ОДЕССА – МАМА
-Одесса!- закричал проводник, всунув в дверь купе взлохмаченную голову.- Одесса!- побежал он дальше по коридору.
Мы схватились за сумки и выскочили на перрон.
Курортная суета царила на платформах. Сотни черномазых отъезжающих и бледнотелых приезжих орали, суетились, бежали в разных направлениях.
Мы вошли в вокзал. Выпили по баночке незалежной «фанты». Потом бросили по рублику в журчащий посреди зала фонтан, и вышли на привокзальную площадь.
Одесса цвела.
Звенели трамваи. Шуршали на раскалённом асфальте шины троллейбусов и авто. Сапожники чистили приезжим ботинки и рассказывали последние анекдоты. Возле здания бывшей Одесско - Кишинёвской железной дороги толпились цветочницы, чебуречницы и мороженщицы. С Привоза текли бодрые толпы, нагружённые дарами земли и моря.
Мы робко попытались заявить о себе.
-Одесса – мама!- нестройно крикнули мы
Никто не обратил на этот возглас внимания.
-Ах, так!- сказали мы, и решили в дальнейшем держать себя инкогнито.
Путёвок и курсовок у нас с другом не было. Приобретённые до этого путёвки сюда на меня, жену, дочку и сына остались у нас дома. Близких знакомых, к сожалению, тоже не было.
Мечту о гостинице мы задушили в зародыше. Мы представляли, что такое одесские гостиницы во время «сезона».Для того, чтобы вырвать в них номер нужно было быть, по меньшей мере, режиссёром Урсуляком, снявшим тут эпохальную «Ликвидацию» и обещавшим её продолжить. Или на худой конец представиться недавно обнаружившимся внуком Утёсова, а не то и внебрачным сыном Михаила Водяного.
Но одесские администраторы народ битый. Их на мякине не проведёшь. Сыновья лейтенанта Шмидта были выловлены Чекой ещё в двадцатые годы. Поэтому мы отказались от «Лондонской», «Аркадии», «Спартака», «Красной» и даже былого пансионата «Октябрь» на 14-й станции Большого Фонтана.
Нас устраивал вигвам. Нам хотелось на волю. В пампасы!
-Нужна квартира!- громко и непринуждённо заявили мы в два могучих горла.
Это не было гласом вопиющих в пустыне.
На страстный призыв тут же откликнулись жаждущие творить добро. Квартиры находились в разных концах города. Владельцы их хватали нас за штаны и дурными голосами расхваливали свои персональные и коммунальные владения. Владельцы неистовствовали. Особенно горячились те, чьи апартаменты находились за десять километров от моря.
У нас было право выбора. Нас устраивал центр.
Через полчаса привокзальный маклер Панас Лявонович Грець на своей битой «Таврии» доставил нас во двор дома на углу бывших улиц Чкалова и Воровского.
Хозяйка, пожилая дочь булочника с возрождённой Малой Арнаутской, встретила нас во всеоружии.
У неё были гусарские усики и засаленный, расписанный павлинами, халат. Из-под ног её скалила зубы какая-то жирная тварь неизвестной породы. Хозяйка закурила сигарету и потребовала аванс. Мы ретиво выложили затребованные ею паспорта и гривны. Она рассмотрела деньги на свет, пару купюр протянула Грецю, а остальные старательно уложила за пазуху.
-Я схожу до участкового и вас зарегистрирую,- величавым басом пообещала нам она.- А вы, Панасик, если найдётся ещё пара желающих, тоже можете везти. Я уступлю им- таки свою ванну.
-Да, мадам Ида, - поклонился маклер.- Можете надеяться. Мы вам, вы нам!
Приподняв над головой соломенную шляпу, Панас исчез.
Гнусная тварь, выглядывающая из-под табуретки, продолжала порыкивать. Мадам Ида наклонилась и потрепала её по загривку.
-Булка, не сметь!- проникновенно сказала она.- Это уже почти свои…
Славное животное одобрительно взвизгнуло.
Мы шарахнулись в сторону.
-Не бойтесь, он не кусается,- успокоила хозяйка.
Словно в подтверждение её слов, тварь подскочила и вцепилась мне в икру.
Я взвыл. Друг дипломатично сделал вид, что ничего не заметил.
-Хе-хе-хе!- льстиво засмеялся он.- Симпатичный пёсик!
-Он такой болезненный,- причитала мадам, отдирая от меня
злобную нечисть.- Не сердитесь на него.
-Ну, что вы! Разве можно на него сердиться?
-Ну, тогда прошу!..
