Общежитие того времени представляло из себя кирпичную пятиэтажку коридорного типа, а это, оказывается, влияет на живущих в нём людей. Например, теперь оно гостиничного типа и в нём жизнь уже течёт по иным принципам. Это я уже потом прочитал, насколько влияет разное устройство зданий на взаимоотношения между живущими в нём.
Первым человеком, с которым мы сталкивались входя в общагу, была вахтёрша, сидящая за столом посреди просторного фойе. Основная масса входящих поворачивала направо, поднимаясь по лестнице на один из мужских этажей.
На втором этаже жили механики с первого по четвёртый курс, а остальные студенты этого факультета были местными. На третьем этаже жили мы, студенты лесохозяйственного факультета, с первого курса по третий. На пятом этаже жил четвёртый курс то время, когда у него заканчивалась практика и до выпускных экзаменов, то есть с декабря по март. Ещё на этом же этаже должны были жить семейные пары и «деды». Под категорию дедов подходили те, кто уже успел отслужить в армии, а также немногочисленные заочники.
Если от входа направиться влево, то можно было попасть на четвёртый, женский этаж. Но туда пускали только в определённые часы и для контроля нужно было оставить на вахте свой студенческий билет. Кроме этого на вахте обычно днём дежурил один из студентов, вызывая для приехавших в гости нужного студента или студентку.
На первом этаже находились хозяйственные и подсобные помещения, читальный зал, а в отдельные годы работал буфет, позже оборудованный как столовая. Обычно же мы ходили в соседнюю столовую расположенного рядом какого-то НИИ, потому и звали ту столовую «институтская».
Между общежитием и другими зданиями были разбиты красивые скверы и аллеи, перед общежитием стояло пару лавочек по обе стороны, а позади была открытая спортплощадка. С годами тогда почти ничего не менялось внешне, но внутри бурлила изменчивая жизнь лесной братии. Очень, надо сказать, изменчивая жизнь!
Отработав месяц на картошке, в общежитие вернулся первый и второй курс, а позже стали появляться студенты третьего курса. И пошёл процесс «просвещения и воспитания».
– Короче, братва, тут у нас такие порядки, – после короткого знакомства, расспросов кто и откуда, начали разговор «авторитеты».
– Порядок в общаге и посёлке держит третий курс ЛХ, то есть мы. Ваша обязанность нам подчиняться, слушаться, бегать за бухлом, особенно когда деды приедут с практики. Мы тоже были молодые, тоже бегали и подчинялись.
В комнату "авторитеты" заходили для доверительных разговоров по двое или по трое, но часто потом оставался один из них, особенно когда в комнате оказывались земляки вошедшего. В этом случае разговоры текли спокойно, без попутных угроз и мордобоя, так что мы на первых порах частенько специально собирались в одну комнату, преувеличено одобрительно слушая бывалого человека, который другим заглядывавшим войти уже не давал, наслаждаясь благодарными слушателями его жизненного опыта.
– Раньше лесников местные гнобили, маслопупы почти все местные. Потом из армии вернулись несколько погранцов, здоровые мужики, накачанные и в отличие от десантуры, подписку на неприменение приёмов не дававшие. Вот они и заставили всех лесников выходить драться с поселковыми, когда они кого-нибудь из наших зацепят. Короче, если услышите, что орут в коридоре: «лесники, на выход», – ноги в руки и на улицу, махаться.
– А кто не пойдёт? – уточняли мы.
– Того отметелим, когда обратно в общагу вернёмся! – ответил бывалый, это тоже погранцы тогда в традицию ввели, чтобы никто не сачковал. Кстати, если маслопупы кого зацепят, говорите сразу, если сами не сможете, то мы разберёмся.
Первые беседы проходили относительно мирно, больше запугивали.
– Ребят, во вам хана будет, когда «Разруха» приедет, – весело ржали авторитеты, пытаясь вызвать у нас испуг, но почему-то не вязалась эта угроза с их весельем.
Когда появился через пару дней тот самый «Разруха», то всё прояснилось. Это был забитый, какой-то убогий, усыпанный бородавками парень, который боялся и своих, и чужих.
