Щелк, щелк - это ключ. Клац - железная вертушка отодвинула тяжелый засов. Открыта дверца моего сейфа. Я выпускаю на свет его обитателей. Мне нужно с ними работать. За короткие часы прожить их жизнь, совершить их ошибки, страдать и умереть, понять, объяснить и обвинить...
Когда я замыкаю уголовное дело - клац, клац, - мне чудится, что опять остаются они наедине - убийца и его жертва. Остаются, чтобы вести нескончаемый диалог о добре и зле, о справедливости, о вечном "почему?", остающемся без ответа с начала рода человеческого...
Они ведут свой диалог и к ним сейчас подключаюсь я, следователь. Беру листок. Один. Самый последний в деле. В нем отчаянный крик: "Пощадите! Я молод, силен, я многое умею и больше никогда не нарушу закон." Это дословно. Так и написал он. Нет нужды отводить глаза от прыгающих строчек, нет необходимости затыкать уши. Все равно мне видится автор этих строк, и я слышу его крик, содрогаясь от смешения, казалось бы, совсем несовместимых чувств: жалости и злости. К кому жалость, на кого злость? Что есть милосердие и кому принадлежит оно?
Открою первый лист толстенного тома, и глянут на меня девичьи обыкновенные глаза. Нежный овал лица, пряменький носик, неумело подвитые кудряшки. Девушка с красивым именем Василина. Ах, Василина, Василина, поздняя мамина дочка, в недобрый час пришла к тебе первая любовь. И как смог он тебя, строгую, и при строгих-то родителях, заставить полюбить себя без оглядки, до самого конца? Кто повинен в этом? Может, сама ты, Василина, придумала жизнь свою, от огня любви зажгла фитилек новой жизни и погибла, потому что не хотела погасить его. Не хотела верить, что любимый не приемлет эту искорку жизни. И, счастливая, что удалось убедить его в ценности жизни, ехала с ним в лес, к цветам и деревьям, где надеялась обрести счастье и успокоение.
Василина-Василина, доверчивая, чистая душа. В кузове машины, звякая тоскливо, подпрыгивала на лесных ухабах лопата, которую твой любимый взял с собою специально, чтобы зарыть тебя, убитую, страшно так успокоенную.
Я видела твое мертвое, удивленно-страдальческое лицо. Шумливый красавец-эксперт Шамиль Гварсия, необычно притихший, осторожно прикрыл его черным пологом, словно стыдясь за людской род и не желая, чтобы ты видела страшную несправедливость: жизнь продолжается, хотя тебя уже нет.
Две жизни загублено - расчетливо, холодно, двое...
Один так и не увидел свет.
Перечитываю стихи Василины, давшие ключ к разгадке ее гибели. Такие пронзительные, такие...
Было тебе весело. А будет весело разве,
Если ребенок твой кровавым месивом
Плюхнется в тазик?
Не успев раскрыться, завянут
Похожие на твои незабудки-глаза.
Никто не погладит русую головенку.
Тонкий росточек сломала гроза,
Убили ребенка...
О чем думала Василина, когда писала эти вещие слова? Меньше всего, наверное, о том, что стихи помогут найти убийцу. А они помогли. И стихи, и лопата, и следы крови на кузове автомобиля и даже березка у места гибели Василины - все объединились, чтобы призвать его к ответу. Зачем же кричать "пощадите?" Разве не убил он себя тогда в лесу, вместе с юной женщиной и ее нерожденным ребенком, отцом которого был? Убил в себе человека, потерял право называться им. Но кем же его назвать, чтобы не обидеть живое? Кем? Кому отдать милосердие, которое стучится во все двери и требует применения? Кому нужней оно - милосердие - убийцам или жертвам? В первую очередь? Может быть, матерям? Какой из них? Той, что родила единственного сына, или той, что назвала свою дочку редкостно и красиво - Василина, ах, Василина, доверчивая душа!
Я сидела перед раскрытым делом, опустив голову. Не ко времени обуяли меня вселенские проблемы, надо встряхнуться, отбросить все, сосредоточиться на деле, знакомом чуть ли не наизусть.
Беру бумагу, начиная печатать. Все документы печатаю сама, наловчилась. Экономия времени, и вообще мне приятна эта работа, хотя машинка у меня старенькая и сильно отбивает пальцы, особенно после больших документов, как это, например, обвинительное заключение.
Фабула дела предельно проста и много времени не занимает. Студентка случайно познакомилась с водителем автобазы и стала встречаться с ним. Дружеские отношения переросли в интимные, и девчонка вдруг поняла, что беременна. Близких подруг у нее не водилось, с родителями парня не знакомила, и обернулась скрытность против нее. В планы парня скорая женитьба не входила, попытался уговорить подружку избавиться от ребенка, а та вдруг заупрямилась. И он нашел выход: увез девушку в лес, убил ее и зарыл. Никому не доверялась девчушка, но писала стихи, и записная книжка, найденная матерью, раскрыла секрет исчезновения Василины. В наивных и нежных стихах рассказывала она о своей любви, о любимом, о тревогах и радости последнего примирения. Стихи вывели нас на парня, и он не выдержал, указал, где лежит Василина. Все остальное - дело лишь техники.
Доказательств достаточно, поработали мы добросовестно, и за это дело я спокойна. Правда, обвинительное заключение получается довольно объемным, но не хочется упускать даже мелочи, пусть будет, как будет.
За окном прогромыхало, затем сыпанул крупный косой дождь, и капли его стекали по оконному стеклу, словно слезы по Василининой жизни.
Дождь успел наплакаться и перестать, а я все сидела, не решаясь закончить повесть о Василининой жизни.