Она ввела нас в вигвам.
Некогда он именовался чуланом. Здесь стояли старый велосипед, керогаз и корыто. На многочисленных полках пылились банки, склянки и бутыли с наливками и соленьями.
Хозяйка дважды пересчитала имущество и внесла его опись в расходную книгу. Затем указала на раскладушки.
-Располагайтесь!
-В тесноте да не в обиде,- сказал друг, когда мы остались одни.- Ведь это же почти центр. Зверя мы подкормим и сделаем ручным. В детстве мне случалось заниматься дрессировкой животных. Но сейчас – к морю!
Я осмотрел безнадежно загубленные брюки.
-Хе!- крякнул друг.- Разве это штаны? То ли дело у меня! Подлинные техасские!
Он вытащил из рюкзака новенькие синие джинсы с металлическими заклёпками по бокам. Судя по тому, как они стояли и скрипели, «подлинный Техас» располагался где-то в Китае. Во всяком случае, согнуться в коленях друг уже не мог.
Я скромно облачился в шорты.
-Вперёд!- сказал друг, с трудом передвигая ноги, как водолаз под водой.
Я первым выскользнул из чулана. Я не доверял дрессировщицким способностям друга. Я не ошибся.
Прожорливая скотина поджидала нас в передней. Мёртвой хваткой она впилась в бронебойные джинсы друга. Друг взвыл.
А я успел выскочить на лестничную клетку. Защищённый дверью, я вслушивался в доносящиеся из квартиры проклятия. Друг вопил, что я предатель и он ни за что не пошёл бы со мной в разведку. Я потирал руки. Я был удовлетворён.
-Хе-хе-хе!- страстно смеялся я.- Симпатичный пёсик!
Наконец дверь распахнулась. Ожиревший Булка трижды кувыркнулся в воздухе и с воем шлёпнулся на холодный цемент ступенек . Друг выскочил за ним с хозяйской скалкой в руке. Изловчившись, он с чувством огрел зверя по загривку. Потом, словно бы нечаянно, задел меня. Его великолепные панталоны были изрядно изжёваны.
-Сволочи!- надрывался друг.- Людоеды!
Я с трудом успокоил его. Мерзкий пёс скулил где-то под лестницей.
Мы вышли на улицу. Прямо перед нам был вход в некогда Лермонтовский санаторий. Чуть левее трамвайное кольцо, и за ним парк Шевченко.
Счастливые цепочки отдыхающих увлекли нас за собой. Мы прошли через санаторную территорию и, ослеплённые, остановились у обрыва.
Море, как утверждал классик, смеялось. Его сверкающая улыбка тянулась от горизонта до горизонта. Моторные лодки, катера и шаланды бороздили его. Около маяка покачивался большой пассажирский теплоход.
Закусив удила, мы сбежали с обрыва. Бывший пляж «Комсомольский» приветствовал нас. Соседний Лонжерон был переполнен, как трамвай в час пик. Отдыхающие лежали там друга на друге и даже на крышах душевых и спасательной станции.
Мы разделись, взвесились на пляжных весах, и приняли на себя первые лучи незалежного солнца.
Загорелые дочерна девушки под ближним тентом с насмешкой глазели на нас. Это не сближало. Нужно было выправлять положение.
-Да, у нас на Аляске такого не увидишь!- громко сказал я с ярко выраженным луиссвилским акцентом.- Не так ли, Бэр?
Друг был в душе авантюристом. Он понял меня с полуслова.
-Йес!- внушительно подвигав челюстями, подтвердил он.- Оклахома! Калифорния! Техас и в подмётки этому не годятся.
В географии товарищ был силён.
-Надоела Копакабана,- самозабвенно врал я.- Одесса – родина предков!
-Вэри уэлл!- продолжал сипеть друг.
Девушки непроизвольно раскрывали рты. Роковая ошибка выбивала их из колеи.
-Дура ты!- летел к нам их взволнованный шёпот.- Це ж не москали, а оттудова! Маде ин!
-Вери гуд!- продолжал изгаляться друг.
Мы были реабилитированы. Волны распахнули нам свои объятья. Только через полчаса мы вернулись на берег.
Девицы по-прежнему сидели под тентом. Теперь они смотрели на нас с обожанием. Из-за их спин высовывались лохматые юнцы с гитарой и мобильниками.
-Игра стоит свеч!- прошептал друг.- Им не нравятся москали? Ну, что ж… Готовьте подсвечники, сэр!