В комнате, где я жил вначале, стояло четыре кровати, один стол, тумбочки на каждого и встроенные шкафчики, тоже по одному на проживающего. Убирались в комнате по очереди, дежуря понедельно. По графику совет общежития делал проверку чистоты, кстати, на втором году что-то особо уже не припоминаю, был ли этот совет или нет? Да и графики и оценки комнат тоже в памяти за более поздний период не всплывают.
К друг другу студенты обычно обращались по имени, за глаза называя по прозвищам, которые ко многим прилепились сразу. Иногда и имя звучало как прозвище. Так, например, в нашей комнате первое время жил любимец группы Вовочка, уже отслуживший к тому времени срочную службу в советской армии. Так мы его и по сей день зовём Вовочка, и каждому понятно, о ком идёт речь. По местным понятиям он должен был проживать на пятом этаже, дед как-никак, но по какой-то причине жил с нами, о чём потом потужил и позже стал ездить из Подмосковья на учёбу каждый день.
Веселым и безалаберным характером отличался Венька Мутный, тоже обиталец нашей комнаты. Это был высокий, худощавый рязанский парень с какой-то не по фигуре маленькой головой, с качающейся из стороны в сторону походкой. Мутный, понятное дело, не фамилия, а прозвище, которое тот постоянно оправдывал, что-нибудь отчебучивая.
Так, например, за всю неделю своего дежурства по комнате он ни разу не убирался, отлынивая под разными предлогами. В последний день дежурства, сдаваясь под нашими угрозами продлить ему это «удовольствие» ещё на неделю с обещанием намять бока, если нашей комнате за плохую уборку поставят неуд. Воле большинства Венька подчинился и долго надраивал полы в комнате, протёр везде, где требовалось. Но без фортеля это мероприятие завершить не смог. Убравшись в последнем углу, Венька докурил сигарету, которая во время всей уборки торчала у него в уголке рта, стал, задумчиво оглядывая убранную только что комнату и…
– Мля! Не могу, чтобы чисто было! – выкрикнул Венька, бросил себе под ноги остаток сигареты, быстро его раздавил, схватил ведро, швабру с тряпкой и выскочил из комнаты.
Что с ним поделаешь? Поржали, потом принимающий дежурство замёл остатки хулиганства.
Первые недели заняться было кроме учёбы нечем, поэтому перед сном обычно лежали и разговаривали. О чём могли разговаривать четыре практически взрослых парня? Правильно, о них, о девушках! О чём бы не начинался разговор, всё к этой теме сводилось. Даже шутка такая ходила:
– Ну, что, мужики, поговорим о политике?
– Да ну её, опять о бабах получится!
И тем не менее, каждый вечер перед сном вновь и вновь возвращались к этой животрепещущей теме. Вовочка был самым старшим и самым опытным. Он сразу предложил обсудить, какой подход нужен к каждой студентке в нашей группе. Потом плавно перетекли к тому, у кого какой опыт в этом деле. И уже скоро каждый из нас получил персональную оценку.
Вовочка приобрёл статус гуру в этом деле, так как имел и теоретическую подготовку, и немалый практический опыт. Морозов был назван практиком, так как имел некоторый практический опыт. Я, человек к тому времени ещё не целованный, но собирающий необходимые советы, которых тогда ни в одном журнале прочитать было нельзя, приобрёл статус теоретика. Венька Мутный, после одного случая обзывался только как ё---рь террорист. А дело было, с его слов, так:
– Мужики, сегодня еду к одной домой, должна дать, – объявил нам однажды после учебного дня Мутный и ближе к вечеру исчез. Заявился под утро, злой и не выспавшийся.
– Мля, мужики, как всё болит!..
– Вень, ты чего, как успехи? – не удержались от расспросов.
– Да всё сразу нормально было, целовались, ласкались. А как до главного, она ни в какую, я и так, и сяк, не даёт! Всю ночь промучился, так и не дала! – поделился обидою Венька.
Так он и приобрёл звание террорист этого дела.
А вскоре объявили приказ об осеннем призыве в армию, и многие наши спортсмены и физорги стали получать повестки.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2016/07/10/1879
Начало:
http://www.proza.ru/2016/04/20/1622