Буквально через десять дней после того, как меня тоже отправили в отпуск, весь экипаж из него благополучно отозвали и направили на свой участок Дона. Река и жара делали свое дело, перекаты заиливаясь, начинали мелеть, и судоходство страдало от недогрузов и простоев, а урожай предполагал все-таки созреть, хоть какой-никакой, а перевозить его надо было.
Шли мы на место работы совсем недолго, всего какие-нибудь трое суток. Мои новички, приехавшие из ближнего зарубежья, все свободное время глазели на берега и хутора, низкие холмистые и совсем пологие пойменные места, зеленые и сочные. Спокойные и трудолюбивые, они уже показали себя с хорошей стороны: Васильич – механик от Бога, досконально разбирался в дизелях всех марок и обихаживал их, «немцев», как своих детей, коих у него было двое; а Люба – добросовестный моторист, ни на шаг от своего механика не отступающий, заглядывающий в рот и старающийся помочь даже там, где совсем не могла этого сделать. Вместе они производили благоприятное впечатление добросовестных членов экипажа, полезных и профессионально пригодных, спокойных и уравновешенных…
А молодежь, она и есть молодежь, шустрая и болтливая, дотошная и иногда с ленцой, но дело свое тоже знала хорошо и справлялась своевременно. Виталий быстро освоил мотозавозню, со всеми ее премудростями «двух рулей и двух винтов», как ее называли на путейском флоте, содержал ее в рабочем состоянии и приличной чистоте, а Лена, а что Лена, женщина, выросшая, хоть, и в небольшой, но, все-таки, семье, жившей в азиатской среде и готовила, как подобает всем выходцам оттуда – вкусно и разнообразно, было бы из чего готовить при нашем-то кризисе на деньги и продукты…
Да, все хорошо, вот только насладиться в полной мере ее вкусной едой нам не пришлось, не успев приступить к работе, через двадцать дней после начала рейса меня по радиостанции, на очередном сеансе, диспетчер спросил:
- Как у тебя работает Морщинин на мотозавозне?
- Да нормально работает, претензий к нему нет, катер освоил, содержит в рабочем состоянии и в чистоте. Да и как судоводитель вполне пригоден, немного теряется в «двух рулях», но это дело времени. Научится, желание у него есть, - отрапортовал я диспетчеру.
- Ну и хорошо, вызови его в рубку, мне надо с ним поговорить, - попросил Георгий Иванович, старший диспетчер…
- Морщинин слушает, что хотели, - пришел Виталя в рубку и взял трубку «Линды».
- Виталий Викторович, есть к тебе предложение, принять карчекран «ДТС-3», как ты на это смотришь?
- Надо подумать, с женой посоветоваться, сколько времени на обдумывание? – в свою очередь задал вопрос он.
- Завтра, в это же время дашь ответ. Договорились?
- Да, - коротко ответил Виталя…
Конечно, кто же в молодые годы откажется от карьерного роста и самостоятельной работы, и уже через двое суток мы посадили семью Морщининых на проходящий вниз путейский теплоход. Они поехали принимать повышение по работе, а нам предстояло снова привыкать или, точнее, вспоминать, как готовит наш прошлогодний повар, Татьяна, перешедшая было в шкипера вместо ушедшей в декретный отпуск Оли. Так еще один птенец выскочил из нашего путейского гнезда в свободное плавание капитаном судна, очередной представитель молодежи, не знавший вчера, что такое флот, а сегодня ставший самостоятельным судоводителем…
К слову сказать, они с женой и сейчас, спустя почти двадцать лет благополучно и спокойно работают на том самом плавучем самоходном кране, который Виталя принял у уходящего на пенсию товарища в девяносто пятом году…
А к нам на работу прислали другого капитана на мотозавозню, Виктора Петровича Ласкова, забавного старичка лет шестидесяти, маленького, щуплого, жилистого, общительного, работящего, начитанного и в полной мере профессионального работника с большим стажем речного труда.
Мы не ожидали его увидеть на своем судне, и когда он появился на палубе подходящего к борту разъездного катера, сначала не поняли, куда он идет.
- Здравствуйте, меня к вам направили, - улыбаясь в тридцать два белых зуба, вежливо сказал Петрович, перебираясь на нашу палубу, - принимайте нового старого завозниста.
- Вот это сюрприз, - искренне удивился я, принимая его старинный потрепанный кожаный чемодан дореволюционных времен.