Я растянулся на песке, насвистывая полузабытый флоридский шлягер «Моя девочка променяла ковбоя на клерка». Я очень старался.
Юнцы побросали мобильники.
-Ты помнишь последний стриптиз мулаток в Кливленде?- возопил друг.- Эти чёртовы бестии до сих пор стоят у меня перед глазами. Мы тогда славно повеселились.
-Ещё бы,- усмехнулся я.- И всё это стоило лишь сорок тыщ долларов!
Юнцы застонали.
Друг поддал жару.
-А тот благотворительный банкет в «Уолдорф - Астории»… Сто первый этаж! Джонька Рокфеллер надрался тогда до не могу…
-Помню!- обрадовался я.- Как тебе понравилась его дочь Пенелопа? Она же всё время строила нам глазки!
-Ооо!- восхитился друг. И шепотом спросил:- У него действительно зовут дочь Пенелопой?
-Откуда я знаю?- так же шёпотом ответил я.- Крути дальше. Жми на туалеты!
-А то её платье за триста тысяч долларов! Особенно этот соболий палантин!
-И пеньюар в бриллиантах, отделанный горностаями!
Теперь тряслись девицы.
-Господи!- летели к нам их истошные вздохи.- Живут же люди!
-Не то, шо наши, там, в ихнем Брайтоне!..
Мы вновь забрались в море. Мы влезли в него прямо в очках. Их тёмные внушительные стёкла придавали нам северо -атлантический вид. Ленивые медузы плавали вокруг подозрительными порциями столового студня. Один нахальный краб взобрался мне на плечо, изображая из себя полуободранный генеральский эполет.
-Подонки,- сказал друг, глядя на томящуюся на берегу братию.- «Маде ин»! Морды им, что ли, набить? Так ведь не поймут…
-Не поймут,- согласился. - Да это им, наверное, не в редкость. Только нам оно ни к чему. В чужой стране, где москали не в почёте… Так что, не парься. Вылезай, и потопали. Нужно где-то перекусить…
…Мы брели по пляжу, чувствуя безнадежно прилипшие к нам чужие взгляды. Взгляды не отставали ни на шаг. Мы миновали парк Шевченко и по Пушкинской поднялись к элитному бару.
Дородный швейцар в расписном жовто-блакитном одеянии возник на пути.
-Куды?- вопросил он.
-Женераль?- удивился друг.- О! Сене же ву при , пончик?
Я последовал его примеру. Взгляды висели в воздухе в пяти метрах от нас. Я хлопнул швейцара по плечу.
-Коломбине! Испаньоло! Вери гуд, Украина! О кей! Гости!- Я ткнул себя пальцем в шорты, затем указал на друга.- Интурист! Оф Америка! Нью-Йорк! Хочешь доллар?
Швейцар попытался изобразить смущение. Швейцар улыбнулся и распахнул дверь.
Юнцы метнулись за нами.
-Ку-у-уды?- шикнул на них швейцар.- А ну, геть видциля! Своих не пущаем!
Юнцы, потоптавшись у входа, побежали обратно.
Через час, выпуская нас, швейцар кланялся и непроизвольно протягивал руку. Он хотел чаевых. Чаевых не было. Разъярённый друг показал ему фигу.
-Кушяй!- сказал он.
Швейцар не обиделся.
«Иньперялисты!- привычно подумал он.- Куражутся, едрить их в кишеню. Шуткуют…»
Всю дорогу до дома мы молчали.
Булка, узрев друга, поджал хвост и кинулся прочь.
Мадам Ида глядела на него с изумлением.
-Булочка, шо с тобой?
Она протянула длань, желая приласкать любимца.
Любимец ляскнул челюстями. Мадам взвыла.
Бледные тени пострадавших когда-либо от мерзкой твари пронеслись перед нами. Они аплодировали. Они были отомщены.
-Сбесился!- причитала хозяйка.- Совсем!
Мы проникли в чулан и упали на раскладушки.
-Слушай!- внезапно приподнялся друг.- Об этом нужно писать!
-Напиши! Твой белокурый олигарх возмущён всем подобным!
-Ты советуешь?
-А то! Кажется, это твоя тема.
-И напишу,- упрямо сказал друг.- Это оживит действие. Думаешь, слабо? Но сначала, как очерк. Я подниму на ноги общественность всего Эсэнгэ! Все СМИ и телеканалы!.. Кстати, я вспомнил, у меня тут раньше в какой-то редакции работал бывший одноклассник. Тарасик Санько. И если мы его найдём, то он нам поможет.
-Ну а как мы найдём?- поинтересовался я.
