(мемуары) - 2005-07-09
91. Дабы по изложении последних пунктов я не предстал перед уважаемым читателем как некий великий борец за социальную справедливость, бросивший вызов всему коммунистическому обществу, должен сказать, что это не так. Антисоветчиком и антипартийщиком я был средним статистическим, ничуть не большим, чем дядя Вася, рассказывающий на кухне друзьям политические анекдоты. Громкое слово "диссидент" ко мне приклеивается не лучше, чем марка с изображением Л.И.Брежнева к почтовому конверту. Другое дело, что аллергия на Партию и Советы у меня иногда обострялась и приводила к некоторой потере контроля над собой, подобно тому, как это описано было в предыдущих пунктах моего повествования.
92. Будучи уволенным из ВАМИ, я забегал (как таракан по стенкам) по отделам кадров других организаций и чуть было не устроился на неплохую должность во ВСЕГЕИ (всесоюзный геологоразведочный институт, с которым был связан по прошлой работе в университете), но оттуда "...бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла" (© М.Ю.Лермонтов) - ибо с диким ужасом узнал, что перед каждым полевым сезоном там надо в принудительном порядке СВЕРЛИТЬ ЗУБЫ.
93. "Подобрал" меня, горемычного, и обогрел под крылом Владимир Палыч Пундровский, которого тоже уволили из ВАМИ и с коим я имел там тесный контакт по приобщению широких масс к физкультуре и спорту. "Начальником лаборатории на завод пойдешь?" - "Ага", отвечаю. В промышленных организациях не первом месте план, а не сверление зубов.
94. Отдельного рассказа заслуживает начало моей карьеры в промышленности. Расположен был завод на отшибе, в развилке между двумя южными "штанинами" Питера - оконечностями Купчино и Рыбацкого. Самым удобным и надежным транспортом, позволяющим добраться до этой дыры быстро и без давки, оказался велосипед. Несколько раз я уже прокатился из дому на завод и определил ориентировочное время - 40 минут в один конец. Однакоже накануне первого рабочего дня я пьянствовал (отмечал назначение - Прим. авт.) у друга, в районе более к заводу близком. А оттуда, как мне казалось, утром я доберусь еще быстрее - потому, выкушав с другом бутылку водки, у него и заночевал.
95. Вторую бутылку, до которой накануне вечером почему-то дело не дошло, определил в "дипломат", привязал его к багажнику и резво устремился по колхозным полям в направлении родного промышленного предприятия. Дорогу мне преградила широченная канава, поросшая осокой и заполненная грязной водой.
96. Я двинулся пешком вдоль канавы, гоня велосипед "за рога", в надежде найти мостик или что-то типа. Вместо мостика увидел перекинутое с одного берега на другой замшелое бревно, по которому и без велосипеда не рискнул бы переправляться. Я продолжал двигаться вдоль канавы, пока не обнаружил, что заводские корпуса остались далеко за спиной - естественно, по ту сторону злосчастной канавы. А канава все не кончалась.
97. Кляня судьбу, я вернулся к "мостику", закинул велосипед за спину и двинулся на тот берег. Увы, дойти до него не удалось. Полет мой был сколь короток, столь и трагичен.
98. На берег я выбрался весь в грязи и тине. На утреннюю "оперативку", где главный инженер должен был торжественно представить публике нового начальника ЦЗЛ, я уже явно опаздывал.
99. Рванул по каким-то тропинкам, выскочил на дорогу, заполненную тружениками, грядущими отдавать стране рабочий долг. Правая моя штанина попала в цепь и я с грохотом растянулся на грунтовке - надо было видеть, во что превратился мой вымокший в канаве парадный пиджак. "Дипломат" соскочил с багажника и расстегнулся, из него выкатилась, не разбившись, бутылка "Столичной". К счастью, кипу бумаг не разнесло ветром, ибо оные были весьма подмочены.
100. Бутылку заботливо подобрал и вернул мне солидный товарищ в очках - при таких вот печальных обстоятельствах я впервые увидел товарища Базилевского, заместителя моего начальника, а он узрел валяющегося в дорожной пыли, везущего на завод водку новоиспеченного шефа Центральной заводской лаборатории.