- Прошу Любить и жаловать, ругать нельзя, хвалить не возбраняется, - все так же улыбаясь, тараторил он…
Так мы получили в экипаж веселого дедушку Петровича, ни сколько не испортившего нам более менее молодежный коллектив. С его появлением на судне начали случаться забавные истории, веселившие экипаж и слегка отодвигавшие на задний план серые пасмурные и светлые солнечные дни лета, тусклые и яркие рассветы над Доном и зацикленность на рутинной работе…
Однажды Петрович повез на берег повариху Татьяну, что-то долго они не возвращались и тут между прибрежных деревьев появились фигуры наших членов экипажа, а над ними возвышался манекен огородного чучела. Никому и в голову не пришло, что кто-то из них может стащить данное чудо у жителей хутора, да и зачем, а оказалось сие действие, даже, практичным ходом Петровича:
- Товарищ командир, - на полном серьезе начал завознист, обнимая деревянный крест, когда я его спросил, зачем он украл чучело, - во-первых, не украл, а поднял с земли хорошего человека, которого бросили хозяева, а во-вторых, вы же не даете ветошь на обтирку дизеля, так этот самый хороший человек разрешил использовать свою одежду в добрых целях содержания в чистоте казенного имущества, - и он указал на добротные штаны и пиджак «друга».
Мы так весело смеялись его находчивости, и я даже забыл спросить, почему они так долго ходили на берег, а оказалось, что ждали выпечки на пекарне, где тот самый Петрович за пять минут обворожил своим остроумием пекарей и выпросил у них «ну хотя бы, пожалуйста, только пять буханок на большое судно». Дело в том, что в то нелегкое время маленькие хуторские пекарни пекли хлеб строго в определенном количестве, заранее зная, сколько и кто купит из местных в наступивший день, и совсем не рассчитывая на приезжих, вроде нас…
Петрович слыл человеком общительным и разносторонним, как и все речники, Любил женщин и выпить. Правда, на второе некогда пришлось завязать прочный и большой узелок, стало быть, судьба оставила ему силы и здоровье только на исполнение первого пункта уже немолодой жизни, именно поэтому однажды в нашу с Олей каюту забежала все та же раскрасневшаяся повариха Татьяна, женщина Бальзаковского возраста и, смущаясь, достала из-под кофты толстый цветной глянцевый журнал.
- Татьяна, откуда в нашей берлоге такая роскошь? – искренне удивился я, разглядывая красивую обложку американского журнала «PLAYBOY», который я подпольно видел еще в Москве, когда там училась будущая супруга, - ты что, разориться решила на картинки? Неужели в хуторе открыли американский магазин?
- Не представляешь, Леонидыч, Петрович предложил посмотреть и еще спрашивал, не нравится ли мне? – стыдливо краснея, тихо произнесла она.
Мы все дружно рассмеялись, понимая Татьянино смущение и стали листать страницы журнала, а повариха все так же краснея, поведала, как дедушка культурно завлекал ее к себе в каюту, говоря, что таких журналов у него целый чемодан и он может их показать только там. А она, конечно же, не согласилась. Дело, конечно, холостое, личное и я совершенно не лез в его прихоти или, даже, естественные потребности, но однажды за разговором с ним в рубке обмолвился о журналах, на что услышал вполне спокойный и серьезный ответ настоящего мужчины «в расцвете лет»:
- А что, я еще вполне могу содержать двух жен, обслуживать их. Моя-то бабка уже не ходок, а я в полной силе, многое могу и, причем, не за спасибо, вполне способен и заплатить. Разве это плохо?..
На такие искренние честные слова старика по годам, но юного и задорного светлого в душе молодого человека, мне нечего было возразить, да я и не хотел, понимая и принимая жизнь каждого члена моего экипажа такой, какая она была, лишь бы не в ущерб общему делу обеспечения безопасного судопропуска на вверенном участке…
Веселая же жизнь шла своим чередом, Петрович сыпал, как из рога изобилия, своими анекдотическими афоризмами и начитанностью серьезной литературы, постоянно прямолинейно и интересно рассказывая о своей долгой флотской стезе, не забывая курьезные случаи мужской практики, при этом хорошо и своевременно выполняя порученную работу…
Такой забавный старик работал на нашем земснаряде в одна тысяча девятьсот девяносто пятом году, да и еще пару последующих лет.
Мы потом часто вспоминали случаи с Петровичем, даже, когда он ушел на заслуженный отдых и осел на своем огороде…