-Да проще простого. Обзвоним редакции местных газет, и кто-то же что -то наверное выдаст. Мир не без добрых людей. А пока…
Друг полез в свой рюкзак и достал оттуда толстую общую тетрадь.
-А пока буду всматриваться в жизнь! Делать её красивой!
-Только без лозунгов,- предупредил его я.- И поменьше вглядывайся вдаль.
-Не мэтрствуй!- оскорбился друг.- Без тебя знаю. И вообще… я буду творить, а ты? Что будешь делать ты?
-Я?.. Ну- у… мои герои благополучно прибыли в Москву. Я отправляюсь за ними…
* Репортёр Центрального телевидения.*
Чёрные очки. Опечатка в тексте.
Зловещие ассоциации. Прелести родного края.
* «Отдай микрофон!»*
« … Леня Колокольчиков, молодой, подающий надежды репортёр Центрального телевидения очень торопился. Предстоящий п р я м о й репортаж о возвращающейся с Дальнего Востока делегации общества французско- российской дружбы, держал его в крайнем напряжении. Делегация была ответственной, а переводчик, прикреплённый к Лёне, куда-то исчез.
Время поджимало. Рабочий день был расписан по минутам, и поэтому Лёня нервничал.
Додик Цфасман, неженатый уроженец Иванова, чихал на предстоящую суматоху. Он таскал свою камеру по перрону, выбирая для съёмки наилучшие ракурсы и интерьеры.
Любопытные навязчиво заглядывали в объектив. Любопытные мечтали стать участниками грядущего действия. Они незаметно поправляли галстуки и причёски, льстиво улыбаясь Додику и делая вид, будто аппарат их совершенно не интересует.
Додик смотрел на их приготовления сквозь большие чёрные очки. Додик знал своё дело. В кадре не будет ни одной лишней детали, ни одного незапланированного лица. Этому хорошо и долго учили во ВГИКе, а Додик был одним из лучших и старательных его выпускников.
Долгожданный состав почти неслышно подкатил к первой платформе. Третий вагон, в котором должны были находиться французы, выплыл прямо на объектив.
Колокольчиков намётанным взглядом изучил обстановку и пожал плечами. Шли минуты, а долгожданная делегация не появлялась. Почему-то не было видно и встречающих. Проходили военные и штатские, девушки и проводники. Представителей дружественной заграницы не намечалось.
Однако у 13-го вагона творилось нечто непонятное. Жестикулирующая толпа в сопровождении милиции и поездного начальства направлялась к выходу. Впереди, что-то увлечённо объясняя представительному товарищу в штатском, вышагивал обладатель руководящего кителя. Возмущённо хватая его за рукав, и яростно жестикулируя, рядом подпрыгивал Миша Гаргалык.
«Невероятно,- подумал Лёня. Смутная мысль вспышкой молнии мелькнула в мозгу.- Может быть, не третий, а тринадцатый? Опечатка в тексте?..»
Выхватив микрофон, он, не раздумывая, ринулся к толпе.
Запыхавшийся переводчик выскочил откуда-то из-под руки.
-Леонид Николаевич… из посольства звонили…
Лёня не слышал. Вдохновенная физиономия Миши гипнотически притягивала его.
«Истинный француз! Только они умеют столь оживлённо и красочно…»
«Всё смешалось в доме Облонских».
-Делегация?!- подскочив к Мише, полуутвердительно выкрикнул Лёня.
-Разве сам не видишь?- отмахнулся Гаргалык.- Отойди, не мешай!
-Я с телевидения! Мне необходимо интервью!
-Да- а? Тогда очень приятно. Сейчас устроим…
-Студия! Готова?- поинтересовался в микрофон Лёня.- Тогда включаемся!.. Начали! Додик, снимай!
Улыбающаяся физиономия Цыпкина благодарно вплывала в объектив.
-Леонид Николаевич! Делегация задержалась в Ярославле…- вцепился в Лёню переводчик.
Но передача уже шла в эфир.
-…Мы сейчас находимся на перроне Ярославского вокзала, куда только что прибыла делегация, проехавшая по нашей стране от берегов Тихого океана до столицы нашей Родины,- вдохновенно вещал Лёня.
-Не от Тихого океана, а гораздо ближе,- торопливо подсказал ему Цыпкин.
-Как?- растерялся репортёр.
Этот правильный русский говор и явно не галльское румяное лицо неожиданно породили в нём смутные ассоциации.
Товарищ в штатском попытался вмешаться, но Гаргалык увлёк его в сторону, пылко рассказывая о прелестях своего родного края.