101. Рванул я, конечно, не на оперативку, а к себе в лабораторию - переодеваться. В ужасе, судорожно зажав в руке украденную из сушилки пару штаны/куртка, пролетел мимо сотрудников (большей частью сотрудниц), которые, как оказалось, готовили пышную встречу новому начальнику. В уборной стянул с себя пиджак и обомлел: всю дорогу от канавы до данного места я проделал с огромным болотным листом, прилипшим к спине.
102. Жаль, что описываемое событие произошло несвоевременно. Спустя много лет, в эпоху горбачевской борьбы с пьянством и алкоголизмом, Обуховский обком КПСС регулярно спускал на наш завод разнарядку, требующую выявить и наказать сколько-то пьяниц и алкоголиков. В самом большом структурном подразделениии - плавильном цехе - надлежало ежемесячно отлавливать и карать 10 пьяниц, а в лаборатории, к счастью, только одного. С пьяницами и алклголиками в нашем коллективе наблюдалась некоторая напряженка, потому что основной лабораторный контингент составляли молодые женщины-лаборантки, а мужчин, потенциальных пьяниц, насчитывалось только 4, включая меня самого. Произойди событие в горбачевское время, я бы с радостью приковал свою кандидатуру к позорному столбу.
103. Работа на заводе с ходу потребовала от меня некоторых пробивных и защитно-оборонительных качеств, в то время намертво в моей натуре отсутствовавших. Только что был построен новый лабораторный корпус, соединенный галереей с плавильным цехом. В пустующей лаборатории ожидало подключения дорогостоящее импортное оборудование, а по заводу гуляла фраза: "В ЛОБОЛОТОРИИ ЕСТЬ СПИРТ". От заводских тружеников, не отличавшихся аристократическими манерами, а особенно от прибывших из мест не столь отдаленных, можно было ожидать чего угодно. Неделю я ночевал в пустом корпусе, не выпуская монтировку из руки, под грохот взламываемых означенными тружениками железных дверей (которые, с великому счастью, успел заказать и навесить). Телефона для связи с милицией еще не было. Бог миловал от проникновения незваных гостей.
104. А после великого исхода старого контингента в новое помещение началась грандиозная эпопея по пусконаладке французских квантометров ARL (многоканальных спектральных анализаторов - Прим. авт.), по капитальным и кадровым перестановкам, по автоматизации доставки проб и обработки данных, и так далее, не хочу углубляться в специфику предмета. Год прошел до безобразия "весело" и без особых осложнений, если не считать, что
- имел крупные неприятности с КГБ за "неправильное" общение с французами-наладчиками
- смертельно напугал публику, уволив личного друга, который нахально отлынивал от трудовой повинности
- многократно был бит пожарной инспекцией и органами СЭС.
105. А на личном фронте что? А ни хрена хорошего. В августе 1984 года в возрасте 13 лет погиб мой сын Дима.
106. Верующий зачастил бы в церковь, алкоголик впал бы в запой, а меня неудержимо потянуло к светящемуся окошку моей любимой, из которого я черпал энергию и волю к жизни, особенно когда краем глаза удавалось увидеть Её. ОНА в то время работала заведующей кафедрой в солидной педагогической организации. До центра города ОНА добиралась на электричке, а до станции ей приходилось пересекать безлюдный пустырь, где, по слухам, случались нападения на одиноких прохожих. При любой возможности я провожал и встречал Её, двигаясь следом не таком расстоянии, чтобы ОНА не приняла меня за преследователя. Однако чтоб успеть подбежать, если реальный преследователь нарисуется.
107. По ходу подобных "моральных подзарядок" я частенько натыкался на однокурсницу Таисию Давидько, оптимистичную и смешливую хохлушку, которая после развода с мужем жила в том же доме, что и ОНА, только в другом корпусе. "Шо ты тут всю дорогу пасешься?" - "Та тебе побачить дюже треба", - шутливо отвечаю на суржике. Вот при таких обстоятельствах и возобновилось наше знакомство с Таей по прошествии 14 лет с момента окончания университета.
