ночной жизни  вокруг сновали туда-сюда, громко смеясь и болтая...


             -…Повезло ещё тебе, что от «гаишников» оторвался, - произнёс Влад, когда Дмитрий закончил свой рассказ.
            - И не говори, брат!..
            - А ночевал где?
            - Да, сперва, в кафешке просидел до закрытия, стресс «сбросил», а потом в подъезд какой-то, обоссанный, зашёл, на пятый этаж, на подоконнике перекантовался... А куда идти-то, в два часа ночи, мосты уже развели...
             - А Гале сообщил, чтоб в «общагу» пока не совалась?..
             - Позвонил...
             - Ну и дела!..- вздохнул Влад, и налил вина в оба стакана. - Закусить только нечем, извини...
        - И так сойдёт...- Димон посмотрел вглубь стакана, прищурясь. - Цвет какой, золотистый, сложный...
               - Сложный, как вся наша жизнь!.. Что теперь делать-то думаешь?..
               - А что делать, завтра уезжаем с Галей к моим старикам. Не хочется мне с ментами встречаться...
               - Вот это правильно! - Влад поднял стакан. - Давай выпьем за удачу. Чтобы всё обошлось!
               - Давай! Я у тебя переночую?..