Лёня пошёл ва-банк. Протянув микрофон Цыпкину, он спросил:
-Что вы можете сказать о своём приезде в Москву?
Цыпкин преданно взглянул на него.
-Цель нашего приезда заключается в следующем…
И он понёс та-акую ахинею, что у Колокольчикова от ужаса побелели уши.
-Отдай микрофон!- возопил он, и повернулся к оператору.
Помертвевшее лицо Додика трепетало над аппаратом. Камера продолжала работать.
-Кончай!- замахал руками Лёня.
Но было уже поздно…
* Очередь начинающих графоманов.
«Учиться у классиков!»*
Сказки братьев Гримм.
«Бережёного и Бог бережёт!»
*Где доказательства?*
В редакции одной из многочисленных центральных газет готовился очередной убойный номер. В прокуренных комнатах сидели сосредоточенные молодые люди, трудолюбиво листая рукописи и словарно-справочные фолианты. Захлёбывались телефоны. Сотрудники отвечали на звонки, не отрываясь от основного занятия. Из отдела писем ненужную корреспонденцию выносили мешками. В отделе литературы и искусства в робкой очереди сидели начинающие графоманы. Шла очередная пытка литсотрудников.
По коридорам носились хорошенькие секретарши, взъерошенные курьеры, неопытные посетители и выражающиеся литераторы. Среди последних высокомерно блистал Евгений Цицеронский, поэт. Он ходил по отделам, предлагая производственные стихи о долевом строительстве жилищных кооперативов.
Начало стихотворения звучало так:
Что нам стоит дом построить?
Просто будет что-то стоить.
Будем деньги собирать
и квартиру покупать…
Стихи всюду отклонялись. Рецензенты, объясняя отказ рискованностью темы, напоминали автору о его предшественнике из романа «Двенадцать стульев», и призывали искать новые формы и учиться у классиков.
Цицеронский обижался и шёл дальше.
В одном из кабинетов сидели над проектом статьи Пётр Модельный и его руководитель Олег Платонович Бережёный. До недавнего времени Бережёный работал референтом одной из политических партий, но недавно его бросили на прессу.
Бережёный читал. Пётр нетерпеливо ожидал результата. Тут же ждал реакции на свои стихи и сидящий в углу на стуле Цицеронский.
Телевизор в углу бормотал что-то о последних событиях. Плыли по небу облака. Откуда-то снизу доносился шум улицы.
Олег Платонович отложил проект и сжал ладонями виски. В его глазах морскими коньками застыли колючие вопросы.
-Что вы мне предлагаете?- спросил он.- Редакция посылает вас за серьезным материалом, а вы нам подсовываете сказки братьев Гримм! Что это за мероприятие «Ходоки»? С кем согласовано? Под чью ответственность? Поймите, Петя, не наше дело афишировать столь сомнительную самодеятельность. Это дело компетентных органов, и отчёт о нём может появиться лишь в рубрике уголовной хроники.
-Ну, что вы говорите?- возмутился Пётр.
-Не говорю, а настаиваю!- Бережёный достал из стола карамельку и сунул её за щеку.- Наша задача – тонкое и актуальное отражение фактов повседневной действительности. Как живёт наш народ, чем живёт…
-О, как же вы правы!- льстиво поддакнул ему из своего угла Цицеронский.– Вот и всё моё творчество служит именно этому!
-Но это тоже факт!- настаивал Пётр, мельком покосившись на Цицеронского. - Проверенный и несомненный. И никуда его не отбросишь, он существует. Я ехал с этими людьми, беседовал, спорил. В этом именно и проявляется забота простых людей о благе нашей страны! Мы обязаны помочь им поставить дело на широкую политическую платформу. Не зря же, соскочив с поезда, я добрался сюда на военном вертолёте!
От волнения Пётр заговорил высоким штилем Бережёного.
Олег Платонович вздыхал.
-А отвечать кто будет? Я!!! Ведь идейка-то необычная. Стало быть, непроверенная . Ненадёжная! Поэтому увольте, господин Модельный. «Бережёного и Бог бережёт»! Заявляю это, как атеист!
-Аплодирую вам!- захлопал в ладоши Цицеронский.- Вы – великий мыслитель! Вы эрудит!
-Тогда я иду к Главному,- поднялся Пётр и протянул руку за своими заметками.
Бережёный потянул листки к себе.
-Решили, значит, действовать через голову руководства? Проявляете полное непонимание политического момента!