108. Сказать, что я полюбил Таю, было бы неправильно. Никакая сила не могла искоренить во мне бешеную и застилающую весь мир страсть к Людмиле. Но Таисия была чудной женщиной, по-девчоночьи прикольной и озорной, легкой на подъем и подвижной, в меру смелой и азартной, в меру осторожной и мудрой. Меня забавляло, когда удавалось ее чем-то завести, раздразнить - доказывая свою правоту, Тая начинала неудержимо "ГХы-кать" и переходила на более близкий ей украинский язык, не отдавая себе отчета в том, что я почти не врубаюсь в украинскую речь. С Таисией мне было хорошо и легко.
109. Сдружились мы с Таей до такой степени, что я вновь потерял Людмилу из поля зрения и редко в мыслях возвращался к ней. Квартиру Таи решили сдать, а жили в моей коперативной, не столь давно купленной. Описываемый период ознаменовался постепенным отпадом и усыханием моих пуританских догм. Когда-то же это должно было случиться.
Забегая (по теперешнему времени) в далекий прошлый, а тогда - в далекий будущий 1995 год, вспоминаю фразу, которую я сказал Люде в американском штате Висконсин, где мы провели с нею 11 дней на берегу знаменитого Дьявольского озера (Devil's Lake): "Это ты женила меня на Таисии". Люда не поняла. Для пояснения пришлось рассказать ей историю, описанную тут в пунктах 105 - 108.
110. А на производственном фронте все шло относительно гладко. Главной моей обязанностью было сохранить сотрудникам зарплату и оградить их от периодических "сокращений". Заводская лаборатория вряд ли годилась на роль "кузницы научных кадров", но университетская закваска помогала мне успешно "отбирать хлеб" у головного института подотрасли и заниматься сколь интересными, столь и полезными для дела вещами.
Мешали жить периодические попытки начальства втянуть меня в Руководящую и Направляющую — из 14 начальников цехов (лаборатория по статусу приравнивалась к цеху) лишь я один был беспартийный. Трескучих лозунгов типа "Под знаменем марксизьма-ленинизьма, под мудрым руководством Коммунистической партии - вперед, к победе коммунизьма!" или просто "Слава КПСС!" я в лаборатории принципиально не развешивал.
111. Временами от партийных наездов я закипал как чайник, чем все больше и больше портил себе репутацию. В один не совсем прекрасный момент был приглашен якобы на "встречу по обмену опытом" в ресторан "Приморский" ("поплавок" на берегу Невы), где трое в штатском усадили меня за стол и предложили выпить минеральной воды из сияющего чистотой гладкого стакана, идеального для снятия дактилоскопических отпечатков. Темнить мужики не стали и один из них сразу представился "Михаилом Федоровичем" из КГБ. От выпитой минералки меня развезло довольно крепко, будто я пил не воду, а коньяк. Тем не менее стать стукачом не согласился, несмотря на обещание "крупных неприятностей".
112. Обещанные неприятности наступили довольно скоро, со своей должности я без видимых причин "упал" до руководителя группы АСУ (лабораторного подразделения), а потом так же резво скатился до инженера - ставки примерно того масштаба, которую имел будучи молодым специалистом в университете.
113. Несколько раз меня привозили на Литейный-4, в здание, известное как внутренняя тюрьма КГБ, пугали бетонными коридорами и как бы невзначай знакомили меня с внутренностями "казематов". Требование было все то же - стать "общественным осведомителем". Пару раз меня знакомили с письмами, якобы написанными моей собственной рукой, стукаческого содержания - почерк в них был убийственно похож на мой собственный. Утешало одно, что "недрогнувшей рукой" я в принципе не смог бы писать подобных кляуз. Заставь меня написать такое под дулом пушки, рука бы точно дрогнула.
114. Оказывается, эти ребята лучше меня самого знали отдельные штрихи моей биографии, к тому времени мною почти забытые. Они представили мне целый перечень моих кошмарных преступлений перед отечеством:
- как я, уповая на недоказуемость за отсутствием свидетелей, совершил длительную самовольную отлучку из части - в приснопамятные времена Карибского кризиса, в период повышенной боевой готовности войск, при этом нагло отперевшись от обвинений командования обманув самого якобы "поймавшего" меня в самоволке лейтенанта Евгененко, сотрудника особой части - и за что тем не менее был изгнан из комсомола и посажен на губу (http://www.proza.ru/2016/05/11/1338)
- как я летом 1969 года пытался удрать за бугор через финскую границу (опущенный штрих биографии), и даже весьма близко к тексту воспроизвели мой план добраться ночами до Стокгольма, хотя этим планом я не делился ни с одним человеком и тем более не записывал его на бумаге (http://www.proza.ru/2017/08/16/947)
- какие крамольные мысли я выдавал на семинаре по "научному коммунизму" в связи с афганской агрессией СССР и за что второй раз был изгнан из комсомола
- когда и с какими подозрительными личностями (был дан перечень) я общался
- какие нарушения допустил в общении с капиталистическими подонками, сиречь наладчиками с французской фирмы ARL, когда запускал аппаратуру в лаборатории.
Не обошли вниманием эти козлы и обстоятельства моего увольнения из ВАМИ, мою воинствующую беспартийность и кое-какие высказывания на собраниях руководящих работников завода. Справедливости ради надо сказать, что перечень моих грехов они привели далеко не полный. В частности, ни словом не обмолвились о моем предельно циничном поступке накануне первомайского праздника, когда я в 3 часа ночи, проезжаючи на мотоцикле перекресток Московского проспекта с Авиационной, запустил бутылкой чернил в напяленную на транспарант рожу Вождя.
И слава Богу, что в списке третьих лиц, с которыми я был тем или иным образом связан, не звучало имя Людмилы.
115. Тучи сгущались, и по совету друзей, как офицер запаса и действующий альпинист, я подал рапорт в военкомат на предмет оказания ратной помощи дружественному Афганистану. В качестве офицера я получал возможность пересечь советскую границу, а как альпинист - перевалить через горы, добраться до Пешавара, а оттуда уже до Европы или до Америки. Планировали эту акцию вдвоем с кандидатом в мастера из СКА Эдиком Оганесяном. У меня дело заглохло на стадии подготовки к сборам в Туркестанском военном округе. "Не дури, мужик" - сказал мне тогда Михаил Федорович. По слухам, у Эдика все прошло хорошо и он осел в кругу своих многочисленных родственников в Париже. Может, и к лучшему, что не удался мой номер - родственников за рубежом у меня не было и я мог там элементарно помереть..
116. Ради краткости повествования позволю себе пропустить относительно долгий период вплоть до начала горбачевской перестройки. Не успел еще толком проклюнуться и покрыться цыплячьим пушком Демократический союз, как немедленно на стенде группы АСУ, которой я еще руководил в то время, появился "агитационный материал" в виде партийной многотиражки ДС "Учредительное собрание".
117. Появилась долгожданная возможность "оттянуться", выступая с клеветническими нападками на Советскую власть, Партию и Правительство, причем без особого для себя риска, поскольку в такого рода "оттяжках" участвовали громадные массы народа, за спиной коего в случае чего можно было улизнуть от дубинок ОМОНа. Пару раз, однако, смыться не удалось - стражи социалистического порядка душевно проехались мне сапогами по почкам.
А в некий вполне обычный день в рабочее помещение ввалилась толпа в штатском. Четыре грандиозных по мощности компьютера IBM PC XT, предмет великой гордости группы, а равно объект внедрения оных в производство, были демонтированы и увезены в известном направлении (понятно - на Литейный, 4) без выдачи залога и/или справки об изъятии материальных ценностей. Заодно прихватили и меня, скомандовав "Руки за спину" и в таком непочтенном виде заставив следовать по коридору заводоуправления на виду сотрудников. В одной из "писишек" мгновенно обнаружились тексты листовок ДС и устав сей организации, в частности, предписывающий членам не соблазняться мыслями об эмиграции. А в паре других - мои письма господину Мишелю Форже, наладчику фирмы ARL, которого я просил приютить меня, ежели судьба вдруг занесет меня в Европу.
(Следующая глава: http://www.proza.ru/2016/06/24/351)