-Причём тут «политическое»? Если вы не хотите поддержать меня и личное благополучие для вас дороже истины…
-Я бы посоветовал…
Олег Платонович встал. Его авторитетное брюшко мягко упёрлось в стол.
-Я хорошо понимаю вас, коллега Модельный. Но где доказательства того, что эта необыкновенная, фантастическая делегация существует? Где?
-Да, да, где?- твёрдо и бескомпромиссно поддержал его Цицеронский.
В это время ненадолго притихший телевизор снова забормотал. И на экране, словно по заказу, появилась восторженная физиономия Цыпкина.
-Вот они!- заорал Пётр.
-Опередили!- оперативно ужаснулся Бережёный.- Что же теперь делать?
-Божественный сюжет!- заломил руки Цицеронский.- Это то, что вам надо? Так вы его получите! Немедленно! Классно! Срочно заказывайте место на первой полосе. Минимум на шестьсот поэтических строк! Вот же как повезло вам со мною! Вот же как повезло!
Резво метнувшись к столу, Цицеронский выхватил у Бережёного ручку и принялся молниеносно изводить бумагу…
*Единственный вопрос.
«Маленькие трагедии» Пушкина.*
Административное цунами. Траурный Шопен.
«Я не переживу!» Бронировочный список.
*Профессиональная тайна.
«Кто «за», поднимите руки!»*
Москвичи народ искушённый. Их трудно чем-нибудь удивить. И всё-таки самодеятельная делегация взбудоражила умы. Через час о прерванной телепередаче говорили повсюду. В метро, в троллейбусах, в трамваях, в магазинах, в банях, в библиотеках люди обращались друг к другу с единственным вопросом:
-Вы слышали?
Многочисленные запросы посыпались в различные инстанции. Надрывались телефоны в МВД и Министерстве культуры, в мэрии, в редакциях газет, и, конечно, на телевидении.
Главный комплекс Останкина захлестнул ураган. Из самых компетентных организаций сыпались громы и молнии. Сотрудники новостных редакций ходили как в воду опущенные. Подчиняясь всеобщему настроению, редакция развлекательных программ вместо шоу Петросяна выпустила в эфир «Маленькие трагедии» Пушкина. Это ещё более наэлектризовало атмосферу.
Наиболее впечатлительные и продвинутые граждане тут же вспомнили дни, когда по всем каналам крутили «Лебединое озеро». Танец маленьких лебедей до сих пор вызывал в их неоднократно ранимых душах предвещания непредсказуемых перемен.
Гроза неслась по коридорам телецентра. Робкие объяснения из нижестоящих кабинетов подавались наверх, а оттуда ещё выше – в апартаменты, застеленные коврами и украшенные телевизорами новейших марок. Когда же величина кабинета и телеэкрана достигла предела, гром грянул заново.
Огромная волна административного цунами обрушилась на этажи, сметая и погребая под своими обломками всё, что попадалось на пути.
В эпицентре урагана находились Колокольчиков и Цфасман. Их швыряло, как щепки по бурным волнам океана, и они уже перестали задумываться над своей судьбой. Оставался ещё один последний решающий кабинет, и траурный Шопен мог фатально оплакать их несбывшиеся надежды.
-Я не вынесу позора,- шептал Додик.- Я не переживу...
-Я тоже,- горько вторил ему Колокольчиков.
…Между тем делегаты, опечаленные неласковым приёмом, носились по Москве на арендованном микроавтобусе от гостиницы к гостинице. Каждый из них в душе переживал свою встречу со столицей. Вздыхал Куртяну. Сурово покряхтывал Охрименко. Пригорюнились Серафима, Тамара и Зоинька. И только неугомонный Гаргалык вертелся в кресле, вдохновенно разглядывая великий город.
Но ни в «Москве», недавно разрушенной и заново возводимой, ни в окрестностях былой, так же снесённой под корень «России», ни в заново открытой бывшей «Украине» ничего подходящего не находилось. О чертогах в «Национале», соседнем «Ритце» и «Балчуге» не стоило даже мечтать.
Наконец, вконец измученные, добравшись до «Вселенной», делегаты решили остановиться. Однако увидев на стойках банальные объявления «Мест нет», они пригласили на беседу администратора. Коротко объяснив ему цель своего приезда, они попросили предоставить им кров.
При слове «делегация» вальяжный и нагловатый администратор стал корректным, как дипломат.
-По какому ведомству?- спросил он, просматривая специальный «бронировочный» список.
Делегации в списке не оказалось.
-Ничем не могу помочь,- вновь посуровел администратор, возвращая паспорта их печальным владельцам.- Заходите через недельку, может, что-нибудь придумаем. А сейчас же ведь лето, наплыв иностранцев, да и своих россиян из всех регионов… Так что, увы, увы!
Наступал вечер. На улицах засветились фонари.
-Я так измучилась,- пожаловалась Тамара.
-И поесть бы не мешало,- солидарно вздохнули Тиммонен, Буратаев и Чуб.- Что же теперь делать?
Мрак и туман окутывали души ходоков.
А рядом монотонно гудели лифты. По лестницам и коридорам сновали горничные, полотёры, командированные, интуристы. В холлах же в креслах, на диванах и чемоданах сидели такие же неудачники, как и цыпкинцы, тщетно ожидающие свободных мест.
-Может, к дочери моей поедем?- нерешительно предложил Охрименко.- Правда, квартирка у неё небольшая, но как-нибудь разместимся.
-Спасибо, Никифор Кириллович,- грустно сказал Цыпкин.- Только это не выход. Нам нужная резиденция, мы должны получить её…
-Тогда придётся попробовать мне,- молодецки расправил плечи Миша.- Может и получится…
-А что вы хотите делать?- оживились делегаты.
-Да ничего особенного. Небольшой ход конём! Раз нет иного выхода… я сейчас…
Через несколько мгновений в кабинете администратора закричал телефон.
-Да, да,- поднял трубку администратор.
-С вами говорят из приёмной… товарища Главного,- зазвенел в трубке серебряный девичий голосок.- Одну минуточку… с вами будет говорить сам!..
Лысина администратора непроизвольно покрылась бисером пота. Ему захотелось подняться и вытянуться по швам.
Трубка молчала. Лишь откуда-то издалека доносились обрывки начальственного разноса:
-…немедленно… куда смотрят министерства?.. Опять эти коммунальщики?.. доложите мне лично…»
Администратор не дышал. Богатое воображение подсказывало ему нереальную картину. С ним по прямому проводу будет беседовать сам ТОВАРИЩ…о!.. о!.. о!..
В трубке что-то щёлкнуло, заскрежетало.
-Ну, кто тут у телефона?- раздался властный раздражённый бас.- Надеюсь, вы меня узнали?
-Так точно!- привскочил со стула администратор, уверенный, что неоднократно слышал этот голос по радио и не раз видел его обладателя по телевизору.- Так точно! Конечно, конечно…
- Похвально!- приободрила его трубка.- Теперь слушайте и запоминайте. К нам прибыла весьма засекреченная народная делегация для встречи в верхах. Однако афиширование её крайне нежелательно. Поэтому, во избежание ненужных слухов, они временно поживут в вашей гостинице. Немедленно предоставьте им благоустроенные номера! Об исполнении доложите лично!
-Слушаюсь! Будет сделано!- захлёбываясь от служебного рвения, заверил администратор.- Только мне бы… фамилии … мм, господ… товарищей… чтобы ошибочки не вышло…
-Дадим… срочно мне список!.. Итак, записывайте… Цыпкин, Гаргалык, Охрименко, Куртяну, Арсеньева и другие. Старший Цыпкин, он вам всё объяснит. Приступайте!
-Слушаюсь!
Администратор осторожно положил трубку.
«Какое счастье, что я постоянно сохраняю личный неприкосновенный резерв!»- благостно подумал он и выскочил из кабинета…
Через полчаса восприявшие духом ходоки обживали уютные номера с видами на ближайшие окрестности Москвы.
Миша был в центре внимания.
-Как вам это удалось?- расспрашивали его девушки, ухаживая за ним, как за именинником.
Миша смущённо опускал глаза.
-Это маленькая профессиональная тайна. Не надо, чтобы она омрачала вашу радость. Ведь всё идёт так хорошо!
Перед тем как спуститься в ресторан, Цыпкин собрал делегатов у себя.
-Нам нужно поговорить.- Он поерошил волосы, нахмурился.- Мы были слишком наивны, смотрели на поездку розовыми глазами. Особенно это относится ко мне. Конечно, во многом виноват и автор, придумавший всё это, но я с себя вины не снимаю. Всё оказалось гораздо сложнее, чем мы думали и обещали. Дорожные неприятности – только начало. Их ещё немало будет у нас впереди. Но я верю в успех и не отступлю от своего намерения. Вас же всех прошу подумать. Между прочим, любой из вас, пожелавший выйти из делегации, останется для меня товарищем, даже если оставит нас в самый решающий момент…
Молчание длилось долго. Наконец заговорил Охрименко.
-Зря ты затеял этот разговор, Николай. Все мы знали, на что идём, не маленькие. И автор здесь не причём. Он теперь всецело зависит от нас. Однако разговор не об этом…
-Слушайте!- неожиданно закипятился Миша.- Сколько можно рассуждать? Не надо дебатов! Делегация… декларация… Всё это очень интересно. Но только после ужина! Так что закрываем заседание. Николай Иванович, да? Тогда кто «за», поднимите руки!.. Та-ак… единогласно!
-Спасибо, друзья,- растроганно сказал Цыпкин, и почему-то отвернулся к окну…
*Заменитель орангутанга.
Место на Даниловском рынке.*
*Потрясающее благородство.
«Москва такая большая…»*
В половине седьмого вечера Колокольчиков и Цфасман появились в приёмной самого ответственного начальника.
-Нас вызвали,- робко обратились они к секретарше. -Колокольчиков и Цфасман… по поводу ходоков…
Ага!- нехорошим фальцетом воскликнула секретарша, сдвинув на кончик носа пенсне.- Это вы? Сейчас доложу…
Подозрительно оглядев парней, она спрятала лежащие на столе бумаги, и, прихватив с собой ридикюль, скрылась в кабинете.
-Дожили!- порочно усмехнулся Додик.- Нас уже принимают за жуликов.
-Глядя на тебя, я сделал бы то же самое.
-Замолчи, умник! Ты своё слово сказал. «Молодой, подающий надежды…» Будешь теперь утиль принимать на Даниловском рынке. А я выкручусь. Я не причём!
-Меня подвела интуиция,- вздохнул Лёня.- Я принял Гаргалыка за одного из французов. Если выгонят, пойду работать в Зоопарк.
-Станешь по выходным заменять орангутанга. а в остальное время катать детей на верблюдах и осликах… А куда денусь я? Ты об этом подумал?
-А ты займёшь моё место на Даниловском рынке. Будешь принимать вторсырьё и стеклотару по строго разработанной таксе.
-Негодяй!
-Мы переходим на личности. А я очень впечатлительный. У меня третий разряд по боксу.
«Это таки да»,- подумал Додик, и пересел на соседний стул.
Секретарша появилась в дверях.
-Вас ждут.
Додик вскочил и уступил Лёне право первым подняться на эшафот. Лёня галантно поблагодарил его и храбро вошёл в чистилище.
Они застыли у порога, понурив головы, и сидящие за столом несколько важных и ответственных деятелей с интересом разглядывали их.
Наконец самый главный сделал приглашающий жест.
-Присаживайтесь!
Короли репортажа обессилено грохнулись в кресла. Сказывались безумные треволнения и предчувствие экзекуции.
Наступила тишина. Только монотонно гудел в углу огромный вентилятор, навевая прохладу, да медленно и громко отсчитывали время стоящие в противоположном углу старинные напольные часы.
-Ну-с, рассказывайте, как вы дошли до жизни такой,- повелел предводитель ареопага, обращаясь к Цфасману.- Начнём хотя бы с вас…
Додик встал и торжественно заявил, что он не причём.
-Хотя, чего там,- вдруг махнул он рукой.- Оба виноваты, обоих и судите.
Лёня вскинул голову и недоверчиво взглянул на него. Глаза их встретились.
«Не горюй, старина!- подмигнув ему, мысленно воскликнул Додик.- Будем по очереди заменять отдыхающих орангутангов!»
-Нет!- запротестовал Лёня, мужественно возлагая ответственность на себя.- Цфасман действительно не виноват. Передачу вёл я. Я допустил ляп… Правда, меня предупреждали, но я не понял, так как уже был на связи со студией. Поэтому прошу принять меры только ко мне, а Цфасмана в это дело не впутывать.
-Потрясающее благородство!- засмеялся предводитель.- Хотя, признаться, иного я от вас и не ожидал. Ну, ладно… Счастлив ваш бог, молодые люди! Дело в том, что эта необдуманная… передача… заинтересовала некоторые вышестоящие органы. Ситуация признана необычной, но заслуживающей внимания. Решено поближе познакомиться с ходоками. И по возможности помочь им.Но для начала нам поручено взять у них интервью. Подробное и деловое. Ну а поскольку вы – первооткрыватели, то вам, как говорится, и карты в руки. Видеозапись должна быть сделана сегодня же. Надеюсь, вы это понимаете. Вопросы есть?
-Один!- страстно выдохнул вернувшийся из небытия Додик.- Где мы будем их искать? Москва такая больша-а-ая!..»